– Что же он вам просто так денег не дает? – прищурилась я. – Отчего ваши драгоценности на продажу берет? Разве это красиво?
Евдокия нахмурилась.
– Мне милостыни не надо, слава богу, не нищая. У Сержа особых средств нет, и рад был бы мне вторую пенсию платить, но откуда ее взять? Впрочем, я просто так ничего не возьму. И огромное спасибо Сержу, что покупателей находит, время на меня тратит.
Я помолчала и осторожно спросила:
– Но я так поняла, что ваш золотой запас иссяк?
Евдокия кивнула.
– Увы, любой колодец имеет дно, последнее колечко сдала.
– Так откуда ожерелье?
Старушка сгорбилась.
– Некрасиво получилось. Но, пойми правильно, Мила растет, ей нужна хорошая одежда, еда, потом, девочка учится в институте, сама не зарабатывает. Вот… поэтому…
– Откуда ожерелье?
Евдокия повздыхала, поохала и наконец призналась:
– Нинель дала.
– Зачем? И как оно к ней попало?
– Ну… хорошо, расскажу, но ты, душенька, Сержу ни словечка. Нам перед ним стыдно будет, все нищета проклятая!
– Ладно, говорите.
Евдокия схватила край скатерти и, нервно заплетая бахрому в косички, начала:
– Мое золотишко исчерпалось, я приуныла и пошла к Нинель за советом.
На ум генеральше лезла всякая глупость. Может, продать большую квартиру, приобрести маленькую в спальном районе, а на полученную разницу ставить Милу на ноги? Или наняться нянькой в приличный дом?
Услыхав о планах подруги, Нинель покачала головой.
– Апартаменты – капитал, оставь их на крайний случай. В прислуги тебя никто не возьмет, возраст не тот, да и не справишься с обязанностями.
– Лифтершей сяду!
– Они гроши получают.
– В уборщицы наймусь.
– Не ерунди, – обозлилась Нинель, – найду выход!
Слегка повеселевшая Дуся поехала домой, она знала: Нинель Митрофановна сумеет придумать нечто замечательное, ведь лучшая подруга в сложной ситуации всегда приходила на помощь.
Так и вышло. Спустя неделю Нинель явилась к Бордюг и сказала:
– Серж знает, что ты все распродала?
– В общем, да, – кивнула Евдокия.
– Отнеси ему этот браслет, – велела Нинель.
– Какой красивый! – восхитилась Дуся.
– Верно, – согласилась Нинель, – жаль, не мой.
– А чей?
– Вот этого не скажу.
– Почему? – удивилась Евдокия. – Откуда он у тебя?
Нинель вытащила сигареты, закурила и, выпуская дым, сообщила:
– Серж ведь занимается продажей ювелирных изделий?
– Ну да, – подтвердила Дуся, – он мне очень помогал.
– И у него хорошая клиентура, – продолжила Нинель.
– Что ты говоришь! Значит, я не одна?
– Нет, конечно.
– Скажите, пожалуйста, – восхитилась Дуся, – экое доброе сердце у юноши!
– Доброта здесь ни при чем, – отрезала Никель, – Серж зарабатывает на комиссии.
– Это как?
– Берет колечко, продает за десять тысяч, а хозяйке отдает семь, остальное забирает себе.
– Не может быть!
– Почему? – пожала плечами Нинель.
– Это спекуляция!
– Дуся, – засмеялась подруга, – очнись, иные времена на дворе. Теперь это именуется коммерцией и весьма приветствуется. Сержу ведь жить надо.
– Он художник!
– Бог мой! Малюет никому не нужные картины.
– И скульптор!
– Еще хуже, – захихикала Нинель, – сними розовые очки. Сержик – торговец золотишком, делает он это тихо, не привлекая к себе внимания, боится нарваться на скандал, поэтому вещи на реализацию берет лишь у хороших знакомых либо по рекомендации. Думаешь, мало таких, как ты? На век Сержа хватит! Мы по бедности продаем, другие по богатству покупают.
– Он хороший мальчик!
– Конечно, никто с этим не спорит, – вздохнула Нинель, – но даже Иисус Христос, пока жил на земле, был вынужден приобретать хлеб и одежду. Если Серж станет рассчитывать лишь на свое творчество, он с голоду умрет. Неси ему браслет, скажи, желаешь получить за него тысячу долларов.
– И что?
– Украшение стоит чуть дороже, – принялась растолковывать Нинель суть операции малопонятливой подруге. – Серж вручит тебе штуку.
– Не поняла, какую штуку? – разинула рот Евдокия.
Нинель хмыкнула.
– Извини, оговорилась, доллары получишь, отдашь мне восемьсот.
– Но ты только что говорила про тысячу, – напомнила Дуся.
– Верно, двести тебе останутся, вот он, хороший заработок. Если в месяц ты три-четыре украшения пристроишь, уже здорово.
– Ничего не понимаю, – замотала головой Евдокия.
– Ох и тяжело с тобой, – укорила Нинель, – дело выеденного яйца не стоит! У меня полно знакомых, в отличие от тебя, общаюсь с самыми разными людьми, встречаются среди них некие дамочки, замужние. Получит такая фря от любовника сувенирчик и не знает, что с ним делать. Домой тащить опасно. Конечно, большинство богатых мужиков и не помнят своих подарков бабам, но попадаются чересчур внимательные. Они-то и могут спросить: «А это откуда?» И что ответить? Потом, многие люди разбогатели после долгих лет нищеты, они не забыли о лишениях и не разрешают супругам бесконтрольно тратить семейные деньги. А тем охота пошнырять по магазинам, не слыша упреков.
Нинель схватила чашку, залпом осушила ее и закончила:
– А тут я. Шалунья приносит мне браслет, дескать, купи, а я и говорю ей – пятьсот долларов. Штучка стоит почти в два раза дороже, но свиристелке никогда ее за истинную цену не сдать, вот и приходится соглашаться, пять сотен лучше, чем ничего.
Дальше – просто: несу тебе, ты отдаешь Сержу, он продает золото, и все довольны. Сержик получил профит, ты отщипнула крошку, я пылинку, дамочка имеет копеечки.
– Но отчего ты сама не хочешь относить Сержику драгоценности? – удивилась Дуся.
Нинель скривилась.
– Серж знает, что у меня ничего такого отродясь не было. Мой Федор, в отличие от твоего Ивана, добро в дом никогда не нес! Пока Иван Павлович пополнял кубышку на черный день, Федор Михайлович развлекался, он и сейчас загулять может, да чего я тебе рассказываю, знаешь все лучше меня! Серж очень осторожен, он с абы каким продавцом связываться не станет, а у тебя возьмет украшение без страха.
– Может, сами попытаемся торговлю начать? – предложила Дуся.
– Не получится.
– Почему?
– Где клиентов искать? У Сержа их много, есть постоянные, которые часто брильянты покупают. Нет, надо использовать Сержа, но так, чтобы он не догадался. В конце концов, мы для него много сделали! – стукнула кулаком по столу Нинель.
– Но я уже призналась: сундук пуст, – пыталась отбиться от сомнительного, на ее взгляд, предприятия Евдокия.
– Не страшно, – не сдавалась Нинель, – скажешь так: «Сержик, оставила кое-что совсем уж на черный день, вот он и настал!»
Евдокия замолчала.
– И вы пошли на поводу у подруги? – удивленно спросила я.
Кивок.
– Начали обманывать Сержа?
– Ну, это не ложь, – возмутилась Евдокия, – просто маленькая хитрость. Жить надо, кушать, Милу одевать, учить. Но Сержику правду рассказать никак не могу, он оскорбится до глубины души, и Нинель подведу. Кстати, никаких проблем у нас не было, пока ты, деточка, не появилась. Сделай одолжение, не выдавай меня, а?
– Хорошо, только дайте телефон Нинели, – потребовала я.
Обрадованная тем, что «невеста» собирается молчать, Евдокия, даже не поинтересовавшись, зачем мне понадобилась ее подружка, мгновенно назвала необходимый номер.
Я откланялась, еще раз поклялась свято хранить тайну и пошла к машине.
Ожидая, пока прогреется замерзший на улице «Пежо», я оперлась на руль и призадумалась. Пожалуй, не стоит прямо вот так, с бухты-барахты, наезжать на Нинель Митрофановну, нужно поразмыслить над ситуацией. Да еще эта вешалка, которую мы с Сержем еле впихнули в машину, сильно мешает мне. Значит, так, рулю в Ложкино, вытаскиваю горбунью, а потом тщательно разрабатываю план действий.
Глава 18
У ворот меня тормознул охранник. Очень удивившись, я опустила стекло.
– Толя, что случилось? Ты не узнал «Пежо»?
– Нет, Дарь Иванна, знаю вашу машину.
– Тогда в чем дело?
– Понимаете, – замямлил секъюрити, – дело такое, собак очень люблю… у меня их трое… да… целая стая!
– Хочешь, чтобы Машка сделала им прививку, – осенило меня, – без проблем, она по воскресеньям свободна. Насколько знаю, ты живешь в двух шагах отсюда, приводи псов, и дело с концом, а теперь открывай шлагбаум.
– Да не… не надо уколов.
– Говори живей, чего хочешь?
– Уж не обижайтесь.
– Не буду.
– Не побрезгуйте.
– Чем?!
Толя протянул пакет.
– Вот, небольшой подарок Бандюше, очень мне ваш пит по душе, такой славный.
Мой нос ощутил знакомый запах, исходящий от кулька.
– Что ты решил передать Банди? – удивилась я.
– Так, ерунда, полкило колбаски, ливерной, свежей. Только не ругайтесь, от души и чистого сердца, – покраснел страж ворот.
– Хорошо, – пожала я плечами и схватила кулек, непременно вручу Бандику «собачью радость», только непонятно, с какой стати Толя надумал подкармливать нашего пита.
– Что ты решил передать Банди? – удивилась я.
– Так, ерунда, полкило колбаски, ливерной, свежей. Только не ругайтесь, от души и чистого сердца, – покраснел страж ворот.
– Хорошо, – пожала я плечами и схватила кулек, непременно вручу Бандику «собачью радость», только непонятно, с какой стати Толя надумал подкармливать нашего пита.
Со скоростью больной черепахи я проехала по поселку и уткнулась в родные ворота, пальцы нащупали пульт, нажали на кнопочку, но железная решетка почему-то не сдвинулась с места. Я насторожилась: что случилось? Мотор, приводящий в движение створку ворот, работает на электричестве, а в Подмосковье часто выключают свет, и не надо думать, что при свечах и керосиновых лампах сидят лишь жители умирающих деревень, в таких поселках, как Ложкино, тоже частенько не зажигаются люстры и перестает бежать вода из кранов. Оказавшись пару раз в подобной ситуации, мы купили автономный генератор и теперь не испытываем проблем, лампочки на секунду гаснут, но потом загораются вновь. Правда, теперь появилась новая головная боль – закупка солярки, на которой работает «электростанция», но в жизни ничего идеального не бывает. Вот почему в первую очередь я подумала не о перебоях со светом, а о том, что мотор сломался и придется ставить новый. Угадайте, кому пришлось бы ехать в контору и, тряся гарантийным талоном, требовать мастера? Поначалу я помучилась бы, добиваясь бесплатной замены или починки системы, выслушала бы жалобные речи об отсутствующих запасных частях и смертельно больных или уже умерших механиках, но под конец, не надеясь на чудо, вынула бы из сумочки пару купюр. И как вы понимаете, в таких случаях необходимые железки как по волшебству материализуются, а нужный специалист, восстав из гроба, мчится ко мне со скоростью ветра.
Повздыхав на разные лады, я вылезла из «Пежо» и пошла к калитке, сейчас войду во двор и стану откатывать решетку, так сказать, ручным способом.
Но не успели ноги добрести до створки, как глаза увидели то, что мешало работе механизма: на земле, загораживая паз, по которому должна катиться железка, лежал мешок.
Я подняла его, заглянула внутрь и рассердилась. Ну, Ирка! Ездила за продуктами и потеряла одну торбу. Внутри полиэтиленовой сумки лежали пакеты с кефиром и питьевым йогуртом, банка плавленого сыра и коробочка пастилы.
Ругая сквозь зубы растеряху, я устранила помеху, села в машину и услышала стук в стекло: около «Пежо» возникла маленькая девочка, лет семи-восьми. Она явно была ложкинской, но я мало общалась с соседями и не знала ни имени, ни фамилии ребенка.
– Вы тетя Даша? – прочирикала малышка.
– Да, мой ангел.
– Вот, возьмите!
Я уставилась на кулек, который протянула миниатюрная ручонка.
– Это что?
– Подарок бедному Бандику!
– Кому?
– Вашей несчастной собачке, – тихо добавила девочка, – мне очень и очень ее жаль.
Я машинально схватила пакетик и в полном недоумении спросил:
– А что с Банди?
– Разве вы не знаете? Он умирает! На магазине объявление весит, ну, такое, большое, помогите несчастной собаке! – понуро сообщила девочка.
Забыв о вежливости и не сказав ребенку ни «спасибо», ни «до свидания», я резко отпустила педаль тормоза, вкатилась во двор и бросилась на кухню, вопя, словно обезумевшая пожарная сирена:
– Банди, Банди, Банди!
Послышалось бодрое цоканье когтей, и в прихожую вылетела вся стая во главе с радостно улыбающимся питом.
– Мальчик, ты жив?!!
Бандюша забил тонким длинным хвостом. Я сунула руку в пакет, полученный от охранника, вытащила ливерную колбасу и уже собралась разделить ее на равные части, но тут престарелая, почти слепая пуделиха Черри, ловко подпрыгнув, вырвала угощение из моих рук и с бешеной скоростью понеслась к лестнице. Остальные собаки, взвыв от негодования, кинулись за нахалкой. Наша Черри недавно справила очередной день рождения, возраст у пуделихи более чем почтенный, она плохо слышит, еще хуже видит и совсем ничего не соображает, настолько ничего, что ее никто не ругает за лужу в прихожей, – в конце концов, старость не красит, и неизвестно, какие чудачества стану совершать я на пороге столетнего юбилея. Мы постоянно кормим Черричку всякими таблетками, а недавно перевели ее на специализированный корм «для собак с ослабленной мозговой деятельностью». До сих пор члены нашей семьи были активными противниками готовых кормов для животных, мы варим стае кашу, но Денис принес банку и сурово заявил:
– Черри теперь хавает только это.
Пришлось подчиниться и вываливать пуделихе в миску нечто непонятное. К слову сказать, Черри с огромным аппетитом накинулась на еду, которую до тех пор и не пробовала, она вообще большая охотница жрать всякую дрянь. Но через пару недель мы заметили у старушки явные изменения к лучшему, лужи в прихожей больше не появлялись, Черри перестала путаться в коридорах и комнатах, избавилась от немотивированной агрессии – одним словом, стала почти прежней, благовоспитанной и милой пуделихой. Трансформация оказалась настолько волшебной, что однажды Ирка со вздохом сказала:
– Может, и мне этот корм на завтрак поесть? Может, он не только собакам мозги на место ставит? А то я какая-то забывчивая стала!
Вместе с разумом к Черри вернулась и хитрость. Глядя, как она со стоном бредет по лестнице, медленно-медленно перетаскивая со ступеньки на ступеньку артритные лапы, вы, обливаясь слезами, подхватите страдающую животинку и внесете в спальню на руках да еще сунете бедняжке в пасть строго запрещенную Денисом карамельку. Если на улице льет дождь, то Черри не отзывается на хозяйский крик, не слышит приказа: «Всем гулять», – и вы, обежав весь дом, находите ее в бане, на диване, в куче пледов. Если бы так повел себя молодой Хучик, он бы вмиг получил выговор, но Черри все сходит с рук, ясное дело, что ее уши плохо слышат, нельзя же проявлять жестокость к старому, больному животному.
Но вот парадокс! Слова «Идите есть» Черри улавливает еще до того, как вы произнесли магическую фразу. А при виде еды к старушке мигом возвращаются прыть и резвость. Вон как ловко сориентировалась она на местности, первая увидела батон колбасы, шустро выхватила его у хозяйки и унеслась, забыв про артрит, ревматизм и наступившую старость.
– Ну, Дарь Иванна, – всовываясь в прихожую, сердито воскликнула Ирка, – на фига вы собаке ливерку сунули! Пришло же в голову ее купить!
Я повесила куртку в шкаф и стала оправдываться:
– Это охранник для пита передал. Странно! А еще незнакомая девочка приволокла для Банди кулек с продуктами. Отчего-то ребенок решил, что наш пес умирает. Кстати, ты потеряла у ворот пакет с продуктами.
Ирка уперла кулаки в бока.
– Умереть не встать! Народ в Ложкине опсихел! Нам весь день жратву несут, звонят, не переставая, я вспотела дверь открывать! Протягивают пакеты и ноют: «Это Бандюше, вот несчастный». Так что я ничего не роняла, это очередное подаяние оставили!
Я замерла с ботинком в руке.
– Почему люди так ведут себя?
– Говорю же, опсихели, шизофрения обострилась! – заявила Ирка. – Так всегда весной случается, в марте и коты, и люди бесятся.
Но мне подобное объяснение не пришлось по вкусу. В Ложкине не принято заглядывать к соседям на огонек без приглашения. Внезапно на ум пришли слова девочки: «На магазине объявление висит, такое большое, помогите несчастной собачке».
– Эй, вы куда? – крикнула Ирка.
– Сейчас вернусь, – ответила я и понеслась из дома.
Назвать магазином крохотный павильончик, расположенный в центре Ложкина, можно лишь с большим трудом. В торговом зале – самый примитивный ассортимент: сигареты, хлеб, молоко, яйца, водка, конфеты. Летом здесь продают еще уголь в мешках и свежие овощи. Мы практически никогда не заглядываем в «супермаркет», предпочитаем привозить харчи из Москвы. Поэтому я была страшно удивлена, когда незнакомая продавщица весьма вежливо сказала:
– Здрассти, Дарь Иванна.
Похоже, моя популярность в Ложкине очень высока, а я-то полагала, будто имя мадам Васильевой знают лишь два-три человека.
– Хлебушка хотите? Берите, совсем свежий, – мило улыбалась торговка.
– Вас как зовут? – налетела я на женщину.
– Наташа.
– Скажите, что за объявление висит здесь? Про Банди. Где оно?
– Около входной двери, – ответила Наташа, – слева, не заметили?
Не отвечая на вопрос, я вылетела наружу и мгновенно уперлась взором в лист формата А 4, прикрепленный прозрачным скотчем к стене.
«Дорогие ложкинцы! Все, кто любит животных! Спасем питбуля Банди из дома Дарьи Васильевой. Собака голодает, хозяева разорены и не способны прокормить пса! Люди, если имеете возможность, принесите голодающему питу еду, он будет рад любой крошке! Все на помощь Банди! Не дадим погибнуть животине!»
Сломав два ногтя, я содрала дацзыбао и, вернувшись в магазин, ткнула обрывки Наташе под нос.