– Конечно.
Кейти дошла до площадки наверху лестницы, повернула ручку, которая выглядела так, словно была частью занавеса, и перед ней распахнулась дверь, которой я не заметил. Она была полностью скрыта большой картиной с видом замка. За дверью оказалась узкая винтовая деревянная лестница, ведущая, следовало думать, на четвертый этаж. Кейти поставила ногу на ступеньку и произнесла:
– Mi casa es su casa.
– Я как будто уже слышал это.
Она махнула рукой в сторону замка.
– Будь как дома. Спокойной ночи. – Она улыбнулась и закрыла за собой дверь, которая мгновенно слилась со стеной.
В своей комнате я сел на край кровати, глядя во все эти глаза, смотревшие на меня. Я думал о замке. Трудно представить, чтобы в такой красоте никто не жил. Тринадцать пустых апартаментов? Никто не знает, никто не наслаждается, не с кем это разделить. Чудовищность этого поразила меня.
Я лег в кровать, открыл свой блокнот и, следя за скрипом половиц над головой, прислушивался к тому, что делает в комнате надо мной Кейти. Часом позже, где-то около четырех утра, я услышал, как закрылась дверь, и Кейти медленно спустилась по лестнице. Внизу открылись и закрылись несколько дверей, а потом из дальнего конца дома донеслись звуки рояля. Негромкие, успокаивающие, нежные, тоскливые. Я сел на ступеньке лестницы и вслушался. В моей руке был карандаш. Она сыграла одну песню, потом другую и вернулась наверх.
Я больше не мог держать глаза открытыми, поэтому улегся в постель и заснул, оставив блокнот лежать раскрытым на моей груди.
Глава 22
Спустя полтора часа Кейти потрясла меня за плечо.
– Думаю, я придумала кое-что, что тебе захочется сделать.
Она не стала новым персонажем. Чистый холст.
Я сел, протер глаза.
– Ты совсем не спала?
Кейти держала в руке пустую кружку.
– Спала, но не слишком много. Идем.
Она провела меня в комнату в задней части дома, которой я еще не видел. На стене висели четыре спиннинга. Я снял один.
– Я впечатлен. Думал, что ты не умеешь ловить рыбу.
Кейти покачала головой.
– Не умею, но я заплатила консультанту, который сказал мне, что если я займусь рыбной ловлей и у меня будет хорошо получаться, то эти удочки я оценю. Поэтому я их и купила. Я все время обещала себе, что научусь…
Я разглядывал спиннинг.
– «Лумис». У тебя хороший вкус.
Кейти схватила шарф и большие солнечные очки, и мы вышли из дома и пошли по тропинке, протоптанной среди деревьев и убегавшей прочь от дома. Ее фонарь освещал землю впереди. Она махнула рукой в сторону холмов напротив замка.
– Там мне принадлежит пара акров. И там тоже. – Она снова махнула рукой. – И еще мне принадлежит ручей внизу. Если мы на кого-нибудь наткнемся, то этот человек нарушает границы чужой собственности, и тебе придется с ним разобраться.
Мы прошли полмили до ручья шириной с дорогу и медленно подошли к берегу. Кейти прошептала:
– Его чистят каждую весну.
– Но на рыбалку ты не ходишь?
– Нет.
Я начал разматывать леску.
Я подвел Кейти к краю ручья, встал позади нее и вложил спиннинг ей в руку. Берег был открытым, судя по всему, его время от времени затапливало, поэтому деревья отступили подальше от воды. Идеальное место, чтобы забросить удочку. Работая вместе – ее спина прижата к моей груди, – я показал ей, как забрасывать удочку, начиная сначала выполнять маленькие круги, потом круги побольше. И наконец, описать большую восьмерку.
Кейти стояла рядом со мной. Толкала меня плечом. Она стала со мной игривой. Ей было легко. Удобно. И я против этого не возражал.
Притворство, стены, сдержанность, все исчезало. Облетало, словно кожура. Шелушилось. Лучшее слово, какое я смог придумать, это «отрезвление». Она трезвела. Или обнажалась. Избавлялась от груза. От багажа. Путешествие налегке. Женщина, которую я впервые увидел в пятнадцатимиллионном кондоминиуме, уступила место человеку, которого я не ожидал увидеть. И выяснилось, что к этому человеку я не испытываю неприязни.
Рыба просто набрасывалась на наживку, ее никогда не «ловили», она никогда не видела крючка и кидалась на все, что бросала ей Кейти.
Меньше чем за двадцать минут она выловила девять рыбин. Рыба клевала, Кейти сматывала леску, я снимал рыбу с крючка и бросал обратно в ручей, и Кейти снова забрасывала удочку. Спустя полчаса она опьянела от успеха. За следующие два часа мы прошли вдоль всего ее ручья – почти милю – и поймали более восьмидесяти рыб. Большинство недотягивало в длину и до двенадцати дюймов, но восемьдесят штук – это восемьдесят штук. К девяти часам утра Кейти легла на берег, снежный ангел в траве. Она смеялась. Улыбалась. Растирала болевшую руку.
– Это была моя лучшая рыбалка.
Я внимательно посмотрел на ручей и на двенадцать рыбин на моем кукане.
– Да, скорее всего, этот рекорд побить будет трудно.
Кейти сорвала цветок, перевернула его вверх ногами: ягодка в чашечке или оранжевый фонарик. Невероятное создание природы. Цветок напомнил мне кизил. Она сказала:
– Он называется «l’amour en cage».
– То есть?
– «Любовь в клетке».
– Странное название для цветка.
– Нет, если только под этим названием ты его и знаешь.
Я не ответил. Кейти не колебалась ни минуты, захватила меня врасплох. Именно так она и планировала наше с ней общение.
– Чего тебе не хватает?
– Ты о чем?
– Есть что-нибудь такое в твоей жизни, что ты привык делать, но теперь не делаешь и тебе этого не хватает?
Это было легко, и мой ответ не открыл ей слишком многого.
– Я был причиной того, что люди улыбались. И этого мне не хватает.
Кейти встала, развернулась и пошла вверх по холму, к дому.
– Захвати рыбу. Ты приготовишь завтрак, – окликнул я ее.
Мы вернулись и обнаружили, что за время нашего отсутствия прислуга уже принесла на кухню свежие продукты. Кейти скользнула наверх, чтобы превратиться в Изабеллу. Потом она приготовила завтрак, странное сочетание жаренной в небольшом количестве масла рыбы, блинов со сливочным маслом и ликером «Гран-Марнье». Я предложил свою помощь, но она остановила меня, подняв ладонь.
– Вон.
Судя по всему, французы с трепетом относятся к своим кухням. Или, по крайней мере, оберегают их. Когда я напомнил Кейти, что мы пьем ликер в десять утра, она пожала плечами:
– Ослабь немного вожжи. Это Франция.
Так она реагировала практически на все с момента нашего приезда.
* * *После завтрака я уселся в шезлонг рядом с кухней, и сочетание ночи без сна, углеводов, сливочного масла и «Гран-Марнье» обеспечило мне глубокий и фантастический сон. Потом какой-то звук разбудил меня. Я услышал гудение пылесоса где-то в глубине коридора, на улице женщина разговаривала с мужчиной. Я посмотрел на часы. 11:45. Я протер глаза. На часах все равно было 11:45. Я подошел к окну. Женщина была в возрасте, пожалуй, лет пятидесяти. Серебряные волосы собраны под заколку. Мятая соломенная шляпа. Рабочий комбинезон. Грязные руки. Спина слегка сгорблена. Хромота. Свежие цветы в горшках рядом с ней. Некоторые она уже посадила. Женщина опускалась на колени, копалась в земле, не боясь испачкать руки.
Когда я появился у окна, женщина-садовник прикрыла глаза от солнца, подмигнула мне, указала на кухню, потом раскрыла ладонь и показала мне все пять пальцев.
Я отправился в душ, бормоча себе под нос:
– Сколько разных женщин в этой женщине?
Я побрился, оделся и отправился в кухню, где меня уже ждал свежий кофе. Грета-садовница приветствовала меня там.
Она улыбнулась мне. Я покачал головой, схватил чашку с кофе и сел за стол. Кейти прошептала:
– Местные и остальная прислуга считают, что все это принадлежит богатой владелице фонда из Коннектикута. – Кейти пожала плечами. – Частично это правда. Я основала в Коннектикуте отделение компании «Перро и партнеры инк.». Если разобраться во всех технических подробностях, выяснится, что Изабелла Десуш является его единственной владелицей. Замок и другая недвижимость принадлежат компании. – Она улыбнулась. – «Перро» платит прислуге, которая работает полный рабочий день, поэтому при необходимости я «играю» различные роли. Но у меня есть два постоянных персонажа: дальняя родственница владелицы, живущая в парижской квартире, но которая любит сад и приезжает сюда время от времени, чтобы заняться садоводством, – улыбка и книксен, – и рыжеволосая Изабелла, с которой ты прилетел сюда.
Стеди говорил, что есть три Кейти, и он не шутил. Невозможно было сказать, сколько лиц у этой женщины.
– Иногда, когда я здесь, я выбираю только одну роль, иногда несколько. Однажды я сыграла одновременно Изабеллу и ее секретаршу. Все зависит от того, сколько времени я провожу здесь, кого я вижу, что мне нужно сделать. В доме работают люди, занятые неполный рабочий день: уборка, мелкий ремонт, доставка продуктов. И в маленьком городке лучше играть несколько персонажей, чтобы люди не проявляли слишком пристального внимания к одному из них. – Кейти ткнула пальцем за окно: – Другие работники заняты на винограднике вот за этим холмом.
Я едва не поперхнулся кофе.
– Виноградник?
Улыбка, брови взлетели вверх.
– Хочешь посмотреть?
– Леди, я настолько ошарашен в настоящий момент, что я знаю, уезжаю или приезжаю. И я определенно не имею ни малейшего представления, кто вы, но если у вас есть виноградники, то да, я бы хотел взглянуть на них.
– Отлично. – Кейти вытерла руки о фартук и подала мне фриттату, фруктовый салат, только что выжатый апельсиновый сок и свежие круассаны. – Изабелла вскоре проведет для тебя экскурсию.
Когда Кейти выходила, я спросил вдогонку:
– Это изматывает?
Она оглянулась, пожала плечами:
– Есть ли цена у анонимности?
Я пожал плечами:
– Полагаю, она стоит намного дороже после того, как была потеряна?
Кейти хмыкнула:
– Сам скажи.
Она исчезла за дверью, и я пробормотал себе под нос:
– У меня такое чувство, словно я путешествую с женским воплощением Алого Первоцвета.
Кейти громко пропела на лестнице:
– «Мы ищем его здесь, мы ищем его там. Эти французишки ищут его повсюду. Он на небесах? – Он в аду? Этот проклятый, неуловимый Первоцвет».
Глава 23
Со своим блокнотом и идеальным выражением «не подходи ко мне» на лице Изабелла вышла вместе со мной из дома, дошла до гаража и уселась в карт для гольфа с пухлыми шинами. Она провезла меня вокруг дома, вверх по холму, по длинной грунтовой дороге и на маленькую горку, которая оказалась самой высокой точкой в округе. Внизу под нами оказались крыши замка, еще ниже – Ланже. Вокруг нас раскинулись пастбища. Кейти медленно проехала еще немного вперед, и я увидел другой склон холма. Или, вернее, холмов.
До самого горизонта, насколько хватало глаз, вытянулись виноградники.
Догадываюсь, что у меня слегка приоткрылся рот, потому что Кейти протянула руку и коснулась моего подбородка указательным пальцем.
– Закрой рот, не то муха влетит.
– Это все твое?
Она кивнула.
Мы поехали вниз, через виноградники. Толстые основания кустов поднимались на два фута над землей, и новые побеги уже карабкались по проволоке, образующей, как казалось, мили симметричных рядов. Я ткнул в них пальцем:
– Как ты находишь время управлять всем этим?
– Ну, я этого не делаю. Я наняла парня, который этим занимается. У нас относительно маленький виноградник. Бутик, честное слово. И маленький доход. Я хорошо плачу управляющему, даю ему указания, и он счастлив помочь «Перро и партнерам» сделать хорошее вино. – Лукавый взгляд. – Хочешь попробовать?
Я кивнул, и мы поехали вниз по холму. Я прикрыл глаза солнечными очками.
– Чем больше я тебя узнаю, тем интереснее ты становишься.
Кейти рассмеялась:
– Какая именно «я»?
Она привезла меня к старому амбару, в котором выстроились металлические на вид бочонки и находилась компьютеризированная система управления. Кейти махнула рукой в сторону бочек:
– Мы больше не используем дуб. Просто алюминий.
В дальнем конце амбара из своего офиса вышел высокий веснушчатый мужчина за пятьдесят с растрепанными морковно-рыжими волосами. Он выглядел так, словно только что сунул палец в розетку. На его лице сияла улыбка от уха до уха, говорил он с сильнейшим австралийским акцентом.
Мужчина почти задушил в своих медвежьих объятиях сначала Изабеллу, потом меня. Она сначала говорила по-французски, потом перешла на английский. Когда она закончила, управляющий ответил ей на французском, потом повернулся ко мне и заговорил по-английски.
– Добро пожаловать, приятель. – Он протянул мне широкую, мозолистую, мускулистую руку. – Йен Мерфи. Если вам что-нибудь понадобится…
Он сразу же мне понравился.
Изабелла подвела меня к столу, где Йен уже открывал несколько бутылок. Две бутылки белого вина, две красного, одну игристого. Австралиец протянул мне стакан, потом повращал свой, чтобы вино закружилось в водовороте. Он назвал это «аэрацией». Затем Мерфи сделал глоток, покатал вино во рту, прополоскал горло и выплюнул в некое подобие плевательницы у его ног. Странно, но Изабелла сделала то же самое. Глоток, водоворот, полоскание горла и такой же безошибочный плевок. Она знаком подозвала меня. Я отпил вина, покатал его на языке и проглотил.
– Вообще-то ты должен был его выплюнуть, – сказала Кейти.
Я поднял стакан. Вино было по-настоящему хорошим.
– Я не большой знаток вина, но я не готов выплюнуть это.
Йен гулко рассмеялся, одобряя мой комментарий. Он свободно говорил о вине и процессе его производства. Он употреблял такие слова, как «плотность», «липнет к щекам», «мышечная структура», «высший пилотаж». Из того, что он говорил, я не понимал ни слова, но за пять секунд он убедил меня в том, что знает о вине куда больше, чем я. Йен налил второй стакан, потом третий, четвертый и, наконец, пятый. Он гордо улыбался, держа бутылку в луче солнечного света.
– Две тысячи пятый год. Лучший наш год. Девяносто девять из ста. – Он разлил вино по стаканам. – Оно плотное во рту. Можно почувствовать целый букет вкусов.
Я ничего не знал о плотности или букете вкусов, для меня это было просто хорошее, вкусное вино. Я кивнул. Из глубины сарая раздался молодой мужской голос, что-то крикнувший по-французски. Австралиец поставил стакан.
– Рад был с тобой познакомиться, приятель. Если я что-то могу…
Он пожал мне руку и вернулся в амбар.
– Что ты ему сказала?
– Ты о том, почему ты здесь оказался?
– Да.
– Я сказала Йену, что ты закупаешь вино для одного из дистрибьюторов в Штатах.
Могу представить, насколько неубедительным я был. Но если Йен и решил, что я имею к Изабелле другое отношение, то вида он не подал.
Кейти смотрела на меня несколько долгих секунд, что-то обдумывая, оценивая меня, потом сунула блокнот под мышку.
– Идем, я хочу тебе кое-что показать.
Она повезла меня обратно в замок, но по другой дороге. Мы спустились по холму и оказались возле другого строения, похожего на амбар или гараж, с несколькими дверями в скале под замком.
Кейти вышла из автомобильчика и махнула рукой в сторону железных дверей, которые вели в некоторое подобие пещеры, вырубленной в скале.
– Более тысячи лет назад люди, жившие по берегам Луары – их называли троглодитами, – пришли сюда и вырубили – иного слова и не подберешь – «дома» в скалистой породе. Со временем эти пещеры стали больше. – Она открыла первую дверь и щелкнула несколькими выключателями на стене. Зажегся свет, и выяснилось, что пещера уходит глубоко в гору. Въезд был достаточно велик даже для трактора. Мы пошли по главной пещере, вдоль которой с обеих сторон расположились пещеры меньшего размера. Кейти сняла со стены фонарь, где он находился в гнезде аккумулятора, и осветила пещеры поменьше. В каждой находились бутылки вина, на этикетках был указан год. Чем дальше мы проходили в пещеру, тем старше становилось вино. Наконец, примерно метрах в трехстах от входа, она провела меня по ступенькам, вырубленным в скале и ведущим вниз. Там Кейти снова защелкала выключателями. Свет оказался желтым и тусклым. В самом низу она открыла кованую решетку и распахнула ее. Решетка скрипнула. Снова щелчок выключателем. Эта пещера была совсем маленькой. Низкий потолок. Мне едва хватало места, чтобы не упираться в него головой. Кейти указала фонарем на отверстие в потолке. Там вниз головой спали две летучие мыши. Она прижала палец к губам, повернула налево и подошла к железной двери. Как и в предыдущих пещерах, в этой на специальных стеллажах до самого потолка лежали бутылки с вином.
– Температура круглый год остается постоянной, пятьдесят два градуса по Фаренгейту. Идеально для вина. – Она открыла железную дверь побольше, распахнула ее, снова щелкнула выключателем, и мы вошли внутрь. – Это комната моего отца, где он хранил свои запасы. – В комнате было не меньше тысячи бутылок с вином. Кейти указала на бутылку с надписью «1977. Изабелла». – Он разлил его в тот год, когда я родилась, и отложил до моей свадьбы. – Потом на датах снова замелькали двадцатые годы. – Некоторое вино испортилось, – продолжала Кейти, пожав плечами, – какое-то нет.
Она посмотрела на меня.
– Мой отец был главным садовником. В конце концов он все-таки завоевал доверие графини после смерти ее мужа, и она доверила ему еще и виноградники. – Взгляд в сторону. Потом снова взгляд на меня. В меня. – Он был тем, кого графине нравилось называть «фиолетовый палец, эксцентричный гений виноделия». Моя мать убирала в доме, стирала белье и ушла, когда мне не было еще и года. Я ее совсем не помню. Я… – Она пробежалась пальцами по пыльным бутылкам. – Я была уродливым ребенком в очках и с падающими на лицо волосами. Папе был не по карману детский сад, поэтому я бегала в город, на рынок, в пекарню, мыла полы и старалась быть одновременно полезной и невидимой.