Погребальные костры, ямы, но до них удел человеческий — радоваться, ликовать, любить, водить хороводы в честь богов.
Княгиня Ольга и князь Игорь были молоды, и радость переполняла их. Они ощущали радость жизни как ликование мира вокруг себя, и их любовь друг к другу была залогом верности его устройства. Если есть такая любовь, значит, все верно…
Эта радость была тем удивительнее для Ольги, что она хорошо помнила свое несчастливое детство и тоску. Но после приезда в Киев все это осталось далеко, как будто летом вспоминаешь Световидские морозы, праздник в честь бога Коляды, снега, лед на реке, проруби, куда окунались колядовавшие и жрецы Коляды — колдуны.
Да, все это было, было, было, но осталось далеко позади. Теперь же цветут липы, луга полны цветов и жрецы бога Белеса — волхвы — принимают пожертвование Велесу — Волосу — медом…
На сухие травы льют мед и масло и поджигают их на каменном жертвеннике, который в Киеве зовут алатырем.
И только когда княгиня Ольга стала христианкой, она подумала, что, видимо, алатырь и алтарь в храме — одно…
Алатырь — алтарь — камень, видный с неба на земле. А если боги увидели камень, то и людей вокруг него, поняли, что люди эти пришли не землю пахать, не пожар тушить, они молятся, молят богов, чтобы им были посланы хорошие урожаи, благополучные дети, чтобы их молитвы вымолили милость богов — не болезни, не пожары, не войны…
Здоровье, процветание и благоденствие…
Радости, радости хотят все — от доброго дома, ладной семьи, тучного поля, проворных пчел, могучих коров, быстрых коней, кудрявых баранов и ласковых овечек…
А какая радость была, когда князь Игорь и княгиня Ольга поднялись по девяти ступеням на Золотое крыльцо венчания, стоявшее у княжеских палат. Не велика высота девяти ступенек, а наверху их — на площадке, меж двух столбов, покрытых крышей с золотым коньком и птицей Семаргл–Сирин с крыльями… — дух захватило, будто конь домчал их, а крылья Семаргл–Сирин уже подняли душу в небеса после смерти…
Кони мчат по земле, Семаргл–Сирин уносит душу в небеса после кончины земного счастья… Не зря не оставили веселые славяне себе подземного бога Яму. У многих народов мертвые уходят под землю, а у славян птицы уносят души в небеса, к богам.
— Беспечные мы народы! — потом говорил ей Порсенна, разумея этрусков и славян — русов…
Как легко и страшно было Ольге на Золотом крыльце, там стоял алатырь, тихо горели травы — тимьян, полынь, еще какие‑то, названия которых она не знала. Хлопотали ладушки — жрицы богини Лада, и волховы богини Макоши принесли ее глиняное тело, обернутое льняными и конопляными полотнищами, мокрыми от воды, из ее болот. Его положили за Золотым крыльцом, и потом, когда повенчали их с князем Игорем, они обходили три раза богиню Макошь и кланялись ей, кланялись…
…Два столба: один дубовый, другой — из вербы. На дубовом — золотой конь, на столбе из вербы — золотая Семаргл–Сирин…
Ольга одета во все красное — чтобы злые духи не прицепились. На головах у нее и князя Игоря зеленые венки — из барвинка вечнозеленого, чтобы вечнозеленой была их любовь. В барвинок вплетены молодые побеги калины и веточки зеленого и лилового базилика, красные шерстяные нитки, любисток, колосья овса и пшеницы, даже зеленый лук прячут под базилик. Вплетены в венок и монеты… Забота о всей жизни…
У дубового столба стоит жрец Велеса — самого главного древнего бога славян, у столба из вербы — волхова богини Макоши. Когда бросили на алатырь последние пучки трав и поднесли огонь, принесенный из княжеских палат, то молодых стали обсыпать дубовыми листьями и хмелем. Хмель сыпала жрица Макоши — ведь это ее растение, хмель–хмелюшка, рос он, рос в диком поле, и никто про него ничего не ведал, пока богиня Макошь не указала женщинам на силу хмеля — он может и хлеб испечь4, и пиво сотворить… Сила хмельная в нем… Хлеб и пиво… Каравай и пиво. Пиво варили только для празднеств Макоши… Хмель и зерно… Хмель и мед…
В остальное время пили меды, меды, меды…
Пиво же — только для Макошиных торжеств…
Хмель, хмель сыпался на головы князя Игоря и княгини Ольги… Будто из широких рукавов Макошиной волховы вслед за хмелем сыпались зерна пшеницы, ржи, полбы, овса.;. Только–только и попробовала княгинюшка Ольга впервые Макошиного пива — там, на Золотом крыльце.
Секрет его приготовления держали в тайне: Макошь выдала женщинам, как приготовлять хлеб с помощью хмеля, а пиво оставила для своих праздников…
Радостные воспоминания о том счастливом дне–и сейчас греют душу…
Почему‑то запомнился в толпе среди тех, кто стоял с караваями внизу, у подножия крыльца, и воевода Борич… Его терем был вверху Боричева спуска к Днепру… И теперь только и говорят — Боричев, Боричев…
Иногда даже странно думать, что она, княгиня Ольга, так мало понимала в том, что происходило вокруг…
Нет, нет, она никогда не была глупой, скорее наоборот. Если перед ней вставал вопрос, она чаще всего отвечала верно. Но со временем Ольга поняла, что глубокий ум видит вопросы там, где их не видит никто, и почувствовать, стоя на земле, что под тобой течет подземный ручей, это даже не ум нужен, а обостренное ночное, подземное виденье, как у совы… Для этого нужны много–много пар глаз — глаза для людей, чтобы их понимать и различать, глаза для богов, чтобы ощущать их волю и не ошибиться, не пойти против нее… Глаза для мужа — чутко видеть малейшую перемену в нем, чтобы не пропустить умаление его любви… Глаза для родных, вечно недовольных тем, что им уделили мало внимания…
А деткам, деткам — отдаешь все сердце… Там уже не помогают глаза — почему‑то они видят их самыми лучшими, самыми красивыми, самыми пригожими, самыми умными…
Но ведь сердце прежде отдано супругу — дорогому князю Игорю.
Как счастлива была тогда Ольга на Золотом крыльце, когда стала княгиней, супругой князя Игоря…
Тогда ее захватило торжественное настроение всех гостей и родных… Они стояли, осыпанные хмелем, дубовыми листьями, зерном… А потом с них сняли зеленые венки, и князь Олег надел им на головы венцы княжеские, усыпанные каменьями драгоценными… Ольгин был весь унизан жемчугом… Почему — был?! Он и сейчас у нее цел. И венки те зеленые также сохранены и висят у нее в особой палате, княжеской сокровищнице…
В счастье и молодости не задаешься вопросами: кажется, все устроено так, как ты видишь. И только совсем недавно волхова богини Макоши поведала ей, что Макошь подарила не только хмель, но еще и коноплю, южный лен. Из верхушки этого могучего растения ткали ткани, а веревки, сплетенные из ее стеблей, были самыми прочными. Конопля одевала, лечила, веселила… И вся верхняя ее часть называлась Макушка, Макуша, а она‑то и была целебной, ею бабы лечили себя и скот…
И еще шепотом сказала волхова:
— А отдали нашей Макоши ту коноплю древние скифы, древний народ, что жил здесь прежде, и служила ему конопля все службы…
Признание волховы услышала княгиня Ольга, когда общение с Порсенной научило думать ее о прошлом. Но Макошь — и скифы?!
Волхова открыла перед княгиней ветхий деревянный ларец и вынула оттуда, едва касаясь, с осторожностью, маленький почерневший лоскуток.
— Вот скифы передали Макоши этот кусочек, чтобы она передала этот тайный дар русам–славянам… Ведь Макошь — богиня прядения, она учит баб прясть и ткать–и из льна, и из конопли, и из крапивы. Но вот крапивное полотно людям носить не положено — оно должно служить лишь ее жрицам…
Волхова застенчиво улыбнулась, и княгиня Ольга подивилась тому, как крепко хранятся тайны…
Она вспомнила, что в детстве застала как‑то свою бабку с длинным крючком костяным, перед ней лежали зеленые стебли, и она крикнула ей: «Отвернись, не смотри!»
Никто не должен был видеть крапивного полотна, даже маленькая невинная девочка, ибо человеческий глаз всегда завистлив и потому враждебен богам.
Слышала, слышала княгиня Ольга, что невестка ее Маринка надевает одеяние из крапивного полотна, становится невидимой и на берегу речки Лыбеди устраивает шабаши…
Видимо, и волхова вспомнила об этом, потому что тихо сказала:
— Мы узнали про Марину, твою невестку, и решили тебе сказать…
Княгиня Ольга в душе ахнула: «Да что же такое! Маринка знает, а она — нет…».
Княгиня ничем не выдала своего волнения, но взгляд ее был суров. И волхова поклонилась ей смиренно:
— Прости, княгинюшка, та, что выдала ей запретное, сурово наказана…
Хмель — конопля Макоши…
На счастье баб она все пустила в мир, а не для бесчинства распутных…
И опять воспоминание, как князь Игорь целует ей косы. И хвалит ее за ум. И раскрывает тайну Рюрика…
— Я не знаю до сих пор, — сказал князь Игорь, — откуда пришел Рюрик, был ли в последний раз перед Русью в Швеции или Дании. Почему‑то в семье молчат об этом. И признаюсь тебе, не говорят даже мне…
Ольга взглянула на него удивленно.
Князь Игорь ответил ей на этот удивленный взгляд словами:
— Да, да, не думай, что не говорят только тебе… Я тоже не знаю этого… Но мне не хочется, чтобы ты думала — я от тебя скрываю то, что тебе существенно знать… Рюрика с дружиной позвали в русский город Ладогу в 862 году… как вы, русские, любите менять князей! Один не угодил — позвали другого. Князь Олег говорит, что русские слишком свободолюбивы. Но Рюрик был железного характера и твердой души. Он пришел с двумя братьями — Трувором и Синеусом[143]. Синеуса посадил на Белом озере, а Трувора — в Изборске.
Игорь замолчал.
И княгиня Ольга поняла, что самое главное — еще впереди…
Он продолжал с видимым трудом:
— Я сначала не хотел тебе признаваться… Но уж лучше, чтобы ты знала… Рюрик убил своих братьев в один год — Синеуса и Трувора… И стал править один… Эти братья были ему не родные, а сводные, от разных матерей — из прибалтийских славян… Но все равно братья… Ты и сама слышишь, что имена славянские — Тру–вор, Сине–ус… — Князь Игорь улыбнулся: — Как у вас тут говорят — Три вора, Синий ус. Верно?
Княгиня Ольга слушала его молча. Она была потрясена.
— А зачем же он их привел? — спросила она. И князь Игорь просто ответил:
— Чтобы захватить земли… Города… Своей столицей Рюрик сделал русский город Холмоград на Волхове. А Новгород стали строить уже после?.. Или до прихода Рюрика уже строили? Не знаю… Может быть, так Рюрик уверял… Я был в Новгороде несколько раз, этот город очень древний. Новгородцы подняли против Рюрика восстание, его предводителем был красивый и молодой новгородский князь Вадим Храбрый… Рюрик разгромил тех, кто поднялся против него, Вадима Храброго казнил, и тело его с привязанными к ногам камнями было утоплено в Волхове, чтобы не осталось кургана, куда бы могли приходить справлять тризну… Рюрик хотел истребить память о нем, чтобы имя забыли… Но ничего не вышло… Многие новгородцы бежали сюда, в Киев, но Рюрик над всеми взял верх… И Белоозеро, и Муром, и Ладога, и Новгород, и Изборск, потом и Киев…
Князь Игорь замолчал. Молчала и Ольга.
— Ты, наверное, хочешь спросить, что скрывает князь Олег? Он ничего не скрывает. Но он говорит, что болтать о семейных делах — удел женщин, а не мужчин, князю же и вовсе не пристало… Женой князя Рюрика была Ефанда из Норвегии. Она моя мать. Так мне всегда говорили. Князь Олег — брат Ефанды, то есть мой дядя. Мой отец князь Рюрик умер очень давно — еще в 879 году. Князь Олег был мне вместо отца всю мою жизнь. И только совсем недавно князь Олег, когда очень разболелась его недавняя рана, призвал меня к себе и сказал, что он не мой дядя, потому что я не сын норвежки Ефанды… У нее родился ребенок и вскоре умер, Имя его было то же — Игорь. Мать мою — русскую княжну из Ладоги — зовут Ждана. Князь Олег сказал мне: «Я не твой дядя, но я тебе как отец».
Княгиня Ольга спустя долгое молчаливое время спросила:
— А что же твоя мать Ждана? Где она? И почему это от тебя скрывали?
Князь Игорь ответил не сразу:
— Для меня все было такой неожиданностью, что я ничего не спросил. Да ведь ты и сама теперь знаешь, что князя Олега ни о чем не следует спрашивать. Нужно ждать, когда он скажет сам. Я задал ему только один вопрос: «Моя мать еще жива?» И он ответил: «Нет…».
Впервые князь Игорь показался Ольге таким беззащитным, будто малый ребенок, он был даже почти покорен перед неожиданностью судьбы.
— Теперь мне хочется хоть что‑нибудь узнать о моей матери, — тихо сказал князь Игорь. — Я был в Старой Ладоге, но не знал, что это родной для меня город, что там я родился у русской княжны, а не у норвежки. Хотя какая разница? Но вот ведь князь Олег решил же посвятить меня в тайну моего рождения. И даже просил меня… сказать тебе, что и вовсе удивительно.
Княгиня Ольга перекинула косы через плечо и сказала:
— Я понимаю, почему князь Олег захотел, чтобы я узнала о твоей русской матери Ждане.
Князь Игорь удивленно вскинул брови.
— Да, да, понимаю. Если твоя мать русская, то и ты русский и это будет важно для наших всех, кто живет в нашем княжестве…
— Не зря, не зря князь Олег хвалит твой ум. — Князь Игорь засмеялся. — Вот ты догадалась сразу, о чем я даже и подумать не мог… А ведь и в самом деле — возможно, об этом он и думал…
Теперь, когда прошло столько лет, почему‑то трудно представить, как и почему выплывают одновременно разговоры ее с волховой Макоши о скифах, которые здесь жили давно и давно их не стало. А куда они ушли?
Порсенна знает все, знает он и о скифах. Сколько рассказывал о них князю Святославу, когда тот был маленьким и не отходил от своего наставника…
Тогда она была молода и ей казалось неважным, что был народ; ну, не стало его, куда‑то делся, а теперь все существенно и полно сокровенного смысла. Если народ исчез — кто в этом виноват? Его князья? Его жрецы? Его воины? Его пахари?
И как страшно, когда народ пропадает, как пропали этруски. Были — не были… Столько людей, столько подданных, столько правителей! Столько предсказателей! Неужели не могли они предвидеть такой судьбы? А если могли, то можно ли было предотвратить эту судьбу? И как могли боги убрать с лица земли Весь народ?
Остался один — бедный Порсенна…
Какой‑то чепухой казались его крики о том, что река Нера впадает в реку Тибр в далекой–предалекой стране Италийской — совсем недалеко от великого Рима.
— У вас, русских, привычка прибавлять ко всему — ЛЬ! Вот вы и сделали Нерль! А недалеко от Неры — старинный городок КАША! Надеюсь, княгиня, тебе не нужно объяснять, что такое КАША! — кричал Порсенна, воздевая руки.
Тогда, давно княгиня Ольга снисходительно улыбалась причудам. А теперь слушала внимательно, будто вновь.
— А рядом, рядом, княгиня, какие названия, будто на Руси ходишь! — БОЯНО! БОВИНО на реке Черваро! Река ПЕСКАРА и порт ПЕСКАРА на берегу Адриатического моря! ПЕСКИЧИ! Озеро ВАРАНО! Это же Вран ваш! Это все этруски оставили эти славянские имена! Так приятно ходить по твоим градам и княжествам — будто в родной Этрурии…
Долгое время призвание волховы Макоши не выходило у княгини Ольги из головы: откуда и как пришли к людям боги и богини — никак не доступно человеческому разумению.
Но когда княгиня Ольга стала христианкой, она начала относиться к этому по–другому: и боги стареют, как люди, и умирают, как они.
Да, Макушью, Макошью зовут верхнюю часть прекрасной конопли — так звали ее скифы, что делали из конопли одежду, неотличимую от льняной. Макушь, Макошь была у скифов богиней прядения, имя ее не произносили вслух… И она была супругой скифского бога… Но какого?
Кто научил скифов пахать землю? Говорят, что грек Триптолем прилетел на золотых драконах–змеях с зернами пшеницы и научил этому и пахарей–скифов и славян. А потом боги отослали его в царство мертвых, где он вместе Радамантом, Миносом и Эаком судит тени умерших. Они сидят на распутье трех дорог и каждого пришедшего отправляют по одной из них. Владения Гадеса, бога мертвых, были давно известны и славянам, которые самых мерзких тварей называют ГАДАМИ.
Радамант оправдывал применение силы против нападавших. Он был мудрым законодателем и уже на островах Блаженных женился на Алкмене, матери Геракла.
— И наша Радуница от Радаманта (!) и его Блаженных островов, где все души мертвых, — воскликнул тогда Порсенна.
И княгиня Ольга улыбнулась, сразу отметив его слово «наша». НАША РАДУНИЦА!
Общение живых людей с умершими! Что может быть сильнее этой радости! Всегда встречаться с теми, кто был тебе дорог.
Сделать прошлое настоящим и будущим!
Всегда любить тех, кого любил, и вечно с ними видеться!
Вечный праздник вечной встречи!
Всегда — самое прекрасное слово для женщин!
Всегда быть любимой! Всегда любить! Всегда — никогда не расставаться с теми, кто тебе дорог! Это и есть вечная жизнь…
Но только теперь княгиня Ольга поняла, что и боги смертны… Теперь для нее есть только один бог — Иисус Христос…
Тайна богини Макоши поразила княгиню Ольгу.
Богиня прядения скифов перешла богиней прядения и к нам, славянам–русам…
Столько лет княгиня Ольга была верховной жрицей, но не видела скифского деревянного ларца и ткани в нем… Жрецы скрывают тайны богов от всех, даже от них — жрецов–правителей…
Может быть, это и верно? Ну зачем было это знать князю Игорю? Он бы, если бы и узнал, то не обратил бы на это должного внимания: скифская — так скифская, не все ли равно…
А теперь, теперь она, княгиня Ольга, знает, что у скифов супругом богини Макоши был бог ПАПАЙ…
Как странно, что пока она была верховной жрицей, она не ведала многого из того, что узнала сейчас …
Папай — скифский бог, и это слово осталось у нас как ОТЕЦ. Папа… Все говорят, но никто не подозревает, что это имя скифского бога… Так люди расстаются со своими старыми богами.