Мертвый и живой - Дин Кунц 17 стр.


– Если и дальше будешь нести чушь, «Ноу-Доз» больше не получишь.

– Не нужны мне никакие «Ноу-Доз». У меня такое ощущение, что мои верхние веки пришиты к бровям хирургической ниткой, только потому и не опускаются.

В свете фар ворота «Кроссвудс» начали открываться внутрь. За ними лежала чернота свалки, еще более темная, чем безлунная ночь по эту сторону забора.

«Хонда» миновала ворота, и из темноты выступили две фигуры с фонариками.

Один – мужчина с грубоватым, но симпатичным лицом, в грязной белой футболке, джинсах и высоких, до бедер, резиновых сапогах.

В отсвете фонарей женщина выглядела, как кинозвезда. Светлые волосы следовало вымыть, лицо кое-где пятнала грязь, но красота ее была слишком уж яркой, чтобы кто-то принял во внимание такие мелочи.

Лучом фонаря мужчина показал Карсон, где припарковать «Хонду», а женщина махала им рукой и улыбалась, как самым дорогим родственникам, которых давно не видела.

Одеждой (грязная белая футболка, джинсы, высокие сапоги) она не отличалась от мужчины, но этот непривлекательный наряд каким-то образом только подчеркивал, что у нее тело богини.

– Я начинаю думать, что наш Виктор не ученый, а сексуально озабоченный, – пробурчала Карсон.

– Полагаю, ему без разницы, создавать их с округлостями или плоскими. Деньги те же.

Выключив сначала фары, а потом двигатель, Карсон повернулась к Майклу.

– Мы возьмем все оружие.

– На случай, если нам придется защищать нашу добродетель.

– Раз уж мы планируем, что ты будешь отцом моих детей, я защищу и твою добродетель.

Они вышли из «Хонды», каждый с двумя пистолетами в кобурах и пальцами правой руки, сжимающими рукоятку «Городского снайпера» с направленным в землю стволом.

Мужчина не протянул руку.

– Я – Ник Фригг. Управляю этой свалкой.

Вблизи женщина выглядела еще более ослепительной, чем из кабины. Энергия била в ней ключом, она лучилась дружелюбием и энтузиазмом, просто не могла не нравиться.

И затараторила:

– Магазин, магнитофон, мадера, мазда, макулатура, малышка…

– Дайте ей шанс, – подал голос Ник Фригг. – Иногда ей трудно найти нужное слово, что бы начать.

– …мама. Мать! Этой ночью мы видели мать всех-с-кем-пошло-не-так.

– Это Ганни Алекто, – представил ее Фригг. – Она – водитель, как мы их называем, галеона, большого бульдозера, который разравнивает мусор и утрамбовывает его.

– С-кем-пошло-не-так – это кто? – спросил Майкл.

– Эксперименты в «Руках милосердия», которые закончились неудачей. Специализированные биологические машины, может, какие-то воины, призванные помочь нам в Последней войне, даже некоторые Альфы и Беты, которые не оправдали ожиданий.

– Мы хороним их здесь, – добавила Ганни Алекто. – Мы оказываем им все почести. Это выглядит глупо, глупо, глупо, но они, как и мы, вышли из резервуаров сотворения, поэтому они, в каком-то смысле, одна с нами семья.

– Этой ночью глупо не выглядело, – не согласился с ней Ник.

На лице Ганни отразился благоговейный восторг.

– Да, этой ночью, в большой дыре, все было по-другому. Мать всех-с-кем-пошло-не-так – самое прекрасное, что есть на Земле.

– Она изменила нас, – кивнул Ник Фригг.

– Совершенно изменила нас! – воскликнула Ганни.

– Заставила нас понять.

– Гантели, гаражи, гипермаркеты, гироскопы, годы, головы. Головы! Мать всех-с-кем-пошло-не-так заговорила у нас в головах.

– Она нас освободила. Мы больше не должны делать то, что привыкли делать.

– Мы перестали ненавидеть таких, как вы, – Ганни ослепительно улыбнулась. – Мы теперь другие… почему мы вообще ненавидели?

– Это хорошо, – кивнула Карсон.

– Мы так сильно вас ненавидели, – призналась Ганни. – Когда на свалку присылали Старых людей, мы топтали их лица. Топтали их, пока от них не оставались только осколки костей и размазанная по мусору кровавая пульпа.

– Собственно, даже в самом начале этой ночи мы проделывали то же самое с такими, как вы, – добавил Ник.

– Это случилось до того, как мы спустились в большую дыру, встретили мать всех-с-кем-пошло-не-так, и нам открылась истина, – уточнила Ганни. – Чел, ох, чел, жизнь теперь совсем другая, это точно.

Карсон перехватила «Городского снайпера», держала его двумя руками, нацелив ствол в небо, а не в землю.

Майкл ненавязчиво проделал то же самое.

– Так где Девкалион? – спросил он.

– Мы отведем вас к нему, – ответил Ник. – Он действительно первый, не так ли, первый сделанный человеком человек?

– Да, действительно, – кивнула Карсон.

– Послушайте, у нас в машине пес. Он будет в безопасности, если мы оставим его здесь? – спросил Майкл.

– Возьмите его с собой, – предложил Ник. – Собаки… они любят свалку. Меня прозвали Собачий Нос, потому что мне это помогает в работе. В меня введены какие-то собачьи гены. Обоняние у меня в два раза хуже, чем у собаки, но в десять тысяч раз лучше, чем у вас.

Когда Майкл открыл дверцу, Герцог спрыгнул на землю и поднял голову, принюхиваясь к насыщенному запахами ночному воздуху. С опаской посмотрел на Ника, Ганни, склонил голову направо, потом налево.

– Он чует Новых людей, – сказал Ник. – И его это тревожит. Но он чует в нас и что-то другое.

– Потому что мы побывали в большой дыре, – воскликнула Ганни, – и мать всех-с-кем-пошло-не-так говорила в наших головах.

– Это точно, – согласился Ник. – Пес – он знает.

Герцог Орлеанский осторожно завилял хвостом.

– Нюх у него, какой и должен быть у хорошей собаки, – продолжил Ник. – Я бы хотел иметь такой, если бы был собакой, а не человеком с собачьими генами. Для собаки нюх у него идеальный. Вам повезло, раз у вас такая собака.

Карсон взглядом спросила Майкла: «Мы настолько безумны, что пойдем с ними в это темное и пустынное место?»

Он правильно истолковал ее взгляд, потому что ответил:

– Что ж, тут темно и тут пустынно, но мы последние три дня имеем дело исключительно с безумием, так чего менять заведенный порядок? Доверимся Девкалиону и Герцогу.

Глава 52

Эрика вынесла Джоко из викторианской, без единого окна, гостиной в секретный коридор.

Лишившись чувств, тролль долго не приходил в себя. Потеряв сознание, уйдя из этого мира, похоже, поселился в комнате с видом на смерть.

Тело его лежало на ее руках, как мешок с тряпьем. Голова болталась, рот открылся, между зубами завис мыльный пузырь, который лопнул, лишь когда Эрика устроила тролля в кресле в библиотеке.

Джоко оставался антиподом красоты. Если бы какой-нибудь ребенок случайно наткнулся на него, то бедняге потребовались бы годы, чтобы восстановить полный контроль над мочевым пузырем, а возможно, он получил бы пожизненную психологическую травму.

И, однако, ранимость Джоко, его отличие от других, его трогательная стойкость влекли к нему Эрику. Порою даже удивляясь самой себе, она чувствовала, что ее привязанность к троллю нарастает с каждым часом.

Если бы этот особняк был коттеджем в лесу, если бы Джоко то и дело начинал петь, если бы компанию ему составляли еще шесть таких же троллей, Эрика решила бы, что стала Белоснежкой в реальной жизни.

Она вернулась в гостиную без окон. С порога какое-то время смотрела на бесформенную тень, затаившуюся в красновато-золотистой субстанции.

Обстановка гостиной говорила за то, что Виктор частенько приходил сюда, чтобы посидеть в компании существа, заточенного в стеклянный ящик. Если б только мимоходом заглядывал сюда, то не обставил бы гостиную с таким вкусом, не стал бы создавать ощущение уюта.

Эрика закрыла стальную дверь, вернула на место все пять засовов. В конце коридора, ощетинившегося штырями, закрыла вторую дверь, заперла на засовы.

Когда вернулась в библиотеку, а секция полок встала на место, скрыв коридор, обнаружила, что Джоко пришел в себя. Он уже сидел в кресле, ножки не доставали до пола, руки цеплялись за обивку, словно он находился в вагончике «русских горок» и ждал, когда тот понесется вниз.

– Как ты себя чувствуешь, Джоко? – спросила она.

– Заклеванным.

– Это как?

– Будто десять птиц хотят клюнуть тебя в голову, ты стараешься защититься, их крылья бьют по твоим рукам, бьют, бьют, бьют по лицу. Джоко везде чувствует биение крыльев.

– На тебя когда-нибудь нападали птицы?

– Только когда видят меня.

– Это ужасно.

– Такое случается, когда Джоко на открытой местности. И обычно днем, ночью всего лишь раз. Ну, два, если считать летучих мышей птицами.

– В библиотеке есть бар. Может, хочешь что-нибудь выпить, чтобы успокоить нервы?

– У тебя есть отстойная вода с осадком?

– Боюсь, вода у нас только в бутылках и из-под крана.

– Ага. Тогда я выпью виски.

– С содовой?

– Нет, только чуть-чуть льда, пожалуйста.

Едва Эрика успела дать Джоко стакан, зазвонил ее мобильник.

– Только Виктор знает этот номер, – сказала она.

Эрика подумала, что слышит нотку горечи в голосе Джоко, когда тот пробормотал: «Он, кто сделал меня, каким я был», – но, возможно, ей только показалось.

– Как ты себя чувствуешь, Джоко? – спросила она.

– Заклеванным.

– Это как?

– Будто десять птиц хотят клюнуть тебя в голову, ты стараешься защититься, их крылья бьют по твоим рукам, бьют, бьют, бьют по лицу. Джоко везде чувствует биение крыльев.

– На тебя когда-нибудь нападали птицы?

– Только когда видят меня.

– Это ужасно.

– Такое случается, когда Джоко на открытой местности. И обычно днем, ночью всего лишь раз. Ну, два, если считать летучих мышей птицами.

– В библиотеке есть бар. Может, хочешь что-нибудь выпить, чтобы успокоить нервы?

– У тебя есть отстойная вода с осадком?

– Боюсь, вода у нас только в бутылках и из-под крана.

– Ага. Тогда я выпью виски.

– С содовой?

– Нет, только чуть-чуть льда, пожалуйста.

Едва Эрика успела дать Джоко стакан, зазвонил ее мобильник.

– Только Виктор знает этот номер, – сказала она.

Эрика подумала, что слышит нотку горечи в голосе Джоко, когда тот пробормотал: «Он, кто сделал меня, каким я был», – но, возможно, ей только показалось.

Достала мобильник из кармана слаксов.

– Алло?

– Мы на какое-то время уезжаем из Нового Орлеана, – сообщил ей Виктор. – Мы уезжаем немедленно.

Поскольку ее муж обычно вопросов не терпел, Эрика не стала узнавать, почему они уезжают, просто ответила: «Хорошо».

– Я уже еду на ферму. Ты подъедешь туда на большом внедорожнике, «Мерседесе GL550».

– Да, Виктор. Завтра?

– Не тупи. Я сказал – немедленно. Этой ночью. В течение часа. Возьми вещи на две недели. Пусть тебе поможет кто-нибудь из слуг. Время дорого.

– Мне привезти одежду для тебя?

– На ферме у меня есть все необходимое. Молчи и слушай.

Виктор объяснил ей, как найти большой сейф и что нужно из него взять. Добавил: «Когда выйдешь из дома, посмотри на северо-запад. Небо горит», – и отключил связь.

Эрика закрыла мобильник, постояла, задумавшись.

– Он нагрубил тебе? – спросил из кресла тролль.

– Он… кто он есть, – ответила Эрика. – Подожди здесь, я сейчас вернусь.

Из библиотеки стеклянные двери вели на крытую террасу. Выйдя на нее, Эрика услышала далекий вой сирен.

На северо-западе странная иллюминация подсвечивала низкие облака: пульсирующие, яркие сполохи, яростно-белые, словно призраки, если ты веришь в их существование.

Горящее небо лишь отражало невероятно жаркое и голодное пламя на земле. Там, где ее зачали и она родилась, в «Руках милосердия», бушевал пожар.

Дождь, падающий сквозь листву и на траву лужайки, чуть шипел, как шипит огонь, но сюда ветер не доносил запах дыма. Умытый воздух пах чистотой и свежестью, до нее донесся легкий аромат жасмина и, наверное, впервые за ее короткую, но насыщенную событиями жизнь, Эрика ощутила себя живой.

Она вернулась в библиотеку и села на скамеечку перед креслом Джоко.

– Маленький друг, ты прошел со мной секретным коридором в скрытую от всех комнату и видел все эти засовы на стальных дверях.

– Джоко туда больше не пойдет. Джоко навидался пугающих мест. Теперь он хочет ходить только в хорошие места.

– Ты видел тайную комнату, и стеклянный гроб, и живую бесформенную тень внутри него.

Джоко содрогнулся, глотнул виски.

– Ты слышал, как эта тень говорила из гроба.

Безуспешно попытавшись изменить голос, говорить более грубо и угрожающе, Джоко процитировал: «Ты – Эрика Пятая, и ты – моя», – потом продолжил обычным голосом:

– В стеклянном ящике что-то очень уж страшное для Джоко. Будь у Джоко гениталии, они бы скукожились и отвалились. А так Джоко может только лишиться чувств.

– Помнишь, я привела тебя туда, чтобы задать тебе один вопрос и услышать твое мнение. Прежде чем я спрошу, я должна подчеркнуть, что хочу услышать правдивый ответ. Только правду и ничего, кроме правды.

Тролль встретился взглядом с Эрикой и ответил, пусть и с неохотой:

– Только правду и ничего, кроме правды. Больше Джоко не будет хотеть пи-пи, больше Джоко не будет тошнить. То был прежний Джоко. Тот Джоко уже ушел.

– Хорошо, вот что меня интересует. Мы не знаем, что это за бесформенная тень. Но, судя по тому, что ты видел и слышал, это существо в стеклянном гробу… обычное существо или злобное?

– Злобное! – без запинки ответил тролль. – Злобное, злонамеренное, ядовитое и потенциально очень опасное.

– Спасибо тебе за честность.

– Пустяки.

– Теперь мой второй вопрос, – она наклонилась к Джоко, подождала, пока он встретится с ней взглядом. – Если это существо в стеклянном гробу создано каким-то человеком, задумано, спроектировано и оживлено тем же человеком, как ты думаешь, этот человек хороший… или плохой?

– Плохой, – ответил Джоко. – Плохой, неприятный, противный, отвратительный, гнусный, мерзкий, с которым лучше не иметь никаких дел.

Эрика еще с полминуты смотрела троллю в глаза. Потом поднялась со скамеечки.

– Мы должны покинуть Новый Орлеан и уехать на ферму резервуаров сотворения. Тебе нужна одежда.

– Это единственная одежда у Джоко, – его пальцы теребили клетчатую скатерть, из которой он соорудил саронг. – Она его устраивает.

– Ты будешь ехать по городу, пусть и в «Мерседесе».

– Положи Джоко в багажник.

– Это внедорожник. Багажника у него нет. Я должна найти тебе одежду, в которой ты будешь выглядеть, как самый обычный маленький мальчик.

От изумления лицо Джоко превратилось в еще одну пугающую маску.

– Какой гений может сделать такую одежду?

– Не знаю, – призналась Эрика. – Но, думаю, есть человек, который знает. Гленда. Она ведает закупками. Покупает все, что необходимо для функционирования поместья. Еду, канцелярские принадлежности, постельное белье, униформу для персонала, праздничные украшения…

– Она покупает мыло? – спросил Джоко.

– Да, все, она покупает все.

Он отставил в сторону пустой стакан и хлопнул в ладоши.

– Джоко хочет встретить женщину, которая покупает мыло.

– Это идея не из лучших. Ты останешься здесь, где тебя никто не увидит. Я поговорю с Глендой и посмотрю, что она сможет сделать.

Тролль спустился с кресла.

– Джоко хочет покружиться, покувыркаться или походить на руках. Все равно что.

– Знаешь, что ты можешь сделать? Ты можешь посмотреть, какие книги стоят на полках, и отобрать те, что мы возьмем с собой.

– Я собираюсь тебе читать, – вспомнил он.

– Совершенно верно. Выбери хорошие истории. Книг двадцать.

Тролль двинулся к ближайшим полкам, а Эрика отправилась на поиски Гленды.

У двери в коридор остановилась, посмотрела на Джоко.

– И знаешь, что?.. Также выбери четыре или пять книг, которые немного опасны. И может… одну действительно, действительно опасную.

Глава 53

Мощный двигатель передает вибрацию через каркас автомобиля.

От колес тоже идут вибрации, которые распространяются по всему автомобилю.

Даже на роскошной обивке заднего сиденья эти вибрации пусть чуть-чуть, но ощущаются, возможно, тем, кто создан особенно чувствительным к вибрациям, способен ощущать их даже в состоянии, близком к анабиозу, когда органы чувств приносят минимум информации.

Как и в вибрации мотора-компрессора морозильника, передававшейся на подвешенный мешок, в этих вибрациях Хамелеон не находит ничего приятного или неприятного.

Но его больше не мучает холод.

Не мучает его и беспомощность, потому что теперь он не беспомощный. Он свободен, наконец-то свободен, и это свобода убивать.

В настоящий момент Хамелеона мучает только его неспособность найти МИШЕНЬ. Он засек запахи многих ИСКЛЮЧЕНИЙ, но большинство из них умерли.

Единственную МИШЕНЬ он нашел в лаборатории, но она превратилась в ИСКЛЮЧЕНИЕ за несколько секунд до того, как Хамелеон убил бы ее.

Хамелеон не понимает такой трансформации, и его это раздражает. Его программа ничего подобного не допускает.

Хамелеон может приспосабливаться. Если программа и реальные ощущения расходятся, он может попытаться понять, почему программа неадекватна.

Хамелеону не чужда подозрительность. В лаборатории он продолжил наблюдение за тем, кто трансформировался. Хамелеон узнал лицо человека из прошлого и из фильма. Но, благодаря трансформации, назвал его ЗАГАДКОЙ.

ЗАГАДКА чем-то занимался в лаборатории, бегал туда-сюда. Что-то в лихорадочной деятельности ЗАГАДКИ показалось Хамелеону еще более подозрительным.

В коридоре ЗАГАДКА столкнулся с существом, тоже не отображенным в программе Хамелеона. Огромным, странно двигающимся, не похожим на ИСКЛЮЧЕНИЯ, но пахнущим, как пахнут они.

ЗАГАДКА убежал из здания, а Хамелеон последовал за ним, потому что не находил в здании запаха МИШЕНЕЙ, вот и не видел смысла здесь оставаться.

На пути из здания Хамелеон уловил у ЗАГАДКИ слабый запах МИШЕНИ под запахом ИСКЛЮЧЕНИЯ.

Интересно.

Как только они оказались в машине и какое-то время провели в пути, возбуждение ЗАГАДКИ спало, он стал куда спокойнее, и запах МИШЕНИ медленно исчез.

Назад Дальше