Осторожно, как их учили шурави-инструкторы — они растянули большое пуштунское одеяло, расстелили карту.
— Сюда — решил президент — к утру дойдем до кишлака, пересидим там день. Потом пойдем дальше.
— Нас кто-то предал. — сказал Шинмари, самый молодой из них.
— С этим потом — отрезал президент — сначала уйдем, потом разберемся, что произошло, и кто предал. Выступаем — нельзя оставаться на открытой местности до утра.
Ночью в горах пройти двенадцать километров — много. Но не для воинов — пуштунов.
Майор Алади, настороженный, как всегда, мягко ступающий по земле в своих сапогах с кожаной подошвой — вдруг застыл, встал как вкопанный, смотря влево.
— Что…
— Цмлый![60] — он прыгнул на президента, сшиб его с ног и застыл, направив ствол автомата в ночное небо.
Из-за горной гряды — с рокотом выкатились два вертолета, пулеметные очереди полоснули горный склон слева и справа от группы. Это была «караванные» вертолеты, охотники за караванами — нор у них теперь не было прожекторов, были приборы ночного видения отчего было еще страшнее. Ничего — ни яркого света, ни очертаний вертолета — лишь темные тени на фоне более светлого из-за звезд неба, рокот вертолетных винтов, который, кажется — везде, доносится со всех сторон — и громовой, перекрикивающий винты и турбины голос.
— Вы обнаружены, сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! Сдавшимся гарантируем жизнь. Сдавайтесь.
Несколько автоматов заговорили в унисон — и, отвечая им, с одного из вертолетов ударил НУРС, пока выше группы. Лежащих на горном склоне — осыпало землей.
— Бывший президент Наджибулла, мы знаем, что вы здесь! Сопротивление бесполезно, сдавайтесь! Шансов нет!
Группа захвата— Досмотровая группа на сброс! Обезоружить, связать, ожидать приказов!
— Шевелятся вроде еще. Может дать…
— Я тебе дам…
Один из вертолетов проходит над склоном, пока второй — страхующий — прикрывает его с дистанции, из первого — один за другим бросаются в темноту, на склон десантники Высота — метров семь-девять, но для десантника это ничто.
— Сброс произвел! Досмотровая группа на земле! Отхожу в зону ожидания!
— Бортстрелок, держи готовность!
— Есть!
На земле — группа десантников, не раз и не два ходившая на караваны — готовится к самому главному. Это все равно — что взять медведя на берлоге после того, как выследили.
— Шаповал, Абдулов! Приборы у вас?
— Так точно.
— Идете первыми. Стрелять только если они начнут. Постарайтесь брать живыми.
— Есть.
— Подолян — прикроешь его отсюда. Мамедов — давай, бери свою дуру и уходи выше. Работаешь только в самом крайнем случае.
— Есть.
Начиная с восьмидесятых годов — американская армия превзошла советскую в возможности ведения боя ночью. У американцев вертолеты с системой FLIR, радара для полетов в сплошной темноте — появились еще во Вьетнаме — мы и в Афганистане не могли нормально обеспечить ночные полеты. А ведь караваны гоняли ночью! Сейчас, после сокращения ОКСВ в разы — проблема встала особенно остро. Но ее — решали. На БелОМО, не мудрствуя лукаво, скопировали очки ночного видения AN-PVS7, которые удалось захватить в Никарагуа, именно они были на Гвардии младшем сержанте Шаповале и Гвардии сержанте Абдулове. У остальных — на автоматах, снайперских винтовках и пулеметах были ночные прицелы. Это раньше была специальная модификация Н для автоматов и ручных пулеметов, сейчас же — в полевых мастерских под эту модификацию переделывалось все оружие СА, ночные и оптические прицелы поступали во все большем и большем количестве и в некоторых подразделениях — они были уже у каждого.
— Остальным — занять позиции. Стрелять только по команде. Шаповал, Абдулов — вперед!
— Хакарат макава! Хакарат макава![61] — громыхнуло с вертолета.
Душманы — несмотря на то, что еще недавно они были своими, сейчас они были душманами — были метрах в пятидесяти, уже — на дальности броска гранаты. Гвардии сержант Абдулов — перещелкнул предохранитель в среднюю позицию, решив — что если что — саданет очередью, и пусть потом судят. Потому что нет здесь своих — одним духом меньше и хорошо.
— Топак де пар ми дзака ки хиз де! Лаасуна портакра! Лаасуна портакра! Мукавамат макаваи![62] — громыхало с вертолета.
Один из боевиков впереди дернулся — и опережая его движение четко стукнула СВД.
— Мать… — выпустив короткую очередь, Гвардии сержант Абдулов бросился на землю.
— Не стрелять! Не стрелять! Вашу мать не стрелять! Сдавайтесь там, а то всех положим!
— Ц б каву?[63]
В темноте — отчетливо, слышимо даже через шум и вой вертолетов, через металлический голос команд — щелкнул предохранитель пистолета.
— На. На. — сказал бывший президент Афганистана.
Он уже все для себя — решил.
ППД «Экран-1» ВСН МО СССР
Авиабаза Баграм
16 июня 1988 года
Бывшего генерального секретаря ЦК НДПА, Мухаммеда Наджибуллу содержали в ленинской комнате — просто больше негде было, не было свободного места. Было известно, что президент — в молодости занимался боксом и национальной афганской борьбой — поэтому, не далее чем на два шага от бывшего генсека находился зам по физподготовке базы по прозвищу Мускул. Сей субъект был знаменит на весь ограниченный контингент тем, что он выступал перед новобранцами с двухпудовой гирей. Он выходил перед строем с этой гирей, ставил ее и говорил — вот видите, это гиря. Ее можно поднять — при этих словах он ее поднимал. Ее можно поставить — при этих словах он ставил ее обратно на землю. А еще, ей можно перекреститься. И с этими словами — Мускул крестился, но не перстами, а зажатой в кулаке ручкой гири. Те из салаг, до которых еще не дошло, куда они попали — при виде этого зрелища моментально прозревали…
Сразу возник вопрос о том, кто будет обыскивать президента. Для мусульманина личный обыск — унижение, но для советского военнослужащего обыскивать кого-то, тем более того, кто еще недавно считался другом — тоже унижение не из последних. Сошлись на том, что бывшему президенту подобрали в каптерке полный комплект советской полевой формы, и попросили его переодеться, отдав одежду. Теперь — гэбье в одном из ангаров зачем-то ее перетряхивало, вскрывало швы.
Перед дверью ленкомнаты стоял пост — два солдата спецназа, вместо положенного по уставу в таком случае штык-ножа, у них было по пистолету Стечкина и по автомату Калашникова с боекомплектом, в нарушение устава при начале дежурства патрон досылался в патронник. Еще двое, вооруженных точно так же — стояли на улице под окном.
Человек в штатском, поднялся на второй этаж, сделал несколько шагов — и тут же был остановлен зловещим щелчком предохранителя пистолета. Ни положенного по уставу окрика «стой, кто идет», ни вопроса «кто здесь» — просто щелчок предохранителя.
— Свои — сказал он.
— Пароль?
— Двина на сегодня…
— Можете идти…
Человек в штатском подошел к стоящим на посту часовым, предъявил красную корочку с тиснением золотыми буквами на обложке — КГБ СССР. Часовой достал блокнот, карандаш и переписал данные удостоверения. Отступил в сторону.
Человек шагнул в комнату, где содержался пленник.
— Выйдите!
Начфиз Мускул удивленно посмотрел на вошедшего. Тот был среднего роста, с проседью в волосах — он был ниже президента больше чем на голову.
— Товарищ… опасно.
— Выйдите, майор!
Звание начфиза звали не все. И еще меньше из тех кто знали — прошли бы пост охраны на дверях.
— Я за дверью буду, товарищ… генерал.
Когда за Мускулом закрылась дверь, бывший генеральный секретарь — он не был связан, на нем не было даже наручников — затравленно посмотрел на вошедшего.
— Здравствуйте, рафик Мухаммед. Или саид раис…[64] как там теперь…
— Здравствуй, мушавер[65] — сказал бывший генсек — живой, значит… Не ждал я тебя увидеть, не ждал…
— В жизни всякое бывает. Догадываешься, зачем я пришел?
— Да догадываюсь… Только мне то с этого — чего?
— Жизнь.
— Вот так?
— А ты как думал, рафик, а? Ты думаешь — мы зачем тебя искали? Ты для нас — тьфу. Хочешь, в Пакистан потом отпустим? К семье? Или где она у тебя там… в Югославии…
Бывший генсек ничего не ответил.
— Боишься… И правильно делаешь. Тебе, рафик командон, нужно уже не бояться. Тебе надо завещание писать. Замочат ведь тебя.
— Замочат?
— Ну, убьют. Взорвут, застрелят, голову отрежут. Замочат — это так в тюрьме говорят, набрался я там… слов разных.
— В тюрьме, значит, отсиделся, мушавер?
— Замочат?
— Ну, убьют. Взорвут, застрелят, голову отрежут. Замочат — это так в тюрьме говорят, набрался я там… слов разных.
— В тюрьме, значит, отсиделся, мушавер?
— В ней самой рафик, в ней самой. Добрые люди помогли, есть люди на свете. А сейчас — и реабилитировали вчистую, и на работе восстановили.
— Полковник сейчас?
— Генерал-майор.
— Вырос, значит. Была одна власть — а стала другая власть?
— Так. Знаешь, рафик, что с Крючковым стало?
— Знаю, как не знать. Угрожаешь?
— Предупреждаю. Ты ведь из-за этого переметнуться решил, а? Мятеж устроил, американцев позвал. Из-за этого?
— Из-за этого, не из-за этого… какая сейчас разница, мушавер? Говори, чего надо, и уходи, не… беспокой душу.
— По-русски правильно — не рви душу.
— А ты что, русский, мушавер? Разве так?
— Русский. Русский азербайджанского происхождения. Мы все здесь — русские. Так что, давай прямо, рафик. Говорить будешь?
— Нет.
— Почему?
— Если молчать буду — убьют только меня. Если заговорю — всю семью вырежут, до последнего человека.
— Это ту, которую ты в Югославии держишь? Хочешь, адресок назову?
Бывший генеральный секретарь ЦК НДПА хотел было броситься, но моментально понял — бесполезно. Этого убьешь, другие придут. Нет им числа.
Все замарались, все. И каждому выгребать — по делам его.
— Сам понимаешь, рафик, выбора у тебя нет. Мы, по крайней мере, тебя живым хранить будем. До последнего. Нам свидетель нужен. Я ведь догадываюсь, что там люди — которых словом не свалить.
— Их ничем не свалить.
— Ошибаешься, рафик. Крючков так думал — и где он теперь. Чебриков так думал — и где он теперь. Горбач так думал — и где он теперь? Скверну надо — каленым железом. Иначе нельзя, зараза пойдет. Так что думай, рафик, прямо сейчас думай, времени нет ни минуты. Сыграешь — дадим документы, семью поселим в тихом месте… будешь век свой коротать где-нибудь… подальше от глаз. А врагов твоих — похоронят с тремя залпами. Ну?
— Нет.
— Как знаешь. Завтра передадим тебя ХАД, как положено. Посмотрим, доживешь ли до суда. Бывай, рафик, мне еще твоего брата сыскать надо. Может, он умнее окажется, чем ты.
Москвич встал, пошел к двери…
— Стой! — не выдержал бывший генсек, когда тот уже взялся за ручку — какие будут гарантии мушавер?
— Моих слов тебе недостаточно?
— Человек хозяин своего слова. Захотел дал, захотел взял.
— А слово Председателя Президиума Верховного Совета Союза СССР тебе весомее будет? Хочешь — сейчас к вертушке пройдем?
Бывший генсек немного подумал, потом обреченно махнул рукой. Сильный и крепкий в начале разговора сейчас, он как-то сдулся, съежился, кажется, что даже стал меньше. Он сломался…
— Говори свои вопросы, мушавер. Скажу…
Москвич достал из кармана небольшой японский диктофон — чертовски удобная штука. Вставил две пальчиковые батарейки, сказал «Раз, раз», переключил и послушал как звучит. Звучало нормально. Тогда он положил диктофон на стол, поставил стул напротив.
— Сегодня шестнадцатое мая одна тысяча девятьсот девяностого года, шесть часов одиннадцать минут по московскому времени. Я, генерал-лейтенант государственной безопасности Аскеров Эльхан Абдулович, находясь в помещении ленинской комнаты авиабазы Баграм Демократическая Республика Афганистан, провожу допрос задержанного Мохаммеда Наджибуллы, бывшего генерального секретаря ЦК НДПА. Назовите свое имя.
— Мохаммед Ахтар Наджибулла.
— Вы клянетесь говорить правду и только правду?
— Клянусь, мушавер, клянусь — сказал бывший генеральный секретарь.
— Тогда вопрос первый. Когда вам впервые предложили участвовать в поставках в Советский союз героина?
— В апреле восьмидесятого года это было.
— Кто предложил вам участвовать в схеме поставок?
— А то ты не знаешь, мушавер.
— Рафик генеральный секретарь, я может, и знаю, но вы должны назвать это имя сами. Вы знаете процедуру не хуже меня.
— Двое пришли. Птицын и Кулаков. Прямо в кабинет. В открытую.
— Вы имеете в виду генерал-лейтенанта ГРУ, советника при Генеральном штабе армии ДРА Птицына Владимира Александровича и полковника КГБ, главного военного советника при Корпусе погранвойск ДРА Кулакова Петра Борисовича?
— Их самых, рафик мушавер. Их самых. Только Птицын тогда еще полковником был, а Кулаков — он не просто главным военным советником при погранвойсках был. Он тут личным представителем Андропова вашего был… он и заварил всю эту кашу…
— Почему вы согласились принять участие в заведомо преступных действиях Птицына и Кулакова?
Наджибулла усмехнулся в усы.
— Глупые вопросы, мушавер задаешь. Попробовал бы я не согласиться. Они ведь не просто так пришли. А от Кармаля.
— От генерального секретаря ЦК НДПА Бабрака Кармаля?
— А что, еще один Кармаль есть? От него и пришли. Если бы я отказался — на ХАД другого бы поставили, а меня… в лучшем случае в отставку. А то и… работа то опасная, в Кабуле уже тогда было неспокойно.
— Бабрак Кармаль знал о поставках героина в Советский союз?
— А как не знать? Знал, еще как знал. Только наркоту эту — не в Советский союз поставляли. В Советский союз маковая соломка шла… конопли немного. Остальное дальше шло.
— Куда шло?
— А вот этого я не скажу, мушавер. Не скажу, как не проси.
Аскеров, «Москвич» — не стал настаивать.
— Хорошо. Вопрос второй — откуда вы брали наркотические вещества?
— Выращивали, откуда же еще.
— Поясните, пожалуйста, смысл слова «выращивали».
— Делянки были, мушавер. Сначала немного, потом больше. Далеко… ваши солдаты туда не совались. Госхозы[66] под это дело создавались. Договорные районы. Ну а часть… конечно оттуда.
— Оттуда — это откуда? Выражайтесь точнее.
— Оттуда — это с той стороны границы.
— С кем именно вы контактировали из членов Пешаварской семерки для покупки наркотиков?
— Хекматьяр, Раббани… Они все время и грызлись из-за того, что у одних доход был, у других его не было. Обидно, понимаешь.
— Вы имеете в виду доход от наркоторговли, так? Так.
— Следующий вопрос — расскажите, каким образом были организованы поставки в Советский Союз наркотиков?
— Как… Была специальная группа в составе ХАД. У нее вертолеты были. Забирали наркотик, доставляли в Баграм. Там принимала советская сторона.
— Кто именно принимал наркотик в Баграме?
— Был тут человек… Фамилия… Черевицкий, кажется. Но ты его не ищи. Убили его.
— Кто убил?
— Не знаю. У своего руководства гэбэшного спрашивай.
— Хорошо. Когда это произошло?
— В восемьдесят третьем. Октябрь… не помню.
Аскеров прикинул — примерно в это время окончательно слег в больницу Андропов. Почки… и оттуда уже не вышел. Мингазов… сволочь, признался, что отравил Андропова, и многих других, но зачем — молчит как рыба. Видимо, и у этого — семья.
С…и…
— Допустим. Кто пришел на место Черевицкого?
— А никто, мушавер не пришел.
— То есть как. Поясните.
— Пришел Птицын. Сказал, что в наших услугах советская сторона больше не нуждается. Теперь он все будет делать сам.
— Когда это было?
— Да примерно — тогда же.
Решили отключить афганцев, чтобы не делиться. Возможно — из-за этого же убили Андропова… Нет, скорее — чтобы не мешал.
— Кто и каким образом передавал вам деньги за оказанные услуги?
— Птицын передавал. Прямо в кабинет приносил.
— Сколько именно?
— Немного. Наличными.
— Какими именно?
— Доллары. Американские доллары.
— А счета?
Бывший генеральный секретарь вскинул голову, прожег Аскерова ненавидящим взглядом.
— Какие еще счета?
— Обыкновенные. В швейцарском банке. Юнион Банк Свисс. Да ты не переживай так, мы все равно деньги снять не сможем. Просто знаем, что счет там есть. Сколько там?
— Достаточно.
Аскеров снова не стал настаивать.
— Какие именно суммы передавал вам Птицын и как часто?
— Десять… пятнадцать тысяч… каждый месяц.
— Долларов США? Десять-пятнадцать тысяч долларов США?
— Долларов США.
— Хорошо. Кто еще в афганском руководстве был в курсе схемы?
— Кармаль был.
— Еще?
— Не знаю. Про Кармаля знаю точно.
— Лаек?
— Не знаю, говорю же, мушавер.
— Хорошо. Кто убил полковника Кулакова?
Наджибулла усмехнулся.
— Ты еще спрашиваешь, мушавер? Ты его убил…
Аскеров покачал головой.
— Я не убивал Кулакова.
— Как знаешь — легко согласился Наджибулла — но и мы его не убивали. Не убивали мы его. Ищи у себя, кроме ваших — некому.