– Гамлет! – громко приказал Макар. – К ноге!
Муж дернулся и вцепился пальцами в спинку стула. Пойнтер подошел к Макару и сел, умильно заглядывая в глаза и виляя хвостом – он явно радовался гостям. Все вдруг затихли, и я пожалела, что приехала сюда.
– Я разделываю, а ты готовишь, – толкнул меня плечом Макар.
– Веселишься, да? – не приняла я подобное извинение. – Резвишься вовсю?!
– Зайцы молоденькие, мясо будет нежным, если не пережарить, да что я объясняю, ты же мастер в этом деле… – Макар перешел на просительный тон.
Он никогда не извиняется. В прямом понимании этого слова. Я вспомнила, что он может так ходить следом и канючить по часу на разные темы грустным и умоляющим голосом. Гамлет уже смотрел на нас подозрительно. Лучше сразу показать, что извинения приняты.
– Я приготовлю жаркое. Ты занимаешься шкурками, головами и потрошишь зайцев. Агелену в этот момент в кухню не пускать.
– Вот спасибо! – Cразу же успокоившись, Макар стал надевать фартук.
– Эй! – очнулся Гамлет, когда Макар достал свой охотничий нож. – Дети в кухне! А ну брысь отсюда! Сейчас зайцев резать будут.
– Что значит – брысь? – подозрительно прищурилась Нара. – Мне племянница разрешает смотреть, как она готовит! Я уже резала курицу под ее присмотром. А если ты не можешь видеть кровь, уходи сам.
– Племянница?.. – опешил Гамлет.
– Племянница? – огляделся Прикус.
– Еда требует тишины и сосредоточенности, – предупредила я, кусая губы, чтобы не рассмеяться, потому что смотреть на напряженный в умственных потугах лоб Прикуса без смеха было невозможно. – Остаются те, кто хочет видеть, как готовится жаркое из зайца.
Ося крепился изо всех сил, но после отрезания первой головы не выдержал и ушел. Мы остались в кухне впятером.
– Давайте, что ли, я лук почищу, – предложила Нара, отводя глаза от таза с тушками.
Когда пес Гамлет с громким хрустом съел первую освежеванную заячью голову, сенбернар Отелло обнаружил в своих и без того грустных глазах с опущенными уголками такую непосильную обиду за жизнь, что я сразу же показала рукой на дверь. Только собачьего невроза мне сегодня не хватало.
Мы остались вчетвером. Пес Гамлет хрустел головами, Макар иногда откладывал свой нож с негромким металлическим звуком, Нара шуршала луком, я сосредоточенно делила тушки на кусочки, в сковороде закипало масло, а кроме этих звуков, не было ничего, что мешало бы давно непуганной тишине, заглядывающей в наши освещенные окна, постоять там подольше.
Ели в кухне. Здесь был самый большой в доме стол и двенадцать стульев к нему.
– Откуда такие тарелки? – спросила я.
– Это я купила, – ответила Агелена, не поднимая глаз. – Не нравятся?
Нара обеспокоенно всмотрелась в наши лица – она одна подслушала в этой невинной на первый взгляд болтовне боль и грусть.
– И что… – Я подбирала слова. – Все такие?
– Все. Две старые я повесила на стенку в комнате Тили.
– На стенку? – не выдержала Нара. – Тарелки?..
– Они металлические. – Теперь я не поднимаю глаза, чтобы не наткнуться на глаза Макара.
– А чего это вы шепчете? – подоспел и он к нашей грусти. – Говорите открыто! Тарелки эти, сестричка, не металлические. Они из чистого серебра!
– Мы не шепчем, – обороняюсь я.
– Но вы намекаете, я чувствую!
– Я только спросила, кто купил тарелки!
– Почему бы тебе у меня не спросить, все ли тарелки я продал?! Или что-то завалялось?
– Ты продавал тарелки? – с придыханием ужаса и страдания за брата спросила Нара. – Тебе совсем не на что было жить?
– Нетка… – потянулся было ко мне Гамлет, но я оборвала его:
– Молчи!
– Я продавал тарелки на лекарство матери. – Теперь Макар опустил голову и запрятал глаза. – Они были дорогие, из серебра.
Нара помолчала, обдумывая услышанное, и поинтересовалась:
– А мне Нефила говорила, что для мамы не было лекарства. Не изобрели еще. А ты его где-то доставал? А она умерла, когда тарелки кончились?
– Тарелки еще не кончились? – вдруг спросила Тили как-то вечером, когда мы с ней сидели на террасе и уже по-вечернему сырел воздух, становилось прохладно, но так не хотелось уходить из притихшего грустного августа.
– Тарелки? – Я поправила плед, которым она была укрыта в кресле-качалке. – Не знаю… Хотя – да, я недавно заметила, что Агелена моет тарелку, чтобы положить еду Наре, а раньше можно было мыть посуду раз в день – вечером.
– Когда кончится мое серебро, я умру, – просто заметила Тили.
– При чем здесь серебро?
– Оно уходит из дома, после последней тарелки уйду и я.
– Бред какой-то! А чашки на ножках, похожие на кубки? Они тоже серебряные?
– Бокалов давно нет. Их не стало еще весной. Сядь рядом. Вот так. Макар продает мою серебряную посуду.
– Макар?.. Продает?
– Да. Он договорился заранее с человеком в Ленинграде, с апреля раз в месяц приезжает ювелир и забирает то, что я подготовлю. Мне кажется, что в следующем месяце ему будет нечего брать. Не удивляйся, но я обещала, что никогда не буду выглядеть как больная и немощная старуха, требующая ухода.
– Ты не выглядишь как больная старуха.
– Да. Не выгляжу. Это морфий. Мое серебро ушло на морфий.
– Это… чтобы не было боли?
– Точно. Чтобы не было боли.
Все внутри меня замерло в оцепенении странного, почти бесчувственного отчаяния. Я-то надеялась, что веселая и спокойная Тили еще не подошла к настоящей болезни, а, оказывается, смерть уже караулит ее, потихоньку, по ночам, в темных углах большого дома, сгрызая столовое серебро.
– Почему ты заболела? Ну почему?
– Наверное, из-за детей. Каждый ребенок съедал меня изнутри понемногу, как и полагается… Ты же знаешь, паучихи согласны кормить своим телом потомство.
– Перестань так со мной разговаривать – я не маленькая! При чем здесь пауки?
– При всем. Я всегда знала, что умру, как паучиха. А как умирает паучиха? В бою с другой паучихой, или с большой и сильной медведкой, или отдает себя, как корм, детям. Ты что, предпочла, чтобы меня зарезала соперница в любви? Или убила завистливая хищная медведка?
– Ну какая еще медведка?.. Бабушка!
– Нет уж! Я предпочитаю, чтобы меня разобрали себе дети, и на здоровье!
– Бабушка! – Я трясу ее за плечо и вдруг ощущаю, какое оно худое и острое. – Хватит уже о пауках! Скажи, как твою болезнь называют врачи?
– Врачи!.. – хмыкает она. – Врачи мне запретили рожать после первого ребенка! Они совершенно по-другому представляют цель жизни. Только подумай: цель жизни – жить? Это же бред! У меня рак матки. Это я знала и без врачей. И не смей плакать! Я сделала все, чтобы вы даже не испугались, не то что рыдали в предчувствии моей кончины!
Ночью я все рассказала Агелене. Мы лежали с ней на большой старой перине и плакали, обнявшись.
– Так и сказала?.. Уйду после последней тарелки?
– Так и сказала.
– Но морфий – это же наркотик!
– Наркотик, – давлюсь я рыданиями.
– Наша бабушка – наркоманка?
– Она умирает.
– А сколько осталось этих тарелок?
– Понятия не имею. Я даже не знала, что они из серебра. Что за ними приезжает ювелир.
– Я должна рассказать маме, – решается Агелена. – Мы должны всем рассказать, нам помогут… – закончила она неуверенно.
– Как же. Помогут. Еще скажи, что моя мама прилетит на помощь, как Бэтмен! Ты как знаешь, а своей я ничего не скажу. Она и так обзывает бабушку ненормальной. Еще добавит к прилагательному существительное. Получится – ненормальная наркоманка. Слушать это потом всю жизнь…
Приехавший на следующий день Макар нашел две ложки, две тарелки и небольшую ажурную конфетницу.
– Были еще тарелки, я помню! – метался он по дому.
Мы с Агеленой сидели на полу возле Тили, обхватив ее ноги.
– Сынок, – просила бабушка, – не сердись, посиди со мной.
– Послезавтра я должен быть на сборах, я не могу сидеть! Скажи этим бестолковым любительницам трагических историй, чтобы нашли тарелки. На этом, – он кивнул в сторону собранных остатков серебра, – ты долго не протянешь.
– Ты обозвал нас тогда бестолковыми любительницами трагических историй, – безжалостно напомнила Агелена. – А ювелир опоздал.
– Опоздал? – Макар поднял голову и удивленно посмотрел на Агелену. – Но вы же запрятали тарелки? Ведь запрятали?
– Мы не будем опять ругаться на эту тему! – попробовала я остановить ссору. – Мы и так переругались из-за этих тарелок у гроба!
– Вы положили тарелки в гроб? – Ося решил тоже поучаствовать в завлекательном споре.
– Вы!.. Обе! – Макар вскочил и навис над столом, как карающий злой ангел. – Я знаю, что вы думаете! Хорошо изображать из себя чистюль и рыдать от умиления собственным всепрощением! А попробовали бы доставать ей морфий! Продавать эти проклятые тарелки! А ведь они были настоящим антиквариатом, какой-то покупатель не смог вывезти серебро за границу, в милицию поступила информация, меня чуть не исключили из училища, когда узнали, что я веду переговоры с ювелирами!
– Минуточку, какой еще морфий? – встрепенулся муж Гамлет.
– Ты, страдалец! – встала и я, не отпуская своими глазами глаза Макара. – Вместо того чтобы потихоньку выгребать посуду, поговорил бы с нами, объяснил! Мы были всего лишь двумя маленькими девочками, и мы запрятали эти две несчастные тарелки!..
– Это я запрятала, Нефила ничего не знала, – перебила Агелена. – Я запрятала две тарелки, когда… когда Тили сказала, что после последней тарелки она умрет. С твоей стороны было настоящим издевательством упрекать потом нас в смерти Тили из-за этих двух тарелок.
– Она бы протянула на остатках серебра еще месяца три, – притих Макар.
– Я же тебе говорю – ювелир опоздал! Хоть бы мы заготовили еще десять тарелок! Она умерла! – перешла я на крик, взяла свою тарелку и грохнула ею об стол. Ничего. Тогда я сбросила тарелку на зеленые плитки пола. Ничего!
– Они… Они небьющиеся… – прошептала Агелена и вдруг зарыдала громко и отчаянно.
– Отлично!.. – отдышалась я. – Небьющиеся тарелки – это просто отлично! И чего ты ревешь?
– А если… Если это была передозировка-а-а-а?.. Она подумала, что больше нет денег на морфи-и-и-и-а-я… я спрятала две тарелки, они теперь висят в ее комнате, а она…
– Перестань реветь, мурена. – Нара встала и обняла Авоську. – Она бы все равно умерла – месяцем позже. Она знала, что умрет, уже когда меня родила.
Мы затихли, позволяя горю вытекать из нас с каждым судорожным вздохом.
– Никто не обидится, если я скажу, что чувствую себя просто счастливым человеком, будучи в данный момент полным сиротой? – решил подбодрить нас Гамлет. – Никаких тетей, дядей, братьев, сестер…
– Какой же ты сирота? – удивилась Нара.
– Действительно, – поддержал ее Прикус, – у тебя есть сын и падчерица, жена, теща, тесть и даже домашний юрист.
– Выпьем же за то, – радостно подхватил Гамлет, – чтобы счастье никогда не было полным и было чему завидовать! Спасибо этому дому.
– Точно! – согласился Прикус. – Я не очень понял, чему ты хочешь завидовать, но вот мясо… Это жаркое меня победило! И раз уж мы заговорили о родственниках, я хотел бы ее увидеть наконец!
– Кого? – осмотрела я всех сидящих за столом.
– Ну эту, племянницу. Которая так хорошо готовит. Где она? Почему не ест с нами?
В час ночи Агелена предложила пойти в комнату Макара и, как в первое наше совместное лето, залезть к нему в постель.
Мы легли с нею спать в комнате бабушки – я настояла, – Гамлет с детьми устроился в гостевой комнате, Прикус ушел сторожить на улицу, прихватив с собой спальный мешок.
– Мы уже не можем залезть к нему в постель, – вздохнула я. – Мы выросли.
– Скажи уж сразу, что муж тебя убьет, если узнает.
– Он не узнает, – вдруг раздался шепот у нашей кровати, – я его усыпила.
– Нара? – подскочила я. – Как это – усыпила?
– Она подсыпала ему сонного порошка, – сообщил Ося.
– И ты здесь?
Я включила лампу.
Дети сидели у кровати на полу.
– Мы проползли по коридору на четвереньках, – гордо заметил Ося.
– Зачем?
– Чтобы Прикус не заметил нас в окнах. Он дом обходит раз в час. У него часы на руке пищат, когда нужно идти в обход, – шептал Ося, сдерживая зевоту.
– Так… – Я быстро натянула джинсы и свитер. – Где ты взяла то, что подсыпала Гамлету?
– В кухне. Не волнуйся, это просто снотворное. Оно, наверное, старое.
– Так!.. Что же это творится?.. Сейчас же идем в кухню, и ты покажешь мне это старое снотворное!
– Хорошо, мы пойдем, – отвечает за Нару Ося. – Только по коридору поползем на четвереньках, ладно?
– Вы что, издеваетесь?.. Никуда я не буду ползти!
– Прикус обходит дом сначала в одну сторону, потом – в другую. Или ползем, или пережидаем, когда он перестанет заглядывать в окна и уйдет в сарай. Нефила, – серьезно и многозначительно вдруг попросил Ося. – Мы сюда приползли за помощью. Ты нам поможешь?
– Ничего не хочу слушать! Сначала я должна выяснить, что с мужем!
– С ним все в порядке, – вдруг тихо заметила Агелена. – Это я дала Наре снотворное.
– Вы что творите?! Да как ты посмела дать ребенку…
– Ладно, ладно, не кричи! – скривилась она. – Это не снотворное, это простая сода.
– Ка… какая сода? – совсем обалдела я, уже ничего не понимая.
– Обычная. Двууглекислый натрий, – объяснила Агелена.
– А мне ты сказала, что это снотворное, только старое! – возмутилась Нара.
– Я хотела, чтобы ты отстала, – отмахнулась Агелена. – Пристала как банный лист – дай и дай ей снотворное для Гамлета.
– А ты спросила, зачем оно ей? – поинтересовалась я, закипая. – Или тебя такие мелочи вообще не волнуют?!
– Спросила. Нара ответила, что собирается пойти на кладбище и раскопать там могилу. Короче – пошутила. Ну и я в ответ пошутила.
Я смотрю сначала на Нару, ожидая, когда она засмеется, потом – на Осю. Они оба слишком серьезны.
– А что я должна была делать, когда эта стрекоза так отвечает? – забеспокоилась Агелена, не дождавшись правильной реакции на свою удачную шутку. – Провести воспитательную беседу, что маленьким девочкам нельзя ходить ночью на кладбище? Нет уж! Проще было дать ей соду, чтобы она насыпала ее куда захочет, и пойти спать.
– Но он же заснул как мертвый! – прошептала Нара.
– Как это – мертвый?! – ринулась я к двери.
Кто его знает, может быть, бабушка Тили для конспирации хранила свое снотворное как раз в коробке от соды?
– Да он храпит! Он совсем не мертвый, а только сильно бесчувственный и храпит, как всегда, когда выпьет водки больше одного стакана, – остановил меня Ося. – Ты это потом поймешь и будешь регулировать, – заявил он. – Не будешь давать ему пить на ночь больше двухсот грамм.
От такого сообщения я села на кровать и уставилась на него с ужасом.
– Храпит?!
– Теряем время! – постучал Ося по часам на руке. – До следующего обхода осталось сорок семь минут.
– Мы бы сами дошли, но я точно не помню, какой поворот после деревни. Первый или второй? – спросила Нара.
– Мне это не нравится, – насторожилась Агелена. – Что-то мне подсказывает, что стоит одеться. И куда вы собрались? Только не говорите, что на кладбище, ладно? – жалобно попросила она.
– Я тебе это сразу после ужина сказала, – заметила Нара. – Честно сказала.
– Честно?.. Я думала, ты издеваешься!
– Ты, мурена, считаешь меня дурочкой, да?
– Я ничего такого…
– Считаешь, я знаю!
– Прекратите! – потребовала я и схватилась за голову. – Никто не пойдет на кладбище ночью! Мы сейчас ляжем спать, а утром обсудим эту интересную экскурсию.
– А вот и нет! – спокойно заметила Нара. – Утром ничего не получится. Кто ж нам даст при свете раскапывать могилу?
– Так, минуточку! Чью могилу ты собираешься раскапывать?
Нара посмотрела на Осю. Тот тяжело вздохнул.
– Чего молчите?
– Мы это… Мы должны кое-что взять из одной могилы, – выдавил из себя Ося.
После этих слов Агелена свалилась на кровать навзничь, а я от такого ее падения в ужасе вскрикнула и подскочила.
– Только… из одной?.. Почему сразу не собрать из всех могил много-много черепов? – Я сердито прошлась по комнате и торжественно заявила: – Дорогие дети! Уверяю вас, пока вы все подробно не объясните, мы не пойдем раскапывать могилу.
– А когда объясним – пойдем? – оживилась Нара.
– Там посмотрим.
– Ну да, сначала будем объяснять, потом – смотреть, а потом уже утро наступит, – заметил Ося.
– А ты постарайся быстро все объяснить и понятно, чтобы я лишний раз не переспрашивала!
– Тогда начни с конца, – вздохнула Нара.
Ося задумался.
– Конец у нас такой получается, – вздохнул он. – Мы хотели подсыпать папе снотворное, потому что он приехал сюда специально. Он знал, что приедет Макар, потому что Нара написала ему письмо, а мой папа это письмо прочитал. Нара писала брату, потому что хотела узнать, есть ли у нее биологический отец, потому что думает, что она клонированная. Вот такой конец.
– А Гамлет нам совершенно на кладбище ни к чему! – заявила Нара. – Я вообще не понимаю, зачем он приперся!
– Вы хотели раскопать могилу, где лежат останки отца Нары, чтобы взять оттуда… – Я задумалась, с трудом представляя, что можно взять из могилы после семи лет захоронения.
– Это называется биологический материал, – подсказал Ося.
– Ладно. Биологический материал. И что бы вы стали с этим материалом потом делать?
– Мы бы его отдали на анализ ДНК, это элементарно! – Осю распирало от гордости за такие глубокие познания.
– Это не может быть элементарно, – погрозила я пальцем. – Даже я знаю, что, во-первых, это стоит кучу денег, а во-вторых, сам анализ занимает много времени.
– Да ясно все! Мне дед обещал помочь. У него связи в конторе, он сам так сказал.
– Ты рассказал Генералу о том, что собираешься делать? И он воспринял это всерьез? – спросила Агелена, подняв голову.