— Если попросили, значит придержим, — согласился Боб, — какой базар.
— Значит, так… Далее… Продолжение следует. Я ей первую. Вторую. Третью. Ей бы хны — все нипочем.
— Она уже четверых до тебя обслужила, с нее хватило выше крыши. — промычал Боб, прислушиваясь через закрытую дверь к тому, что творится в соседней комнате.
— Что, тишина? — поинтересовался Майкл.
— Да, похоже о чем-то думает, или что-то замышляет, а может спит.
— Конечно, сейчас ему вряд ли до сна, — возразил Крыс, одевая олимпийку, мы уходим. До вечера. Схожу перекушу.
— Пока — откликнулся Заяц. Как только за товарищами закрылась дверь, он с прежним жаром продолжал:
— Вот стою и думаю, если я не первый и все мои ласки ей до фени, значит, нужно изобрести что-то новое, необычное. И чтобы обоим понравилось. И нашел же — я ей так…
— Поняли — промямлил Боб, поглядывая на оттопыренную розовенькую попку, не дураки. Были бы дураки — не поняли. Значит, я опять остался ни с чем, — он тяжело вздохнул, — Ну, ничего, время прийдет, я тебе еще припомню, Заяц, будет и на нашей улице праздник. Парни ехидно рассмеялись злобно скаля зубы.
— Ладно, о девочках поговорим потом, — произнес Майкл, поглаживая рукой полные груди лежащей на столе девушки. — Сначала о делах… Как холмики, прикоснулся он к набухшим соскам — Девушки как шахматы, — делаешь ход, и не знаешь заранее, как закончится игра. Вслушиваясь в равномерное дыхание спящей Наташи, настороженно произнес:
— Больно уж долго она спит, не кажется ли вам?
— Нет, не кажется, — усмехнулся Заяц, вытаскивая из кармана коробку димедрола — мы ее колесами накачали до упора. Вот после этого она и давит на сон, как под наркозом.
— Молодцы, — похвалил Майкл за находчивость, — а то, не дай Бог, отец услышит голос своей «умершей» дочери, — Вот вышел бы конфуз. Они, втроем, громко рассмеялись, разглядывая похотливыми взорами совершенное тело девушки.
— А, в общем-то, картина обрисовалась такая, — Он поверил во все, что я ему наплел, — И в смерть дочери тоже, — добавил Боб, — даже с излишком. Майкл улыбнулся и, потирая руки, произнес:
— Ничего, это полезно. Тем более для него, а то, скотина, зажировался. А ты, Заяц, головастый, я бы ни за что не додумался снять с ключа от сейфа слепок! А ночью выкрасть все деньги, а не получать свои десять процентов.
— Я тоже — согласился с утверждением Боб — у меня хватило бы только ума на то чтобы вынести ночью деньги в рюкзаке, не больше.
— Не скромничай, ведь ты тоже внес свой вклад в наш общий план, раздобыл где-то информацию о дочери этого лоха.
— Которую ты использовал по полной программе — отмахнулся Боб.
— Как будем дербанить деньги? — Заяц вытащил на стол рюкзак, до отказа забитый долларами. — В нем два с половиной миллиона — произнес он, развязывая шнурок, — нас работало трое.
— Наверное, в долю возьмем и пацанов — предложил Майкл, — как никак, вместе работаем.
— Тем более денег нет ни у кого. Значит, договорились, делим на четыре части. Так… двести пятьдесят, разделить на четыре — Заяц призадумался, получается шестьдесят тысяч каждому на руки и десять отложим на черный день.
— В неприкасаемый запас — Майкл отсчитал нужную сумму и отложил ее на край стола, после чего разбил деньги на равные части и поделил их между друзьями. Теперь мы богаты!
— Ух ты! — восторгался Боб, разглядывая толстый пресс «зелени», — у меня никогда в жизни так много не было. — Новенькие хрустящие сто долларовые купюры, плотно забитые в пачки, радовали взгляд. Глаза парня хищно заблестели, — Теперь можно купить все что захочешь и даже больше.
— Не зря для нас Петруха постарался, хорошая вышла реклама, не прогораемая. Вот и верь теперь русским бизнесменам, зарубежные инвесторы деньги-то дали, а вернуть уже не смогут. По одной только причине — деньги у него выкрали. А значит ему не навариться и не вернуть долг, который тяжким грузом повиснет на нем. А, если у него будет долг, значит, он будет больше работать, и больше будет зарабатывать, отсюда следует вывод: чтобы вернуть долг, он пойдет на самые рискованные сделки. И этим мы сильнее привяжем его к себе. Он головастый — с ним можно заработать кучу денег. Нам такие люди нужны. А, самое главное, чтобы на нас не вышли, когда отпустим коммерсанта и обнаружат кражу. Так, — первым делом он прибежал к нам, — обдумывал сложившуюся ситуацию Майкл, — это хорошо… Менты еще не знают об ограблении, а, значит, мы вовремя сможем припрятать наши денежки, пока не уляжется вся эта история. Во-вторых, мы работали в перчатках, и в комнате отсутствуют наши пальчики, которых, с избытком, хватает в МУРе. Сработали, чисто, без свидетелей
— Даже, если бы они и были, я бы за такие деньги не задумываясь завалил их всех — произнес Заяц, — И я тоже, — согласился Майкл. — Но трупы нежелательны. С ними больше хлопот, менты копаются досконально, и могут выйти на слабый след, который приведет их к нам. Только дураки говорят, что в милиции служат ослы. Но у нас все чисто. Основной аргумент — то, что ключи были только у директора, а, значит, основное подозрение падет на него, ведь сейф открыт ключом, а не вскрыт. Врубаетесь?… Нам не чего бояться — у нас только плюсы.
— А что будем делать с лохом? — поинтересовался Заяц, — ведь он думает, что дочь его мертва. И, тем более, мы ее при нем изнасиловали. Вдруг заявит?
— Ерунда, — отмахнулся Майкл, его глаза злобно заблестели. — Будет ему на будущее урок. В милицию он вряд ли ломанется, предупредим, что потом пожалеет об этом, — второй раз живой дочь не оставим. Да еще предложим свою помощь, скажем, что отмажем от возврата денег. А там как получится. Утром вернем ему дочь и отправим их домой. Увидев дочь живой, обрадуется до чертиков, да еще за это будет нам ноги целовать до конца жизни.
— Это точно, — подтвердил Заяц, представляя радостный миг встречи отца с «умершей» дочерью. — А чем займемся до вечера?
— А ни чем. — Майкл подошел к Наташе и раздвинув острые девичьи колени, покачивая тазом, проимитировал проникновение. Мы сейчас займемся сексом, а потом, — он снял брюки, — а потом, мы еще что-нибудь придумаем.
— Я с тобой полностью согласен, — произнес Боб, и, склонясь, поцеловал девушку в алые губы. — Сладка, как мед.
— А то, — подтвердил Заяц, — они еще нежны. Да и вообще — девочка высший класс.
— Точно, точно… — возбужденно дыша, откликнулся Майкл, ведя широкомасштабные археологические раскопки в долине наслаждений, пробуривая огнедышащую пещеру оборотистым живым сверлом. — Так плотно облегает, просто кайф! Я уже почти… Он страстно застонал и увеличил амплитуду размаха тела, набираяя максимальную скорость «наездника». Движок заработал на полную катушку, стрелка давления резко скакнула вверх, замирая на отметке максимума. Вдруг парень судорожно вздрогнул и, испустив блаженный вздох, откинулся, впиваясь губами в отвердевший розовый сосок. Покусывая уплотненный холмик, сквозь зубы, проговорил:
— Кончил… довольно удачно.
— И я туда же — подметил Заяц, — и примерно за такое же время.
— А если она забеременеет? — всполошился Боб.
— Ну, а если она залетит, — подытожил Майкл, одевая брюки, — мы назовем ребенка соединяя первые буквы имен пацанов, которые имели ее. И получится длинное имя, наподобие «трахтибедох». Он, ехидно, рассмеялся и, помолчав, добавил — На крайний случай, сделает аборт. Денег мы ей займем.
— О кей. — согласился Заяц, — я даже выделю ей премиальные, чтобы она и в будущем радовала нас своими чудными формами незабываемого тела.
— А теперь я пошел на посадку, — произнес Боб, переворачивая девушку на живот и подвигая ее на край стола, взял свисающие стройные ножки подмышки. Соблазнительные дольки, спелые как персики, открыли дорогу в блаженный сад.
— Хороша, — причмокнул парень и, направляя измерительный прибор, двинулся по замысловатому лабиринту на поиски удовлетворения. Едва он прикоснулся к заветному тайничку, как из соседней комнаты послышался душераздирающий вопль.
— Слышали?! — спросил Боб, посматривая на закрытую дверь. — Что такое.
— Не знаю, — откликнулся Майкл, пожимая плечами, — кажется этот дурак орет. Пойду посмотрю, что случилось. Вот, козел — разорался.
Через секунду из комнаты раздался удивленный возглас:
— Боже, он сбежал.
Как только за мучителями закрылась дверь, Петр Иванович, рыдая повалился на пол. Безудержная тоска сковала душу стальными обручами, сердце болезненно ныло, слезы, градом стекая по подбородку, падали на пол. Он никак не мог поверить в случившееся, представляя смерть дочери, как страшный кошмар. Но он понимал, что это совсем не сон и, когда прийдет пробуждение, дочь не вернется. Она мертва!!! И мертва по-настоящему. Поруганная и убитая безжалостными насильниками по его вине. А причина всему — деньги, их мерцающий блеск. Смахивая рукою слезы, он с сожалением заметил, что смерть дочери не стоит всех вместе взятых денег мира. Зеленые бумажки принесли ему только несчастье, преждевременную гибель. Сначала дочери, а сегодня вечером и ему.
— Нет! — гневно воскликнул мужчина, перебирая пальцами взъерошенные волосы. — Я буду бороться! Я отомщу им за дочь!
Он вскочил на ноги и, напрягаясь, попытался усилием рук разорвать цепь наручников. Но стальные звенья не поддались. Багровый от натуги, он в бешенстве завыл: — Не могу! Не могу!! — и головой забился о стену.
Не могу, — твердил Петр Иванович, разбивая в кровь лоб, — не могу. Нет я не должен сдаваться, я должен быть сильным. Ради дочери. Нужно найти выход освободиться. Но как? — мужчина огляделся вокруг в поисках режущего железного предмета. — Ничего нет подходящего… — удрученно промолвил он натыкаясь взглядом на битые бутылки и сломанные деревянные ящики. — Ничего. Что же делать? Дочка… Моя милая дочурка-как я мог потерять тебя. Я не прощу себе этого, никогда в жизни. Да что значит жизнь без тебя-разве я смогу без тебя жить! Нет!
Перед глазами живым воплощением всплыл образ голубоглазой дочери, она, не мигая, смотрела на отца и, покачивая головой, вдруг заговорила и каждое произнесенное слово наполняло сердце болью. — Папа, ты убил меня. Я мертва. Такая молодая и холодная. За что, папа, ты так поступил со мной? Разве я в чем-то провинилась? За что ты променял меня на деньги?
Мужчина зарыдал и, потупив взгляд, монотонно закивал головой. — Я вижу ты переживаешь свою вину, но ты должен искупить ее. Кровь за кровь! Отомсти им, папа! За меня-отомсти.
— Да, да, отомщу. — встрепенулся мужчина и обвел подвал горящим безумным взором, — Я люблю тебя, доченька! И они заплатят за твою смерть по полной программе! Я убью их! размельчу на кусочки, сотру в порошок!…
Переминаясь с ноги на ногу, он нечаянно наступил на стекло, раздался резкий скрипящий звук. Петр Иванович отступил на шаг, тусклый свет электрической лампы высветил «розочку» похожую на нож. Он наклонился и поднял стекло. Один край, по остроте, напоминал остроотточенное лезвие. Он провел стеклом по цепи и едва не задохнулся от ярости-не осталось и следа. Стекло не резало железо. И вдруг в голову пришла сумрачная идея.
— Это мое оружие! Я все-таки нашел его! Я освобожусь и отомщу за тебя, дочка! — воскликнул он радуясь, словно ребенок. — Нужно собраться с силами и совершить это-если я не могу перерезать наручники, то я отрежу руку. Будет больно, но чтобы не закричать, он должен перетерпеть боль, стиснув зубы-вытерпеть, не издав ни писка, и, только так, он сможет освободиться. Еще сидя на стуле, он приметил едва приоткрытую дверь, ведущую дальше в подземелье, и, если выпадет шанс, он должен воспользоваться этим путем.
Он все рассчитал, на побег отведено десять минут, и, если все пойдет как он задумал, то подонки останутся с носом. Стоп! Неожиданно он вспомнил контору неделю назад. Так. Дальше было-к нему зашел Заяц-точно. Потом он вышел в туалет, оставляя парня одного в кабинете. Но его перехватила секретарша и попросила срочно достать документы из сейфа. Он хотел ей отдать ключи, но не нашел их в кармане. тогда он вернулся в кабинет, где застал вздрогнувшего Зайца, державшего в руке пластилин, а на столе лежали ключи. Тогда он не придал этому значения. А сейчас все стало на свои места-вот почему сейф оказался не вскрытым-слепок, по которому они сделали дубликат. Ну, Заяц, — вот подлец! Подставил! Как можно было так поступить, зная, наперед, что денег я не брал, разыграть такой спектакль, и при этом убить мою дочь. Твари! За это я должен отомстить им вдвойне. А я, дурак, прибежал к ним, поведать о своей беде, дурачина-простофиля! А они просто смеялись надо мной, издевались, били… Гады! Петр Иванович сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на закрытую дверь, за которой находились враги.
— Я отомщу вам-процедил он сквозь зубы. И только сейчас заметил как сильно онемела рука, прикованная наручниками к батарее. Стальная дуга перетянула конечность, перекрывая доступ крови, кисть побелела, а пальцы не слушались. Перетянули, гады. — Петр Иванович притронулся к руке и не почувствовал прикосновения, — Да это ведь еще лучше, будет менее болезненно, теперь я как под наркозом в хирургическом отделении.
Мужчина истерически рассмеялся и, крепко сжав зубы, безумно прошептал:-Подайте скальпель-и сам же ответил-Вот скальпель. Лицо дочери смягчилось, она нежно произнесла:-Папа, я знала, что ты найдешь выход, даже в самой критической обстановке. Отомсти им за меня — и я прощу тебя, — и, расплываясь серой дымкой по воздуху, растаяла.
— Да, моя девочка! Да. — Глаза мужчины странно заблестели, он поднял руку и нанес удар. Острое лезвие, проникая глубоко в плоть, оставила после себя разорванную борозду, выставляя белеющую кость. Тут же фонтаном брызнула кровь, Петр Иванович разорвал рукав и наложил повязку поверх локтя-кровь приостановилась. Капли, стекая по ладони, устремились на пол, возле ног образовалась багровая лужа. Но, как не странно, он не почувствовал боли, только легкое жжение в области пореза.
И вдруг, потоки ярости захлестнули сознание, теряя рассудок он бешено стал кромсать себе руку, разрезая кожу, артерии, рубил мышцы, сухожилия, прозрачное стекло потемнело от пролитой крови. Он остановился только тогда, когда кисть беспомощно повисла, удерживаемая хрящем. оглянувшись вокруг, он затаил дыхание, комната потонула в крови. На стенах, на полу, на нем-кровь была повсюду, много крови… Не обращая внимания на ужасную рану, Петр Иванович пытался распилить кость, но втиснул зубы и завыл от отчаяния, стекло едва врезалось в кость, оставляя незначительные насечки. Оставался единственный выход, терять ему было не чего. Прикусив губу, Петр Иванович просунул руку в батарею и рывком дернул ее на излом, раздался костный хруст и он взвыл от боли, почти потеряв сознание от шока В широко раскрытых глазах застыл страх, оторванная кисть соскользнула с батареи и, в коротком полете, плавно легла возле ног. Он зачарованно уставился на обрубок и как сквозь пелену до него долетели слова дочери:-Папа, уходи, они слышат тебя и уже идут. — Спасибо дочка-прошептал Петр Иванович обескровленными синими губами и тяжелой поступью двинулся к приоткрытым дверям-моментально холодная мгла окутала тело, погружая сознания в темноту. Он побежал не разбирая дороги. полнейший мрак преследовал его повсюду, в воздухе стоял отвратительный запах нечистот, который настойчиво, с каждым вздохом, въедался в легкие.
За спиной раздался удивленный возглас, скрип открываемой двери и топот ног.
— Погоня, — прохрипел Петр Иванович глотая слюни, и нырнул в первый попавшийся ему переулок. — Не возьмете, гады! Силенок не хватит, и грустно рассмеялся. — И сам я на последнем издыхании.
Ровную почву под ногами сменила грязь, бежать стало труднее. Проваливаясь по колено в засасывающую жижу он перешел на шаг.
— Вот черт, — простонал он, — нашли-таки.
Голоса приближались, уже различались отдельные слова. А силы, тем временем, с каждой пролитой каплей крови, медленной таяли, хотелось упасть на сухую землю и уснуть, уснуть навечно. Холодный пот заливал глаза, крупными каплями стекая на подбородок, руку разрывала ноющая боль, перед глазами мелькал рой звездочек-он задыхался с каждым шагом, все глубже и глубже опускаясь в пустоту. И вдруг мир пошатнулся в его глазах, размахивая руками, он провалился в сточную канаву.
Короткий полет, яркая вспышка и Петр Иванович головою ударился о железный прут, недолгое замешательство и он вновь оказался на ногах. Как ни странно, но боль прошла и он вновь ощутил себя двадцатилетним парнем. Тело налилось звериною мощью, он задрожал полностью отдаваясь новым ощущениям. Ускоряя бег, он различил маячившую впереди огромную фигуру, облаченную в черный саван.
— Монах, — облегченно вздохнул он и, приближаясь к человеку, прокричалСпасите, меня хотят убить! Спасите! — Раздался жуткий смех, тень обернулась. Петр Иванович застыл от ужаса, черный капюшон заскользил обнажая оголенный человеческий череп, неестественно блестящий в темноте. Душу пронзил холодный, горящий желтым пламенем взгляд. Человек задрожал. Тишину мрачного подземелья нарушил глухой, без интонаций, голос:
— Дурак! Тебя нельзя убить. Ты уже-мертвый!
Раздался звонок.
Неряшливый, с вида, парень, лет двадцати пяти, с грязными по плечи волосами, шаркающей походкой приблизился к двери и нерешительно приоткрыл ее.
— Здравствуйте, — произнес гость, облаченный в черный смокинг, с неприятно торчащей козлиной бородкой.
— Здравствуйте, — удивленно ответил хозяин квартиры, с любопытством рассматривая незнакомца.
— Извините, мне нужно поговорить с Бисмарком Колем, — вежливо спросил мужчина, шепелявя.
— Это я. У вас ко мне дело. — поинтересовался Бисмарк, перебирая в памяти лица знакомых. Нет, — пришел он к выводу, — они виделись впервые.
— Да. — решительно заявил тот.
— Тогда проходите в квартиру, — там и поговорим. — предложил Бисмарк, пропуская гостя и захлопывая за ним дверь.