Прошлогодние листья покрывали фигуру, как одеяло, до талии; я осторожно смела их на землю.
Из-под широкого каменного подола выглядывали носки легких туфель. И почти до этих носков доставал конец клинка с продолговатым отверстием – игольным ушком.
Каменная королева держала в руках Швею.
Волосы мои поднялись дыбом. Попятившись, я разглядела надпись на камне – она почти полностью заросла мхом. Трясущейся рукой я ободрала зеленое покрывало.
«Вам, заблудившимся в темноте… вам, не вернувшимся с изнанки… посвящается…»
Больше я ничего не смогла прочитать.
Швея валялась тут же, в траве. Я размотала остатки кожаных лент со стертых ладоней и потянулась за посохом – лечить. Сперва не поняла, что не так, а догадавшись, разом села на траву: посох оказался легким и бесполезным.
Меня опять вынесло из Королевства?! Где я в таком случае?
Вокруг был лес, густой и хмурый. В нем едва виднелась заросшая тропка. Я осталась совершенно одна, мой посох превратился в смешную палку, меч я едва могла удержать в руках, не то что сражаться. У меня понятия не было, куда забросила меня предательница-Швея; впрочем, иного и ждать не стоило. Так бывает всегда: хорошие порывы, самые благородные, заканчиваются в глубокой заднице. Только негодяи торжествуют.
Негодяи торжествуют. Я почему-то вспомнила, как Зайцева из десятого «Б» садится в шикарную машину ее папаши. Как брезгливо поджимает ноги в блестящих белых сапожках, отороченных мехом. Идиотка, троечница, пустое место – хозяйка жизни! Пока я кисну в городе все лето, она раскатывает по Италиям да по Грециям…
Потому что так устроен мир!
И в Королевстве он устроен точно так же: я буду работать, как вол, а Максимилиан усядется на троне поудобнее, и все у него будет о’кей.
И у Зайцевой все будет о’кей. Что бы она ни сделала – толпы воздыхательниц будут пищать и хлопать. А за моей спиной будут шептаться, разносить гадкие сплетни, поливать меня грязью…
Потому что мир устроен подло, мерзко, несправедливо. Зайцева будет работать в банке, ничего не делать и получать кучу денег. А мое место – в какой-нибудь пыльной конторе: целый день буду сидеть и пялиться в экран, а как только посмею поднять голову, заявить о себе, жизнь огреет меня так, что мало не покажется…
Я встала. Во рту стоял горький привкус желчи.
Рябины уродливо изгибали стволы, будто больные рахитом. Лес пах гнильем. Надгробие, пышное и безвкусное, казалось совершенно заброшенным: ага, статую положили, а никто даже цветочек не принесет! Нужна она кому-то, эта мертвая королева; я наступила на Швею. Мне хотелось сломать проклятый меч, услышать его хруст, я в ожесточении начала топтаться по нему, выкрикивая угрозы.
– Ненавижу! Ненавижу! А чтоб вам всем пропасть… Чтоб вы все сдохли! Сдохли!
«Сдохли… сдохли…» – эхом отдалось у меня в ушах.
И почему-то вспомнился грязный трактир, дымный, вонючий, темный. На тряпочке в углу сидел нищий, смотрел на меня с лютой ненавистью, из его раскрытого рта летела слюна и проклятия: «Чтоб вы все сдохли… сдохли…»
Я остановилась. Меня трясло, горячий пот лился по спине. Вокруг по-прежнему стоял лес, чужой, уродливый…
Почему уродливый?
Что со мной?!
«Вам, не вернувшимся с изнанки… посвящается…»
Что такое говорил Максимилиан о свойствах изнанки?!
Имя некроманта снова запустило у меня в голове будто огромный маховик. Предатель, ему достанется все… А мне помои… об меня он ноги вытер, так всегда, все несправедливо, ужасно, гадко…
Я снова вспомнила нищего, его великую злость и великое омерзение. Ужас облил меня мурашками с головы до ног – и на секунду прояснил сознание. Я прошептала, защищаясь из последних сил:
– У зла нет…
«Узла нет», – издевательски повторило эхо.
– У зла нет власти…
Перед глазами у меня колыхалась мутная пелена. Уродства набухали, все остальное скукоживалось и пропадало. Мир так устро…
– У зла нет власти!
Двумя руками вцепившись в пелену, я разорвала ее перед своим лицом, как ветхий занавес.
И повалилась без сил.
* * *– Господин! Госпожа?!
Передо мной стояла девочка лет восьми, в мешковатом платьице, босая, с корзинкой в тонких руках.
Я села. Девочка отпрыгнула; на «господина» я мало походила, на «госпожу» тоже, а о магах дороги малышка, наверное, никогда не слышала.
– Вам плохо? – участливо поинтересовалась она, продолжая пятиться.
– Уже нет, – сказала я, подумав. – Ты кто?
– Улейка, девочка, дочка городского ваятеля. – Она оказалась очень обстоятельной и добросовестной собеседницей. И еще – ее не научили бояться чужих. Она понятия не имела о Красной Шапочке – иначе с чего бы выкладывать все-все-все по первой просьбе?
– Как называется город?
– Большая Столица.
– Далеко до него?
– Не очень, – девочка почесала левую пятку о носок правой ноги.
– Ты что же, тут одна?
– Одна. А чего?
– Ну, – мне не хотелось ее пугать. – Лес все-таки. Могут быть дикие звери, и…
– Нету зверей, – уверенно отозвалась девочка. – А какие есть, те маленькие.
– А разбойники?
– Разбойников нет, – ответила она уже не так уверенно. – Правда, отец говорил…
Она заметно поскучнела.
– Иногда… в последнее время… пошаливают.
Будто вспомнив, зачем сюда пришла, она зашагала к надгробию. Быстро поклонилась:
– Мертвая королева, подари мне ягодок…
И деловито принялась обирать зеленовато-желтые рябинки.
– Они же неспелые!
– Спелые, – девочка складывал ягоды в корзинку. – Это не обычная рябина, а королевская. Мальчишки к мертвой королеве идти трусят. Говорят, она привечает только девочек. А этим дылдам – как пройти через лес? Они улицу перебежать боятся!
Обернувшись ко мне, она протянула пригоршню ягод:
– Возьми, господин… или ты госпожа?
– Спасибо… А кто она, мертвая королева?
– Как кто? – Девочка нахмурила лоб. – Королева. Мертвая. Жена короля.
– А король тоже умер?
– Нет. Он увел свое Королевство из нашей страны… Королевство ушло. А страна осталась.
– Как… скажи мне, как звали этого короля?!
– Никто не помнит. – Девочка споро наполняла корзинку. – Ведьма сказала слово забвения. Никто не помнит, как его звали.
Дотягиваясь до верхних ягод, она вскарабкалась на надгробие босыми ногами.
– Я не боюсь мертвой королевы. Ее изваял мой отец. Он много чего изваял, одних надгробных памятников – кучу! Красивая, правда?
Я механически бросила в рот одну из дареных ягодок. Она показалась мне такой терпкой – язык в трубочку свернулся.
– Королева очень давно умерла. Меня еще на свете не было. Что она мне сделает? – Жуя и облизывая пальцы, девчонка соскочила на траву. – А ты, госпожа, кто ты такая?
Я наклонилась и подняла Швею. Поцеловала клинок, запачканный землей и глиной.
– Я маг дороги, Улейка.
Она замерла, будто ее подстрелили. Серые глаза округлились, щеки покраснели, перепачканные ягодным соком губы раскрылись.
– У тебя такой меч, как у королевы!
Она глядела на Швею в моих руках.
* * *Город разросся, несколько раз выплеснулся за стены, и предместья тянулись до самой опушки. Я шагала по той самой дороге, по которой когда-то выезжала в поход вместе с Королевством, и рядом на белом крылатом коне ехал Оберон. Девочка Улейка согласилась, чтобы я проводила ее из леса – хотя непонятно, кто кого провожал, я ведь совсем не знала дороги, а она шастала по невидимым тропкам, будто в голове у нее был точный указатель. По дороге она болтала без умолку – ее отец изваял статую мэра, он самый знаменитый в городе, на последней ярмарке в толпу бросали монетки желаний, Улейке досталась одна, она пожелала большой кусок шоколада, но отец подарил ей всего лишь сахар на палочке. С тех пор как ушло Королевство, сказки стали скучнее, и монетки желаний почти не работают…
Я слушала ее вполуха: внутри меня стучал огромный секундомер. Я не знала, сколько времени прошло в Королевстве, может быть, все уже потеряно, бороться поздно – но Швея вела меня по красной нитке, как пес по следу, и мне ничего не оставалось делать, как продолжать погоню.
Наконец мы пришли к девчонкиному дому; ваятель был на месте, к моей радости и к неудовольствию Улейки. Корзинка в руках девчонки оказалась вещественным доказательством, а отец был настроен решительно.
– Ты ходила в лес?! – Огрубевшей ладонью он сорвал стебель крапивы, росшей в углу двора.
Улейка попятилась:
– Я недалеко, только на опушке…
– Врешь! Ты была у мертвой королевы! Я говорил, что за такое высеку?!
– «Высеку, высеку», – Улейка отступала. – Ты же ваятель, тебе лишь бы высекать!
– Шуточки, да? А ты знаешь, что в лесу появились разбойники?
– Со мной был маг дороги! – нашлась Улейка.
– Кто?!
Я вышла из-за створки ворот. Ваятель, немолодой уже мужчина с узкими плечами и непропорционально большими кистями рук, уставился сперва на мой меч, а потом уже на меня.
– Я маг дороги, – голос мой звучал хрипло, – и очень спешу. Мне надо задать вам один вопрос.
– Этот меч…
– Да. Вы изваяли памятник мертвой королеве?
– Я, – он сжал губы.
– Она… она была похоронена с этим мечом?
– Нет, – он смотрел мне в глаза. – Я никогда не видел этого клинка… раньше.
И, прокашлявшись, продолжал:
– Король пожелал, чтобы каменная королева держала в руках меч. Он нарисовал мне эскиз. Я вылепил меч сперва из глины, а потом высек в камне. Меня, помнится, поразило, что клинок с дыркой… Госпожа, магов дороги больше нет в нашем мире. Королевство ушло… остались только старые сказки. – Говоря, он механически обрывал листья с крапивного стебля, будто гадал.
– Остался еще кое-кто. Женщина, которая принадлежала Королевству, но не захотела уйти из вашего мира. Вы ее знаете?
– Эдна, – ваятель помрачнел. – Она ведьма.
– Мне надо ее видеть. Где она живет?
Улейка потихоньку проскользнула вдоль бревенчатой стенки, радуясь, что о ней забыли. Шмыгнула в дом. Тихонько хлопнула дверь.
– Она ведьма. Насылает порчу. Она может…
– У меня нет ни минуты, – я прервала его. – Мне надо видеть ее как можно скорее.
– Она живет в черте города, за второй стеной, на Торговом тракте. Его еще называют Парадом Королевства. У нее большой двухэтажный дом с жестяным драконом на крыше.
– Спасибо, – я обернулась, чтобы уходить, но замешкалась. – Вы знали короля?
– Да.
– Как вы его звали?
– Я обращался к нему «ваше величество», – сурово ответил ваятель. – Больше ничего не помню.
* * *Я не узнала этот дом, даже подойдя вплотную. Но запах – запах заставил меня насторожиться.
Конечно, есть огромная разница между тем, как пахнет город днем и ночью. Но разница все же меньше, чем между запахом этого города – и, например, луга или реки. Или запахом Королевства; я стояла на людной и пыльной улице, в которую вливались, как речные притоки, темные переулки. Грохотало железо – работала кузница. Катились возы, шагали купцы и рабочие. На меня поглядывали, кто с любопытством, кто с опаской. Некоторые перешептывались.
На дорожке перед домом ведьмы росла трава – здесь никто давно не ходил. На крыше ловил ветер жестяной дракон. Забор был каменный, невысокий, через него легко и удобно перелезать…
Вот тут-то я и вспомнила этот дом.
Женщина сидела у камина. Шила дракона из тряпок. «Кто тебя послал? Кто тебя подослал?!»
Вот, оказывается, куда меня забросило в тот первый раз, когда я училась самостоятельно ходить между мирами. Вот с кем мне довелось встретиться. Знать бы наперед…
Но в ту первую встречу со мной не было Швеи.
Я выхватила меч из ременной петли на боку. Продолжая мое движение, клинок рванулся вперед и вверх, выдернул меня на изнанку, как рыбак вытаскивает карася из воды. Я увидела красную нить в игольном ушке; нить уходила в дом.
Калитка открылась без скрипа.
* * *Одни изнаночные нити здесь были обкромсаны, как неровная бахрома на скатерти, другие свалялись в жгуты, похожие на дреды. Нигде раньше я не видела столько уродливых петель и затянутых узлов; они провисали и натягивались, пульсировали, рвались. Я пробиралась, будто сквозь огромную паутину, брезгливо отводя от лица размочаленные отростки. Сквозь тугое безумное кружево едва проглядывала комната, коврики на стенах, полочки и чашечки, фарфор и бронза, подушки, кофейники, – а красная нитка тянула меня дальше, вверх по лестнице, на второй этаж.
Ведьмы не было дома.
Я каждую секунду боялась, что она появится из какой-нибудь двери, но дом пустовал; я мельком увидела спальню с одной большой кроватью, с ночным горшком, расписанным цветами. Красная нитка тянулась дальше и выше, по крутой деревянной лестнице на чердак. Здесь было темно и пахло пылью, слежавшейся ветошью, сухими травами. Я посмотрела ночным зрением: просторный чердак был завален хламом, стояла огромная бочка в толпе бочонков, будто свинья с поросятами. Вдоль стен штабелями громоздились сундуки, коробки, шкатулки. Трав, вывешенных на просушку, было куда меньше, чем я ожидала встретить на чердаке у ведьмы, зато имелись ожерелья сушеных грибов, ссохшиеся в тень вяленые рыбины, рыбачьи сети, дамские панталоны, вывешенные на просушку с полгода назад – судя по пыли, которая их покрывала. Красная нитка терялась среди всего этого безобразия, а Швея, кажется, не собиралась мне помогать.
В этот момент я совершенно четко услышала хлопок входной двери.
– Кто здесь?! – вскрикнули внизу.
Я помнила этот голос.
Меч дернулся в руке, перенося меня на лицевую сторону мира. Я покачнулась, удерживая равновесие. Прямо над головой у меня обнаружилась длинная полка, заваленная тряпичными драконами, черными, желтыми, зелеными, большими и маленькими.
– Ты, наверное, чужак, – говорила женщина, и голос ее звучал все ближе. – И ни с кем здесь не толковал, если влез ко мне в дом… Ты не знаешь, кто я.
«Знаю».
Швея задрожала у меня в руке. А может, это рука затряслась от напряжения? Под тяжелыми шагами ведьмы скрипела уже лестница на чердак.
– Я знаю, что ты здесь…
Я увидела ее голову, потом грудь, потом руку. Она держала мясницкий нож; сколь бы кровожадно он ни выглядел – его тусклое лезвие было гораздо короче Швеи.
Ведьма выпучила глаза. Она плохо видела в темноте. Наконец глаза ее привыкли к полумраку, она хищно оскалилась:
– Ты не так велик, чтобы грабить ведьму… Или ты не знал, кто я?
– Добрый день, Эдна, – сказала я.
Она резко отдернула голову, будто в нос ей ткнули горящим факелом:
– Ты кто?!
– Вы меня знаете. Королевство уходило, вокруг толпились горожане, а вы – вы стояли на холме, вдали от всех, в длинном плаще. Вспоминаете?
Ее глаза сузились в щелочки.
– Ты маг дороги. Та девчонка, что появилась из ниоткуда и стала служить королю. Это он тебя послал?
Была минута страшного соблазна – сказать «да».
– Нет. Я пришла по своей воле. Расспросить тебя о слове забвения.
– О чем, о чем?
– О слове забвения.
– Я понятия не имею, о чем ты спрашиваешь! – Она повысила голос: – Думаешь, я не знаю, что в нашем старом мире совсем не осталось волшебства? Ты здесь не маг, ты девчонка из подворотни. Убирайся, пока я не повыдергала тебе патлы!
Она шагнула на меня, угрожающе подняв нож. Я невольно отступила в глубь чердака:
– У зла нет власти.
– Это у тебя нет власти, соплячка! – Она обходила меня, ступая на полусогнутых, как бывалая фехтовальщица. Над головой у нее оказалась полка с драконами, за спиной – башня из сундуков и шкатулок, поставленных друг на друга; ведьма была выше меня на голову, тяжелее примерно вдвое и очень, очень зла: – Вали отсюда, пока цела! Пошла вон, потаскуха!
Швея рванулась у меня в руке. Я не смогла ее удержать; описав в воздухе петлю, меч ринулся на женщину. Ведьма отпрыгнула. Меч просвистел мимо ее щеки и врубился в шкатулку красного дерева, стоявшую на самом верху штабеля.
Шкатулка треснула. По всему чердаку разлетелись полированные щепки, металлические уголки, пряжки и пуговицы, свитки старой бумаги. Швея с хрустом отдернулась назад; я попятилась, чуть не свалившись навзничь.
На острие Швеи был насажен, как гриб на веревочку, вчетверо сложенный бумажный листок. Я сняла его; ведьма отступала, бессильно грозя своим тесаком, прочь с чердака, на лестницу.
Чернила прекрасно сохранились. Почерк я узнала – мне приходилось видеть бумаги, написанные рукой Оберона.
«Сударыня, – это крупное слово стояло посреди строчки, будто заголовок. – Как вы знаете, завтра Королевство отправляется в путь. Я предлагаю вашей милости присоединиться к нам. Таков мой долг перед вами и Королевством».
Подписи не было.
– «Таков мой долг перед вами и Королевством», – повторила я вслух. – А вот и ваш ответ.
Я вытащила из кармана пробитое Швеей письмо. Удивительно, но пятна от черничной настойки почти сошли, а буквы, наоборот, стали ярче.
– «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду», – прочитала я вслух. – Это вы писали?
Несколько секунд ведьма смотрела на меня – в ужасе.
Потом выронила нож и заскрипела лестницей, торопливо спускаясь вниз.
* * *– Я ничего тебе не скажу. – Ведьма повалилась в кресло, из корзинки с рукоделием вытащила трубку и кисет. Руки у нее тряслись. – Я ничего не знаю! Можешь на месте зарезать меня своим проклятым мечом.
– Вам знаком этот меч?
– Нет! Ничего не знаю. Все забыла.
– А имя короля – помните?
– Забыла! Все его забыли. – Она смотрела мимо меня, лицо ее осунулось, казалось, у нее что-то сильно болит. – Все забыли…
Рассыпая табак, она набивала трубку. Пальцы у нее были длинные, белые, с коротко остриженными ногтями. Она избегала смотреть мне в глаза; я подумала, что в молодости она была красивая. Даже очень.
– Что стоишь? Убирайся. Я больше не скажу тебе ни слова. Или у тебя есть семечки правды?!