– Гарик уже покушал, – сказал Прилепов, непринужденно орудуя ножом и вилкой.
– Я очень рад за него, – саркастически хмыкнул я.
Давид Юльевич сделал вид, что не заметил этого.
– Он сейчас отдыхает с дороги.
– Вы сами не знаете, чем он занимается. Может, он сейчас точит топор.
– Я знаю, в чем его обвиняют. Но не уверен, что он мог убить человека… Да, у него есть отклонения, но это совсем не значит, что он мог убить человека.
– Он убил не одного человека, он убил троих… Может, вы позволите мне поговорить с ним на эту тему?
– Нет, я сам поговорю с ним. Но сначала я должен выслушать вас, а потом поговорить с ним. Поверьте, мне он соврать не сможет.
– Ну-ну…
Я совершенно был уверен в том, что убийство Ирины Сухновой и Константина Северьянова – дело рук Гарика. И эта убежденность позволила мне в доказательном ключе изложить и систематизировать известные мне факты, уличающие убийцу. И про историю с Ариной я ему рассказал, и про смерть Юрия Тырчанова, и о том, что нашли в квартире Паши Коркина.
– Что ж, все это интересно. – Прилепов в раздумье помял кончик носа. – Хотя в это невозможно поверить. Но я поговорю с Гариком и постараюсь все выяснить… Да, кстати, вы неправильно поняли Юру. Чаган – это, конечно, поселок, но не только. Чаган – это еще и озеро, в честь реки Чаганки… Пойдемте, покажу.
Отставив недопитую кружечку с кофе, он поднялся из-за стола и увлек меня за собой в соседнюю комнатку, откуда тянулась вверх не очень удобная винтовая лестница. По ней мы забрались на самую вершину смотровой башни. Отсюда открылся вид на чашеобразное озеро Чаган, или Атом-Куль, как называли его местные жители. Внешне оно мало чем отличалось от обычных озер, разве что вода в нем была черная, и флора оплавленно-скалистых берегов, бруствером окружающих эту гигантскую воронку, казалась мне чрезвычайно бедной.
– Памятник ушедшей эпохи, – с ностальгическими нотками в голосе сказал Прилепов.
– Изуверской эпохи, – уточнил я, представляя, как над этими местами когда-то поднимался ядерный гриб.
– Прежде всего, великой эпохи, – покачал головой Давид Юльевич. – Эпоха научно-технического прорыва, эпоха великих свершений. Эпоха, когда всерьез разрабатывались гигантские самолеты, корабли, даже звездолеты на взрывных ядерных двигателях. Атомные озера могли решить проблему воды в засушливых районах…
– Интересная логика – сначала убить людей, а потом их напоить.
– Почему убить? – не согласился со мной Прилепов. – Поверьте, наши ученые гораздо больше думали о людях, чем американские выскочки. Кстати, первый такой промышленный взрыв произошел в Неваде. Но наши ученые превзошли американцев, и в первую очередь по части экологии. Девяносто четыре процента чистоты против семидесяти американских, такая вот арифметика. Существуют реакции термоядерного синтеза, которые не дают радиоактивных продуктов; так вот, девяносто четыре процента энергии взрыва давали именно такие реакции. До полной чистоты мы не дотянули, всего шесть процентов. Американцам о таком оставалось только мечтать…
– И все равно бесчеловечно.
– Наука требует жертв… Да и не так все страшно, как думается. Сорок лет прошло после взрыва, и ничего, вот, я дом здесь построил, живу, как видите, на радиацию не жалуюсь.
– Не жалуетесь, потому что такой терпеливый или потому что ее нет?
– Ну почему же, в некоторых местах она в триста раз превышает естественный фон. Но мой дом стоит в хорошем месте.
– Да, место отличное. Только такой авантюрист, как я, мог сюда сунуться… Безопасное место, да, Давид Юльевич, никто не тревожит?
– А зачем меня тревожить? – пристально посмотрел на меня Прилепов. – Врагов у меня нет, закон я не нарушаю.
– А радиоактивные отходы?
– Ах, вот оно что!.. Думаете, я имею к этому отношение?.. Да, имею отношение, но скорее, отрицательное, чем положительное. Мне совсем не нравится, что мою землю захламляют опасными отбросами… Мою землю, я не оговорился. Это моя земля, потому что я люблю эту землю, живу на ней. И поверьте, это не пустые слова. Поэтому я не хотел, чтобы это безобразие продолжалось… Знаете, куда пытались сбросить отходы в прошлый раз? Если бы не мы, бочки с отработанным топливом сбросили бы в озеро. Как такое можно терпеть?..
– Хотите сказать, что это вы дали наводку в комитет?
– Ничего я не хочу сказать, – мотнул головой Прилепов. – Как-никак, задеты интересы влиятельных людей. Может, я их и не боюсь, но признания от меня не ждите.
– Чем же вы тогда занимаетесь, если не боитесь влиятельных людей?
– Живу… Просто живу…
– Здесь у вас роскошный дом, в Запалихе особняк…
– Есть еще дом в окрестностях Санкт-Петербурга. Там живет моя дочь. У нее семья, дети и совершенно обособленная от меня жизнь. Но я Тамару очень люблю… Но Гарика люблю еще больше…
– И его жизнь у вас на виду.
– Выходит, что да… Я хотел, чтобы он жил самостоятельной жизнью. Сначала построил ему дом под Новосибирском, потом в Запалихе…
– А что он натворил в Новосибирске? – как истинный оперативник, отреагировал я.
– В Новосибирске?!. – встрепенулся Прилепов, как человек, уличенный в какой-то проказе. – Ничего…
– А может, все-таки что-то? Сначала натворил бед в Новосибирске, затем в Запалихе.
Я не стал говорить, что можно поднять статистику по преступности в Новосибирской области, выявить преступления, в которых фигурируют проломленные топором головы, привязать к ним Гарика Прилепова. Но глупо рычать на медведя в его же берлоге.
– Не знаю ничего, – раздосадованно, как показалось мне, покачал головой Давид Юльевич.
– А мне кажется, знаете…
Я снова обратил свой взгляд на виднеющееся вдали озеро. Все-таки я не совсем псих, что сунулся в эти места. Сама судьба была возмущена жестокостью, с какой Гарик убивал своих жертв, поэтому она и привела меня к дому его отца. Только вот чувство радости терялось в ощущении собственной беспомощности. Причастен Давид Юльевич к захоронению ядерных отходов или нет, но человек он сам по себе влиятельный. И пусть при нем всего лишь два вооруженных охранника, но, даже обезвредив их и захватив Гарика, я не смогу добраться с ним до мест обетованных. Меня перехватят в степи, а потом утопят в радиоактивных водах Атом-Куля.
– Вы знали, что Гарик набедокурил. Поэтому прислали за ним Серегу и Юру. Они должны были увезти его к вам, сюда. Мне Надежда Викторовна так сказала.
– Надежда Викторовна хорошая женщина. Но дура, – жестко отчеканил Прилепов.
– Гарик убил Ирину, думая, что это Арина. А осознав свою ошибку, отправился обратно в Черногайск, чтобы наказать Костю. Серега и Тырчанов отправились за ним, но найти не смогли. Зато я нашел их… Вы, Давид Юльевич, поговорите с Гариком, а мне бы поговорить с Серегой, хочу задать ему ряд вопросов…
Прилепов не отзывался. И вскоре я понял, почему. Обернувшись, я увидел, что в маленьком помещении башни никого нет. Звук собственного голоса помешал мне услышать щелчок, с которым он закрыл дверь снаружи.
А дверь была из цельного дерева, крепкая. Ее, конечно, можно было сломать – при большом желании. Но буйствовать я не стал, хотя и обозленно сжал кулаки. Увы, я находился в таком положении, когда ярость могла свидетельствовать только о моем бессилии, а мне не хотелось казаться слабым.
По той же причине я не пытался вылезти в окно, чтобы затем спуститься вниз на крышу. Да и веревки у меня не было.
Окна, к счастью, открывались, иначе возникла бы опасность спечься в полуденной жаре под раскаленной крышей. Сев на высокий табурет, я сложил руки на подоконнике, как на барной стойке, и уронил на них голову. Увы, но я не знал, что делать дальше, кроме как идти напролом. Мне нужны были Гарик и Серега, и я должен был что-то предпринять, чтобы задержать их и вывезти в Россию.
Сначала это казалось мне невозможным. Но чем выше поднималось солнце, тем сильней напекало мне голову, и жиже становилось ощущение реальности. Рано или поздно за мной придут – воды принести, еды, тогда все будет зависеть от моей решительности. Обезвредить одного охранника, захватить оружие, нейтрализовать другого… Не знаю, в какой последовательности я столкнусь с Серегой, но убивать его я не стану. Хотя, кто его знает… Может, Серегу придется списать в расход, но Гарика я должен захватить живым. Я должен доставить его в Черногайск. С Давидом Юльевичем я что-нибудь придумаю, свяжу его, закрою в какой-нибудь комнате вместе с Ольгой. А потом воспользуюсь его машиной и уеду отсюда вместе с Гариком. По дороге свяжусь с Черепановым, и он организует мне встречу на границе, чтобы провезти через нее преступника…
От этих смелых мыслей меня отвлек шум мотора. Я глянул вниз и увидел въезжающий во двор джип «Ленд Ровер», из которого вышли трое с автоматами. С высоты я не мог рассмотреть этих парней, но уловил, что все они весьма крепкие на вид. И еще мне показалось, что лица у них всех неестественно белые, как будто их кожа только сегодня узнала о существовании солнечных лучей. Может, альбиносы… А, возможно, их бледность мне всего лишь привиделась. Все-таки высота, и сознание беспокойное…
От этих смелых мыслей меня отвлек шум мотора. Я глянул вниз и увидел въезжающий во двор джип «Ленд Ровер», из которого вышли трое с автоматами. С высоты я не мог рассмотреть этих парней, но уловил, что все они весьма крепкие на вид. И еще мне показалось, что лица у них всех неестественно белые, как будто их кожа только сегодня узнала о существовании солнечных лучей. Может, альбиносы… А, возможно, их бледность мне всего лишь привиделась. Все-таки высота, и сознание беспокойное…
Солнце поднялось в зенит, и крыша башни нагревалась все сильней. И вскоре я снова всерьез окучивал прежние свои планы с поправкой на три человека охраны. Я тешил себя иллюзиями до самого вечера, пока солнце не поклонилось горизонту. Только тогда открылась дверь, и на пороге появилась Ольга.
Я мысленно и с сарказмом в душе поздравил Прилепова с удачным ходом. Пришли он ко мне охранников, я бы волком набросился на них. И ему бы тоже досталось, если бы он сунулся сюда сам. Но Давид Юльевич прислал ко мне свою экономку и, похоже, любимую женщину по совместительству.
– Что-то не так? – спросила женщина, настороженно всматриваясь в меня.
– Да нет, все так. Хотелось бы спросить у Давида Юльевича, как он догадался, что мне захотелось остаться в этой башне до самого вечера.
– Он зовет вас к себе, можете сами спросить у него об этом.
Она повернулась ко мне спиной и кивком головы показала, чтобы я следовал за ней.
– Ольга… – начал я и замолчал в ожидании, когда она добавит к произнесенному имени свое отчество.
Но женщина не отозвалась, тогда я продолжил:
– Ольга, вы давно работаете у Давида Юльевича?
Она снова промолчала, на этот раз искусно изображая озабоченность тем, что лестница слишком для нее крута, и она боится, как бы не упасть.
– А Надежда как долго работала на него?
Ольга не ответила, но по тому, как она вздрогнула, я догадался, что задел ее за живое.
Насколько я понимал, Гарику было за тридцать, значит, мать его умерла очень давно. Давиду Юльевичу было тогда, ну, может, чуть больше двадцати. Не мог же он все это время обходиться без женщины. Может, любовниц как перчатки менял, а может, жил с ними подолгу. Возможно, и женой обзавелся… Надежда Викторовна точно не была его женой, во всяком случае, официальной. Но, может быть, она жила с ним здесь, пока не надоела и не отправилась в почетную ссылку в Запалиху, в дом, который Прилепов построил для своего сына, а, может, и для нее тоже. Теперь вот у него роман с Ольгой…
В принципе, мне было все равно, какие отношения у Прилепова со своей экономкой. Просто мне нужно было расшевелить женщину, сыграть на обнаженном нерве, как на струне.
– У них был роман? – продолжал давить я.
– Не ваше дело! – показала свою слабину Ольга.
– И где сейчас Надежда?
– Вы это знаете лучше меня!
Женщина остановилась, резко повернулась ко мне. В ее глазах я видел осуждение, но вместе с тем и откровенный интерес.
– Да, она умерла у меня на глазах, – окрыленный маленьким успехом, наседал я. – Она отравилась. А почему? Думаете, из преданности Прилепову? Нет. Дело в том, что она очень серьезно болела. Неизлечимо болела. И страдала от сильных болей. А всему виной радиация… Вы тоже можете заболеть.
– Зачем вы это мне говорите?
– Не знаю, – соврал я.
На самом деле я отдавал себе отчет в своих действиях. Мне нужно было расшатать в женщине веру в своего хозяина, склонить ее на свою сторону. Прилепов использовал Ольгу, не особо заботясь о ее здоровье, и она должна была проникнуться этой мыслью. Как и той, что, если она умрет, то на ее месте появится новая пассия… Не думаю, что в случае успеха, Ольга могла стать моей союзницей. Но она могла помочь мне, например, вывести из игры Прилепова, тогда мне легче было бы добраться до его сына.
Можно было сказать, что я намерен спасти ее, увезти отсюда. Но тогда она точно донесет о нашем разговоре своему боссу. А если я ограничусь намеками, она задумается и, возможно, утаит свои опасения от Прилепова. А если вдруг и сообщит ему, то упрекнуть меня будет не в чем. Что я такого сказал? Всего лишь предупредил, что может случиться с ней, если она и дальше будет оставаться здесь, в зоне чрезвычайной радиационной опасности.
– Не знаете – не говорите! – нервно отсекла она.
Я поднял руки в знак смирения, но она не увидела этого, потому что повернулась ко мне спиной.
По лестнице мы спустились в комнату, из которой вышли прямо в столовую.
Ольга пугливо вздрогнула, увидев сидевшего за столом Гарика. Но быстро взяла себя в руки, подняла голову, чтобы подчеркнуть свою независимость.
Парень сидел перед пустой тарелкой, в правой руке держал нож, в левой – вилку. То ли он знаком был с правилами этикета, то ли собирался ударить Ольгу ножом с правой, более сильной руки. Возможно, он собирался убить ее, а потом разделать ножом и вилкой по всем правилам застольной науки. Так или нет, но смотрел он на нее с аппетитом волка, собравшегося наброситься на мать ягненка.
– Ты плохо готовишь! – выпалил он. – Ты плохая!
Зверский блеск в его глазах вдруг исчез, уступив место слезам. Разрыдавшись, как маленький мальчик, он бросил на тарелку нож и вилку, порывисто вскочил и, размазывая руками слезы, убежал. Эх, догнать бы его, взять под белы в кровушке рученьки, да в машину, чтобы затем гнать без остановок до самой границы. Но нельзя – остановят. Тот же Серега где-то рядом, да еще и подкрепление прибыло.
– Не любит он вас, Ольга, – заметил я.
– А это не ваше дело! – зло посмотрела на меня женщина.
– Я бы на вашем месте бежал отсюда.
– Не лезьте не в свои дела!
Со слезами на глазах она взяла в руки половинки разбившейся тарелки. Немного постояла и с силой швырнула их об стол.
– Все правильно, надо дать волю своим чувствам! – подзадорил я Ольгу.
– Уйметесь вы, наконец, или нет? – воскликнула она уже без злобы, но с отчаянием, адресованным, впрочем, не ко мне.
Ее злило, что Гарик не воспринимает ее как экономку. А, может, его бесило, что отец живет с ней, как с женой. Если, конечно, отношения между ними зашли так далеко.
Ход моих мыслей нарушил Давид Юльевич, он вошел в столовую и, увидев, что женщина плачет, скромно, но с чувством обнял ее. А на меня устремил гневный взгляд.
– Что вы себе позволяете?
– Это не я. Это ваш сын. Кажется, он очень зол на вашу женщину.
– Это не ваше дело, – сказал Прилепов и досадливо закусил губу.
Похоже, он и сам знал о конфликте между сыном и экономкой… Кстати, он даже не попытался возразить, когда я назвал Ольгу его женщиной. Значит, это действительно так и Гарик неспроста точит на нее зуб. Или даже топор…
– Он и на Арину был зол, – вспомнил я. – Правда, досталось Ирине… Ольга, у вас есть сестра-близнец? Если нет, то Гарик вас ни с кем не перепутает.
– Хватит! – осадил меня Прилепов.
И движением руки показал Ольге, чтобы она оставила нас вдвоем. Женщина послушно кивнула и вышла из кухни.
– Соображаете, что говорите? – набросился на меня Давид Юльевич.
– А что я такое сказал?
Учуяв запах добычи, охотничий пес принимает стойку, чтобы затем броситься по следу и атаковать. Я же изобразил саму невинность. Но только для того, чтобы не вспугнуть жертву.
– Так ведь и до смерти ее можно напугать. А вдруг Ольга поверит, что Гарик правда захочет ее убить?
– Если я это сказал, извините… А разве я это говорил?
– Вы дали ей понять. Провели аналогию с Ириной и Ариной. И про сестру спросили…
– Ну да, ну да, она может решить, что Гарик и ее зарубит.
– Вот именно. А Ольга – натура впечатлительная.
– Да, но это вам не помешало рассказать ей, что произошло с Ириной.
– Я ей этого не рассказывал, – уличенно встрепенулся Прилепов.
– Значит, это рассказал ей Гарик.
– Вы в своем уме?
– Я-то в своем, а вот вы, Давид Юльевич, за собой не следите. Сами дали мне понять, что Ольга знает об убийствах, совершенных вашим сыном. И вы, конечно же, в курсе…
С досады у Прилепова побелели губы и задрожал подбородок. Он смотрел на меня свирепо, но вместе с тем беспомощно. Понял уже, какую оплошность допустил.
– Я бы на вашем месте не спускал с Ольги глаз. Вы здесь, а она там, – с мрачной насмешкой махнул я рукой в сторону, где скрылась Ольга. – И Гарик где-то рядом, с топором.
– Вы точно псих!
Но психанул сам Прилепов. И встревоженной птицей метнулся вслед за Ольгой. Не будь дураком, я отправился за ним.
Комната, где жила Ольга, находилась на первом этаже, попасть в нее можно было прямо из холла. Давид Юльевич с ходу, не останавливаясь, открыл дверь и вошел в комнату Ольги, но тут же повернул назад. Видимо, Ольги там не было.
Обо мне он, казалось, уже забыл. Или, как минимум, упустил из виду. Но если бы я попался ему на глаза, он мог бы погнать меня обратно на кухню или даже силой посадить под замок. Поэтому я и благоразумно отступил назад, в арочный проем, спрятавшись за примыкающей к нему стенкой.