— Скорпион, вас понял, спасибо!
Две бронированные машины уже почти прошли — когда с минарета по ним упорол крупнокалиберный. Просто вмочил — случайно такой точности не бывает, тем более ночью, и из ДШК такого не дождешься. Огненная струя хлестанула по бронированному носу первой машины, броня пульт калибра 12,7 не выдержала. Три пули вдребезги расколотили бронированное лобовое стекло, провалившееся внутрь осколками, только чудом никого не задело. Лишь вскрикнул водитель, которому осколками хлестануло в лицо и лишь чудом не повредило глаза.
— Горим!
— Урал-десять, мы остановлены!
Из-под капота рванулось пламя — и почти сразу же погасло, сбитое автоматической системой пожаротушения.
— Покинуть машину!
— Дым! Дым!
— Рассредоточиться! Подавить огневую точку!
— Огневая точка по фронту!
Один из спецназовцев вскинул на плечо толстую трубу огнемета. Не обращая внимания на свистящие пули — он выстрелил. Гранатомет рявкнул, там, где только что пульсировали пулеметные вспышки — полыхнуло ослепительно яркое пламя.
— Огневая точка подавлена!
— Перебежками — вперед!
Спецназовцы вынуждены были броситься на землю, не пробежав и нескольких метров — из-за дувала открыл огонь еще один ДШК.
— Слева! Слева!
— Подствольниками, огонь!
— Бес, со своими под прикрытием — вперед!
К пулемету — присоединялись автоматы, бесплодная земля предгорий вскипала разрывами.
— Экран, Экран, я Урал-десять! Бьем в металл, повторяю — бьем в металл!
Бьем в металл — было одной из кодовых фраз, обозначающих ситуацию в бою. Бьем в металл — означало, что вместо того, чтобы вбивать гвоздь в дерево, они пытаются вбить его в металл. Сопротивление намного выше расчетного — вот что это означало.
— Урал-десять, вас понял. При невозможности продвижения вперед, удерживать позиции, перекрыть банде пути отхода в горы. Десантная группа будет через двадцать минут, повторяю — через двадцать минут.
— Экран, над нами Громовержец! Коего черта он молчит?!
— Урал-десять, Громовержец работать не будет, в муравейнике — особо важный груз, повторяю — особо важный груз. Брать только живым…
Новая трасса распорола воздух, алый луч ткнулся в кого-то из залегших прямо на земле спецназовцев — и он покатился по земле, пятная ее кровью…
Тяжелый штурмовик Скорпион-5— Скорпион, Скорпион, мать твою, я Урал-десять! По нам работают крупняки, мы под огнем, в адресе до пяти десятков духов, у нас есть двухсотый и трехсотые! Какого беса не работаете по целям, мать вашу?!
Майор мысленно выругался — до того, как сесть в кресло офицера управления огнем на тяжелом штурмовике — он летал на Су-25, был сбит, чудом уклонился от поисковых групп моджахедов, вышел к своим, был списан с летной работы на реактивных самолетах. Сюда его посадили за заслуги и за огромный опыт в работе по местным целям: как-никак под четыре сотни боевых вылетов. Он по-прежнему числился в составе боевой эскадрильи, совершал боевые вылеты, уничтожал душманов, громил опорные пункты и сжигал караваны. Но здесь, сидя в удобном кресле и тыкая пальцами по клавишам — майор чувствовал себя предателем, сам не зная почему. Согласитесь: когда ты направляешь своего Грача на искрящийся вспышками ДШК, выходишь в лоб, один на один — и когда ты сидишь в кресле, в герметизированной кабине, ночью и нажимаешь на кнопку, посылая танковый снаряд в ничего не подозревающего врага — это совсем разные вещи.
— Урал-десять, у меня красный свет, повторяю — красный свет от штаба.
— А не насрать на красный свет твой, у меня там пацаны под пулями, мать твою! Ты что, там, совсем…
Абонент на другом конце линии договорить не успел — майор вдруг услыхал какой-то шум, а потом — хрип.
Твою мать…
Он посмотрел на экран — еще один ДШК! Четвертый!
Чтобы у всех этих ГБшников — х… на лбу вырос!
Белая линия протянулась от одного из домов кишлака к стоящему на окраине бронированному Уралу. Тот задымился, загорелся… попадание…
А пошли они все.
— Разведка! — заорал майор в микрофон — ты что там, совсем мышей не ловишь! Кой черт там у тебя творится — признаки применения управляемого оружия, вон следы! Нас щас тут из Стингера приземлят — а ты ворон ловишь!
Говорилось это все для аппаратуры боевого документирования. Ну, если даже и прижмут потом — все равно, прямое неисполнение приказа пришить не смогут, пенсию он себе выслужил… почти. Запихнут в какой-нибудь сраный гарнизон, там дослужит.
— Виноват… тащ майор — все понял сидящий в носу со своей аппаратурой штурман, — разведчик, наблюдаю дымные следы, возможно применение ПЗРК.
Вот и все… душки поганые…
— Внимание принял решение открыть огонь… огонь в опасной близости от дружественных сил… боевой отсек… крупный калибр… заряд термобарический… готовность… наведение… есть цель, есть зона, есть готовность, есть разрешение… огонь!
Самолет едва заметно дрогнул, на мгновение сбился с ритма ровный гул двигателей… сто двадцать миллиметров это не шутка. Секретное пока орудие 2А80 выплюнуло осколочно-фугасный снаряд, который по могуществу действия у цели не уступал шестидюймовой гаубице. Снаряд проломил крышу укрепленного дома, откуда плевался огнем ДШК — и уничтожил дом вместе с огневой точкой. Только куски стен и остатки крыши — полетели во все стороны. Дохнуло пламенем — так, что показалось будто разверзся вулкан.
— Попадание.
— Подтверждаю, прямое попадание, цель уничтожена.
— Новая цель. Огневая точка, активна…
Тревожная группаНикто из спецназовцев не попадал под удар самолета огневой поддержки Скорпион. Самолеты эти — работали в основном по ночам в приграничной зоне, в секторах ответственности, которые они окучивали — командиров предупреждали под расписку, что в такое то время будет работать Скорпион, и весь личный состав — с поля долой. Перепутать и врезать по своим — да запросто, тем более что спецназовцы часто выходили в поле в духовской одежде и на духовской технике. Массовая гибель личного состава, погоны долой и под суд — кому надо? Еще — Скорпионы использовались для того, чтобы долбать духовские укрепленные районы, они летали на высотах, почти недосягаемых для Стингеров, несли в несколько раз больше отвлекающих ловушек, чем СУ-25, несли приличной мощности станцию РЭБ и могли гвоздить район целыми часами, что днем, что ночью. Операции проводились так: советские солдаты перекрывали все отходы из района, сами находясь при этом на солидном удалении, дальше появлялся Скорпион и начинал долбить. Долбил он по часу, а то и больше, потом он уходил, и только после этого советские части входили в район, чтобы подавить остаточное сопротивление. Но никто и никогда даже не думал отрабатывать огонь в опасной близости от дружественных сил — поражение целей, находящихся в пятидесяти-ста метров от залегшего спецназа. Этот случай — стал первым.
Было и в самом деле страшно. После каждого попадания — земля ощутимо вздрагивала, и спецназовцев даже с такого расстояния окатывало жаром. Пыль, дым, летящие в разные стороны остатки дувалов — какие-то долетали и до них. Командир группы — как-то раз попал под огонь веселых, вчера отметивших чей-то день рождения артиллеристов — но и тогда так страшно не было…
Они не сразу поняли, что самолет прекратил огонь. Какое-то время — выстрелов уже не было и взрывов, сотрясающих землю — тоже не было, а они все лежали, закрыв головы руками.
Потом — кто-то поднялся. Непечатно высказался — и закашлялся. Потом поднялся еще кто-то и еще…
— Черт…
Через путь поднятой пыли и дыма — желтыми пятнами зловеще проглядывали костры. Что-то горело…
— Пошли, что ли?
— Начать… кхе-кхе… выдвижение. Разбиться на четверки, проверять каждый дом. Сулиман — остаешься с ранеными.
— Есть.
Они пошли вперед, прикрывая друг друга и сторожко поводя стволами автоматов по сторонам — видно не было ничего, но и противник, если кто-то уцелел в этом аду — тоже ничего не должен был видеть. Непонятно было — что тут могло уцелеть, в таком аду — температура около нуля, а тут — жарко. Ноги постоянно натыкались на что-то.
— Справа чисто.
— Слева чисто.
— Идем…
Один из спецназовцев пнул чудом уцелевшую дверь, ведущую во дворик — и отшатнулся от пахнувшего в лицо жара.
— Тут ничего.
В некоторых местах разрушило даже дувалы, хотя афганцы их строят — как мини-крепости.
— Стой! Дреш!
Что-то метнулось в дыму, спецназовец еле сдержал палец на спусковом крючке.
— Таслим! Ништ фаери, таслим![52]
— Держи его!
Душман, непонятно как уцелевший — жутко выглядел, обгорелое, закопченное лицо, борода в крови, руки непонятно в чем, он кашлял. Спецназовец, который страховал своего товарища, мрачно прикинул — не жилец. Скорее всего — легочная контузия, вон кровь ртом идет. Хотя… народ крепкий, может, выживет.
— Держи его!
Душман, непонятно как уцелевший — жутко выглядел, обгорелое, закопченное лицо, борода в крови, руки непонятно в чем, он кашлял. Спецназовец, который страховал своего товарища, мрачно прикинул — не жилец. Скорее всего — легочная контузия, вон кровь ртом идет. Хотя… народ крепкий, может, выживет.
Тот, кто задержал духа — связал ему руки обрезком парашютной стропы.
— Шурави шайтан…
— Караредл![53]
— Товарищ капитан, есть один дух. Ранен.
— Оставьте. Продвигаемся вперед.
Чем дальше они шли — тем меньше были разрушения, очевидно, летчики постарались отработать так, чтобы не задеть возможное местонахождение американского агента.
— Хэа![54]
Кто бы это не был — но две автоматные очереди скрестились на боевике прежде чем он успел бросить гранату.
— Бойся!
Все попадали на землю, где-то впереди хлопнула РГДшка. После разрывов снарядов с самолета — взрыв показался слабым и несерьезным.
— Чисто!
— Вон адрес! Дверь!
Спецназовцы, прикрывая друг друга, перебежали к неповрежденному дому — довольно большому. В отличие от остальных он вообще почти не был поврежден, если не считать частично заваленного дувала.
Где эти летуны? Козлы. Вот.
— Приготовиться к штурму! На три-один-два…
На три-один ударил в дверь, прикрываясь дувалом — взрыва нет, растяжки нет. Двое — рванулись внутрь, пристроенные к цевью фонари[55] прорезали ночной сумрак в поисках целей.
— Слева чисто!
— Справа чисто!
Еще двое проскочили к двери.
— Один-два…
Удар, один из спецов заходит и сразу пытается уйти влево, но места нет и приходится продвигаться вперед, стараясь не потерять темп. Коридор. Автоматы наизготовку, пальцы — на спусковых крючках.
— Дверь! Здесь дверь!
— Таслим! Таслим!
— Хорош орать. Давай — Зарю и входим.
— Есть!
Из небольшой, размером с боевую осколочную гранату, сверху белой, снизу черной, рубчатой как эспандер — выдергивается чека.
— Бойся!
Спецназовцы едва успели отвернуться — внутри, в одном из немногих уцелевших домов кишлака — оглушительно громыхнуло. Так громыхнуло, что тот, кто стоял в цепи первым — едва не потерял сознание. Показалось — что сейчас крыша на голову упадет.
— Пошел!
Удар по двери, автомат навскидку, яркий луч фонаря режет завесу пыли и дыма. За спиной — то же самое.
— Дреш! Дреш!
Здесь было просторнее, вошедший первым спецназовец отошел в сторону, давая дорогу остальным. Через две секунды — в комнате было уже трое.
— Чисто!
— Чисто!
— На полу! На полу, осторожней!
Два луча фонаря — скрещиваются на лежащем на полу человеке, тот лежит оглушенный и ослепленный, из ушей — идет кровь.
— Дреш!
— Проверь его!
Один из спецов переворачивает лежащего на животе человека — осторожно, готовый отскочить, упасть, подать команду об опасности. Не раз и не два были случаи, когда душок из последних сил выдерживал чеку гранаты и подкладывал ее под себя — подарок ненавистным шурави.
Луч прицепленного к цевью фонаря замирает на лице — грязном, окровавленном, со свернутой набок челюстью, с жиденькой бороденкой.
— Это объект!
— Тащите его отсюда! Пошли, пошли, пошли!
На дворе — приглушенно хлопает взрыв. Спецназовцы ломятся вон из здания, один из них тащит полумертвого американца, закинув руки на плечи.
Двор. Мелькающий свет фонарей, крики и мат, кислый запах взрывчатки. Кто-то лежит на земле, командир группы с полувзгляда понимает — не жилец. Не первый год здесь кувыркается, навидался — лучше иного фельдшера понимает…
— Доклад!
— Тащ капитан, тут кяриз! Замаскированный! Младший сержант Бурятов туда пошел, а там МОНка,[56] с…а!
Один из спецов все же не выдерживает — падает планка. Поминая мать и ругаясь на пушту он подлетает к пролому в земле, где взорвалась мина-ловушка, убив младшего сержанта Бурятова, сует туда ствол автомата — и жмет на спуск, продолжая орать непечатное. Подскочивший вторым прапорщик Акопян — хватает его сзади, блокируя руки, тащит его от пролома…
— Ах… б… я… вас… на кол всех… на кол…
— Молчать! Бунчук — берешь своих и отступаете к машинам! Остальные — прочесать здесь все! Связь мне, связь!
Тяжелый штурмовик Скорпион-5— Скорпион, я Экран. Боевая задача — приступить к прочесыванию местности, радиус — пятнадцать километров! Обращать внимание на признаки активности, небольшие группы и одиночных духов, движение транспортных средств, особенно малых колонн. Об обнаружении — докладывать немедленно.
— Скорпион — принял, выполняю. Группа разведки — боевой приказ, свободный поиск, радиус — пятнадцать от муравейника. Докладывать немедленно!
— Есть!
Еще года три назад — это было бы невероятно, поисковые действия на таком радиусе и ночью. Сейчас — реальность. Огромный объем фюзеляжа и грузоподъемность Ил-76 дали возможность установить предельно мощную аппаратуру разведки, связи и управления, такую, какая раньше либо использовалась только на земле либо — вовсе не была разработана. Ни самолет ни вертолет — не смогли бы ночью сделать такую работу, на которую был способен Скорпион.
Бывший генеральный секретарь ЦК НДПА Мохаммед Наджибулла— Важэл?
— На, на. Дмха!
Может быть, шурави увидят американца и удовольствуются эти. Может быть, если оставить его в живых — шурави этого хватит.
Они выскочили во двор, где-то рядом — что-то горело. Нельзя было медлить ни минуты, в любой момент — над домом мог зависнуть вертолет, и тогда — уже не уйдешь…
— Длта! Длта, рафик командон![57]
Бывший президент — никогда не останавливался в месте, где не было хотя бы двух запасных путей отхода. Звериным чутьем своим он понял — по земле уходить нельзя, в воздухе — враг. Значит — уходить надо под землей…
Облицованный камнем сухой колодец. Поскрипывающая под ногами лестница. Свет фонарей и сухая, лезущая в нос пыль…
Тот, кто шел первым — это был майор Алади, прикрывающий президента уже несколько лет, и беспредельно верный ему — прицепил аккумуляторный фонарь под цевье, на самодельное крепление. Примкнул к автомату штык старого образца, длинный. Было низко, со всех сторон давила тяжелая, темная земля, идти приходилось согнувшись в три погибели. Но это еще ничего — потом придется ползти.
Кяризы! Лазы, ведущие в горы, туда, где есть вода. Карт кяризов не было ни у кого и никогда, информация о ходах передавалась от отца к сыну, от наличия кяриза зависело — будут тут жить люди или нет. Кяризники — одна из самых уважаемых профессий в Афганистане, бывало — что кяриз начинал отец, а заканчивал — уже сын. Все делалось вручную.
Сухая, холодная на глубине земля. Затхлый воздух, скорпионы и змеи, павшие в зимнюю спячку. Черные чурбаны — подпорки, подпирающие низкий, кое-как укрепленный потолок. Смертельно опасное место.
Но все равно — надо идти. Алади — опытный человек, у него нечеловеческая реакция, он приколет штыком что змею, что кого еще…
Наверху бухнуло — раз, потом еще раз. Все буквально кожей, всем телом ощутили — как дрогнула земля.
— Бомбят…
— Шайтан их забери…
В Афганистане от благодарности до проклятья — один шаг. Точно так же — один шаг от дружбы до смертельной вражды.
— Вро-вро![58]
И в самом деле, кяриз — совершенно неподходящее место для досужего разговора. Шорох чешуек змеи по песку, негромкий стук железа о камень — все это может предупредить о наличии врага. В кяризе — можно идти даже с закрытыми глазами, если ты достаточно опытен.
Они шли, потом — встали на четвереньки и поползли подобно гадам — а наверху что-то бухало и грохотало.
— Вро-вро!
Выходы из кяризов — не обязательно были в виде колодцев, некоторые — были пологими. Этот — был пологим. Он вел на склон довольно высокого холма у самого подножья гор. Майор Алади лег на бок, осторожно оттолкнул стволом автомата заслонку, ловко, как змея пополз наружу. Остальные — замерли в ожидании. Сочащаяся в кяриз через открытый лаз ночная свежесть — была как амброзия после душного, тесного кяриза.
Каждый ждал, слыша тихие удары сердца. Наверху — их мог поджидать враг. Если так — то все, зальют керосин в кяриз и подожгут.
В люке — горела одинокая звезда на небе. Их было много — но из люка была видна только одна, холодная, молочно-белая и крупная.
Потом — звезду закрыл человек, сунувшийся обратно в лаз.
— Хиц! Чабак! Чабак![59]
Они вылезли на склон, быстро привели себя в порядок — после путешествия по кяризу одежда будет совсем не в порядке, потому что там грязь и есть даже павшие животные. На горизонте — переливались зарницы разрывов, рокотали вертолетные лопасти. Люди старались не смотреть туда…