Я покачал головой. Она отломила ложкой кусочек от сыра другого сорта. Я поджал губы.
– Тебе наверняка захочется прополоскать рот после этого.
Я как раз заканчивал фразу, и Кейти смеялась над ней, когда мы услышали громкий и настойчивый стук в дверь. Она перестала жевать, побелела и начала оглядываться по сторонам. Как будто искала, где спрятаться. Я спросил:
– Ты кого-то ждешь?
– Нет.
Кейти оглядела себя, покачала головой:
– У меня нет времени для грима.
Я встал.
– Я сам открою.
– А что, если они будут говорить по-французски?
– Иди за мной. Поднимись на второй этаж. Если они меня не поймут, ты сможешь крикнуть им сверху и сказать, что ты говоришь по громкой связи с Америкой.
Кейти пошла за мной, держась за мою рубашку, прячась за моей спиной.
– Ты ловко придумал.
– У меня было время потренироваться.
Мы прокрались через комнаты. По дороге я выключал свет. Кейти поднялась наверх. За стеклом парадной двери я увидел мужскую тень. Я отошел в сторону, включил свет на крыльце и увидел Йена Мерфи с бутылкой в руке. Я распахнул дверь.
– Bonsoir[20], приятель.
Я все еще держал в руке салфетку.
– О, привет.
Он слегка наклонился вперед, но не переступил через порог.
– Я могу увидеть мадам Десуш?
Я собрался было ответить, но с площадки второго этажа раздался голос Кейти. Он эхом пронесся по холлу:
– Йен, я на громкой связи с людьми из Штатов. Это может подождать до завтра?
– Да, конечно. Ну, что ж… – Управляющий передал мне бутылку. – Это для вас. Одно из наших лучших вин. На здоровье. – Йен пожал мне руку.
– Спокойной ночи.
Я стоял у окна и смотрел, как задние фонари его автомобиля исчезают среди деревьев. Я почувствовал, как сзади подошла Кейти, ощутил ее дыхание на моей шее.
– Мы едва не попались.
Я кивнул.
Она потянула меня за рубашку:
– Идем. Суфле остывает.
– Суфле?
Мы вернулись в обеденную пещеру. Кейти быстро стряхнула с себя впечатления от неожиданного визита, достала из духовки суфле и велела мне сесть на свое место и закрыть глаза. Я повиновался. Она поставила передо мной тарелку. Как будто я мог съесть хотя бы кусочек. В разбухшем от воды тике больше места. Мой нос ощутил аромат. Рот наполнился слюной. Кейти села.
– О’кей, налетай.
Я открыл глаза. Это было шоколадное суфле, политое чем-то вроде малинового соуса и посыпанное сахарной пудрой. Рядом лежал шарик мороженого с корицей.
Сочетание горячего и холодного, шоколада и малины, корицы и сахара было божественным. Спустя пять минут я отложил ложку. Тарелка была пуста. Кейти посмотрела на меня поверх своей ложки.
– Вкусно?
– Лучший десерт в моей жизни.
Она кивнула:
– Спасибо.
Мы сидели, оба в отблесках красновато-оранжевого пламени камина и золотистого пламени свечей. Мне хотелось спать. Момент был идеальным, и я старался не думать о прошлом, но это было трудно. Перед моим мысленным взором мелькала Кейти в разных обликах: вот она вся в муке на кухне, вот стоит на корме моей лодки и забрасывает удочку поперек течения, вот на скутере мчится по Парижу, вот плачет у могилы, вот находится в винных погребах. Разные женщины. Я не мог не думать о жизни, которая ждала ее впереди. Сколько она сможет скрываться? Сколько она продержится? И когда она будет беззащитной, кто откроет вместо нее дверь?
Свечи догорели, огонь в камине погас. Я откинулся назад, вытер губы.
– Думаю, это был лучший ужин в моей жизни.
Кейти смотрела в камин и ответила, не глядя на меня:
– Благодарю.
Она зевнула. Я встал.
– Ты готовила. Я все уберу.
– Спасибо. – Кейти положила салфетку на стол. – Пойду, приму ванну и лягу спать.
– Увидимся утром.
Она подошла к двери, прислонилась к косяку.
– Я знаю, что ты, скорее всего, уже скучаешь по своей лодке и… Мне нужно еще несколько дней побыть здесь.
Я начал собирать тарелки.
– Мои лодки отлично обойдутся без меня. – Я погладил себя по раздувшемуся животу. – Я только начинаю привыкать к такой еде.
– Мне, видимо, нужно было спросить тебя об этом раньше. Ты бы не хотел посмотреть окрестности? Как насчет экскурсии перед тем, как мы отправимся назад?
Я почувствовал, что Кейти ищет предлог. Ей просто нужно больше времени.
– Мне бы это очень понравилось.
– Правда? – Она как будто удивилась этому.
– Правда.
– Значит, ты не слишком торопишься вернуться домой?
– Тарпона можно будет ловить только через пару недель. У меня есть время.
– Неплохо, наверное, планировать свою жизнь вокруг рыбы.
Я пожал плечами:
– Тогда отправимся завтра?
– Увидимся утром.
Я вернулся в свою комнату к «Снежной королеве».
Глава 26
За завтраком Кейти появилась с сияющими глазами и в облике нового персонажа. Такой я ее еще не видел. На вид ей было за шестьдесят. Седые волосы убраны в пучок. Брючный костюм. Тонкая талия. Украшения, которые я забрал из банковской ячейки в Майами, теперь красовались на ней. Часы. Кольцо. Колье. Бриллианты задавали тон дню.
– Мне будет трудно воспринимать тебя всерьез. Я хочу сказать… – Я обвел взглядом кухню. – В твоем возрасте не понадобятся ли нам памперсы для взрослых?
– Забавно. – Кейти похлопала меня по плечу и протянула мне связку ключей. – Замолчи и отправляйся за машиной. Возьми черный «Рейндж Ровер». Ты шофер.
– И кого я вожу?
– Миссис Клермонт. Она богатая вдова и близкая подруга хозяйки замка. Во время своих визитов сюда всегда останавливается в голубых апартаментах. Ей нравится заново обставлять свой дом в Лондоне, и Изабелла помогает ей советами, рекомендуя торговцев лучшим антиквариатом в этом регионе.
Я указал на ее драгоценности:
– Сколько все это стоит?
– Несколько сотен.
– Уточни, пожалуйста.
Кейти задумалась, производя подсчеты.
– От шести с половиной до семи.
– Примерно так я и думал.
– Что ты имеешь в виду?
– Теперь я еще и твой телохранитель.
* * *Мы проехали по подъездной дорожке и миновали ворота. Кейти обвела рукой долину внизу.
– Они называют это место Долиной королей.
Я рассмеялся:
– Что ж, здесь ты на своем месте.
Она фыркнула:
– Ты собираешься смешить меня весь день? Если так, то мы никогда не посмотрим все те места, которые я хочу тебе показать. – Кейти изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться. – А теперь замолчи. Нас ждет много интересного.
Она снова сделала широкий жест рукой.
– Говорят, что здесь колыбель французского языка и, учитывая наличие виноградников, еще и сад Франции. Так что красота растет здесь и облекается в слова.
– Кто говорит?
Улыбка.
– Люди, которые знают лучше.
Я сказал, не глядя на нее:
– Что ж, в этом они определенно правы.
Кейти наслаждалась. Она была словно тюльпан на рассвете. Положив голову на подголовник, она смотрела в окно. Используя палец как указку, она не умолкала.
– Это Луара, самая длинная река Франции. В наши дни на ее берегах находятся более четырехсот замков, и большинство из них – в частной собственности. – Кейти повернулась налево: – Эта крупная черно-белая птица по-французски называется «пи». Выглядит совсем как американская сорока. – Она повернулась направо. – А эти гигантские роскошные деревья – ливанские кедры, посаженные еще в девятнадцатом веке. Возможно, ты о них слышал: царь Соломон использовал их для строительства храма.
– Вау! Ты и вправду много знаешь.
Кейти только махнула головой.
– Леонардо да Винчи переехал в Амбуаз – он находится вон там – в конце своей жизни и привез с собой три незаконченные картины, одной из которых была «Мона Лиза». Он похоронен в часовне в Амбуазе. Мы можем туда заехать, если хочешь.
Я попытался что-то сказать, но Кейти прервала меня:
– Теперь слушай, потому что это важно.
– Я весь внимание.
Улыбка.
– Тсс. Мой отец обычно говорил мне, что для Франции самой важной датой было одиннадцатое ноября, потому что произошли три важных события.
Снова наживка. Я клюнул.
– Ты не говорила.
Она опять фыркнула и объяснила:
– Во-первых, в этот день мы подписали…
– Мы?
– Да, мы.
– Мистер Томас наверняка удивился бы, услышав это.
Кейти заставила меня замолчать, снова махнув рукой.
Глубокий вдох. Опять выражение лица лектора.
– Мы подписали перемирие с Германией, закончившее Первую мировую войну. Во-вторых, это день святого Мартина. Святой Мартин был римским солдатом, который стал монахом, а позднее и епископом Тура. Он умер в Канд-Сен-Мартен одиннадцатого ноября триста девяность седьмого года.
«Канд-Сен-Мартен», – эхом пронеслось в моей голове.
Кейти продолжала:
– Когда он умер, его тело повезли вверх по течению реки в Тур, чтобы похоронить. Когда процессия прибыла в Тур, в полях по берегам реки расцвели цветы – зимой. – Кейти говорила с уверенностью. – Это чудо задокументировано и называется «Лето святого Мартина».
– Знаешь, если бы из тебя не получилась актриса, ты могла бы работать персональным гидом. Ты великолепна. Я вижу настоящий потенциал.
Кейти проигнорировала мою реплику.
– И, наконец, если верить моему отцу, самое важное событие – это… – она улыбнулась, что делала теперь часто, – мой день рождения.
– Не думаю, что Квикег знал эту дату.
– Он знал ту дату, которую ему назвала я.
– А как же твой отец?
Она покачала головой и долго молчала.
– Он умер, когда мне было пятнадцать.
– Как его звали?
– Дидье. Дидье Андре Максимилиан Бонье Клаво Десуш. – Она помолчала, потом подняла палец вверх. – Когда мы были только вдвоем, папа всегда называл меня «ма шери».
Я ждал перевода.
Кейти как будто пробовала слова на вкус.
– Это значит «дорогая моя».
– Нежно…
Она кивнула.
– И даже больше, когда это обращено к тебе.
* * *Мы провели в машине несколько часов. Шенонсо, Вилландри, Азе-ле-Ридо. Кейти разбиралась в архитектуре, в обустройстве садов, в истории. В некоторых местах – все зависело от количества посетителей – мы покупали билеты и входили внутрь, мимо других просто проезжали, и Кейти объясняла мне, кто, что, где, когда и почему. У нее были энциклопедические знания.
Во второй половине дня мы зашли в кафе на берегу реки в Канд-Сен-Мартен, средневековом городе, где, как утверждали, умер святой. Над нами возвышалась церковь Святого Мартина. Ее возраст насчитывал более тысячи лет, углы стали гладкими. Кейти указала на десяток безголовых статуй, вырезанных высоко на стенах церкви, и сказала:
– Один из способов выиграть религиозную войну – это обезглавить то, что дорого врагу.
Кафе у подножия города было чуть больше хижины для наживки на лодочном причале, и я почувствовал себя почти как дома. Под нами текла река. Старые деревянные лодки, каких я никогда не видел, плыли вверх по реке. Кейти сделала глоток капучино и махнула рукой в сторону реки.
– Река мелкая. Течения быстрые. Много обратных прибойных потоков. Эти лодки очень старые. Те, что поменьше, называются «ту», те, что побольше, «гарбар». На них плавают по реке сотни лет.
Я кивнул.
– Исторические плоскодонки.
Она улыбнулась.
После кофе Кейти заказала блины с «Гран Марнье».
Их принесли, и, пока я запихивал первый блин в рот, она сложила пальцы в виде квадратной рамки и сделала вид, что фотографирует меня. По моему подбородку текло масло вперемешку с ликером.
– Ты бы прижился во Франции. Ты умеешь наблюдать, как крутится мир.
– У меня было время попрактиковаться. – Я замер, не откусив следующий кусок. – Повтори мне название этого города.
– Канд-Сен-Мартен.
Снова это название. Я повторил его вслух. Потом еще раз. Наконец, я вспомнил слова Стеди.
– Пятый ряд… – Я схватил Кейти за руку и бросил деньги на столик. – Идем.
– Что? Куда мы?
Мы побежали вверх по холму.
– В церковь.
– Ты скажешь мне, зачем?
– Просто шевели ногами.
– Но ты же никогда здесь не был.
– Верно. Но Стеди был.
Кейти держала меня за руку, когда мы поднимались по ступеням церкви. Витражи. Высокие потолки. Белый камень. Ряды скамей. Потемневшее от времени и прикосновения рук дерево. Верхние и задние части были темнее из-за масла на руках прихожан. На этих скамьях поместилось бы несколько сотен верующих, но сейчас церковь была пуста. Наши шаги и шепот сопровождало эхо. Я подошел к пятой скамье, опустился на четвереньки и пополз по старинному мраморному полу слева направо, заглядывая под каждую секцию. Кейти нагнулась.
– Что ты делаешь? Нас сейчас вышвырнут отсюда.
Нацарапанным на дереве словам было больше шестидесяти лет, но их оказалось легко найти. Стеди нацарапал их своим штыком, поэтому буквы получились глубокими и не исчезли со временем. Я лег на спину и поманил Кейти к себе. Она встала на колени, потом перевернулась на спину и легла рядом со мной, плечом к плечу. Я указал ей на надпись.
– Во время войны Стеди провел здесь ночь, когда его часть шла через город.
Кейти, улыбаясь, прочитала слова. В них был весь Стеди.
– «Если ты позволишь мне пережить это, я стану твоим священником. Понесу носилки и меч. Эти одежды запятнаны. Я пойду обратно по полю битвы, спасая раненых, предлагая вырезать гангрену. То, что случится после этого, зависит от тебя».
Кейти провела пальцем по вырезанным буквам и прошептала:
– Даже здесь…
Я вырвал листок из блокнота, положил на аккуратно вырезанные буквы и начал водить по бумаге карандашом, копируя надпись.
Мы пролежали на полу несколько минут, читая и перечитывая слова. Я записал впечатления в блокнот. Когда мы услышали шаркающие шаги возле главной двери, мы сначала сели, потом встали, вышли из церкви и пошли вниз по улице. Это был хороший день. По-настоящему хороший день. Я повернулся к Кейти:
– Спасибо тебе за сегодня. Мне, правда, понравилось.
– У тебя есть время заехать еще в одно место?
У нас оставался еще, по меньшей мере, час светлого времени.
– Леди, я всего лишь шофер.
Глава 27
Я вывел автомобиль с парковки возле маленького кафе, и мы поехали по вымощенной брусчаткой улице через город. Мы переехали через реку и свернули на двухполосную дорогу, которая шла вдоль нее. Мы ехали по сельской местности. По обе стороны от дороги стояли холмы, старые дома и еще более старые города. Луара текла внизу слева от нас. Появился указатель с надписью «ЗАМОК ЮССЕ» и стрелка направо.
Большой замок на холме был виден издалека. Спирали и стены. Воплощение сказки.
Дорога вела нас вперед, замок Юссе стоял в отдалении, огромный и неизбежный. Кейти указала на него, я повернул, и замок оказался прямо перед нами на расстоянии мили. На полпути к нему она снова указала пальцем, и я въехал на парковку, обустроенную так, чтобы любоваться замком. На столе для пикника стояла молодая пара, замок служил им фоном, и приятель с фотоаппаратом сказал им что-то по-французски. Я решил, что это значит: «Улыбайтесь». Я остановил «Рейндж Ровер», и мы сидели в тишине, глядя на замок. Меня не оставляла мысль о том, что я видел этот замок на картинке, но никак не мог вспомнить. В отличие от предыдущих часов этого дня, когда истории лились с ее языка еще до того, как мы попадали на место, а часто и после этого, на этот раз Кейти молчала. Шли минуты. Когда она заговорила, ее голос звучал как шепот. Он прерывался. Кейти попыталась откашляться.
– Многие великие писатели – французы. Рабле, писавший романы в шестнадцатом веке. Александр Дюма, написавший «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Человек в железной маске». Оноре де Бальзак, Пьер де Ронсар, Гюстав Флобер, написавший «Мадам Бовари», Виктор Гюго, автор «Отверженных». Но самый великий французский писатель на все времена… – Кейти перевела взгляд на замок, – жил здесь. Замок Юссе какое-то время был домом для человека по имени Шарль Перро. Он жил в этой башне примерно в тысяча шестьсот сороковом году. При Людовике Четырнадцатом. – Пауза. – Он прожил здесь год. Эксперты говорят, что проведенное в этом замке время повлияло на его творчество. Именно здесь он написал «La Belle au Bois Dormant».
Кейти посмотрела на меня – ее грим меньше отвлекал меня, когда я видел ее глаза, – и перевела:
– «Спящую красавицу».
Я сразу вспомнил картинку. Замок выглядел точно как в мультфильме Диснея. Молодая пара спрыгнула со стола для пикника и уехала. Кейти вышла из машины, подошла к столу, села на него лицом к замку и похлопала по столу рядом с собой.
– Когда мне было восемь лет, мой отец привез меня сюда. На эту парковку. Я только начала понимать, что не слишком… желанная. – Кейти смахнула слезу ладонью, высморкалась. – Он поставил меня на этот стол и прочитал историю. Во всяком случае, первую ее половину. Я запомнила ее. Знала каждое слово наизусть. – Она попыталась рассмеяться. – Странно, как один писатель, давно покойный, может вселить такую надежду в такого гадкого утенка, каким была я.
Я вспомнил наш обмен мнениями о Паскале, об ушедших писателях и об их словах. Я еще тогда подумал, что за этим кроется что-то еще. Я был прав. Теперь я знал, и ее слова пронзили мне сердце.
– Папа обычно убирал волосы с моего лица и говорил: «Ма шери, твой принц найдет тебя». Потом он улыбался и говорил: «Le seul vrai langage au monde est un baiser». – Долгая пауза. – Это значит: «Единственный истинный язык в мире – это поцелуй».