Серж побарабанил пальцами по скатерти.
– Сейчас Даша кое-что расскажет, а вы послушайте.
По мере того как лилось повествование, лицо генеральши попеременно меняло цвет, оно то краснело, то бледнело, в конце концов Бордюг вцепилась пальцами в столешницу.
– Евдокия Семеновна, – мягко произнес вдруг Серж, – я вдруг вспомнил одну странную ситуацию. Некоторое время тому назад ко мне обратилась одна светская особа, попросила найти ей украшение, обязательно старинное, новодел не подходил. Сей даме хотелось заполучить нечто, покрытое пылью времен; разыскивая что-нибудь подходящее, я обратился к вам, и что услышал в ответ?
– Сержик, – недовольно откликнулась старуха, – ничего не припоминаю. Извини, конечно, память иногда подводит. Вот Нинель Митрофановна…
– Вы, – перебил старушку Серж, – очень расстроились и сообщили: «Ничего больше нет, с последним рассталась», – а потом опять кольцо на продажу принесли!
Евдокия Семеновна заерзала на стуле.
– Ну… сначала были просто золотые изделия, потом решила – хватит, надо остановиться, вот и перестала транжирить, но жизнь-то…
У Сержа запел мобильный, парень поднес к уху трубку.
– Да, да… не слышу… сейчас…
Продолжая говорить, он вышел в коридор. Евдокия Семеновна моментально схватила меня цепкими холодными пальцами.
– Душенька, простите! Не знала, что его у вас украли, экое дурацкое совпадение, прямо водевиль.
– Ожерелье не ваше!
– Да, правильно.
– Откуда оно у вас?
– Ангел, не могу при Сержике, он умрет, если узнает правду! Давайте встретимся в другой раз! Расскажу без утайки! Крайне неприятная история, но я не виновата, клянусь памятью покойного мужа! Всего лишь хотела помочь.
– Кому?
– Сразу и не объяснить! Мать Сержика, Валечка, умерла давно, он школьником был, а моя внучка совсем крошкой. Такая история! Сержа Нинель Митрофановна поднимала, вернее, и я помогала, но она его в дом к себе взяла. Я очень не хотела, чтобы мальчик один остался. Сколько же ему было, когда Валечка исчезла?
– Исчезла?
– Умерла, – быстро поправилась Евдокия Семеновна, – в смысле, исчезла с лица земли. Не припомню его возраста, но совсем юный. У меня внучка на руках, младенец, двоих не вытянуть, а Нинель одна куковала, вот и стала Сержика опекать. Он ее теперь второй матерью считает, мне иногда даже обидно бывает, ведь тоже помогала! Хотя Сержик очень внимателен, да! Крайне! И к Лиле тоже! Нас, знаешь ли, три подружки закадычные: я, Нинель и Лиля. У каждой своя беда! У Нинелечки деток не случилось, я вот одна внучку тяну. Но хуже всех Лиле приходится! У нее сын есть, Александр, Саша. Вот где горе так горе! Сама понимаешь, что он не маленький, здоровенный мужик! Но! Работать не желает, лоботрясничает, последние деньги у матери из кошелька вынимает, пару раз бил Лилю. В общем, ужас! Отец его, как и наши с Нинелью мужья, военным был, да рано умер. Думаю, он теперь под памятником ворочается, коли видит, как Лилю деточка изводит. Его, Александра этого, даже посадить хотели, натворил гадких делов, но Лиля, святая женщина, все почти продала, а поганца выкупила. Боже, ну в какую я дурацкую ситуацию попала! Ведь хотела всего лишь…
– Так на чем мы остановились? – проговорил Серж, возвращаясь в комнату.
– Ангел, я устала, давление поднялось, – застонала Евдокия Семеновна, – лучше потом поговорим.
– Вам плохо? Вызвать врача? – забеспокоился Серж.
– Нет, нет, просто лягу.
– Следовательно, беседу об ожерелье пока закроем?
– О-о-о, просто разламывается череп, – схватилась за виски хитрая Евдокия Семеновна.
Серж с сомнением глянул на нее.
– Хорошо, вернее, плохо, мне жаль, что у вас мигрень, тогда до завтра. Вот тут, в конверте, деньги за украшение, считайте, я его купил.
– Прощайте, – помахала Евдокия Семеновна, – ты иди надевай ботинки, а я один совет Даше дам. Деточка, если хочешь быть счастливой с Сержем, научись готовить его любимое блюдо…
Мужчина вздохнул и ушел. Евдокия Семеновна опять воткнула в меня пальцы, похожие на замороженные гвозди.
– Ты от него по дороге отделайся и возвращайся. Право слово, совет нужен. Ты девочка не посторонняя, будущая супруга Сержа, никому и признаться не могу…
По дороге домой Серж воскликнул:
– Она что-то знает!
– Несомненно, – подтвердила я.
– Неужели и правда краденое приносила! Ну, невозможно в такое поверить! Вы же ее видели! И потом, на самом деле знаю Евдокию Семеновну много лет. Не похоже на нее, не способна она с уголовниками связаться! – недоумевал Серж.
– Думаю, кто-то просто воспользовался наивностью Бордюг, – медленно ответила я, – принес ей золото с незабудками и попросил продать. Кстати, сколько должна вам за украшение?
– Так берите.
– Нет, говорите цену.
– Оно ваше.
Продолжая спорить, мы дошли до квартиры Сержа, мужчина открыл дверь, усадил меня снова в черное кожаное кресло и ласково спросил:
– Чай? Кофе?
– Спасибо, пойду, мне пора.
– Обязательно отниму у Милы серьги, – пообещал Серж, – оставьте свой телефон, сразу позвоню, как только недостающая часть комплекта окажется в руках. Вот, заберите пока ожерелье.
– Сколько?
– Ничего.
– Так нельзя.
– Можно.
Я набрала полную грудь воздуха, чтобы объяснить Сержу свою позицию: мне не хочется, чтобы на этом украшении «повисла» хоть одна отрицательная эмоция. Если Серж, отдав мне ожерелье, подумает: «Ну и ну, надули меня с этими цветочками», – уже нехорошо, поэтому лучше выкуплю свою собственную вещь и забуду об отданных деньгах.
А вот с Евдокией Семеновной обязательно побеседую, бабушка способна вывести меня на след воров. Отыщу мерзавцев, называющих себя геронтологами, и потребую назад краденое. Уж у них ничего выкупать не стану!
Но подготовленная речь так и не выплеснулась наружу. Из глубины квартиры послышалась бодрая трель. Серж встал.
– Извините, телефон.
– Идите, конечно, – улыбнулась я.
Мужчина исчез в коридоре, а я быстро положила на столик показавшуюся мне вполне достаточной сумму, схватила футляр с ожерельем и была такова. С души словно бетонная плита свалилась. Слава богу, талисман со мной, его отдали не из милости, я сама за него заплатила. Дело за малым, следует вернуться к Бордюг и разговорить бабушку.
В кармане ожил мобильный.
– Даша, – воскликнул Серж, – вы забыли деньги!
– Они ваши, заплатила за ожерелье.
– Вы уже уехали?
– Сейчас отъезжаю.
– Погодите.
– Не несите деньги, не возьму их, боюсь, талисман потеряет силу, – взмолилась я.
– Хорошо, – неожиданно согласился Серж, – будь по-вашему, но как-то неприлично расстались, хочу сказать вам до свидания не по телефону.
– Спускайтесь, – разрешила я.
Не прошло и пяти минут, как из обшарпанного подъезда выплыла… жуткая вешалка, та самая, изображающая обнаженную горбатую женщину, затем показался Серж.
– Вот, – пропыхтел он, подтаскивая монстра к «Пежо», – берите.
Я попыталась выдавить из себя: «Зачем?» – но не сумела.
– Решил сделать подарок, – лучезарно заулыбался Серж, – видел, что скульптура вам понравилась. Кстати, могу отметить, вы обладаете безупречным вкусом, вещица оригинальная, моя лучшая работа.
– Небось очень дорогая, – обрела я дар речи.
– Пока нет, – спокойно ответил Серж, – но, если лет через пятьдесят захотите продать, думаю, получите состояние.
– Сколько с меня?
– Это подарок, – очень обиженно протянул мужчина, – презент автора, берите. Знаете, Ван-Гог в свое время раздал кучу своих картин, в частности, врачу, который лечил его от сумасшествия. Доктор ни секунды не верил в гениальность пациента, но у него не поднялась рука сжечь мазню. Холсты психиатр складывал на чердаке, да так и умер, не узнав, чем обладает. О ценности собрания стало известно лишь его внукам, которые теперь одни из самых богатых людей мира. Представляете, сколько дают за крошечный эскиз великого импрессиониста? Вы не волнуйтесь, я обязательно потом схожу к Евдокии Семеновне и поговорю с ней, подожду, пока ей лучше станет, и разберусь.
– Ага, – кивнула я, – спасибо за вешалку. Помогите только впихнуть ее в «Пежо».
Мы провозились около получаса, втискивая изделие в малолитражку, наконец, опустив переднее пассажирское сиденье, достигли нужного результата. Я смахнула пот со лба, улыбнулась Сержу, подождала, пока мужчина скроется в своем подъезде, и порулила в соседний двор, к Евдокии Семеновне.
Открыв дверь, пожилая дама спросила:
– Деточка, ты одна? Сержика нету?
– Он дома, – улыбнулась я.
– Хорошо, а то, право, неловко получится, – засуетилась Бордюг, – держи тапочки, а теперь пошли на кухоньку. И давно у вас с Сержиком любовь? Надеялась, он на Милочку внимание обратит, да, видно, не судьба.
Наверное, следовало сказать плохо видящей от старости и не слишком умной от рождения женщине, что она ошибается: «Между мною и Сержем ничего нет, да и быть не может, я намного старше этого парня, совершенно не знаю его, познакомились пару часов назад!»
Но тогда Евдокия Семеновна моментально замолчит, и я никогда не разведаю, откуда к ней приплыло мое ожерелье.
– Что ты знаешь о Серже? – тарахтела старушка, вводя гостью в огромную кухню. – Хотя нет, сначала расскажи о себе. Кем работаешь, или еще учишься в институте?
Конечно, Бордюг практически потеряла от возраста зрение, но как приятно, когда тебя принимают за студентку!
– Преподаю французский язык в институте, – сообщила я почти правду, – закончила вуз и мирно тружусь на кафедре иностранных языков.
– А родители кто? – продолжала допрос старушка. – Не сочти мои вопросы за обезьянье любопытство, но Серж мне родной человек, душа за мальчика болит, вот и хочу его невесту поближе узнать.
– Боюсь, покажусь вам неподходящей для него партией, – спокойно ответила я, – насколько мне известно, отец мой никогда не регистрировал брак с женщиной, родившей ему ребенка. Если честно, то никаких особых подробностей ни о нем, ни о матери не знаю. Мама умерла, когда я еще не умела разговаривать, жив ли папа, не знаю, никогда с ним не встречалась. Меня воспитывала бабушка Афанасия, она не желала рассказывать ни о своей дочери, ни о несостоявшемся зяте. Иногда, правда, бабуля проговаривалась, и кое-что проскальзывало в ее речах, из чего я сделала заключение: мама была не слишком крепкого здоровья, она произвела на свет девочку, а потом скончалась. И это все.
– Надо же! – всплеснула руками Евдокия Семеновна. – Вы с Сержиком созданы друг для друга, оба перенесли тяжелые испытания. Ну, слушай! Мой муж, Иван Павлович Бордюг, был умница, талант…
Я поудобней устроилась на стуле, ну все, бабушка оседлала коня воспоминаний, теперь главное – не перебивать ее, очень хорошо знаю, что пожилые люди сразу никогда не начинают говорить на нужную тему, прежде им необходимо рассказать свою биографию.
Не стану вас утомлять сведениями о том, где, когда и при каких обстоятельствах встетились Дуся и Иван. Отмечу лишь, что быть женой военного – нелегкая доля, и еще, если захочешь иметь супруга-генерала, начинать придется с невесты солдата.
Дуся прошла вместе с Ваней по всем ступенькам служебной лестницы, было в их совместной жизни многое, поездили по стране, помотались по гарнизонам.
Достойной профессии Евдокия не имела, вернее, в кармане у нее лежал диплом педагогического училища, но судьба частенько забрасывала супружескую пару в такие места, где ни о школе, ни о детском саде никто и не слыхивал. Дуся ни дня не работала педагогом и очень скоро забыла начатки полученных в учебном заведении знаний, зато обрела иные, более полезные супруге военного навыки. Переезды случались в ее жизни часто; когда дребезжащий грузовик подвозил Дусю и Ваню к дому, где их ждала очередная оклеенная дешевыми обоями голая комната, муж целовал жену и говорил:
– Побежал представляться начальству, ты уж тут сама!
Дусенька ласково кивала:
– Ступай, Ванечка, все хорошо.
Когда Иван Павлович к ночи вваливался в новое жилище, его ждал горячий обед из трех блюд, на окнах трепыхались накрахмаленные занавески, на подоконнике зеленели невесть откуда взявшиеся растения, со стола свисала кружевная скатерть, а постель топорщилась свежим бельем.
И если судьба заносила семью в крохотный киргизский городок, где не было и малейшего намека на магазин, а местное население не умело говорить по-русски, обстановка в доме военного не менялась. А еще Дуся моментально вскапывала огород, у нее был талант: воткнет в землю какую-то палку, и она превращается в дерево, усыпанное фруктами. В общем, Ивану Павловичу досталась отличная жена, но и муж старался изо всех сил. Он не пил, не гулял, угождал начальству. Ясное дело, что столь ценного офицера не обходили повышениями, и в конце концов семья Бордюг оказалась в Москве.
Глава 16
Первое время Дуся не верила собственному счастью. Они с Ваней получили отличную квартиру, вокруг была не степь, не барханы, не безлюдная пустыня, а огромный город с магазинами, театрами и кино. Дочку наконец-то можно было нормально выкупать в ванне, и за продуктами не приходилось ехать полдня на верблюде до ближайшего кишлака. Дуся расцвела, правда, ей в первый год частенько снился один и тот же сон. Вот Ваня, пыльный, усталый, в выгоревшей гимнастерке, входит в комнату и зявляет:
– Уезжаем. Машина в двадцать ноль ноль.
И Дуся начинает совершать отработанные действия: складывает в дожидающиеся своего часа коробки домашний скарб, берет дочь, засовывает в сумку бутылку с кипяченой водой, горшок, хватает кошку и лезет в прибывший грузовик.
Видение было настолько четким, что Евдокия мгновенно просыпалась, садилась на кровати, но, окинув взглядом спальню из карельской березы, падала на пуховую подушку и замирала от счастья: она в Москве, дома, в собственной квартире, в паспорте постоянная прописка, можно расслабиться, переездов больше не предвидится.
Иван Павлович обожал жену и хотел вознаградить ее за годы лишений, поэтому по любому поводу, а иногда и без оного, притаскивал любимой подарки, в основном ювелирные изделия. Где Ваня брал украшения, Дуся не знала, она плохо разбиралась в золоте и камнях, и откуда появляются колечки, не спрашивала – ясное дело, муж их покупает в магазине.
Потом случилась не слишком приятная история. 9 Мая, в очередную годовщину Победы, Дусенька вместе с Ваней отправилась на праздничный концерт в Большой театр. Естественно, генеральша основательно подготовилась к мероприятию. В ателье было сшито бархатное платье, а шею украсило замечательное ожерелье из сапфиров, подаренное Ваней к 8 Марта. Колье еще ни разу не показывалось в свете, и Евдокия радовалась, предвкушая эффект, какой она произведет на ее лучшую подружку Нинель, тоже жену генерала. Конечно, дамы дружили, частенько собирались вместе, перемывали кости окружающим, сплетничали и ощущали себя почти родственницами, но, согласитесь, приятно быть на празднике самой роскошной.
На концерт Евдокия прибыла в лучезарном настроении, которое слегка испортилось при виде Нинели. На подруге оказалось платье, сшитое в том же ателье, черное, бархатное, а в ушах покачивались замечательные серьги.
После первого отделения отправились в буфет. Ваня и Федор, муж Нинели, отлучились покурить, дамы мирно болтали, лакомясь шоколадными конфетами. Ничто не предвещало беды, и вдруг к Дусе подлетела худая до безобразия тетка, облаченная в плохо сидящее, дешевое платье.
– Быстро отвечай, – завизжала она, тыча пальцем в сапфировое ожерелье, обвивавшее шею Бордюг, – где взяла? А? Живо говори!
Дуся поперхнулась шоколадкой, а Нинель, вспыхнув огнем, рявкнула:
– В чем дело?
– Не с тебя спрос, – взвизгнула хулиганка, – с нее! Откуда камушки?
– Муж подарил, – растерянно ответила Дуся.
И тут психопатка накинулась на генеральшу, пытаясь сорвать с ее шеи ожерелье. Евдокия закричала, она была основательно напугана, Нинель заголосила, посетители буфета заволновались, из курилки прибежали генералы… В общем, продолжения концерта Дуся не увидела, ее с мужем отвели в милицию в качестве потерпевших.
Безумную тетку звали Зинаидой Пановой, она спокойно отдала свой паспорт, сообщила домашний телефон и заявила:
– На шее у этой бабы колье, принадлежавшее моей матери. Могу привести доказательства, если дрянь его снимет, то покажу секрет.
– Не затруднит ли вас дать мне на секунду украшение? – очень вежливо попросил милиционер.
Дуся кивнула и протянула ему ожерелье. Зинаида выхватила у дежурного вещь, потом покрутила ее в руках, Евдокия ахнула, украшение распалось на две части.
– Вот, – засмеялась Панова, – глядите, какая у нее морда удивленная! И не знала ничего! Оно в браслеты превращается! Мне мама показывала! Они его у нас украли.
Иван Павлович возмутился:
– Купил вещь!
– Где? – поинтересовался милиционер.
Генерал замялся.
– Ну… понимаете, приехал на Арбат, а там в магазине ничего, вышел на улицу, подходит старушка, открывает коробочку и говорит: «Приобретите для жены, хорошая вещь, старинная». Я и взял!
– Вор! – заорала Зина.
Дуся в растерянности глядела на мужа, а Иван старательно отбивался от Пановой.
– Я деньги отдал, большие. И ничего старуха о трансформации ожерелья не говорила!
Панова истерически зарыдала, а дежурный внимательно изучил распавшееся на несколько кусков ожерелье и сказал:
– Очень прошу, подождите в соседнем кабинете, вам туда чай принесут.
Дуся и Ваня покорно перешли в другую комнату, генерал ощущал себя не слишком комфортно, да и Евдокии было невесело, в тягостном молчании пара просидела довольно долго, потом на пороге появился все тот же милиционер и сказал:
– Уж извините, мы разобрались, пойдемте, объясню суть.
В кабинете, на стуле, обнаружилась худенькая девушка, почти девочка, с испуганным взглядом.