— Вы, славяне, меня потрясаете. Неужели вы происходите от Слова — Славяне? Соловяне, Соловьи какие‑то… Нет, нет, я не спрашиваю, я уверяю тебя, я знаю, что Славяне — от Слова — Солова — Соловья…
«Ладно, Валаам — Вальгалла, нужно переговорить со всеми, что это означает и чем это может угрожать… Впрочем, это обычные сказки Порсенны. Надо же, придумал: Аполлон летал на Валаам…» — подумала княгиня Ольга рассудительно, вытаскивая все жизненное и определенное, чтобы не дать унести себя вихрям выдумки и отвлеченности.
Красота Купальских хороводов, венков на головах девушек и юношей, пение, костры, свитые ветвями березки возбудили Порсенну, и он мешал княгине слушать и наблюдать, но она не хотела обидеть старика. А он — уже будто на крыльях бога Стрибога — мчался вместе с Аполлоном на лебедях в Вальгаллу. «Какая Вальгалла, что ты придумал?» — пробовала она тогда остановить этруска, но Порсенна был неумолим: «Да, да, Вальгалла, я давно это понял». Он соединял север и юг, греков и славян. А славяне — словы — соловы — соловьи — слушали Слова своих богов и пели их.
— Вам бы только попеть да поиграть, а Аполлону этого и надо. Вот он и облетывал славянские священные места — Валаам–Вальгаллу и острова Блаженных — Соловецкие. Да и Валаам — тоже остров Блаженных… Древние искали их в Британии, а они у вас, у славян…
Самый древний славянский бог — Род, древнее Велеса и Трояна, а его святилище — Соловецкие острова, потому что Род посылал с дождем все семена на землю, чтобы они засевали травой, цветами, деревьями, кустами, а людям он посылал Слова, чтобы они могли говорить друг с другом, любить, детей рожать и землю пахать, и слова тоже посылал с дождем, как семена. Ведь слова любви — это и есть семена человеческие люди их друг другу говорят, и от этого дети родятся…
Княгиня Ольга засмеялась:
— Ну вот, наконец‑то я поняла, что это сказки про Бабу–ягу, и я могу спать спокойно и не добавлять к своим княжеским беспокойствам еще какую‑то Вальгаллу.
Порсенна вытащил огромный кусок льняной ткани и вытер им голову.
— Княгиня, верховной жрице следует знать, что такое Вальгалла. Это дворец, где северные боги встречаются с убитыми героями. Он окружен деревьями с золотыми листьями. Над главной дверью там висит волк, а над ним — орел. Во дворце 540 дверей и много–много мечей, и через все двери входят убитые герои. На пирах богов и героев ели кабанов, а валькирии разносили мед, который надаивали у священной козы.
Словом, это те поля мертвых, которыми владеет этрусский и славянский бог Велес. Аполлон прилетал на лебедях, а девы–валькирии имели лебединые крылья и могли в любой миг стать лебедями. Ты понимаешь, о чем я думаю? — спросил Порсенна, хотя к княгине Ольге приблизились поющие девицы в венках.
Княгиня Ольга показала на них глазами, и старик кивнул:
— Вот–вот, слишком много совпадений…
— А еще для Вальгаллы есть у вас второе место — Валдай. И я никак не разберу — неужели их было две? Нет, двух не Могло быть, значит нужно искать третью. В Валдайских горах есть Алаунская возвышенность. Она очень похожа на Валаам — там стоят еловые леса, много озер и много огромных камней, таких, что на острове рядом с Валаамом — Дивным, там выстроен из таких камней огромных — под силу лишь великанам — круг… Да, каменный круг, людям он не нужен, он нужен лишь богам. На Соловецком острове есть Секирская гора, вот на ней и было святилище Рода. Есть там и два озера — Белое и Святое — от бога Световита. Живая и мертвая вода. В этих каменных кругах боги принимают живую и мертвую воду перед тем, как отправиться к себе на небо — на Тот Свет, с Этого Света. У нас, этрусков — Светинесл, у вас, славян, — Световит… Тот и Этот Свет… Они возносятся к Велесу–Волосу — в его поля мертвых, поля блаженных… Здесь, на земле, — только острова, а там — бескрайние поля… Валаам, Вальгалла, Белес… Все были там. И Аполлон и Белее.
Порсенна будто не видел ни огней костров, ни хороводов… «Хорошо ему — он так погружен в прошлое, видимое только ему, что не замечает ничего вокруг», — думала тогда княгиня Ольга.
А вокруг костров прыгали все выше и выше с криками, чтобы пламя поднималось выше и чтобы лен возростал выше… Чтобы гуще рос лен.
Однако напрасно думала княгиня Ольга, что старик ничего не слышит, только слух у него был особенный… Он нагнулся и поднял оброненную кем‑то веточку льна.
— Вот вы, славяне, соловы — соловьи, только Слова и Песни распевающие, даже не знаете, что такое Лён… А ведь это греческое божество Лин — Линос — Лён… Он был сыном Аполлона и музы Урании Небесной… Вы, славяне, ведь любите смотреть в небеса… Лин был величайшим музыкантом, изобрел ритм и мелодию и записывал свои песни пелазгийскими — то есть этрусскими буквами…
Ольга засмеялась и Порсенна сдвинул брови.
— Ах, княгиня, дело не в буквах… Лин погиб, его затравили собаками его завистники… И с той ли поры, или раньше жрецы Аполлона носят всегда только льняную одежду, а во время сборки льна поют всегда жалобные песни. Кто их сочинил и записал — может быть, Лин? А молодежь прыгает вокруг костров перед днем Трояна — Троицы — Ивана Купалы, чтобы лен вырос густым и высоким… И тогда его будут мочить в воде, как на Ивана Купалу, и трепать железными мялками, как собаки рвали тело бедного Лина… Дух же его перешел в лен…
— Но почему, Порсенна, в наш русский край попал твой греческий лен? — с насмешкой спросила княгиня Ольга, глаз не отрывая от хохочущей Марины, которую окружили несколько парней и пытались накинуть на нее свои венки. Она произнесла это, почти не задумываясь над своими словами, чтобы прервать наскучивший ей рассказ.
— Если Аполлон летал сюда, в славянские земли, постоянно, на родину своей матери Лето–Лады, может быть, он и лен принес из Египта. Для гипербореев лен очень хорош: две недели цветет, четыре недели спеет, на седьмую семя летит…
Княгиня Ольга искренно изумилась:
— Неужели ты это знаешь?
— Ведаю, ведаю, княгиня, — пробормотал он, а мысли его уже были заняты чем‑то иным.
— А меня в детстве бабка выучила, как со льном управляться… Я все умею, все льны знаю — и лен долгунец, и лен–плакун, и лен текучка… У долгунца длинные волокна, у плакуна — короткие и мягкие, у льна текучки быстро семя выскакивает, по ветру летит…
— А ты еще удивляешься, что я знаю, — улыбнулся Порсенна.
— Да, ты знаешь, как если бы с Аполлоном сюда прилетал и лен тут сеял, — княгиня Ольга потеряла Марину в толпе.
— На бабину рожь,
На дедову пшеницу,
На девкин лен,
Поливай ведром, —
неожиданно пропел Порсенна купальскую песенку.
— Лен‑то только девки и сеют, и мочат, и треплят и не допускают к этому мужчин, которых могут даже избить, если они появятся неожиданно, — добавил он. — Аполлон же прилетал на лебедях, и возможно, они и превращались вдев…
Боги путешествовали по миру не хуже народов… Ваши самые старые боги — Род и две рожаницы — это Аполлон, бог света, врачевания и две рожаницы с ним — матушка его Лето–Лада и сестра его у греков Артемида, а у вас… Фракийцы, древний народ, живущий там же, где жили и их древние предки, куда так любит отправляться твой сын Святослав…
— Ты хочешь сказать — Болгария? — произнесла княгиня Ольга. Она опять увидела Марину среди купальского хоровода.
Порсенна засмеялся и даже хлопнул себя ладонями по коленями.
Вот не думал, не гадал, что ты слышишь меня. Я ведь вижу, кого ищут твои глаза… Да не ищи ты ее, княгиня… — и внезапно оборвал себя, а затем как ни в чем ни бывало продолжил:
— Да, да, болгары–фракийцы звали Артемиду Фелеша. Фракия — это та же Троя, и там сохранились троянские имена богов. Так вот, Артемида–Фелеша, изловив двух ланей, тоже ездила на север, за фракийскую гору Гем. Покровительница родов, она стала у славян Пятницей (Фелеша — Пелеша — Пятница). С ней всегда были олени и пчелы… Лань — ведь это олениха. Ты княгиня, можешь мне не поверить, но священным животным Трои был медведь.
— Медведь? — Мысли княгини Ольги были далеко, но все‑таки это слово ее удивило.
— Да, да, медведь… И Евтропия (греки потом переделали ее имя в Андромаху), жена царевича Гектора, увидела вещий сон, как из Трои вышел большой медведь, а из лагеря греков, осаждавших город, — вепрь, и стали они сражаться. И вепрь победил медведя. Евтропия умоляла царя Приама не отпускать сына Гектора сражаться с Ахиллесом. Но Гектора не смогли остановить ни жена Евтропия, ни мать Якуба (по–гречески Гекуба), ни сестры. Ахиллес убил Гектора. Медведь Трои был повержен.
— Порсенна, сознайся мне, ты все эти истории так и рассказывал целыми днями князю Святославу, что он только и бредит Фракией — Болгарией? — Княгиня Ольга взглянула на старика внимательно. — Только теперь я поняла, что Троянская история, оказывается, не кончилась…
— Порсенна, сознайся мне, ты все эти истории так и рассказывал целыми днями князю Святославу, что он только и бредит Фракией — Болгарией? — Княгиня Ольга взглянула на старика внимательно. — Только теперь я поняла, что Троянская история, оказывается, не кончилась…
— Можно только преклониться перед твоим умом, княгиня, — ответил этруск. — Да, она продолжается в истории Руси и Фракии… И любовь к Трое и Фракии, ее наследнице, наверно, перешла к твоему сыну князю Святославу от меня… Наверно, так.
Княгиня Ольга покачала головой: «Он ведь только и мечтает о Болгарии, говорит, что это середина земли и русским лучше быть вместе с ними… Так вот кто виновник всему!»
Порсенна долго молчал, поднял голову на треск горящих костров. Хороводы девушек и парней с венками на головах двинулись к реке Лыбедь. Белые льняные рубахи, подпоясанные плетеными поясами, и венки, венки, венки на головах и в руках…
— Гора Кий и речка Киянка — это дед твоего Аполлона, река Лыбедь — от лебедей, на которых он сюда прилетал, — насмешливо сказала княгиня Ольга.
— У меня не было никогда лучшей ученицы, чем княгиня Ольга, — торжественно произнес Порсенна. — Но ведь и вы, русы, русские, и фракийцы — болгаре — действительно наследницы Трои, Троянского царства. Царевич Рус–Рес защищал ворота крепости… Одиссей сделал лестницу из ремней и проник в крепость, убил Реса–Руса и похитил его белого коня. На этом коне он явился в греческий лагерь с торжеством победителя. С помощью этого белого коня греки отыскали Ахиллеса, спрятанного его матерью — богиней моря Фетидой — среди дочерей царя в женском платье на одном из островов. Фетида знала о предсказанной гибели сына в Троянской войне и хотела уберечь его. Греки повсюду искали его и не могли найти, зная, что без Ахилла им не одолеть Трою. Так вот, когда Одиссей явился на остров под видом торговца драгоценностями и предложил царю для его дочерей жемчуг, драгоценные ткани и золото, Ахилл же в женском платье среди этих дочерей только и глядел, что на белого коня Руса–Реса. И тогда Одиссей понял, что это он, Ахиллес, подошел к Одиссею и сказал: «Конь этот достоин доброго витязя». Одиссей положил руку на плечо девице и сказал: «О девица Божия! Не страшись Трои, которая ждет, чтобы ты ее разрушил». И увез Ахиллеса с собой.
Но Рус–Рес не погиб, а был спасен Аполлоном и доставлен им в гиперборейские земли. Белый же конь стал навсегда для русов святыней… Я знаю, что и у князя Олега были священные белые кони… Ахиллес под Троей убил царевича Троила и героя Кикна, и за это ему отплатил Аполлон. Ахиллес был убит Парисом, руку его направлял Аполлон. Убитых же Аполлон превратил в лебедей… Созвездие Лебедь ведь тоже устроил Аполлон, поместив туда как лебедя друга, неутешно оплакивающего погибшего… Так описывают эти события не греки, но фракийцы… Ахиллес же так и сражался на белом коне Реса–Руса. Царевича Троила и Гектора царица Трои Якуба родила от Аполлона — и это знали все троянцы…
— Я думала, Порсенна, что ты — этруск, а ты — троянец! — сказала княгиня Ольга, вертя в руках пучки полыни–чернобыля от русалок, могущих в любой миг выскочить из поля жита–ржи.
— Да ведь это одно и то же, княгиня, — так горячо отозвался старик, будто она назвала его светлым князем. — В Троянской войне был еще один Рез — фракийский царь — союзник троянцев… Когда мне рассказывали, княгиня, как умер Вещий князь Олег, я всегда вспоминаю «Илиаду» Гомера, ты знаешь, как любит ее князь Святослав… Там любимый конь Ахиллеса, не знаю только — тот ли это белый конь, предсказывает ему смерть:
Приближается день твой последний
Не мы, повелитель, будем виною, но бог всемогущий
И рок самовластный!
Нет, не медленность наша,
Не леность…
Мы же, хотя бы летать, как дыхание Зефира, стали
Ветра быстрейшего всех, но и сам ты, назначено роком,
Должен от мощного бога и смертного мужа погибнуть!
Когда маленькому князю Святославу я пересказывал эти строки, он едва не плакал, а ответ Ахиллеса коню выучил твердо и любил повторять:
Что ты, о конь мой, пророчишь мне смерть?
Не твоя то забота!
Слишком я знаю и сам, что судьбой суждено мне погибнуть
Здесь, далеко от отца и от матери.
Но не сойду я
С боя…
Княгиня вдруг почувствовала, что она задыхается, что дымы костров обволокли ее слишком плотно, а воздух ушел вверх, и она не может его достать… Уходящая в глубину боль обхватила ее грудь…
Голос Порсенны звучал издалека и приглушенно:
— О Боги! Святой Велес, помоги, — услышала она голос этруска и усилием воли вернула себя к сознанию…
Неизвестно откуда вынырнул Валег, и Ольга испугалась, что сейчас он начнет выпытывать, о чем шел разговор и почему княгине Ольге стало плохо. Тщеславие лекаря–грека было слишком велико, чтобы он позволил себе что‑либо не знать.
— Что‑то от костров слишком дымно! — сказала ему княгиня Ольга с улыбкой, а внутри у нее было холодно и знобко.
«Пусть он уйдет!» — почему‑то думала княгиня о Валеге отстранение. Она никогда не позволяла себе резко прогонять людей. Но и выносить его двоедушие, а может быть, и троедушие было уже невыносимо…
Порсенна все это понимал и чувствовал, он продолжил разговор при Валеге так, как будто имени князя Святослава никто и не произносил.
Грек относился к Порсенне пренебрежительно, поэтому он не считал необходимым ему возражать.
— От Аполлона к вам, русам, многое перешло: например вера в вещего ворона, волка — ваша сказка, как Иван–царевич на сером волке перелетает моря и горы — это ведь рас? сказ, как Аполлон вынес царевича Руса из горящей Трои и перенес в Гиперборейскую землю…
Валег громко захохотал и вынул склянку с византийской солью, чтобы поднести ее княгине Ольге, но она отрицательно покачала головой.
Порсенна не обиделся, потому что знал: на врагов обижаться бесполезно. Ими можно пренебречь — или победить.
Валегу он ничего дурного никогда не сделал, но завистливое сердце не знает снисхождения. Завистники становятся врагами самыми злейшими…
— Аполлон — и волк и повелитель волков, это Аполлон Ликейский… Есть еще Аполлон Сминфейский — повелитель мышей. И никто не знает, зачем ему понадобились мыши, богу света, целителю, прорицателю…
— А ты, конечно, знаешь, Порсенна? — с издевкой отозвался Валег, убирая с досадой склянку.
Порсенна ответил просто, будто речь шла о каравае хлеба и его спросили — как ребенка — знает ли он, что караваи пекут из муки…
— Я думаю, что Гиперборея снабжала греков хлебом и Аполлон, прилетая туда, вынужден был заботиться о зерне, чтобы его не съели мыши. Аполлон и становится поневоле предводителем мышей, уводя их от хлеба… Гиперборейцы приносили хлебные дары на остров Делос, где Лето родила Аполлона и Артемиду, в жертву богине… Артемида родилась первой и помогала матери рожать брата, вот она и стала покровительницей родов, хотя была и девственницей, и охотницей, и владычицей всех зверей, которые слушались ее… Хлебная мать Лето и дети — дочь–медведица и сын–лебедь — стали любимыми богами древних славян–гиперборейцев…
Во все время, что Порсенна вел свою речь, Валег изнемогал. Его раздражало, что старик все мифологические бредни не стесняется вываливать княгине Ольге и она не прерывает его, не отстраняется холодно, как от него, а далее благоволит…
«Какой Аполлон?! Какая Артемида?! Кому и зачем это нужно?! И ведь княгиня трезвая и здравомыслящая женщина! Что‑то тут не так», — думал Валег, стараясь задерживать дыхание, чтобы дым костров не слишком одурманил его. Эти сумасшедшие, славяне, помешанные на травах, и цветах, и кореньях, бросали в огонь невесть что: и полынь, и старые березовые веники, сохранившиеся еще от прошлогодней Купалы, и венки, которые вылавливались из воды и также бережно перепрятывались до нынешних костров…
Накануне кто только мог уже нарвал цветов, трав, веток берез… Срубленная береза отдельно стояла среди костров, на нее же навешивали еще и ветви вишен, яблонь и слив… Сотни сплетенных венков были на головах, на плечах, на руках… Их еще пустят в воду и будут смотреть, какой поплывет — и куда, или утонет — не дай бог!
«Славянские девки всем хороши, но уж верят в своего Ивана Купалу! — думал нерадостно Валег, предчувствуя, что еще не скоро попадет домой. — А княгиня Ольга стоит будто молоденькая!» — недобро подумал он и сейчас же пожалел об этом, потому что в этот самый миг княгиня обернулась на него и внимательно взглянула в его лицо. Он и прежде замечал, что иногда кажется, будто она умеет видеть мысли. .
— Устал? — спросила княгиня Ольга насмешливо, и под сердцем у него кольнула иголочка: «Ведьма?! Откуда знает все? Ох уж эти славянки — будят фессалийских греческих ведьм! А тут еще этот безумный этруск! И как она его терпит?! И почему слушать бредни про Аполлона ей важнее, чем те важные сведения о людях вокруг… Ведь он столько знает обо всех и готов был бы это сказать… Но, конечно, не даром! Нет, не даром…»