Последняя женская глупость - Елена Арсеньева 14 стр.


Римма вся сжалась от ненависти к себе. Что она натворила! Ведь уже близко, близко было то, чего она так отчаянно хочет! Поцеловать его, а потом… кто знает, что может случиться потом! Откуда вдруг подступила эта неумолимая дуэнья – гордость, зачем встала рядом, презрительно щуря свои не знающие пощады, надменные глаза?

– Так… так приняли твой грех мои уста? – заикаясь спросила бедная Джульетта, а Ромео ответил с той же неприкрытой насмешкой:

– Мой грех… О, твой упрек меня смущает. Верни ж мой грех.

– Вина с тебя снята, – пробормотала Римма, пытаясь вспомнить, есть ли там авторская ремарка: «Целует его».

– Синьора, ваша матушка вас просит, – комическим, старушечьим тоном проговорил Никита, и Римма вспомнила, что это уже реплика кормилицы, а разговор между Ромео и Джульеттой закончен, дальше ремарка: «Джульетта уходит». Шанс упущен, нет надежды, что Никите захочется прочесть диалог влюбленных в саду или наутро, когда они спорят, жаворонка слышат или соловья. Все, вот и все, и ей пора уходить, как той Джульетте…

– А ведь я вас еще не поблагодарил, – вдруг сказал Никита.

– За что? – не поняла Римма.

– Вы ж меня как бы спасли.

– Да ну, бросьте, какая чепуха.

– Ничего себе! Конечно, может, я для вас ничего не значу, но сам-то я к себе отношусь очень хорошо, для меня моя жизнь отнюдь не чепуха, – усмехнулся он. – А ведь я даже не знаю, как вас зовут. Кошмар! Извините, я так лоханулся, не спросил…

– Вы спросили, да я не ответила, – напомнила она.

– А теперь ответите?

– Да, пожалуйста. Римма меня зовут, – сказала она как-то неуклюже.

– Римма? Ого! У меня никогда не было знакомой девушки, которую бы звали Римма.

«Ну насчет девушки это ты, конечно, поторопился…» – сказала она себе, снова попытавшись найти спасение в привычной иронии, но тут Никита быстро произнес:

– Спасибо, Римма. – И, чуть подавшись вперед, поцеловал ее.


Может, он только этого и хотел – прикоснуться губами к ее губам. Один раз, другой, так же легко, тепло – и не более. И Римма сидела оцепенев, только чуть приоткрыла губы, даже ничего не чувствуя от волнения.

– Ну вот, – прошептал он, и этот шепот тоже был как поцелуй. – Еще третий раз – и все.

И все? После того, как она столько ждала? После того, как он ее до такой степени измучил?

Она схватила его за плечи и торопливо, боясь, что он вот-вот отстранится, провела по губам языком.

Чуть-чуть прикоснулась к уголкам рта, а когда, испугавшись потрясения, которое испытала, решила отстраниться, он ответил – так же робко, так же осторожно, и Римма вдруг поняла – не сознанием, думать она сейчас была не способна, – а желанием своим поняла, что он так же хочет ее, как она его, и так же боится… нет, еще сильнее. Она-то считала, он ощущает себя рядом с ней сильным мужчиной, а он казался себе неуклюжим мальчишкой, с которым играет взрослая, опытная, равнодушная женщина. До дрожи хочется протянуть руку и взять – но в то же время страшно получить даже не пощечину – это как бы для взрослых! – а небрежный шлепок, какие дают заигравшимся детям: «Куда?! Не тронь!» То, что Римма принимала за равнодушие заласканного красавца, было неодолимым страхом!

Теперь она уже не могла отстраниться, даже если бы он просил об этом. Все улетело, все унеслось, все забылось, прошлого не было, опыта не было, все происходило впервые, и те вздохи, те слова, те очаровывающие движения губ, рук, которые она когда-то дарила другим мужчинам, сейчас исторгались словно бы впервые, и ощущения, нахлынувшие на нее, были новые, незнакомые, словно бы никогда не изведанные – неодолимые.

Они метались по этому бутафорскому ложу придуманной, небывалой, смертельной любви, и с каждым мгновением в их движениях оставалось все меньше осторожности, недоверия, опаски: они уже не трогали, не ласкали, не гладили, а хватали друг друга, терлись телами, оплетали руками и ногами – до боли, до ломоты, не целовали, а терзали друг друга губами до стонов, заглушаемых в глубине неразделимо слившихся ртов, и все время, каждое мгновение Римма ощущала растущую жадность сгустка плоти, притиснутого к ее бедрам. Да и весь он был сейчас – как напряженный сгусток желания. Плечи его были каменно-напряженными, сжимавшие ее руки – упруго-стальными, губы сделались беспощадны, но что-то еще сдерживало его, и чудилось, бесконечно много времени минуло до того мгновения, когда он наконец нашарил застежку ее джинсов.

Они были не на «молнии»: дерг! – и готово, – нет, джинсы были модные, с пуговицами, и его пальцы путались в этих пуговицах, доводя Римму до экстатического напряжения. Казалось, она вот-вот кончит от беспорядочного движения этих пальцев, которые как бы небрежно касались ее тела, а на самом деле подвергали его изощренной пытке.

Вдруг он разочарованно охнул. «Колготки, – вспомнила Римма, – на мне же еще колготки!»

И их еще надо снять. И трусики. Сколь многое их еще разделяет!

Его пальцы впились в ее тело.

– Я больше не могу, – выдохнул он, утыкаясь ей в плечо. – Я не могу, я больше…

Он задохнулся, схватил ее руку, прижал к своим нетерпеливо напрягшимся бедрам.

– Сейчас, – шепнула Римма. – Сейчас. Подожди меня!

К счастью, его-то джинсы были на «молнии». Рванула застежку, скользнула к стиснутым коленям, развела их. Дыхание захватило от запаха его тела – жаркого, пряного, дурманного. Незнакомого и чужого. Любимого до того, что сердце останавливалось.

Нашарила его плоть своим влажным, нетерпеливым ртом.

Сдавленный стон, другой… дрожь, судороги…

Счастье, словно медленная смерть.

Марк Лакшин

28 ноября 2001 года. Нижний Новгород

Стряхивая с волос снежинки, Марк осторожно приотворил тяжелую металлическую дверь – и по лицу сразу хлестнул ветер истерики.

– Как это вы не можете? В рекламе написано: заговариваете от алкоголизма, лечите запойных пьяниц! А говорите – не можете! Зачем тогда голову морочить?

Немолодая, очень худая женщина с изможденным лицом в отчаянии стучала сухоньким кулачком по столу администратора.

– Что вы тут расстучались! – Катя выхватила из-под кулачка последний номер «Астрологического вестника», от которого вот-вот клочки полетели бы. – Никто никому голову не морочит, просто у каждого мага своя специализация, понятно? Кто-то любовью занимается, кто-то алкоголиками, кто-то делает астропрогнозы.

Марк чуть не подавился усмешкой. «Любовью занимается!» Умеет Катерина сказануть, что да, то да. О чем могут клиенты подумать? Уж не о том, конечно, что некий мастер занимается приворотами и отворотами, установлением мира в семье, отводит чары соперниц и все такое.

Вообще эта телка глупа безмерно, не такой администратор был бы нужен в «Надежде», нет, не такой! Однако найди другую, чтоб и умная, и тонкая, и сообразительная, и умела уговорить клиента, раздраженного долгим ожиданием мастера, занятого с другим посетителем, не дергаться, подождать, не бежать очертя голову через дорогу к частной гадалке, и чтоб при этом согласилась сидеть в тесном, душном подвальчике, целый день без глотка свежего воздуха, за никакую плату было нереально! И еще отбрехиваться от приставаний некоторых магов, у которых к концу дня накапливается астрально-сексуальная потребность такой силы, что, если не снять ее мгновенно, причем не магическим, а простым дедовским способом, можно натурально свихнуться. А вот Катя никогда не возражала против такого окончания своего трудового дня. Правда, ревновала иногда к клиенткам, про которых достоверно знала, что с ними тот или иной маг «уходит в астрал». Марк сам недавно испытал на себе приступ жуткой Катиной ревности и потом долго не мог снова снискать расположения этой мягкой, как перина, безыскусной и простодушной ляльки.

Все-таки простодушие было основным Катиным достоинством. Женщина должна быть глупа, Марк в этом не сомневался. С умными трудно. Впрочем, есть одна сфера, в которой глупеет всякая, даже самая умная женщина. Это сфера интимных чувств. Любовь называется. С влюбленной, причем безнадежно влюбленной женщиной умелый маг может делать все, что в голову взбредет. Из нее можно выкачать какие угодно деньги, надо только сеансы вести по-умному. Главное, динамить клиентку, никогда не ляпать сразу, что ваше дело безнадежно, предмет вашей страсти к вам совершенно равнодушен, муж уйдет к другой, жених сбежит со свадьбы, а любовник бросит, подарив на память о себе не колечко с бриллиантом, а неприличную болезнь, – и вообще, оставь надежду, всяк сюда входящий. Наоборот! Центр астрологии, магии и гадания «Надежда» назывался так отнюдь не в честь Надежды Константиновны Крупской или еще какой-нибудь женщины с таким же именем. Он назывался так именно потому, что давал людям надежду на лучшее!

Вот и этой замордованной бытовухой бабенке Центр сейчас даст надежду на разрешение всех и всяческих ее проблем.

– Здравствуйте, – сказал Марк своим вкрадчивым голосом, который, как он доподлинно знал, всегда производил на женщин самое благое впечатление. – Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Вам надо пьяницу отчитать, я так понял?

Женщина сначала глянула на него вполоборота очень недоверчиво, потом вдруг покраснела и начала странными, неумелыми движениями поправлять жуткую, какую-то клочковатую шапку и одергивать поношенное пальто.

Марк отлично научился прятать самодовольную улыбку – лицо его осталось просто внимательным и участливым. А это суровое испытание, когда красивый мужчина смотрит на тебя внимательно и участливо… Марк совершенно точно знал, что эта бабенка, уже давно определявшая свою половую принадлежность исключительно по первичным признакам, сейчас внезапно ощутила себя женщиной!

– Ну да, – сказала она не прежним, скандальным, истеричным тоном, а мягким, просительным. – У меня муж запойный. Он уезжал, мы уж было вздохнули свободно, а сейчас вернулся, и снова жизни от него никакой не стало. Кодировался, зашивался – все без толку. Помогите, Христа ради.

– Христа ради! – фыркнула Катя, безуспешно разглаживая смятый «Астрологический вестник». – Христа ради только нищим подают, а у нас прейскурант есть на каждую услугу.

Нет, все-таки она дура редкая!

Марк бросил на девушку ледяной взгляд, от которого та съежилась на стуле и даже газету оставила в покое, сообразив, наконец, куриным своим умишком, что не туда заехала, и снова обратил неотразимую улыбку на клиентку:

– К знахаркам, бабкам, колдунам не обращались?

– Нет… – покачала та головой. – А что, надо было? Мне советовали, да я как-то боюсь. Опоят мужика неизвестно чем, еще помрет. Жалко! Какой-никакой, а все-таки муж.

– И очень хорошо, что не обращались, – кивнул Марк. – На ауру человека все это наслаивается, все эти посторонние вмешательства, порою негативные, неумелые, нам потом трудно к его душе пробиться. Я почему-то верю, что у вас все будет хорошо. Поступим так. Вы приезжайте сюда завтра в это же время, а с собой принесите бутылку водки и два корня любистока – на базаре его купите, знаете, на Канавинском базаре есть несколько прилавков, где лечебными травами торгуют?

– Любисток, два корня, и бутылка водки, – доверчиво повторила женщина, – я запомнила. А потом что?

– Завтра как раз будет принимать маг, который лечит алкоголиков, Владимир Иванович его зовут. Он будет два дня заговаривать водку, потом вы ее заберете и дадите дома мужу стакан. Иногда, в особо тяжелых случаях, придется дать и второй стаканчик, хотя обычно достаточно и одного.

– И все пройдет?

– Конечно, – улыбнулся Марк. – Владимир Иванович – опытный маг. Ему удавалось разрешать самые трудные проблемы.

– А… а вы этого не делаете? – робко спросила женщина. – Ну вы сами водку не заговариваете? Может, возьметесь? Я заплачу, конечно. Как не заплатить?

– Извините, не могу, – обаятельно улыбнулся Марк. – У каждого своя сфера деятельности. Я занимаюсь любовными отношениями. Вот если от женщины уходит муж, а она желает его вернуть, – это моя сфера. Но у вас, как я понял, такой проблемы нет?

По лицу женщины промелькнуло мгновенное сожаление о том, что у нее такой проблемы нет, а значит, нет законной причины снова встретиться с этим красивым, любезным волшебником, на темных волнистых волосах которого блестят растаявшие снежинки. Но тут же ее унылые черты озарились вспышкой радости.

– У меня сын с нехорошей девушкой связался! – восторженно воскликнула женщина. – Как бы не женился на ней, она ж его погубит! Нельзя ли его отвадить от нее как-нибудь? Это вы сможете?

– Да, такими вопросами занимаюсь именно я, – приветливо кивнул Марк. – Если желаете, могу для начала погадать на него, как там и что с этими сердечными делами. Прямо сейчас. Гадание – 200 рублей, ну а если какие-то меры принимать придется, то цена в зависимости от сложности дела.

Женщина задумалась так тяжело, что сразу стало ясно: лишиться 200 рублей – это значит проделать ощутимую прореху в семейном бюджете. Марк терпеливо ждал, глядя на нее с прежней лаской. Почему все эти тетки уверены, что маг должен совершенно бесплатно навешивать на себя их проблемы, все эти клочья тьмы, которые к концу рабочего дня облепляют тебя, словно липкая паутина? Дело совсем даже не в том, что церковь считает гадателей пособниками врага рода человеческого, а значит, маги беспрестанно и страшно грешат.

На эту проблему можно и с другой стороны посмотреть: если гадание облегчает страдания людей, значит, оно благо. Как и все прочие магические действия, направленные на избавление человека от разных бед. Но это вопрос сложный, тут можно спорить до бесконечности. Гораздо проще подойти к проблеме совершенно прагматично: всякий труд должен быть оплачен. Врачам же платят, а в частных клиниках даже очень дорого платят. Что делает маг? Врачует душу! Значит…

– Ладно, – наконец-то решилась женщина. – Погадаем.

– Тогда пройдемте в мой кабинет, – сияя своей неотразимой улыбкой, Марк сделал приглашающий жест, но тут Катерина вскочила из-за стола:

– Тебя там… то есть это, Марк Васильевич, вас там ждут! Мужчина пришел, он у вас уже был, в ноябре был, я помню. У него там что-то насчет жены. Я его в ваш кабинет проводила.

Марк наградил Катю очередным убийственным взглядом. Миллион раз говорено, чтобы ни в коем случае не водила клиентов в кабинеты, когда там нет магов! Мало того, что разрушается атмосфера, так ведь еще и спереть кто-нибудь что-нибудь может! А впрочем, его стол заперт, ну а иконки со стены вряд ли кто снимать будет, что там особенного – бумажные картинки, никакой материальной ценности.

Мужчина приходил в ноябре насчет своей жены?.. Что-то не припомнить. Все больше женщины насчет своих мужей приходят. Хотя да, был один, но его интересовала не своя, а именно чужая жена. Впрочем, тот вопрос, надо надеяться, закрыт. Надо надеяться! Вот чего Марк хотел меньше всего на свете, так это снова встретиться с тем типом! У него даже холодок по спине пробежал от одной только перспективы этого.

Да нет, зачем ему возвращаться? Он не вернется, не вернется никогда!

– Извините, тогда подождать придется, – обернулся он к женщине. – Если этот человек раньше пришел, значит, его очередь первая.

– А долго ждать?

– Минут пятнадцать, не больше, – успокоил ее Марк. – Вы вот тут посидите, на диване, почитайте – очень интересная газета.

Вручив ей подшивку «Астрологического вестника», он толкнул дверь – и замер на пороге своего кабинета.

– Привет, колдун, – не оборачиваясь, сказал высокий темноволосый человек. Он стоял спиной к Марку и рассматривал иконы, соседствующие на стене с изображениями Шивы, Кришны, Будды и причудливыми абстрактными сплетениями разноцветных линий. – Проходи, чувствуй себя как дома.

Марк невольно обернулся, тоскливо глянул на злополучную жену пьяницы и мать непутевого сына – и судьба этой замордованной, забитой, несчастной женщины внезапно показалась ему светлой, сияющей и желанной по сравнению с собственной участью. Ему захотелось кинуться прочь, он даже изобразил ногами некое движение, обозначающее попытку к бегству, однако посетитель обернулся и из-под низко нависшей, уродливой челки уставился на него холодными серыми глазами:

– Сказал же, проходи.

Марк осторожно шагнул через порог, притворил дверь, изо всех сил пытаясь сохранить достоинство, однако подавить внутреннюю дрожь был не в силах.

– Садись, – сказал посетитель и опустился на узенький диванчик в дальнем углу кабинета. Похлопал рядом с собой по кожаному сиденью: – Ну?

Марк медленно сел.

Может, и правы были профессионалы-коллеги и неудовлетворенные клиенты: магом он был никаким, все его успехи держались на чисто человеческом обаянии и легковерии прекрасного пола. Однако людей он просекал быстро – их настроение, их намерения, их желание получить успокоение либо причинить боль другому и вампирически утешиться самому. Но этот посетитель всегда был закрыт для Марка. Никак невозможно понять, с чем он пришел, он словно бы шторкой задернут, однако сейчас Марк сразу почувствовал: гость на пределе. Одно неосторожное слово может иметь для Марка самые пагубные последствия. Вплоть до…

Неведомо, почему он так решил, с чего взял, что посетитель именно сейчас готов выполнить свою угрозу, но руки вдруг похолодели, виски взмокли.

«Да нет, убить он меня не убьет, – слабо пульсировала мысль. – Там ведь Катька в приемной да еще эта женщина. Не станет он рисковать… А впрочем, ему ведь ничего не стоит и их заодно положить, чтоб свидетелей не осталось!»

– Не трясись ты так, – с досадой сказал посетитель. – Будешь хорошо себя вести – вполне возможно, и живым останешься.

– Что-то случилось? – осторожно выдавил Марк, с трудом узнав свой голос, так он вдруг осип.

– То-то и оно. Случилось.

Назад Дальше