– И еще станет народным героем для множества идиотов.
– Которые отыщутся и среди присяжных, – добавил Майкл.
– Он всего лишь хотел построить утопию.
– Рай на Земле. В этом нет ничего противозаконного.
– Мир одной нации, только без войны.
– Объединить все человечество в борьбе за радужное будущее.
– И Новые люди не стали бы загрязнять окружающую среду, как это делают Старые.
– Каждый из них будет использовать именно ту лампочку, на которую ему укажут.
– Никакой алчности, меньше отходов, всеобщая готовность к самопожертвованию.
– Они спасут полярных медведей, – указал Майкл.
– Они спасут океаны, – согласилась Карсон.
– Они спасут планету.
– Обязательно. Они спасут Солнечную систему.
– Вселенную.
– А во всех этих убийствах Виктор не виноват, – пожала плечами Карсон.
– Монстры. Эти чертовы монстры.
– Созданные им существа просто не захотели оставаться в рамках программы.
– Мы тысячи раз видели такое в кино.
– Это трагично, – вздохнула Карсон. – Блестящего ученого подставили.
– Предали эти неблагодарные, взбунтовавшиеся монстры.
– Он не только выйдет на свободу, он станет ведущим телевизионного реалити-шоу, – уверенно заявила Карсон.
– Примет участие в «Танцах со звездами».
– И победит.
– Я слышу только половину того, что вы говорите, – раздался в трубке голос миссис Гелиос, – но из того, что я слышу, мне понятно, что с ним вы не собираетесь вести себя, как служащие в полиции детективы.
– Мы – виджиланте[16], – признала Карсон.
– Вы хотите его убить.
– Столько раз, сколько потребуется, чтобы он умер.
– Тогда мы хотим одного и того же. И мы можем вам помочь, те из нас, кто сейчас на свалке. Мы просим только одного – не стреляйте в него. Возьмите живым. Помогите нам убить его так, как мы хотим это сделать.
– И как вы хотите это сделать? – спросила Карсон.
– Мы хотим заковать его в кандалы и привести в глубины свалки.
– Я только за.
– Мы хотим заставить его лечь лицом вниз в могилу из мусора, обложенную мертвой плотью его жертв.
– Мне это нравится.
– Некоторые из нас хотят помочиться на него.
– Их желание мне понятно.
– Мы хотим надеть ему на шею металлический воротник с подсоединенным проводом высокого напряжения, через который в конце концов пропустим разряд, достаточно мощный, чтобы в его костях закипел мозг.
– Блеск!
– Но не сразу. Надев воротник, мы хотим похоронить его живым под мусором и послушать, как он будет кричать и молить о пощаде, пока его крики нам не наскучат. После этого мы заставим закипеть его костный мозг.
– Вы действительно все продумали, – прокомментировала Карсон.
– Мы действительно все продумали.
– Полагаю, ради этого стоит объединить усилия.
– Когда он в следующий раз приедет на ферму…
– Это произойдет до зари, – прервала Эрику Карсон. – Мы думаем, он уедет на ферму, как только сгорят «Руки милосердия».
– «Руки милосердия» сгорят? – в голосе Эрики слышался детский восторг.
– Сгорят через… – Карсон глянула на Майкла, тот – на часы, а потом повторила Эрике его слова, – …восемь минут.
– Да, – согласилась четвертая миссис Гелиос, – он, конечно, бросится на ферму.
– Мы с напарником уже едем туда.
– Давайте встретимся на свалке «Кроссвудс» до того, как вы приедете на ферму, – предложила Эрика.
– Насчет этого мы должны переговорить с еще одним нашим напарником. Я вам перезвоню. По какому номеру?
Эрика диктовала номер, Карсон повторяла его вслух, Майкл записывал.
Карсон разорвала связь, убрала мобильник в карман, бросила на Майкла короткий взгляд.
– Для монстра она очень даже мила.
Глава 47
Виктор презирал человечество, но биологически оставался человеком. Интеллектуально многократно превосходя всех Старых людей, физически оставался одним из них, а потому Хамелеон воспринимал Виктора как МИШЕНЬ.
Если бы Гелиос сам не создал Хамелеона, то не понял бы, что означает рябь на полу. Подумал бы, что ему это почудилось или у него спазм сосудов головного мозга.
Даже теперь, зная, куда смотреть, он не мог с легкостью отыскать движущегося Хамелеона.
На настольном мониторе компьютера и на большом настенном экране продолжали сменяться кадры героического будущего Новой расы, но теперь они иллюстрировали голос Виктора, декламирующего «Символ Новой веры»: «Вселенная – море хаоса, в котором случайный шанс сталкивается со случайностью и осколки бессмысленного совпадения разлетаются, как шрапнель, по нашим жизням…»
Хамелеон приближался осторожно, хотя подобная расчетливость ему не требовалась, да и не закладывалась в его программу. Он мог оставаться невидимым, и значительно прибавив в скорости. Скорее всего, медлил, потому что это была его первая охота. После убийства наверняка стал бы смелее.
«Цель Новой расы – установить порядок в хаосе, обуздать великую деструктивную силу Вселенной и заставить служить вашим нуждам, принести смысл существования в этот мир, бессмысленный с незапамятных времен…»
Виктор осторожно отступал в глубь стола-подковы.
Хамелеон надвигался, и расстояние между ними сократилось еще на пять футов, до пятнадцати.
Эта машина смерти не отличалась умом, поскольку способность сливаться с окружающей средой давала ей огромное преимущество, а потому большого ума уже и не требовалось. Виктор собирался произвести десятки тысяч Хамелеонов и выпустить их в день революции, чтобы поддержать бригады Новых людей, когда те начнут убивать Старых.
«И смысл существования, который вы принесете во Вселенную, – реализация планов вашего создателя, прославление моего бессмертного имени и лица, воплощение моего видения мира и каждого моего желания…»
Хамелеон подобрался к Виктору на двенадцать футов и вновь остановился. Виктор перестал его видеть, хотя точно знал, где тот находится. Рябь шла, лишь когда это злобное существо двигалось.
«Ваша удовлетворенность от этой работы, каждое мгновение радости, избавление от тревог могут быть достигнуты лишь неустанным выполнением моего плана, в точности, до последней мелочи…»
Не отрывая взгляд от того места, где в последний раз видел рябь, Виктор двинулся вбок, к ящикам по левую руку. То, что ему требовалось, вроде бы находилось в среднем из трех.
Хамелеон не мог ни размножаться, ни есть. На период своего существования он черпал энергию из собственных ресурсов. Когда его вес уменьшался с двадцати четырех фунтов до восемнадцати, он слабел и умирал, хотя понятия не имел о том, какая ему уготована судьба.
Компьютерные модели предполагали, что каждый Хамелеон, выпущенный в городской среде, за время своего существования мог убить от тысячи до тысячи пятисот МИШЕНЕЙ.
«Через вас Земля и все на ней подчинится мне, и когда вся Земля будет служить мне, она будет служить вам, потому что я сделал вас и послал в мир именем моим…»
Хамелеон начал приближаться… один фут, два, три… когда Виктор выдвинул средний ящик, рукой начал ощупывать его содержимое, не отрывая взгляда от убийцы.
Хамелеон остановился лишь в восьми футах от него. И Виктор понимал: еще одной остановки уже не будет. Хамелеон разом преодолеет разделяющее их расстояние, чтобы разорвать ноги МИШЕНИ, искромсать тело, отрезать пальцы, которыми МИШЕНЬ попытается остановить его движение к лицу.
Виктор бросил взгляд на ящик. Увидел бутылку со светло-зеленой жидкостью, схватил ее и перевел взгляд на то место, где только что находился Хамелеон.
Рябь не деформировала пол.
Виктор вытащил пробку из бутылки.
Хамелеон двинулся вперед.
Виктор вылил на себя половину бутылки, одновременно отступив вправо.
Поскольку в жидкости содержались феромоны Новых людей, предназначалась она, чтобы предотвратить атаку смертоносной твари, аккурат на тот совершенно невероятный случай, если Хамелеон выберется из мешка в морозильнике. И теперь Виктор уже пахнул не как МИШЕНЬ, а как Новый человек.
«Вы живете благодаря мне, вы живете ради меня, и мое счастье – ваша слава…»
После долгого колебания Хамелеон развернулся и пополз прочь из лаборатории в поисках МИШЕНЕЙ.
Виктор не позволял себе злиться, пока существовала угроза его жизни, но теперь кровь бросилась ему в лицо. Ему очень хотелось узнать, каким образом Хамелеону удалось покинуть ледяную тюрьму и кого следует наказать за этот просчет.
Сев за компьютер, он первым делом остановил показ «Символа Новой веры». Во всех помещениях «Рук милосердия» стих голос Виктора, со всех экранов исчез город будущего.
Но на мониторе Виктора появилось не главное меню, а четыре цифры – 07:33.
Дрезденские часы. Семь с половиной минут, и отсчет неумолимо продолжался.
Поскольку Виктор намеревался уничтожить «Руки милосердия» в случае самой крайней необходимости или биологической катастрофы, предотвратить которую никакой возможности уже не было, и не хотел, чтобы какое-то из его созданий смогло отменить принятое решение уничтожить лабораторный корпус, никто, даже он сам, не мог остановить запущенный механизм. Через семь с небольшим минут «Рукам милосердия» предстояло сгореть в адском пламени.
Поскольку Виктор намеревался уничтожить «Руки милосердия» в случае самой крайней необходимости или биологической катастрофы, предотвратить которую никакой возможности уже не было, и не хотел, чтобы какое-то из его созданий смогло отменить принятое решение уничтожить лабораторный корпус, никто, даже он сам, не мог остановить запущенный механизм. Через семь с небольшим минут «Рукам милосердия» предстояло сгореть в адском пламени.
Злость тут же уступила место трезвой оценке сложившихся обстоятельств. Виктор прожил два столетия, в немалой степени благодаря чрезвычайно развитому инстинкту выживания.
Материал (изготовленные из него и связанные между собой кирпичики стараниями Виктора равномерно распределили по всему зданию), который при горении давал чрезвычайно высокую температуру, разработали в третьем по значимости тираническом государстве мира, улучшили во втором и довели до совершенства в самом-самом тираническом государстве. За такой материал любой пироман с радостью отдал бы душу.
Падение этих режимов могло привести к тому, что главари пошли бы под суд за совершенные ими преступления. На этот случай нажатие одной кнопки гарантировало, что их концентрационные лагеря, существование которых они всегда отрицали, превратились бы в столь жаркие костры, что не удалось бы спастись и охране. Температура горения этого материала, разумеется, уступала температуре поверхности солнца, но ее вполне хватало для того, чтобы превратить в пар все вещественные доказательства.
Виктор поспешил к шкафчику у стола, открыл дверцу, за которой стоял большой чемодан. Кабели, по которым передавалась информация, соединяли заднюю стенку шкафчика с чемоданом. Виктор быстро их все отсоединил.
«Рукам милосердия» предстояло превратиться не в груду обугленных кирпичей. На месте лабораторного корпуса образовалось бы озеро однородной, словно остывшая вулканическая лава, субстанции, в которой судебные эксперты не нашли бы ни одного костного фрагмента или другого источника ДНК, пригодного для последующего анализа.
В чемодане содержалась вся база данных по экспериментам, когда-либо проведенным в «Руках милосердия», включая работы, которые велись в этот самый час.
На мониторе высветилось 6:55.
С чемоданом в руке Виктор поспешил к двери в коридор. Забыв про Хамелеона, забыв про сотрудников.
Он просто влюбился в горючий материал, которому предстояло вспыхнуть белым пламенем через считанные минуты, и гордился собой, заполучив его в таком количестве. Собственно, он оставил в компьютере благодарственное электронное письмо своему поставщику, самому тираническому из диктаторов планеты, в котором, в частности, написал: «…и если станет известно, что три ваши нации работали вместе, доводя до совершенства этот эффективный и надежный материал, дуракам и циникам этого мира придется забрать назад свои слова о том, что ваши страны неспособны на международное сотрудничество».
Столетия разочарований научили Виктора, что самым ужасным при внезапном перебазировании, обычно следующим за каким-то катастрофическим событием, является безвозвратная потеря корреспонденции и прочих памятных вещей, напоминающих о личностной стороне научного поиска. Далеко не всегда он работал тайно и в одиночестве. За эти годы он нашел немало друзей и неплохо проводил время в таких местах, как Куба, Венесуэла, Гаити и Советский Союз, где эти друзья радушно принимали его и обсуждали важные вопросы, связанные с увеличением продолжительности жизни. И в грядущем пожаре предстояло погибнуть столь многим этим сувенирам, что у него мог развиться сильнейший приступ ностальгии, если бы он слишком долго думал об этих потерях.
Когда Виктор выходил из лаборатории, его внимание привлекло что-то большое, находящееся в шестидесяти футах справа по коридору. Существо, размером с четырех людей, передвигалось на шести, будто у насекомого, лапах, только куда более мощных. А по всему телу этого существа то появлялись, то исчезали лица. Одно из них, правда, оставалось на месте, там, где у чудища располагалась голова, и лицо это чертами отдаленно напоминало Уэрнера.
И разговаривало чудище десятком или двумя десятками голосов, почему-то детских. Все они повторяли одно ненавистное Виктору слово: «Отец… отец… отец… отец…»
Глава 48
Эрика Пятая привела тролля в библиотеку.
– Вот это я нашла вчера, случайно.
Она сунула руку под полку и нажала на спрятанный там переключатель.
Секция полок, на деле оказавшаяся потайной дверью, повернулась на шарнирах-петлях. За дверью открылся коридор, освещенный вспыхнувшими под потолком лампами.
– Джоко это не нравится, – тролль покачал головой. – Ты хочешь знать мнение Джоко. Мнение – это плохо.
– Я хотела спросить тебя не о коридоре, а о том, что находится в другом его конце. Это более важно.
– Что находится в другом его конце?
Эрика уже переступала порог.
– Лучше увидеть, чем услышать от меня. Я приукрашу мое описание, как бы ни старалась не отклоняться от истины. Меня интересует твое непредвзятое мнение.
Джоко очень не хотелось следовать за Эрикой.
– Это страшно? Скажи Джоко правду.
– Немножко страшно, но только немножко.
– Это страшнее темной, сырой ливневой канавы, когда у тебя больше нет плюшевого медвежонка?
– Я никогда не сидела в ливневой канаве, но уверена, что там страшнее.
– Страшнее плюшевого медвежонка Джоко, полного пауков, которые ждут, когда он ляжет спать, чтобы забраться в его уши, сплести паутину в его мозгу и превратить его в раба пауков?
Эрика покачала головой.
– Нет, нет, разумеется, не так страшно.
– Хорошо! – воскликнул Джоко и тоже переступил порог.
Стены, пол и потолок коридора шириной в четыре фута изготовили из монолитного железобетона.
Потайная дверь, секция книжных полок, автоматически закрылась за троллем.
– Джоко очень, очень хочет шутовской колпак, – сказал он.
Коридор привел их к стальной двери. Ее удерживали на месте пять стальных, толщиной в дюйм, штырей-засовов: один – наверху, один – внизу, три – справа, напротив массивных петель.
– Что там заперто? – спросил Джоко. – Что-то такое, что может выйти? Что-то такое, что не должно выйти?
– Сейчас увидишь, – Эрика один за другим вытащила засовы из гнезд в дверной раме.
– Что-то за этой дверью побьет Джоко палкой?
– Нет. Ничего подобного.
– Что-то за этой дверью назовет Джоко выродком и забросает его собачьими какашками?
– Нет. Такого не случится.
Ее слова до конца Джоко не убедили.
Стальная дверь плавно открылась, тут же зажегся свет по другую ее сторону.
Еще один, длиной в двенадцать футов, коридор заканчивался такой же дверью.
По всей длине коридора из стен торчали металлические стержни. По ее левую руку – из меди, по правую – из другого металла, может, из стали, может, нет.
Коридор наполняло их мягкое жужжание.
– Ой-ей-ей! – заверещал тролль.
– В прошлый раз током меня не ударило, – успокоила его Эрика. – Поэтому и сейчас все обойдется, я уверена.
– Но Эрика удачливее, чем Джоко.
– Почему ты так говоришь?
Тролль склонил голову, как бы спрашивая: «Это такая шутка?»
– Почему Джоко так говорит? Посмотри на себя. Посмотри на Джоко.
– В любом случае, никакой удачи не существует, – назидательно указала Эрика. – Вселенная – бессмысленный хаос. Так говорит Виктор, а потому это правда.
– Черная кошка однажды перебежала дорогу Джоко. А потом вернулась и царапнула его.
– Не думаю, что это что-то доказывает.
– После полуночи Джоко нашел на улице цент. Через десять шагов Джоко упал в открытый канализационный люк.
– При чем тут удача? Просто ты не смотрел, куда идешь.
– Приземлился на крокодила.
– Крокодил в ливневой канализации? Что ж, возможно, это же Новый Орлеан.
– Как выяснилось, на двух крокодилов. Они спаривались.
– Бедняжка.
Джоко указал на ощетинившийся стержнями коридор.
– Ты идешь первой.
Как и в прошлый раз, едва Эрика ступила в коридор, синий лазерный луч осветил ее с головы до ног, потом с ног до головы, выясняя, кто пришел. Луч погас. Гудение смолкло.
С неохотой Джоко последовал за Эрикой к очередной стальной двери.
Эрика вытащила пять засовов и открыла последний барьер, за которым лампы осветили комнату площадью в двадцать квадратных футов, без единого окна, обставленную, как викторианская гостиная.
– И что ты думаешь? – спросила она тролля.
Уже на второй день жизни Эрика оказалась на перепутье. Сбитая с толку, не зная, как быть, она хотела услышать хотя бы еще одно мнение, прежде чем принимать решение.
Джоко прошелся по паркету из красного дерева и прокомментировал: «Гладко». Потом вдавил пальцы ноги в старинный персидский ковер: «Мягко».
Уткнувшись своим необычным носом в обои, глубоко вдохнул, насладился запахом: «Клей».