Он ревел и грохотал, и одновременно в его голосе слышалось змеиное шипение: Уйма привычно разговаривал и на выдохе, и на вдохе.
– Девка… – начал было бородатый, но Уйма обернулся к нему и заревел совсем уж нечленораздельно. Бородатый отступил и пригнулся, втянув голову в плечи. Толпа быстро начала редеть – на замешкавшихся Уйма орал и сверкал глазами, и среди этой толпы людоедов он был, конечно, самый страшный, самый свирепый и опасный людоед.
Толпа рассосалась. Бородатый отступил подальше и, пятерней расчесывая остатки бороды, невнятно жаловался на судьбу. Уйма кивнул мне и откинул полог шатра.
* * *Внутри воняло топленым жиром. В темноте посреди яркого дня горела масляная лампа. У лампы сидела за грубым верстаком принцесса Филумена – та, которую я запомнила разодетой в пух и прах, заносчивой гордячкой. Теперь, в кожаных штанах и меховом лифчике, она постукивала камнем по железному стержню – чеканила что-то на медной пластине.
– Привет, Филумена, – сказала я.
Она склонила голову:
– Мой повелитель разрешит мне говорить?
– Говори, – позволил Уйма. Он все еще выглядел очень злым.
– Здравствуй, Лена, – сказала Филумена, не поднимая глаз. – Отлично выглядишь.
Я знала, что это неправда. Как может выглядеть человек, которого только что едва не съели? Разве что принцесса, став женой Уймы, научилась смотреть на мир с людоедской точки зрения.
– Уйма, нам надо поговорить… – начала я.
Он кивнул:
– Они будут сражаться. Даже если для этого мне придется своими руками удушить каждого третьего. Ты увидишь: послезавтра перед рассветом я приведу их в замок.
Мне показалось, что Уйма преувеличивает свои лидерские способности. Сегодня они слушают его, хоть и с неохотой. А завтра съедят, потому что Оберона не существует и все дозволено.
– Послезавтра, – повторила я механически. – Уйма… ты когда-нибудь видел эту книгу?
– Я не большой охотник до чтения, – заметил он равнодушно.
Я попыталась вспомнить, умеет ли Уйма вообще читать, – и не вспомнила.
– Филумена, а ты?
Она вопросительно посмотрела на мужа. Уйма кивнул. Получив разрешение открыть рот, Филумена почти слово в слово повторила сказанное Эльвирой:
– Это книга-оборотень. Но она сломалась. «Чердак мира» – учебник, книга премудрости для самых начинающих мудрецов.
– Ты никогда не видела эту книгу… у Оберона?
– Нет. Я не знакома с этим господином.
– Моя жена незнакома ни с кем, кроме меня, – подтвердил Уйма с мрачным самодовольством.
Я задохнулась:
– Уйма… неужели даже ты не помнишь короля?!
Принцесса продолжала свое дело – чеканила по меди, постукивая металлом о металл. Уйма свел брови, мне на секунду показалось, что сейчас он опять заорет: «Жритраву!»
– Короля? Моего папашу, Охру Костегрыза?
– Оберона. Вспомни: ты служил ему. Это он сделал тебя правителем островов. Он научил твой народ не есть человечину…
– Я никому не служу, – глухо пророкотал Уйма. – Я сам сделал себя правителем… когда папаша Костегрыз насмерть подавился вареной репой. Что до человечины…
Он нахмурился и долго молчал. По лицу его бродили тени, он пытался вспомнить и не мог. Это был Уйма, которого я знала и любила, – но это был совершенно другой человек. Людоед. И не «бывший», как я всегда считала.
– Ты будешь сражаться, маг дороги? – спросил он наконец.
– Обязательно, – сказала я устало. – А теперь извини – я пойду.
* * *Солнце заливало улицы покинутого, пустого города. Даже мародеры ушли. Вокруг замка горели костры, пестрели шатры; я издали узнала лагерь принца-деспота. Неподвижно высились часовые, торчали в небо пики со штандартами, и даже дым от полевых кухонь повиновался, казалось, приказам командующего.
Рядом стояли ополченцы – у тех все было по-другому. Вчерашние горожане расположились вольготно, как на пикнике, в центре каждой компании имелся бочонок. Не знаю, где они взяли столько вина.
Ополченцы пили, пели и надсадно хохотали. От этого веселья мурашки бегали по коже; люди надеялись залить вином свой страх, но получалось у них скверно.
Я вспомнила Саранчу в пустыне, обращенные ко мне плоские лица. Захотелось подойти и сказать пьяным ополченцам: разбегайтесь, вас всех убьют, Королевство обречено…
Вместо этого я спросила громко:
– Вы помните Оберона?
Кто-то не расслышал. Кто-то повернул голову:
– Ого, маг дороги…
– Привет, девчонка!
– Вы помните Оберона?!
– Кого?
– Был у нас такой рыбак, рыжий… Только звали его Оребон…
– Выпей с нами, маг!
Я на секунду заколебалась. Может, и вправду выпить? Вино не такое противное, как пиво, но от него кружится голова и тянет в сон…
– В другой раз. До встречи в бою, друзья.
Трава вокруг замка была вытоптана до голой земли. Смешные крылатые существа, жившие здесь со дня основания Королевства, разлетелись или попрятались. Тень от моего посоха сделалась длиннее. Полдень миновал.
Глава 7
Алхимик
Максимилиан сидел на подоконнике кабинета Оберона. По его ладони кругами бегал паук. Паук был давно дохлый, высохший, лишившийся трех лап, но быстрый и бодрый.
– Тьфу! – Я не удержалась.
Некромант молча выбросил паука за окно.
– Пока ничего нового, – начала я. – Людоеды готовы взбунтоваться, мне это не нравится, и…
– Зачем ты врала Гарольду, что будешь защищать замок?
– Врала?!
Он гипнотизировал меня своим пристальным, черным взглядом.
– Откуда ты знаешь, вообще-то? – пробормотала я. – Подслушивал?
– Лена, ты, вообще-то, понимаешь, что такое настоящее сражение? С Саранчой?
– Послушай…
– Тебе в самом деле плевать на твой мир? На твою маму? Она тебя обожает, чувствует себя виноватой по отношению к тебе, не умеет как следует показать свою любовь…
– Откуда ты знаешь? – Я опешила.
– Я с ней говорил! Пока ты спала… Если тебя убьют, время в твоем мире постоит немножко… а потом пойдет, как раньше. Только без тебя.
Он здорово нервничал. Его белое лицо сделалось совсем восковым.
– Меня не убьют, – сказала я примирительно. – Мы найдем Оберона.
– На, – он протянул мне книгу. – Ищи.
– Максимилиан, – я помедлила и уселась рядом. – Ты ведь сам говорил, что изнанка…
– Я не знал, что так все перепутано! Такие узлы… Петли… Ну вот нашли мы эту книгу – и что? Попробуй отследить одну нитку в такой паутине!
Надпись на корешке – «Чердак мира. 9861 год» – блестела золотом на солнце. Погода оставалась прекрасной; волновалась трава, и тихо-тихо текла речка Ланс, и белели паруса на горизонте. Далеко-далеко на дороге пылил уходящий караван; не верилось, что это люди, навсегда покинувшие родной дом, прекрасный город, которому через два дня суждено превратиться в груду тлеющих головешек…
– У тебя есть ответственность перед своим миром тоже, – сказал Максимилиан, будто прочитав мои мысли. – Прежде всего перед своим миром. Потом уже перед чужим.
Я хотела сказать, что Королевство мне не чужое, но так и замерла с открытым ртом. Потому что в этот момент воспоминание, давно уже ускользавшее, вдруг накрыло меня, как сачок накрывает бабочку.
– «Чердак мира»!
– Да? – обеспокоенно спросил Максимилиан.
Я вспомнила, где раньше видела это название.
* * *В стекле витрины отражался большой светофор. Максимилиан стоял, скрестив руки на груди: он был в черном одеянии мага, на этой улице оно выглядело как маскарадный костюм. Солнце играло бликами на зеркалах машин, прохожие шли, не замечая странного одеяния некроманта.
Книги на витрине не было; я в ужасе подумала, что ошиблась. Я иногда останавливаюсь возле витрины книжного – просто посмотреть, что новенького. На особые покупки денег-то нет, читаю я в основном библиотечные, но у витрины – отчего не постоять? С месяц назад мне на глаза попался «Чердак мира», я даже входила внутрь и читала аннотацию на обложке…
Вот она!
Мы ворвались в магазин, наверное, слишком суетливо. Народу внутри было немного, следовало спокойно подойти и взять книгу с полки – но я не могла удержаться. Схватила ее, блестящую, яркую, с золотыми буквами на корешке…
«Чердак мира. 9861 год». Для младшего и среднего школьного возраста. Автор – Царьков А. В.
– А ну, дай мне, – тихо сказал некромант. Продавщица за кассой смотрела на нас с подозрением.
Максимилиан понюхал книгу.
– Типографией пахнет. Новенькая. Стерильно.
– Совпадение?
– Не думаю, – Максимилиан уткнулся в книгу и быстро-быстро замелькал страницами, ноздри его при этом раздувались. – Царьков А. В. Скажи мне, Лена, а телефонные справочники в этом магазине продаются?
* * *У кассы собралась небольшая очередь, но девушка-продавец ни на что не обращала внимания – она слушала Максимилиана. Некромант умел непостижимым образом догадаться, что хочет услышать человек, и сказать ему – много раз – именно это. Девушке казалось, наверное, что этот интересный парень в черном – ее добрый и давний друг. Через пять минут Максимилиан знал, что Царьков А. В. – довольно известный автор, а через десять девушка добыла (из стола начальницы!) справочник Союза писателей. Через пятнадцать минут мы вышли из магазина, причем я успела заплатить за книгу в последний момент – Максимилиан считал это необязательным.
– Больше так не делай!
– Что я опять натворил? Почему страдает твоя нежная совесть? Может быть, потому, что мы в бешеном темпе получили крайне важные сведения?
И, не дожидаясь ответа, Максимилиан поднял руку. Остановилась первая попавшаяся машина – «БМВ». Мужчина за рулем меньше всего походил на таксиста или на «грача»: это был бизнесмен, который ехал куда-нибудь на заседание правления, – в костюме с галстуком, окутанный запахом дорогого одеколона, с толстой борсеткой на заднем сиденье.
– Макс! – Я вцепилась некроманту в плечо. – Что ты делаешь?!
– Садись.
Мы вдвоем уселись у мужчины за спиной. Всю дорогу Максимилиан, склонившись вперед, плел что-то про проценты, текущий квартал, долю рынка, конкуренцию, – какую-то несусветную чушь, от которой у меня зачесались уши. Мужчина кивал, очень довольный; мне было страшновато. Власть, которую имел Максимилиан над людьми в нашем мире, нравилась мне все меньше и меньше. Кроме того, я ведь не каждый день влезаю в «БМВ» к незнакомым бизнесменам.
Мобильник у водителя звонил, не умолкая, но тот будто не слышал. Так, под мелодию «Прекрасное далеко», мы приехали по адресу, выбрались из машины, попрощались с водителем и нырнули в подъезд. Я перевела дыхание.
– Царьков Алексей Викторович, – пробормотал Максимилиан, глянув на список жильцов. – Лена, прошу тебя, просто молчи.
– С какой стати?!
Мимо нас прошла тетушка с собачкой. Очень подозрительно посмотрела:
– Вы к кому, молодые люди?
– К Алексею Викторовичу, – без запинки ответил Максимилиан. – По поводу встречи с читателями.
Он потряс перед носом тетушки фирменным кульком из книжного магазина.
– Вот как, – сказала тетушка чуть приветливее. – Боня, пойдем!
И вывела собачку во двор, и я только теперь увидела, что подъезд, в который мы без труда вошли минуту назад, был заперт на два огромных замка – кодовый и магнитный.
Максимилиан, не оглядываясь, двинулся вверх по лестнице, мне ничего не оставалось, как догнать его. Дом был очень старый, с высоченными потолками и без лифта. Штукатурка потемнела и растрескалась, на подоконниках лежала пыль, клочья паутины свисали с карнизов, словно на чердаке мира, где триста лет никто не убирался.
– Кто он такой, этот Царьков? Ты когда-нибудь о нем слышал?
– Не слышал. Может быть, он никто. Но кажется мне, мы верно ухватились за ниточку. Сейчас и проверим.
На пятом этаже Максимилиан остановился перед черной дверью, обитой пыльным дерматином. Ни секунды не сомневаясь, позвонил; я позавидовала его уверенности. Мне бы так смело звонить в чужие квартиры!
– Кто там? – послышался недовольный голос.
– Соседи снизу! – плаксиво затараторил Максимилиан. – Вы нас затопили! С потолка льется!
– Где? – Человек за дверью растерялся.
– В ванной! В кухне! В туалете! Идите посмотрите, сейчас на третий прольется!
– У меня ничего… – человек за дверью уже оправдывался. – У меня все сухо…
– Зайдите к нам в квартиру! – надрывался Максимилиан. – Мать все ведра подставила, тряпки подстелила, а у нас был свежий ремонт!
– Да что же это за…
Заскрежетал замок – один, потом другой. Дверь приоткрылась, на пороге встал человек в трикотажном спортивном костюме – не толстый, не худой, весь какой-то округлый, будто надувная игрушка. На его лысеющей макушке торчали рыжеватые волоски. Максимилиан шагнул вперед; длинные пальцы некроманта сомкнулись на горле писателя.
Надувной мужчина слабо вскрикнул. Максимилиан, весивший в два раза меньше, втащил его в квартиру, будто котенка.
– Лена, закрой дверь…
Теперь мне предлагалось участвовать еще и в разбойном нападении. Я захлопнула за собой дверь квартиры – мы оказались в темном, тесном и узком коридоре. Меня трясло, ладони взмокли, я молча проклинала некроманта на чем свет стоит.
Но хозяин квартиры испугался еще больше. У него подкосились ноги, он почти не сопротивлялся, пока Максимилиан волок его по коридору. В большой комнате с рассохшимся паркетом, со старой тусклой люстрой и понурой мебелью вдоль стен некромант толкнул пленника на широкий продавленный диван.
– Привет от Оберона, Алексей Викторович.
Надувной человек открыл рот, намереваясь заорать во все горло, – и вдруг поперхнулся.
– Неправда, – сказал он, переводя испуганный взгляд с меня на Максимилиана и обратно. – Оберон не стал бы присылать некроманта. Ты врешь!
Максимилиан удовлетворенно кивнул. Я глядела на писателя во все глаза; сама я, если честно, до последней минуты не верила, что в нашем мире может прятаться под видом обывателя настоящий житель Королевства.
– Некромант свободен врать и говорить правду, когда захочет, – Максимилиан ухмыльнулся. – А чтобы отличить одно от другого, у нас имеется вот это.
Он достал из сумки кожаный мешочек, затянутый черным шнурком. Вытряхнул на ладонь несколько разноцветных горошин.
– Семечки правды, – пробормотал писатель. Его молочная бледность сделалась синюшной. Я испугалась, что его хватит удар.
– Всего несколько вопросов, Алексей Викторович. И мы уйдем.
– Воды, – попросил писатель.
– Лена, принеси воды, – велел Максимилиан. Я вышла на кухню; на столе остывала тарелка гречневого супа. Мне сделалось очень жалко писателя.
Здесь же нашлась наполовину полная бутылка минеральной воды. Я поняла, что тоже очень хочу пить; глотнула из горлышка. Потом, опомнившись, нашла две чистые чашки и вернулась в комнату.
Писатель жадно потянулся к пластиковой бутылке. Максимилиан удержал мою руку:
– По нескольку глоточков. После каждого зернышка.
– Дай человеку напиться! – взорвалась я. Высвободилась и налила писателю полную чашку.
– Спасибо, добрая девочка, – захлебываясь, писатель выпил все до дна и вжался в спинку дивана. – Пожалуйста, принеси еще… Там, на подоконнике.
Я вышла – и почти сразу услышала грохот. Бегом вернулась в комнату; тяжелый стул валялся на боку, Максимилиан и писатель сцепились не на жизнь, а на смерть. Хозяин квартиры был мягок с виду, но тяжел, и теперь, опомнившись от первого потрясения, навалился на Максимилиана свирепо и безжалостно. Он сбил его на пол, кинулся в угол, куда отлетел мешочек с семечками правды, но Максимилиан, лежа, ухитрился подсечь противника, и писатель обрушился, будто карточный домик. Максимилиан навалился сверху, но писатель на этот раз оказался сильнее, подмял некроманта под себя, ухватил за белые патлы и ударил затылком об пол. Обомлев от такой жестокости, я схватила большую фарфоровую вазу со стола и разбила ее о писательский затылок.
Через минуту хозяин квартиры был снова водворен на диван. Весь облитый водой, он держался за шишку на затылке и смотрел на меня злыми глазами. Осколки вазы рассыпались по комнате, будто фрагменты замысловатой головоломки.
Кто-то из соседей постучал в батарею.
– Милицию вызовут, – с тихим злорадством сказал писатель.
Максимилиан поднял с пола мешочек с семечками правды. Бережно собрал раскатившиеся цветные шарики.
– Семечки действуют во всех мирах одинаково, – сказал, потирая голову. – Придется вам, Алексей Викторович, глотать их, не запивая.
* * *Семечки правды действуют очень просто. Кто проглотил одну, должен ответить честно на один вопрос. Любой. Нельзя соврать или промолчать – себе же хуже. Что происходит с лгуном, даже думать неохота.
Семечки, конечно, в чем-то полезная штука. Но очень уж противная. Я безо всякой радости смотрела, как некромант готовится к допросу.
Писатель смирился со своей долей. Только попросил принести еще воды, и я это сделала, хоть Максимилиан и шипел. Теперь хозяин квартиры сидел на диване, держа в трясущейся руке чашку, и запивал глотком воды зерна, которое одно за другим подавал ему Максимилиан.
– Кто вы такой?
– Алхимик. Ученый. Предсказатель.
– Почему вы ушли из Королевства?
– Я был осужден. Оберон позволил мне начать жизнь сначала – в другом мире…
– За что вы были… Э-э-э! Не прятать за щекой, глотать! Вот так… За что вас осудили?
Глаза надувного человека вылезли на лоб.
– Умоляю, другой вопрос!
– Нету другого!
– Ой, – хозяин скорчился, держась за живот. – Я помогал… подменять младенцев в колыбели так, чтобы родители не узнали о подмене… Готовил и продавал подменышево зелье, младенцы засыпали, надолго… Черты их лиц стирались из памяти родителей…
– Ну ты и сволочь! – сказала я громко.
Максимилиан взглянул на меня через плечо.
– В этом мире моя алхимия не действует, – писатель виновато заморгал глазами. – Я начал жизнь сначала. Умоляю. Оберон меня осудил, но по милости своей позволил уйти…
– И ты ему отплатил! – вырвалось у меня.
Надувной человек очень натурально удивился:
– Что? Что вы имеете в виду?
Я вытащила книгу, купленную в магазине полчаса назад:
– Узнаете?
– Да, – он захлопал глазами. – Но… это просто сказка! Девочка Викторина плохо училась, жила по принципу «Меньше знаешь – крепче спишь», однажды заснула так крепко, что во сне ей явился Сфинкс… – Он запнулся. – Разумеется, все это выдумка. Детям нравится слушать про Чердак мира, где якобы хранятся премудрости, и каждый ученый обязательно должен посетить его, чтобы наполнить голову знаниями, как котелок водой… Никому не хочется учиться каждый день, уж лучше бродить по винтовым лестницам и тайным коридорам, обманывать сфинксов, выбираться из ловушек… Поймите, я просто сказочник. Я не таюсь, ни от кого не прячусь, публикую волшебные истории…