Когда я сообщаю Трише, что снова поеду в Такому на выходные, она смотрит на меня очень странно. Она меня, конечно, не остановит. Мне восемнадцать лет, да и в любом случае это никогда не было в ее духе.
– Там что, какой-то парень? – спрашивает она.
– Что? Нет! За вещами Мэг. Как тебе такое в голову могло прийти?
Сощурив глаза, она начинает водить носом, словно пытается что-то на мне унюхать. А потом дает мне двадцатку на дорогу.
Я пишу Элис эсэмэску, что снова еду к ним, и спрашиваю, можно ли у них переночевать, она отвечает мне с кучей восклицательных знаков, словно мы с ней подружки. Говорит, что в субботу она почти весь день будет на практике, но в воскресенье сможем пообщаться. Гарри я тоже предупреждаю, что еду, и он отвечает, что сразу же посмотрит комп и что ждет с нетерпением.
Приезжаю я поздно, но мне подготовили диван, и я засыпаю на нем. Утром мы с Гарри идем в его комнату, где собрано где-то пять компов, все включены и гудят. Мы запускаем ноутбук Мэг. Сначала он открывает ее почтовый ящик.
– Не уверен, что удастся восстановить стертые письма, – говорит Гарри, немного покопавшись. – Этот почтовый клиент работает через IMAP, так что все, что стерли тут, стирается и с сервера.
Я киваю, как будто что-то поняла.
Он нажимает на зашифрованный файл.
– Его она, наверное, тоже собиралась удалить, но что-то случилось с кодировкой, и машина не смогла его стереть.
– В каком смысле?
– Ты его в корзине нашла, так?
Я снова киваю.
– Она наверняка пыталась ее очистить, но вот посмотри… – Гарри выбирает в меню опцию «Очистить корзину».
– Нет! – вскрикиваю я.
Он останавливает меня жестом. Что-то удаляется, но потом появляется сообщение об ошибке: «Невозможно завершить операцию, потому что “Безымянная папка” используется другим приложением».
– Я специально создал несколько пустых папок, и вот они пропали, а тот самый файл – нет. А вообще за него не беспокойся – я сохранил копию на своем компе. Мое предположение – она хотела его удалить, но не смогла.
– А.
– Но что бы там ни было, Мэг не хотела, чтобы кто-то это увидел. Ты уверена, что тебе это надо?
Я качаю головой. Я совершенно не уверена.
– Дело тут не в том, чего я хочу.
– Ладно. У меня есть одно дело во второй половине дня, но до и после я с этим поковыряюсь. Тут потребуется время.
Я собираюсь извиниться за неудобства, но вижу, что у него глаза горят, словно я задала ему самую интересную задачку на свете. Так что я говорю спасибо.
Гарри кивает.
– А как котята?
– Не в курсе. Их этот Бэн забрал.
– Который в Сиэтле живет?
Я пожимаю плечами. Вроде он так говорил.
– Если хочешь их навестить, мы сегодня с ребятами из церкви туда поедем – красить молодежный центр. Можем тебя подвезти.
– Гарри, это же котята, а не дети. Может, их даже там уже нет. Он собирался их матери отвезти. – Хотя Бэн не произвел на меня впечатления человека, который ездит к маме каждую неделю. – В общем, это больше не моя забота.
Гарри поднимает руки:
– Извини. Мне показалось, что ты их полюбила. Как Мэг.
– Я не Мэг.
Он снова кивает.
– Ладно, тогда поработаю над файлом.
Утро тянется целую бесконечность. Элис и Упоротого Ричарда дома нет, Гарри не выходит из комнаты, так что я сижу на крыльце и смотрю на дождь. В углу я замечаю мышку с кошачьей мятой, с которой котята играли часами. И мне кажется, что она смотрит на меня.
Ну ладно. Я хватаю телефон и пишу эсэмэску Бэну: «Как котята?»
Он отвечает немедленно: «На дворе. Ловят дождь». И присылает картинку, как они резвятся на улице.
«Хорошие игры у котят в Сиэтле».
«Лучше, чем за хвостом гоняться».
«Да уж».
«Ну! Ты где?»
«В Такоме».
Ответ на это приходит не сразу. «Может, заедешь? Они так быстро растут».
Не знаю, что за странное ощущение в животе, – вообще, мысль о встрече с Бэном МакКаллистером внушает и отвращение, и противоположное этому чувство одновременно. Не успев толком подумать, я пишу: «Ок».
Через три секунды: «За тобой заехать?»
«Доберусь сама».
Прислав свой адрес, Бэн просит меня написать ему, когда выеду.
В фургончик, едущий от церкви Гарри, набивается целая куча народу, и, к моему крайнему удивлению, сзади сплюснутый оказывается и Упоротый Ричард.
– Привет, Коди, – здоровается он.
– Привет, Ричард, – отвечаю я. – И не думала, что ты…
– Христианин? – смеется он. – Да я просто краской подышать. А то трава кончилась.
Какая-то девчонка со среднего ряда швыряет в него валик.
– Ричард, заткнись. Какой же ты урод.
Злоупотребляющие, сквернословящие добродетельные христиане. Лаааадненько.
Потом девчонка поворачивается ко мне:
– Его отец – пастор в Бойзе. А ты в церковь ходишь?
– Хожу, но лишь потому, что заупокойные службы часто проводятся именно там.
Она, Ричард и Гарри переглядываются, и даже, хотя, как мне кажется, она не учится в Каскейдс, она понимает, о чем – и о ком – я говорю.
Кто-то врубает Суфьяна Стивенса[18] на полную, и Ричард, Гарри да и все остальные подпевают всю дорогу до пригородов Сиэтла. Я отправляю Бэну СМС, что я рядом.
«Еще Раз только что попал в лоток, – отвечает он. – Оставлю специально для тебя».
Я позволяю себе отправить смайл в ответ.
– Будь осторожна, – говорит Упоротый Ричард, мы заворачиваем на съезд, и он начинает переползать через спинки сидений.
– Да это ты лазишь по машине на ходу.
Он втискивается рядом со мной.
– Я таких парней знаю. Видел, как он себя с Мэг вел. Снаружи само очарование, а внутри – полное говно.
И вот что самое безумное и страшно-ужасное. Я какую-то секунду была готова взяться защищать Бэна. Но вовремя осознала это и ужаснулась, ведь Ричард прав. Бэн – говнюк. Переспал с Мэг и послал подальше, а после ее смерти ему, конечно, стало стыдно, и он пытается быть со мной повежливее, чтобы загладить вину.
Я толком не понимаю, что я делаю здесь, бередя раны, которым лучше бы зарубцеваться. Или в Сиэтле, перед бунгало в районе Лоуэр-Куин-Энн. Но мной как будто движет что-то более сильное, чем я, потому что я не успеваю передумать, сказать доброжелателям, что я пойду красить с ними. Гарри уже сообщает мне, что обратно они поедут в районе пяти, а Ричард смотрит на меня отеческим взглядом, иначе и не скажешь, хотя я меньше кого бы то ни было на свете в курсе, как это выглядит, и фургон с ревом уезжает.
Я стою перед выцветшим голубым домом, перед которым валяются пивные банки и окурки. Я пытаюсь вызвать злость и ненависть к Бэну, чтобы они дали мне сил войти.
Дверь приоткрывается, и мимо меня проносится нечто маленькое и серенькое. Раз. Бэн был прав – он стал больше.
Затем дверь открывается шире, и за ним выскакивает сам Бэн – босиком и с мокрой головой.
– Черт!
– Что такое?
– Мы их в переднюю дверь не выпускаем, – он ныряет под куст и выносит оттуда Раза за шкирку. – Машин слишком много.
– А.
Бэн протягивает мне покорного котенка. Я целую его в пушистый лобик, а он царапает меня прямо под ухом.
– Ай! – вскрикиваю я.
– Да, он жутко неугомонный.
– Вижу, – я протягиваю его Бэну обратно.
– Заходи, – говорит он.
И открывает дверь. Пол деревянный и потертый, но повсюду красивые новые встроенные деревянные полки с кучей книг, дисков и мерцающих свечей с религиозными изображениями. Включив свет, Бэн наклоняется ко мне, я на миг даже воображаю, что он меня поцелует, и у меня сжимаются кулаки. Но он убирает волосы и смотрит на шею.
– Царапина серьезная.
Я трогаю ее пальцем, она проходит по шее неровной полоской.
– Ничего.
– Надо обработать перекисью водорода.
– Все нормально.
Он качает головой.
– Котята ходят в лоток. От царапины может быть заражение.
– Да это все бред, просто слова из песни[19].
– Нет, все абсолютно реально. Могут воспалиться гланды.
– Откуда ты столько всего знаешь о кошках?
– Когда я рос, у нас их было много. Мама считала неправильным кастрировать их и стерилизовать. Как для них, так и для людей.
Я вхожу вслед за ним в розовую ванную комнату, отделанную в стиле шестидесятых, тут еще влажно после того, как он принимал душ. Порывшись в шкафчике, Бэн достает пузырек перекиси. Смочив ватный диск, наклоняется ко мне.
Я выхватываю диск.
– Сама справлюсь, – говорю я. Царапина белеет, перекись пузырится, одну секунду жжет, а потом все становится хорошо. А мы остаемся стоять в маленькой, жалкой и влажной ванной.
Я выхожу, Бэн – за мной и показывает мне дом: в гостиной мебель разных стилей, зоопарк музыкального оборудования в подвале. Потом свою комнату: низкая темная кровать, темные стены, акустическая гитара в углу и те же красивые полки, что и в гостиной. Но в дверь я не захожу.
Я выхожу, Бэн – за мной и показывает мне дом: в гостиной мебель разных стилей, зоопарк музыкального оборудования в подвале. Потом свою комнату: низкая темная кровать, темные стены, акустическая гитара в углу и те же красивые полки, что и в гостиной. Но в дверь я не захожу.
Дождь прекратился, поэтому мы спускаемся по длинной лестнице на задний двор, и Бэн обводит его рукой.
– Вот тут они проводят почти все время.
– Кто? – И тут я вспоминаю, ради чего приехала. – А, пацаны.
– Знаешь, кстати, об этом… – начинает он.
– Ты их кастрировал?
– Это еще Мэг сделала, – он запинается об ее имя, но потом собирается. – Но они все равно не мальчики, то есть не оба. Еще Раз – девочка. А я думал, что они братья.
– Они, наверное, из одного помета. И все равно работает.
– Что работает?
– Шутка, – Бэн смотрит на меня озадаченно, так что я объясняю. – Раз и Еще Раз поехали кататься на лодке. Раз вывалился. Кто остался?
– Еще… – он осекается. – Ага, понял. – Бэн чешет голову, задумывается. – Только она имена перепутала. Потому что девочки не осталось.
Ну и вот. Мы вернулись к тому, почему я сюда приехала. Не котят повидать. А вот из-за этого. Потому что нас объединяет теперь эта трагическая связь. И мы стоим, а вокруг все мокрое. Затем он садится на ступеньки и закуривает. Предлагает сигарету и мне. Я качаю головой.
– Не пью. Не курю[20], – говорю я, подражая песне из восьмидесятых, которую мы с Мэг отыскали на старых кассетных сборниках Сью.
– А чем ты занимаешься? – продолжает цитировать Бэн.
Я сажусь рядом.
– Хороший вопрос, – я поворачиваюсь к нему. – А чем ты занимаешься?
– Иногда подрабатываю на стройке то тут, то там, работаю с деревом. Концерты, бывает, даю.
– Ах да. «Скарпс».
– Ага. Вчера играли, и сегодня тоже концерт.
– И здесь успел, и там.
– Можно и так сказать. Приходи сегодня. В Белтауне.
– Я ночую в Такоме.
– Я тебя отвезу, если не сегодня, то завтра точно. Переночевать можешь здесь.
Он что, серьезно? Я смотрю на Бэна с отвращением, и он слегка пожимает плечами.
– Ну, или нет, – и втягивает дым сигареты. – Ты сюда, вообще, зачем приехала?
– Котят навестить, – говорю я, обороняясь. – Ты же меня позвал, забыл? – Но после того, как я ему написала. Какого хрена я это сделала? – Нет, вообще на побережье. В Такому.
Я рассказываю историю с ноутбуком Мэг, о стертых письмах, о закодированной папке, над которой колдует Гарри.
У Бэна на лице мелькает странное выражение.
– Мне кажется, читать чужие письма – плохая идея.
– А что, тебе есть что скрывать?
– Если бы и было, мою почту ты уже читала.
– Да. С этого все и началось.
Он крутит сигарету между пальцев.
– Но те письма были мои. Мне написаны. Я имел право тебе их показать. А настолько лезть в ее личную жизнь, по-моему, неправильно.
– Когда человек умирает, жизни уже нет, да и личности тоже, так что лезу ли я в нее – спорный вопрос.
Бэну как-то не по себе.
– А что именно ты ищешь?
Я качаю головой.
– Не знаю толком. Что-нибудь подозрительное.
– Подозрительное в каком смысле? Ты подозреваешь, что ее убили, или что?
– Я пока не знаю, что думать. Но тут есть что-то странное, неоднозначное. Начиная с того, что за Мэг никогда не наблюдалось склонностей к самоубийству. Я об этом много думала. Пусть я даже не знала о том, что происходило здесь, но мы с ней всю жизнь дружили. И за все эти годы она никогда ни о чем таком не помышляла, не говорила. Значит, произошло что-то еще. Что толкнуло ее через край.
– Что-то, что толкнуло ее через край, – повторяет Бэн. Качает головой и прикуривает еще одну сигарету от предыдущей. – Что именно?
– Точно не знаю. Но в ее предсмертном письме были слова, что она одна приняла это решение. Как будто мог быть кто-то еще.
Бэн выглядит очень уставшим. И долго молчит.
– Может, она хотела, чтобы ты не чувствовала себя виноватой?
Я смотрю ему в глаза чуть дольше, чем следовало бы, пока не становится неприятно.
– Этого у нее не получилось.
Снова начинается дождь, мы с Бэном возвращаемся в дом. Он делает буррито с черной фасолью и темпе – в холодильнике стояла готовая смесь, – а потом показывает мне свою заначку сыра в пластиковой коробочке и натирает его для посыпки. Мы доели, а прошел всего час, ребята назад поедут только в пять, и времени впереди еще столько, что зевать хочется. Бэн предлагает показать мне Сиэтл, Спейс-Нидл или что-нибудь еще, но на улице не по сезону холодно, и мне никуда не хочется идти.
– А что будем делать? – спрашивает он.
В гостиной стоит небольшой телевизор. Внезапно очень притягательной становится идея заняться чем-нибудь обычным – не идти на заупокойную службу и не читать чужую электронную почту, а просто посидеть перед экраном, что после смерти Мэг казалось каким-то неправильным.
– Телик можно посмотреть, – говорю я.
Бэн удивляется, но берет пульт, включает ящик и отдает пульт мне. Мы смотрим повтор «Ежедневного шоу»[21], а котята устраиваются рядом. Телефон Бэна вибрирует от эсэмэсок, раздаются звонки. На некоторые он отвечает, выходя в другую комнату, и я слышу его тихое «да тут дела возникли, может, завтра встретимся», – говорит он кому-то из звонящих. Я также подслушиваю унизительно длинный разговор, в котором он несколько раз объясняет несомненно тупой девочке по имени Бетани, почему не может к ней приехать. Он несколько раз повторяет, что, может, она сама приедет. Бетани реально пора бы уже понять. Даже мне слышно, насколько ему это по фигу.
К тому времени как он возвращается, я уже смотрю MTV, там идет марафон шоу «Беременна в 16». Оказывается, Бэн его раньше не видел, так что я объясняю ему суть. Он качает головой.
– Слишком уж близко к телу.
– Ага, – соглашаюсь я.
Его телефон пиликает от очередной эсэмэски.
– Я могу уйти, если мешаю, – говорю я.
– Да, я бы действительно предпочел, чтобы мне не мешали, – соглашается Бэн. Я уже готова собраться и переждать несколько часов в кафе, как он вдруг выключает телефон.
Мы смотрим передачу. Через несколько серий Бэн уже настолько увлекается, что начинает кричать на телик, как в свое время делали и мы с Мэг.
– Вот хороший аргумент в пользу обязательного предохранения, – говорит он.
– От тебя кто-нибудь беременел? – спрашиваю я.
У Бэна глаза на лоб лезут. Теперь у них цвет электрического разряда, хотя, может, просто свет от экрана отражается.
– Это очень личный вопрос.
– Тебе не кажется, что нам с тобой уже не до церемоний?
Он смотрит на меня.
– Один раз в старших классах было такое подозрение. Оказалось, ложная тревога. Но урок я усвоил. И всегда пользуюсь презервативами, в отличие от этих уродов, – он показывает на телик. – А иногда думаю, что меня надо бы кастрировать, как Раза и Еще Раза.
– Раза. Еще Раз – девочка, так что ей, наверное, яичники удалили.
– Ну ладно, как Раза.
– Ты разве не хочешь детей? Когда-нибудь?
– Я понимаю, что должны быть. Но в мыслях о собственном будущем у меня их нет.
– Живи быстро, умри молодым, – всем эта идея кажется романтичной, а мне противно. Я видела фото Мэг в полицейском отчете. Ничего прекрасного в ранней смерти нет.
– Нет, умирать я тоже не собираюсь. Просто не вижу себя… в отношениях.
– Ну, не знаю, – говорю я. – На вид у тебя довольно много отношений. – Я показываю на телефон.
– Наверное.
– Наверное? Дай угадаю. У тебя тут прошлой ночью ночевала какая-то девчонка?
У Бэна слегка розовеют уши, что отвечает на мой вопрос.
– И сегодня будет ночевать?
– Смотря… – начинает он.
– На что?
– Решишь ли ты остаться.
– Бэн, ну что за фигня? У тебя что, зависимость какая-то? Может, тебе за помощью обратиться?
Он вскидывает руки, словно сдаваясь.
– Коди, успокойся. Я имел в виду, если ты решишь остаться и переночевать на диване.
– Бэн, я тебе скажу прямо, чтобы недоразумений не было: я никогда не буду спать ни с тобой, ни где-то поблизости.
– Тогда вычеркиваю тебя из списка.
– Полагаю, он у тебя длинный.
У него достает совести сделать вид, что он смущен.
Мы продолжаем смотреть телик.
– Можно еще кое-что спросить?
– Если я скажу «нет», это тебя остановит? – отвечает он.
– Зачем тебе это? То есть зачем парням секс. Я понимаю, что вам постоянно хочется, но почему каждую ночь с новой девушкой?
– Не каждую с новой.
– Но наверняка почти каждую.
Бэн достает пачку и принимается крутить в пальцах сигарету, не зажигая. Видно, что ему хочется прикурить, но дома, видимо, нельзя. Через какое-то время он прячет ее обратно.