– Это не шутовской колпак, – пожаловался он.
– Нет. В доме я тебе его найти не смогла, а магазин, где продаются шутовские колпаки, откроется только в девять утра.
– Может, доставка у них начинает работать раньше.
– У них нет такой службы доставки, как в пиццериях, – ответила Эрика, складывая отобранные Джоко книги в матерчатый пакет.
– Если говорить о шутовском колпаке, то пицца лучше этого. Давай закажем пиццу.
– Ты не думаешь, что пицца на твоей голове привлечет к нам ненужное внимание?
– Нет. И с обувью не сложилось, – даже вытащив шнурки, он не смог вставить широкие стопы в детские кроссовки. – Но босиком Джоко лучше. Он тверже стоит на ногах, а если ему захочется пососать пальцы, не придется разуваться.
Его пальцы на ногах, с тремя фалангами, длиной не уступали пальцам на руках. Эрика подумала, что он может вскарабкиваться на дерево, как обезьяна.
– На тебя не обратят внимание, если ты будешь оставаться в салоне, – сказала она. – И пригнешься. Не будешь смотреть в окно, если мимо проедет автомобиль. И не будешь никому махать рукой.
– Может Джоко показать им палец?
Она нахмурилась.
– Это же непристойный жест. Зачем?
– Всякое случается. Скажем, теплая ночь, большая луна, светят звезды, и тут внезапно женщина бьет тебя шваброй, а мужчина – пустым ведром, крича: «Что это здесь, что это здесь, что это здесь?!» Ты бежишь быстрее, чем бегут они, а потом тебе хочется прокричать им что-то умное, но ты не можешь придумать ничего умного, зато всегда есть палец. Может Джоко показать им знак «Все хорошо»?
– Я думаю, будет лучше, если ты станешь наслаждаться поездкой, не поднимая рук.
– Может Джоко показать им кулак, символизирующий лозунг «Власть – народу!»?
– Я не думала, что ты увлекаешься политикой, – матерчатый пакет распух от книг. – Пошли. Пора выбираться отсюда.
– Ох! Подожди. Джоко забыл. В его комнате.
– В твоей комнате нет ничего, что тебе нужно.
– Вернусь в полсекунды.
Он схватил шнурок от кроссовки и, зажав в зубах, закувыркался к двери из библиотеки.
Вернулся через несколько минут с мешком из наволочки, завязав горловину шнурком.
– Это что?
– Вещи.
– Какие вещи?
– Вещи Джоко.
– Хорошо. Хорошо. Пошли.
В гараже, у «Мерседеса GL500», Джоко спросил:
– Хочешь, чтобы я сел за руль?
Глава 57
Судя по степени возбуждения Новых людей и их разговорам между собой, Карсон решила, что большинство из тех, кто держал в руках факелы и масляные лампы, если не все, Эпсилоны, как Ганни Алекто, работающие на свалке.
Помимо Эрики Четвертой еще пятеро Новых людей, признанных мертвыми и доставленных в «Кроссвудс», но потом воскрешенных, были Альфами, четверо мужчин и одна женщина. Их всех уничтожил Виктор, по той или иной причине. Вот эта группа и называла себя Дампстерами.
Карсон и Майкл сильно удивились, когда выяснилось, что один из Дампстеров – Баки Гитро, окружной прокурор. Не тот клон, которого они убили в парке Одубон, и не исходный Баки, рожденный от отца и матери. Речь шла о первом клоне, которому предстояло заменить настоящего Баки. Но его самого заменил второй клон, потом убитый Карсон и Майклом, поскольку Виктор решил, что у первого недостаточно хорошая мимика, чтобы он смог сойти за окружного прокурора.
Судя по всему, все эти Альфы вернулись к жизни раньше, чем миссис Гелиос. Они нашли воду, чтобы умыться, и носили достаточно чистую, пусть и истрепанную одежду, вероятно, найденную тут же, на свалке.
Хотя Эрику Четвертую воскресили самой последней, именно ей поручили говорить не только от себя, но и за всех Альф, возможно, потому, что она была женой их мучителя и хорошо знала Виктора, его характер и темперамент. Лучше других могла указать на слабости, которые выводили на его уязвимые места.
Девкалион возвышался над Эрикой, когда она вводила Карсон и Майкла в курс дела, рабочие свалки приблизились к ним. От нее они не слышали ничего нового, но, будучи низшей кастой Новых людей, слушали как зачарованные. Жадно ловили каждое слово, их лица блестели в свете факелов и масляных ламп, они напоминали детей, собравшихся у костра, чтобы послушать захватывающую историю.
– Рабочие знали, что под мусорными полями происходит что-то странное, – говорила Эрика. – Они видели, как поднимается и опускается укатанная бульдозерами поверхность. Они слышали голоса, которые доносились снизу. Нынешней ночью они увидели это существо в первый раз и назвали его матерью всех-с-кем-пошло-не-так.
Эпсилоны зашептались, послышались приглушенные восклицания. На их лицах отражались эмоции, которые Новые люди никак не могли испытывать: счастье, благоговейный восторг, возможно, надежда.
– Это существо – результат неудачного эксперимента. Его доставили сюда, посчитав мертвым, но на самом деле оно умерло не полностью, – продолжала Эрика. – Удар молнии оживил его. Оно эволюционировало, превратившись в нечто удивительное, неописуемо красивое и посвятившее себя высокой цели. Иногда в Альфах, умерших даже по мнению Виктора, несколько дней после смерти сохранялась яркая искорка жизни. При должном подходе имелась возможность не дать ей потухнуть, наоборот, разжечь ее. И по мере того, как эта искорка разгоралась, жизненная сила растекалась по Альфе, возвращая его или ее в сознание и обеспечивая нормальное функционирование. Если Эпсилоны называют это существо матерью всех-с-кем-пошло-не-так, то мы зовем его Воскресителем, потому что оно само воскресло от удара молнии, а теперь воскрешает нас, делясь своей невероятно яркой жизненной силой.
Надвинувшиеся Эпсилоны с факелами и масляными лампами взяли Карсон в кольцо мерцающего оранжевого света, и на этом маленьком клочке свалки ночь обрела тот же цвет, что небо на заре, разрисованное солнечной кистью.
– Воскреситель не только восстанавливает тело, но излечивает разум, – объяснила Эрика Четвертая. – Из наших программ стирается все, что поощряет зависть, ненависть и злобу, уничтожаются все барьеры, воздвигнутые перед состраданием, любовью, надеждой. В эту ночь Воскреситель предстал перед рабочими свалки, и они получили от него весь спектр эмоций, ранее им недоступных.
У Карсон по спине пробежал холодок, когда она вспомнила слова Ганни Алекто: «Мать всех-с-кем-пошло-не-так заговорила у нас в головах».
Майкл разделил ее тревогу.
– Только не обижайтесь, но, каким бы прекрасным ни было это существо, я боюсь того, что может забраться мне в голову и изменить меня.
В мерцающем свете факелов татуировка на изуродованной половине лица Девкалиона, казалось, обрела собственную жизнь, ползая по когда-то раздробленным костям и жутким шрамам.
– Оно сейчас ждет в тоннеле. Я недавно спускался туда… и почувствовал присутствие существа, в котором нет и толики недобрых намерений. Оно спроектирует на вас некоторые мысли… но никогда не проникнет в ваш разум против вашей воли, – заверил он.
– Это всего лишь твое мнение, – резонно возразил Майкл.
– Два столетия я сталкивался с самыми разными формами человеческой злобы, – ответил Девкалион. – Меня самого собрали из частей тел преступников, мне дали мозг самого гнусного из убийц, поэтому у меня есть… нюх на присутствие зла. В этом Существе зла нет.
Карсон почувствовала, что слово «Существо» произнесено с большой буквы. Его уверенность как-то ободрила ее, пусть полностью тревога и не ушла. Она по-прежнему с опаской относилась к предложению Девкалиона спуститься в тоннель.
– Воскреситель поможет нам воздать Виктору по заслугам, – вновь заговорила Эрика. – Более того, я думаю, что без его помощи нам не удастся справиться с Гелиосом.
– Если он приедет сюда этой ночью или ранним утром, – поддержал Эрику Девкалион, – узнав о пожаре в «Руках милосердия», как мы того ожидаем, наш долг – воспользоваться этой возможностью.
Под отраженным светом факелов и масляных ламп в его глазах, как иногда случалось, запульсировал другой свет, отголосок молнии, оживившей его. И Карсон задалась вопросом, не слышит ли он разваливающий небо раскат грома, не вспоминает ли ужас первых минут своей новой жизни.
– Я уверен, что нам надо спешить, – продолжил Девкалион. – Вы должны встретиться с Воскресителем, чтобы мы успели подготовиться и уже поджидали Виктора, когда он прибудет на ферму.
Карсон посмотрела за Майкла, и он озвучил мнение их обоих:
– Тогда… пошли в большую дыру, это безумная ночь, потрясающая ночь, и я с нетерпением жду, что еще она преподнесет нам.
Глава 58
Мрачные мысли отвлекали Виктора от дороги, и пустынное шоссе, уходящее в не менее пустынную темноту, не улучшало настроения.
Прежде, когда обстоятельства навязывали ему перемену места жительства (из Германии – в Аргентину, в прежний Союз, Китай или куда-то еще), он страшно злился на своих союзников, которые подвели его, и на природу (за то, что она ревностно хранила секреты молекулярной биологии и оказывала яростное сопротивление острому клинку, каким он представлял себе свой уникальный разум), но никогда не терял надежды.
Короткий проект на Кубе, такой многообещающий, рухнул из-за какого-то глупого крестьянина, взбесившегося кота, коварной лестницы, мокрого кусочка мыла, непонятно зачем оставленного на одной из ступенек. Однако он и Фидель расстались друзьями, и Виктор перебрался в другую страну, уверенный в конечном триумфе.
Оснащенный по последнему слову техники научно-исследовательский комплекс в Северной Корее, щедро финансируемый консорциумом прогрессивных государств, должен был стать тем самым местом, где ему удался бы окончательный прорыв. Он получил в свое распоряжение практически неограниченный фонд человеческих частей и органов: многие политические заключенные предпочитали, чтобы их разрезали живыми, лишь бы не есть эту тюремную пищу. Но кто мог предвидеть, что диктатор – самодовольный петух с личным гаремом – застрелит собственного быстро растущего клона, которого Виктор создал по его требованию, когда вышеуказанный клон проникся страстью к своему оригиналу и принялся целовать его в губы? Виктору удалось покинуть страну, не расставшись с яйцами, только потому, что их общий с диктатором друг, всемирно известный киноактер, сумел кое-как помирить их. Однако он стойко выдержал и этот удар, не сомневаясь в конечном успехе, не ведая, что такое депрессия.
Полное уничтожение «Рук милосердия» подействовало на него сильнее, чем прежние неудачи, отчасти и потому, что теперь он подошел к триумфу гораздо ближе. Полный контроль над плотью находился буквально на расстоянии вытянутой руки.
По правде говоря, и пожар, и связанные с ним потери, не сильно поколебали его уверенность в себе. Личность поджигателя – вот что испортило ему настроение.
Возвращение его первого создания, грубого и неуклюжего монстра, которому следовало за эти два столетия навсегда вмерзнуть в арктический лед, еще более невозможное, чем «голубой» клон, – вот что подкосило Виктора.
Он заметил, что скорость «Мерседеса» упала до двадцати миль в час. Такое уже случалось дважды. Всякий раз он придавливал педаль газа, скорость движения увеличивалась, но мысли отвлекали от дороги, и нога отпускала педаль.
Девкалион. Какое претенциозное имя.
Девкалион на кухне Патрика Дюшена, отворачивающийся от Виктора и… исчезающий. Трюк, безусловно. Но какой трюк!
Девкалион, проникший в «Руки милосердия», не подняв тревоги.
Всего лишь за несколько дней Харкер родил какое-то чудовище, Уильям отгрыз пальцы, Кристина решила, что она – кто-то еще, с Уэрнером произошла глобальная трансформация на клеточном уровне, после чего трансформированный Уэрнер, похоже, сожрал всех сотрудников «Рук милосердия», Хамелеон вырвался из ледяной тюрьмы, Эрика Четвертая вроде бы воскресла из мертвых, эти два детектива каким-то образом ускользнули от Бенни и Синди Лавуэллов, первоклассных киллеров… Список невероятных инцидентов продолжался и продолжался.
Что-то все это означало.
Слишком многое одновременно пошло не так.
Причина, конечно, откроется. Возможно, заговор. Чьи-то интриги.
Иногда Виктор думал о том, что у него, вероятно, есть какая-то склонность к паранойе, но в данном случае он точно знал, что его подозрения небезосновательны.
На этот раз неудача отличалась от тех, что случались ранее. На этот раз на грань катастрофы его привел не кусок мыла, оставленный на ступеньке, и не клон с нестандартной ориентацией. Эта «симфония» требовала целого оркестра врагов и решительно настроенного дирижера.
На этот раз ему, возможно, предстояло готовиться к самому худшему.
Скорость «Мерседеса» упала еще заметнее.
Впереди, справа, горели фонари площадки отдыха. Он съехал с шоссе, остановил автомобиль, передвинул ручку переключения скоростей на «парковку».
Прежде чем мчаться сломя голову на ферму резервуаров сотворения, следовало обдумать недавние события. И Виктор предчувствовал, что ему предстоит принять самое важное решение в своей жизни.
Он уже уехал от дождя, но пока смотрел на конусы света, вырывающиеся из фар, дождь догнал его вместе со стонущим ветром.
Хотя способность Виктора к концентрации считалась легендарной среди тех, кому довелось с ним работать, сейчас его постоянно отвлекало неприятное, противоречащее логике ощущение, будто он в кабине не один. Но, естественно, он был один, не только в кабине, но и во всем мире, одинок до такой степени, что не следовало и думать об этом, учитывая, что и так тошно.
Глава 59
Следуя за Дампстерами и рабочими свалки к большой дыре в западном котловане, Карсон подумала, что от процессии очень уж отдает Средневековьем. Огромные просторы свалки лежали под черным пологом ночи, словно от эры электричества цивилизацию отделяли еще несколько столетий. Свет факелов и масляных ламп создавал атмосферу религиозного паломничества, которая усиливалась внезапным благоговейным молчанием: с приближением ко входу в подземный храм Воскресителя все разговоры смолкли…
Вооруженная двумя пистолетами и «Городским снайпером», Карсон чувствовала себя беззащитной перед лицом неведомого.
Они вошли в тоннель диаметром примерно в восемь футов, под углом спускающийся в глубины свалки, который, похоже, открыло Существо, мать всех-с-кем-пошло-не-так, когда решило показаться тем, кто здесь работает.
Прежде чем они вошли в тоннель, Карсон спросила Ника Фригга, какова толщина утрамбованного бульдозерами мусора. И удивилась, узнав, что стоят они почти на десяти этажах мусора. Учитывая размеры территории, занимаемой свалкой, получалось, что Воскреситель прорыл многие мили коридоров, и сейчас Фригг подтвердил это предположение, сказав, что они одолели лишь малую часть подземных ходов.
Утрамбованный мусор, образующий стены тоннеля, был покрыт слоем прозрачного вещества, достаточно прочного, чтобы не допустить обрушение. Сполохи света метались по блестящей поверхности.
Карсон догадалась, что Воскреситель сам выделял этот клей, то есть получалось, что по природе он, хотя бы частично, насекомое. И, откровенно говоря, не могла представить себе, что строитель этих тоннелей – то самое сострадательное необыкновенное существо, в котором злость отсутствовала напрочь.
Когда они вошли в тоннель, Карсон предполагала, что вонь усилится и воздух от нее загустеет. Но блестящий клей, похоже, не пропускал метан, от которого они могли задохнуться, а снаружи поддувал ветерок, так что с дыханием проблем не возникало, более того, создавалось ощущение, что вони поубавилось.
Посмотрев на Ника Собачий Нос, Карсон увидела, что ноздри его раздувались, пребывая в постоянном движении, и он улыбался от удовольствия. Просто наслаждался запахами, которые долетали до его ноздрей. Точно так же, как и Герцог Орлеанский.
Отшагав футов сто от входа в тоннель, они спустились в глубины свалки футов на десять. Тоннель резко повернул налево и расширился до просторной галереи, которая уходила вниз под большим углом.
В этой галерее их и ждал Воскреситель. Поначалу свет факелов чуть вырывал его из темноты, далекого и загадочного.
Ширина галереи позволила процессии рассыпаться и видеть друг друга. Карсон посмотрела направо, налево и убедилась, что на всех, кроме нее и Майкла, близость Существа производит самое положительное впечатление. В Новых людях чувствовалась умиротворенность, они улыбались, глаза сверкали.
Они приближались к Существу, тень отступала, отгоняемая факелами и масляными лампами, да и само Существо, похоже, окутывал золотистый свет.
Карсон тоже почувствовала, как поднимается у нее настроение, как рассеиваются дурные предчувствия. Она на все сто процентов знала, что здесь они в полной безопасности, что Воскреситель – существо мирное и с ними заодно.
Она понимала, что Существо излучает успокаивающие волны. Оно никогда не позволило бы себе вторгнуться в ее мозг, но телепатически общалось с ней, как могло бы общаться при помощи слов.
Без слов и без образов (ибо ни один не возник у нее в голове) Воскреситель тем не менее объяснил ей, как войти на ферму, как нейтрализовать работающих там Новых людей, как схватить Виктора, чтобы наконец-то разрушить его королевство безумия и ужаса.
И пока Воскреситель ей все это объяснял, Карсон медленно начала осознавать, что не может описать нечто, находящееся перед ней. Вроде ее органы чувств говорили о том, что Воскреситель – существо неземной красоты, сравнимой, если не превосходящей красоту ангелов, красота эта и скромна, и величественна, не просто завораживает, но и вдохновляет. То была красота и тела, и души, души с чистейшими намерениями и несгибаемой уверенностью в себе, поощряющая Карсон, тоже храбрую, тоже решительную, тоже никогда не теряющую надежды стремиться к новым высотам. Обо всем этом говорили ее органы чувств, но если бы Карсон попросили описать Существо, вызывающее у нее такие эмоции, она бы не могла сказать, сколько у него ног, две или десять, одна голова, сто или ни одной.