— Да ладно тебе, дядя. Я ж просто так спросил, а ты сразу в бутылку лезешь.
— Кроме меня в доме трое слуг, — неохотно цедит колдун, — сегодня на рассвете получивших приказ не возвращаться до вечерних фонарщиков.
— Я ж говорю — тихо тут у тебя… дядя.
Как же его это «дядя» бесит, гляжу, прям корежит. Но — молчит, вот и сейчас промолчал.
Похоже, и впрямь хочется черным гадам одного старшего сержанта на родину спровадить… сильно, аж до судорог. Это хорошо, это нам очень даже на руку.
— Ну и где тут твоя лаборатория?
— Дверь в конце коридора. Не заперта.
В одной лаборатории у черного мага мне уже побывать довелось. По крайней мере, навряд ли Гор-Амрон покойный два стола со всяческой химической посудой у себя в спальне держал, а спал при этом в стальном кресле с подлокотниками, типа зубоврачебного.
Окна зато у Гор-Амрона были не в пример меньше — и не нараспашку.
— Не боишься, — киваю на них, — что подглядят часом чего-нибудь не того? Улочка-то узкая, до балкона напротив доплюнуть на раз.
— На окна наложена соответствующая иллюзия, — Куан дверь запер, подошел к одному из окон вплотную, руки за спину заложил… тоже мне, птица-секретарь. — Никто снаружи не увидит и не услышит ничего… предосудительного.
— Дядя, ты ж сам мне давеча вкручивал, что сквозь морок твой…
— Тому, кто сумеет пробить мой морок, — перебивает меня колдун. — Ни шторы, ни ставни, ни даже стены помехой не станут.
За собой я пока особого умения типа глаз-рентген не замечал, но решил довериться специалисту. Вдруг возьмет и закроет, а в комнате и без того духота.
Подошел к стене, начал книжные полки разглядывать. Вернее — книжные переплеты… кожаные.
Мне ребята в замке рассказывали, из кого такие вот переплеты порой делают.
— Очень настоятельно прошу вас, Малахов, не притрагиваться ни к чему. Особенно к книгам.
— Да я и не трогаю, смотрю просто. А трогать… ты с них пыль хоть иногда стираешь?
— Пожалуйста, Малахов, отойдите от стены и станьте РЯДОМ со столом! — рычит колдун. — И не мешайте мне работать!
Я плечами пожал, отошел, стал, куда сказали. Колдун сдернул с пола черную тряпку — под ней камень был, в смысле, каменный пол, черный и отличной полировки. Наклонился, начал мелом чертить — я заранее скривился — но скрипа не было. Хороший мел, нам бы в школу такой… и работает им гражданин чернокнижник ловко — я бы так ровно без линейки не сумел.
В итоге нарисовал он чего-то… чего-то. Видел я однажды чертеж авиамотора, так вот, если взять этот чертеж, сплюснуть и на треть изогнуть, примерное представление о колдунском рисунке получить можно будет. Затем расставил прямо на рисунке крохотные чашечки, вернулся к столу, насобирал полный поднос флакончиков и пакетов, принес и принялся алхимичить: часть порошков и прочей гадости в чашечки сыпал, а часть прямо на рисунок.
С этим он возился долго, минут пятнадцать. Но торопить его я не стал: наверняка ведь дозировка всей этой гадости — дело тонкое и ответственное. Чуть что не так — высунутся из дыма большие зеленые руки и нам обоим головы пооткручивают. А лично мне голова пока что симпатична именно на шее, а не где-нибудь еще.
Наконец Куан разогнулся, отволок поднос обратно и встал рядом со мной.
— Не сомневаюсь, — говорит, — что мое общество успело вам, Малахов, уже изрядно наскучить. Спешу обрадовать сие чувство глубоко взаимно. Я спешил как мог, подготовка уже закончена, и очень скоро мы сможем расстаться… надеюсь, навсегда!
Насчет спешки я и сам подозревал — иначе с чего б гражданину чернокнижнику прямо в уличной одежде по полу елозить? Без спешки он бы хоть халат какой-нибудь старый накинул, а так — край камзола в зеленой дряни, рукава — в розовой, про колени вообще молчу.
Кстати, думаю, надо и мне плащ снять, а то прямо невежливо выглядит. Вешалки, правда, не видно, но вешалка и не нужна, потому как есть у меня привычка плащи на левую руку наматывать. Кто говорит, вредная, кто говорит, полезная, но факт: стоит взять в руки плащ, тут же начинаю его вокруг руки оборачивать. Честно-честно.
— Да уж хотелось бы, — киваю. — Особенно, чтобы навсегда.
— Не волнуйтесь, — цедит колдун. — Поскольку я не собираюсь появляться в вашем родном мире как минимум ближайшие пятьсот-шестьсот лет, а продолжительность вашей жизни явно меньше данного временного промежутка, это ваше желание имеет все шансы сбыться.
— Дядя, — улыбаюсь, — ты того-этого… за мою продолжительность не беспокойся. Давай лучше колдуй.
Почтенный негоциант Рилл Куан покосился на меня злобно, скрипнул зубами, повел рукой — на чертеже сначала в чашках полыхнуло, от них по линиям огонек пробегал, струйки дыма вверх потянулись… разноцветные, но сливались они в одно облачко… розовато-фиолетовое. Облачко это зависло в полуметре от потолка и начало вращаться — а в центре его воронка появилась.
— …енига, зобар ниециба пар пиен емам сенам…
Эх, думаю, по-хорошему, зарыл ты свой талант, гражданин чернокнижник! С таким голосом тебе б со сцены читать… речитативом. Ну да чего уж теперь.
Воронка тем временам налилась темно-синим… почернела… треск раздался, словно отрез ткани кто-то рванул что было сил… все, понимаю, дальше тянуть нельзя!
— Слышь — поворачиваюсь к колдуну, — дядя! Извини, что отвлекаю в такой момент, но надо, очень надо! Подержи вот эту штуку… секунд пять-шесть!
И рывком, что было сил, к окну — пока черный маг пытался реле в башке переключить и понять, что за черную и ребристую штуковину ему в руку вложили.
Рвануло, когда я уже над улицей летел, и рвануло будь здоров! Какая там лимонка, о чем вы, братцы, — шестидюймовый! В спину ударной волной лягнуло так, что вместо оградки балкончика на той стороне, — за которую я цепляться планировал, — вбило прямиком в окно. Хорошо, стекла в нем уже не осталось!
Я даже на ногах удержаться сумел, сам не знаю как. Врезался в стену, снес ее — ну хлипкая была стеночка, фанерная! — и упал в шкаф, который эту стеночку прежде подпирал, а теперь лежал на полу и прикидывал, нравится ли ему кроватью для контуженных старших сержантов работать. Как по мне, благодаря шубам и прочему зимнему обмундированию получилось у него очень даже неплохо.
Нет, в самом деле — хорошо вот так лежать. Я бы и вздремнуть не отказался. Но надо вылезать.
— Ва-а-а…
Девушку понять можно — я и сам чуть не ойкнул.
Зато парень, который… ну, в общем, который на девушке был… он, похоже, что-то сказать хотел. Но не мог, хотя и очень пытался. И слезть тоже не мог… хотя тоже пытался. Да уж. Ситуация, как говорит старший лейтенант Светлов, пикантная донельзя. И ничего более умного, кроме как ретироваться по-быстрому, лично мне в качестве выхода не видится.
— Вы уж простите, фройляйн, — бормочу я, пятясь к дверям, — что так вышло. Чес-слово, это не я виноват! Это все ваш сосед, что напротив… был. Завел, понимашь, привычку — опыты со взрывчатыми веществами в черте города устраивать! А ведь говорил я ему: Рилл, смотри, не доведет тебя твоя алхимия до добра.
Парочка на меня пялится совершенно ошалело. Даже девушка всхлипывать перестала.
Я наконец допятился до двери, ручку нащупал…
— Вы сейчас, — говорю, — лучше всего продолжите. Ну, чем до моего появления занимались. Говорят, здорово помогает в таких вот случаях.
Развернулся и ссыпался вниз по лестнице. Точнее — до середины лестницы. И затормозил, потому как увидел, что меня внизу ожидает.
— Фрау… вы чего? Такой сковородищей слона убить можно!
И ведь, соображаю, эта фрау — может! Она хоть и не слониха, но родственные черты проглядывают.
— Шайгарнах!!!
Как от ее вопля стены не обрушились — до сих пор не понимаю! Равно и как я не оглох на месте!
Зато ноги при этом враз превратились… нет, не в студень, наоборот — в две пружины. И когда бабища со сковородкой наперевес ринулась вверх, пружины эти распрямились.
Говоря проще, я через нее перепрыгнул. В лучшем заячьем стиле. А что делать, если день выдался — то птицей летаю, то зайцем прыгаю… главное, думаю, к вечеру волком не завыть.
К счастью, больше никто мне дорогу к выходу преграждать не пытался. За спиной, конечно, ревело, гремело и чего-то орало и, кажется, даже горело — дымком, во всяком случае, тянуло вполне ощутимо — потому на шаг я перешел километрах в трех от места происшествия.
Да уж, думаю, бывают веселые дни в жизни у разведчика. Радостные.
Жаль, шляпа пропала. Впрочем, думаю, новую я впа-алне заслужил — за предусмотрительность. Ведь не заведи после давешних горгулий привычки без лимонки в кармане не выходить… страшно подумать, чем могло б дело обернуться. А так все удачно сложилось. По-моему.
Одного я никак не мог понять: почему черному гаду так важно было спровадить именно меня к родным березкам, в целости и сохранности? «Чуть менее дороги и сложны». Неужели крышу — вместе с остальной частью дома вплоть до фундамента — на голову «случайно» обрушить или стрихнина какого-нибудь в кружку подколдовать сложней, чем в другой мир дыру провертеть? Сомневаюсь…
Жаль, шляпа пропала. Впрочем, думаю, новую я впа-алне заслужил — за предусмотрительность. Ведь не заведи после давешних горгулий привычки без лимонки в кармане не выходить… страшно подумать, чем могло б дело обернуться. А так все удачно сложилось. По-моему.
Одного я никак не мог понять: почему черному гаду так важно было спровадить именно меня к родным березкам, в целости и сохранности? «Чуть менее дороги и сложны». Неужели крышу — вместе с остальной частью дома вплоть до фундамента — на голову «случайно» обрушить или стрихнина какого-нибудь в кружку подколдовать сложней, чем в другой мир дыру провертеть? Сомневаюсь…
А ведь он не врал!
Загадочная выходит картинка… и ведь не допросить его теперь!
Еще еду жалко — так ведь и осталась та блюдо-миска нетронутая. А жрать-то хочется.
* * *Давно я не видел, чтобы Ариниус кого-то с таким вниманием слушал.
— Ты уверен, что ничего не упустил?
— Обижаете, товарищ волшебник. Я все ж разведчик, а не кулик с болота. Высмотреть, запомнить и доложить — это как бы моя задача.
Основная, как говорит старший лейтенант Светлов, лишние галеты из вещмешков вытряхивая, жизненная функция. Пожрать можно будет и по возвращении — а вот на фрицевское расположение из родного блиндажа не очень-то поглядишь.
— Прости. Я не желал обидеть тебя, но… пойми, Сергей, деталь, которую ты мог счесть малозначащей, для мага порой…
— Товарищ волшебник! Я ж вам уже три раза все пересказал, даже форму пряжек на туфлях этого гада в подробностях обрисовал! Ну куда детальнее-то?!
— Да-да, конечно, — кивает Ариниус, и по тому, как взгляд его сразу остроту теряет, видно: понял он, что и в самом деле из меня больше подробностей не выжать. Понял и в себя ушел, размышлять.
Ладно.
— Товарищ Фигли, — поворачиваюсь я к гному. — А не сообразишь ли ты чего-нибудь горлопромачивающего?
Гном молча отстегнул от пояса фляжку и мне протягивает.
— Фигли! Ты чего? Я ж с утра не жра… то есть не ел ничего. Меня ж развезет — вчетвером не удержите!
— Тогда возьми мою, — предлагает из угла эльф. — Это вода из Чаши Эрланис. Она не кружит голову, но радует тело и душу.
Угу, думаю, голову не кружит, только всякие всякости видеться начинают. Слоники там розовые, жирафы голубые в крапинку и прочая зоология в стиле: «дали дитенку цветных карандашей».
Я взял, отхлебнул. На вкус — почти как обычная родниковая, ну, может, чуть-чуть березовым соком разбавлена. А стоило глоток сделать, сразу ручейки по жилам побежали.
— Спасибо, Колин. Хороший нарзан, знал бы, себе…
— Оставь у себя мою флягу.
— Нет, ну Колин… я так не могу. Это ж не по-советски, да и просто не по-товарищески! Отлить — куда ни шло, а флягу… она ж у тебя ручной работы, да еще драгметаллами отделана!
— Это самый малый дар, который я могу предложить совершителю подвига! — У эльфа в речи даже акцент какой-то проявился, чего прежде не замечалось. Похоже, разволновался парень не на шутку, хотя казалось бы — с чего?
— Да брось, — говорю, — какой еще подвиг, о чем ты?
— Ты истребил черного мага.
— Ну и? Сегодня мне повезло, завтра ты кого-нибудь истребишь. Что нам, каждый день по пять раз флягами меняться, как заведенные?
— Тогда, — с еще большим акцентом заявляет эльф, — она улетит в окно.
— Сергей… подойди ко мне.
Дара у двери стояла, опершись на косяк. Я к ней подошел, а она шасть — и в коридор.
Так, думаю, это еще что за секреты пошли? Или просто ее высочество желает узнать, отчего я до сих пор о ее обновке ничего не сказал?
К слову, обновка ей идет… даже очень — впрочем, Даре, по-моему, все будет к лицу. Красавиц вроде нее не юбки-блузки-веера делают. Наоборот, они сами любые тряпки с чучела так наденут, что смотреться будет раз в сто лучше, чем бальное платье на иной… корове. А если не совсем тряпки… и уж тем более, совсем не тряпки…
Данная конкретная разновидность униформы именовалась, если я правильно помню, котлетом. Тьфу, колетом то есть — вот что голодный желудок с головой делает! Выглядел этот колет, примерно как наш родной советский жилет, только с рукавами до локтя. Рукава и плечи черной кожи, сам жилет коричневатый, а воротник снова черный — замшевый, с серебряным шитьем. И пуговицы серебряные.
Интересно, думаю, оно как считается — мужской вариант или дамский? Больше все-таки на дамский похоже, слишком уж шея открытая… до середины груди. Отличный вид… на рубашку с бантом.
— Малахов, немедленно перестань спорить!
— А я спорю?! Где? С кем?
— С Колинитаэлем. Сергей, ты не понимаешь. От дара эльфа не отказываются… одни только слуги Тьмы способны на такое. Своим отказом ты оскорбляешь его, страшно…
— Угу. Понял.
— Сергей…
Это она мне уже в спину, напоследок — я обратно в комнату влетел.
— Значит так, — говорю. — Колин… Итаэльевич. Будь, как Толя Опанасенко говорит, ласков, выслухай меня и постарайся если не понять, то хотя бы запомнить. Там, откуда я пришел, подарки дарить принято, даже иногда и просто так. А вот из-за всякой ерунды хорошими вещами швыряться — как раз наоборот!
Эльф задумался. Потом вздохнул, встал и поклонился.
— Прости, друг. Не ведая твоих обычаев, я взялся судить по себе. Обида, что…
— Малахов! — Это уже Фигли не выдержал. — Прошу, забери у него эту про… чудесную флягу, не то мы сейчас вдвоем на колени встанем! Именем Подгорных Богов… пойми, ну не дано человеку переупрямить эльфа. Не дано! Это тебе не колдунишку черного прихлопнуть, такой подвиг и гному не всякому по силам.
— Спокойно, товарищ гном, спокойно. Попробуем обойтись без жертв и разрушений.
— Мой друг, я всего лишь…
Я назад оглянулся — раз уж такая катавасия пошла, мог бы и волшебник наш словечко-другое вставить.
Только вот не было позади меня товарища волшебника. Когда я за Дарой в коридор выходил, он на табурете у окна сидел, а сейчас — ни Ариниуса, ни, что самое загадочное, табуретки. Как сквозь пол провалились!
Ловко.
— Значит так, — говорю. — Решим вопрос просто. Ты, Колин, хочешь, чтобы я, как друг, взял у тебя твою флягу? Верно?
— Мне жаль, что…
— Верно. Давай ее сюда.
Колин осекся, протянул мне… предмет дискуссии… я еще пару глотков отпил, крышечку аккуратно прикрыл.
— А вот теперь, — говорю, — я тебя прошу, тоже как друга, — поноси мою флягу.
Гном заржал.
— Когда вернусь я в родные пещеры, — говорит, — спор сей увековечен будет в летописях наших, как пример небывалого.
— Ха-ха два раза. Лучше скажи, куда товарища волшебника девали?
— Какого волшебника? — недоуменно переспрашивает Фигли.
Я еще раз обернулся — нет, не почудилось. Пусто у окна: ни мага ни табуретки.
— А что, у нас так много волшебников?
— Тем и вызвано удивление нашего друга Фигли, — мягко говорит эльф. — Ибо досточтимый Ариниус находится прямо за твоей спиной, и ты, Сергей, лишь миг назад смотрел прямо на него.
Та-ак…
Я в третий раз назад оглянулся. Никого.
— И где же он, по-вашему?
— Где-то. — Дара мимо меня прошагала, четко так, тук-тук каблуками, у окна развернулась, руки на груди сложила… для полноты картины только молний из глаз не хватает. Хотя… судя по тому, как воздух потрескивает, если что, за молниями дело не станет.
— Удивление нашего друга Фигли, равно как нашего друга Колинитаэля, — чеканит она, — вызвано тем, что они любуются на морок. Простенькую иллюзию, которую досточтимый Ариниус зачем-то счел нужным оставить на своем месте. Видимо, — язвительно добавляет Дара, — он куда-то очень спешил, поскольку не счел нужным поделиться своими планами.
— Досточтимый Ариниус, — невозмутимо произносит эльф, — сколь я заметил, вообще крайне неохотно делится своими планами. Впрочем, я солидарен с выводом принцессы о спешке. О ней неопровержимо, на мой взгляд, свидетельствует тот факт, что заклятие морока не коснулось находившихся в коридоре. Ошибка простительная адепту, но никак не архимагу и объяснимая лишь тем, что в тот момент все помыслы нашего волшебника были заняты иной проблемой.
— Быть может, о мудрейший среди всех покидавших лесную сень, ты даже знаешь, что за печаль столь внезапно озаботила досточтимого Ариниуса?
— Фигли, не фиглярствуй!
— Не могу, — огрызается гном. — Я волнуюсь.
— Ну, разбери пулемет, почисти…
Бум! Гномы, чтоб вы знали, очень ловко умеют швырять все, что им под лапищу попадается. Сейчас вот ложка попалась… точно мне по лбу. Звонко.
А вот до пола она не долетела.
Волшебник наш ее из воздуха взял небрежным таким, почти ленивым движением… ну, как опытный вратарь удар новичка берет, еще до удара точно зная, куда и с какой скоростью этот мяч полетит.
— Неужели, — говорит Ариниус даже не возмущенным, а задумчиво-удивленным тоном, словно сам себе вопрос задает, — вас нельзя оставить без присмотра даже на минуту?