Еле дослушав до конца, Игнат сжал кулаки. Парня бросало то в жар, то в холод.
– Слыхал, талантище? – Аркадий швырнул письмо на стол. – Беги домой и поскорее возвращайся. Чем скорее мы вышлем твои творения, тем скорее увидим их в печати. Лети, – он подтолкнул ошарашенного Хомутова к двери, и тот опрометью бросился бежать.
Расстояние в два квартала мальчик преодолел в считаные минуты. Дома, на его счастье, никого не было, родители еще не пришли с работы, и он без лишних разговоров побросал в сумку все свои тетрадки. Вдвоем с Аркадием они отобрали лучшее из того, что имелось, и на следующий день отправили посылку на адрес Симонова. В Москве тоже не стали тянуть. Пережив ужасы войны, еще не до конца почувствовав вкус победы, залечивавший физические и моральные раны народ нуждался в стихах, помогавших вернуться к мирной жизни и в то же время напоминавших о героических днях.
Первый сборник союзного масштаба со стихами Игната Хомутова вышел в рекордно короткие сроки. Получив несколько экземпляров, присланных на адрес Лещинского (об этом его попросил юный поэт), молодой человек был на седьмом небе от радости. Творческие люди хорошо поняли бы его. Нет ничего приятнее для поэта, писателя, композитора, художника или скульптора, чем сознавать: твое творчество нужно людям. Вскоре Москва выпустила его стихи отдельной книгой. Несмотря на то что сборник получился тоненьким, Хомутов просто захлебывался от радости. Теперь, по его мнению, настало время рассказать обо всем родителям. В пятницу вечером он предложил им провести выходные на даче, позвав с собой Виктора, ставшего полноправным членом их семьи. Вадим Петрович и Дарья Павловна согласились.
Как же ждал молодой человек наступления нового дня! Впервые за все послевоенное время он провел бессонную ночь, давая волю мучившей его фантазии. Вот отец, прослушав его последние стихи, встанет и похлопает сына по плечу, сказав, наконец, слова, которые Игнат ждал целых семнадцать лет: «Я горжусь тобой!»
Мама, утирая платочком катившиеся из глаз слезы, обнимет единственного мальчика: «В дедушку Аладьина пошел. Как жалко, что он не дожил до сегодняшнего дня!»
Бравый дядя Витя, всегда одетый в китель военного покроя, крепко пожмет ему руку: «Здорово! Ты и не представляешь, как нашей стране нужны хорошие поэты».
Однако мечты остались мечтами. На деле все произошло гораздо обыденней. Дождавшись момента, когда все сядут пить чай на открытой веранде небольшого деревянного домика, Игнат положил на стол альманахи и сборники.
– Что это?
Отец, взяв журнал двумя пальцами, поднял брови.
– Посмотри оглавление, – с гордостью бросил сын.
Руки матери и Виктора потянулись за сборниками.
– «Хомутов Игнат», – по слогам прочитал товарищ. – Это твои стихи, Игнат?
– Да.
Взрывов бурного восторга не последовало. Вадим Петрович принялся нервно листать альманахи.
– Значит, ты давно этим занимаешься.
Сын кивнул.
– Почему же до сих пор молчал?
– Не знаю.
Молодому человеку не хотелось признаваться в своих страхах. Об этом отец догадался сам.
– А я знаю. В нашей семье тебя бы за это не похвалили. Я сразу посоветовал бы тебе бросить заниматься ерундой.
Игнат побагровел:
– Это не ерунда, папа! Вот, – схватив в руки сборник, он совал его Вадиму Петровичу. – Посмотри, с кем меня поставили рядом. А это письмо Константина Симонова. Почитай, что он пишет.
– От самого Симонова? – мама зажала ладонью рот. – Читай вслух, Вадик.
Бросив недовольный взгляд на пожелтевший листок, глава семьи принялся неторопливо читать.
– Ну дает парень! – ахнул Виктор.
– И все равно это ерунда, – Хомутов-старший стоял на своем. – Как я понял, ты собрался в Литературный институт. Забудь.
– Почему?
– Твое призвание – медицина.
Парень сжал кулаки:
– Так считаешь ты и только ты. Почему я должен идти на поводу у тебя?
– Потому что ты мой сын из рода Хомутовых.
Игнат перешел на крик:
– Разве в этом роду рождаются с клеймом?
Размахнувшись, отец отвесил непокорному отпрыску звонкую пощечину. Хомутов-младший не сдвинулся с места, лишь укоризненно посмотрев на родного человека, не желавшего его понять.
– Это твое последнее слово? – спросил он сквозь зубы.
Мать опрометью кинулась к мужу:
– Вадим, не надо.
Круто повернувшись на каблуках, Вадим Петрович ушел к себе. Окинув взглядом растерянные лица матери и Виктора, Игнат выбежал за калитку и помчался к реке. На берегу, бросившись на влажный от недавнего дождя песок, парень дал волю слезам. Он чувствовал: его мечте о любимом деле, которому он собирался посвятить жизнь, сбыться не суждено.
Сколько пролежал молодой человек на песке? Этого он не знал. Лишь на рассвете, сильно озябнув, повернул к дому. Калитка оказалась незапертой. Бесшумно пройдя в прихожую, Игнат поднялся в спальню и заснул тревожным сном.
– Ты еще спишь? – как всегда, бодрый, умытый и тщательно причесанный, отец стоял на пороге комнаты сына. Игнат протер глаза.
– Что тебе нужно?
Вадим Петрович усмехнулся:
– Хорошо же ты разговариваешь с отцом. Можно к тебе?
– Заходи.
Доктор потоптался на пороге:
– Давай лучше ты ко мне. Даю пятнадцать минут на сборы.
В душе Игната вспыхнула надежда. Кое-как умывшись и натянув брюки, он рванул в кабинет отца. Первое, что бросилось ему в глаза, когда он вошел в эту небольшую светлую комнату, – разложенные на столе альманахи и сборники с его стихами. Значит, отец не остался равнодушным к занятию единственного наследника. Над его стихами он просидел всю ночь, делая пометки на полях.
– Пожалуйста, присаживайся, – Хомутов-старший придвинул сыну кресло. Парень последовал приглашению.
– Как ты заметил, я тщательно проштудировал твои стихи, – кивком головы отец указал на лежащую литературу. – Твои друзья правы. Ты действительно очень талантливый поэт. Простишь меня за пощечину?
За такие слова Игнат простил бы ему что угодно!
– Конечно, папа.
– И я бы с удовольствием благословил тебя, если бы не одно обстоятельство, – Вадим Петрович сжал кулаки. – Ты, думаю, в конце концов поймешь меня. Не зря же в седьмом альманахе у тебя прекрасное стихотворение о долге. У каждого человека есть долг, и не только перед Родиной. Перед семьей тоже.
Игнат побледнел. Он понял, о чем пойдет речь.
– На протяжении нескольких веков твои предки были известными врачами, спасая жизни людей, – продолжал отец. – На этот путь главы семей наставляли своих чад. Никто еще не сбился с пути. Ты хочешь быть первым. Я угадал?
Парень кивнул.
– Как же чувство долга?
– Но я не чувствую никакого призвания быть врачом, – Игнат решил – сейчас или никогда. – Ты умный человек, папа. Что же, по-твоему, лучше: быть плохим доктором или хорошим поэтом?
– Не знаю и знать не хочу, – Хомутов-старший отвернулся к окну. – Ты обязан стать хорошим врачом, и давай на этом поставим точку. Кстати, если у тебя действительно настоящий талант, ты продолжишь писать.
Игнат потупился.
– Ты не согласен? – поинтересовался отец. – Будь добр, объясни, почему.
Молодой человек взглянул на отца:
– А если я пойду против твоей воли?
– Тогда ты больше не мой сын.
Парень нахмурился:
– Сегодня я сообщу вам свое решение.
Поднявшись к себе, он в который раз прокручивал ситуацию. Хорошим врачом ему не стать, это однозначно. Его не то что не тянет к медицине, он думает о ней с отвращением. Как же можно начинать работать с такими мыслями? Игнат взял веточку сирени, стоявшую в маленькой вазе на подоконнике, и поднес ее к губам. Вполне возможно, отец не так уж неправ, предлагая компромисс. Он получит медицинское образование, но не бросит писать стихи. И кто знает, может, со временем...
Через десять минут молодой человек принял решение.
Сдав вступительные экзамены без сучка без задоринки, сделавшись студентом одного из престижных вузов города, выслушав поздравления родителей и друзей, Хомутов-младший не чувствовал радости. Напутствия Аркадия Лещинского, возглавившего самый крупный журнал в Приреченске, вызвали слезы.
– Так я и думал, – друг похлопал Игната по плечу. – Профессор Хомутов не мог поступить иначе. Ты тоже пойми старика. Ваша фамилия – просто ходячая история.
Заметив настроение младшего товарища, он дружески улыбнулся:
– Твой талант медицина не съест. Продолжай писать, мой тебе совет. Впрочем, куда ты денешься? Когда муза выберет кого-то при рождении, от нее просто так уже не отвяжешься.
Парень кивнул. Он понимал правоту старшего друга.
– Ты выпустишь еще не один сборник, вот увидишь!
Оба не подозревали: этим мечтам не суждено сбыться. Погрузившись с головой в учебу, зубря так трудно дававшиеся предметы, молодой поэт подавлял желание излить на бумаге душу. К его стремлениям прибавилось еще одно, напрочь перечеркивающее предыдущие, – стать хорошим врачом. Общаясь со студентами и преподавателями, слышавшими или лично знавшими его отца и деда, парень слышал: «Так ты из рода Хомутовых? Поприветствуем еще одно будущее светило медицины!»
О его родственниках ходили легенды. Мог ли он теперь обмануть надежды не только родителей, но и целого города? Вот почему больше Игнат не написал ни строчки. Нет, муза не хотела покидать своего избранника, в его голове неоднократно слагались даже не стихи, а целые поэмы, о которых, к сожалению, никто никогда не узнал.
Глава 19
Почувствовав усталость, Катя закончила писать и выключила компьютер. «На сегодня, пожалуй, хватит», – решила она. Встав из-за стола, журналистка налила себе горячего чаю, а потом, удобно примостившись на диване, мысленно вернулась к последним событиям.
Человеческому организму свойственно отметать плохое и переключаться на позитивное. Так произошло и с ней. Увлекшись любимым делом, она забыла о вчерашнем происшествии. А об этом стоило подумать. Итак, кто мог погнаться за ней по темной аллее, позвонить на мобильник, назвавшись Константином, а потом заманить журналистку на пустырь «Оазиса»? Разумеется, только тот, кому не дает покоя ее свалившееся как снег на голову расследование событий пятидесятилетней давности. Высоким преследователем в черной куртке мог быть профессор Карякин. Недаром он позвонил ей, уточнив, где она сейчас находится, недаром не позвал жену и не отправился провожать сам, зная, как тяжело ей, ни разу до этого не бывавшей здесь, найти дорогу к автобусной остановке. Выходит, первый подозреваемый уже имеется, однако он ли это? Ведь еще раньше, до разговора, кто-то положил на капот трупик синички, кто-то перерезал бензопровод на ее машине. Может, Василий Костыря? Но он маленького роста. Впрочем, для убийства мужчина мог кого-то нанять. Возможно, он так и поступил в свое время с Викторовой и Паниным, обеспечив себе алиби. Увидев ее у следователя Иваненко, несостоявшийся муж Марины запаниковал...
Стоп, не спешить. Откуда Костыря узнал, о чем будет говорить с бывшим следователем известная в городе журналистка? Из каких источников Костыря получает сведения? Если он уже много лет следит за когда-то подозревавшим его следователем Иваненко и всеми, кто навещает старика, а потом припугивает непрошеных гостей, так, на всякий случай?
От подобных рассуждений кругом пошла голова. Катя отставила чашку и хлопнула себя по лбу. Вот дура, как она могла забыть! Дотянувшись до лежащей на кресле сумочки, девушка достала оттуда украденные из квартиры полоумной тетки Марины Викторовой вырезки из газет и разложила их на столе. Чудом уцелевшая папка с публикациями Карякина лежала рядом. Зорина принялась внимательно изучать документы, через полчаса придя к выводу: Карякин не обманул. Статьи профессора и Викторовой, посвященные лечению гепатита С, были похожи, как близнецы-братья, не отличаясь ни названием, ни даже некоторыми словами. Как такое могло случиться? Неужели Викторова действительно обокрала своего наставника? Впрочем, в их альянсе и так много непонятного.
Журналистка снова села за компьютер, на этот раз подключившись к Интернету и открыв сайт Приреченского медицинского института. Интересно, помещены ли сюда работы интересующих ее людей?
Гениальное изобретение человечества, Всемирная сеть, помогло девушке, породив, правда, еще несколько вопросов. Монографий Карякина имелось бесчисленное множество. Институт сохранил пару статей Викторовой, ее диплом и наброски будущей диссертации. Катя сделала запрос на биографии ученых и получила их. Итак, Карякин, тридцатого года рождения, окончил приреченский медицинский, поступил в аспирантуру, занимался опухолями кишечника... Надо заметить, несостоявшийся Эйнштейн выбрал перспективную тему. На ее разработку всегда дадут деньги и предоставят условия. Что же заставило его резко поменять направление? Не прошло и десяти лет, как он стал работать над гепатитом С, круто свернув с проторенной дорожки. Да, на этом поприще он явно достиг больших успехов: кандидатская, докторская...
А как обстояли дела у Марины? Девушка сразу определилась: работа с вирусом С. Об этом говорит и ее диплом. Зачем же, в таком случае, она выбрала лабораторию Карякина? Или он уже тогда вел поиски в разных направлениях? Почему перспективная студентка сразу не пошла к Хомутову? Игнат Вадимович к тому времени защитил кандидатскую, в отличие от только готовившегося это сделать Карякина. Журналистка провела поиск по всем сотрудникам научно-исследовательского института и Приреченского филиала Академии наук, когда-либо занимавшихся исследованиями в области гепатита С. Интернет выдал ей еще несколько знакомых фамилий. Александр Проскуряков и Геннадий Видов.
Сведениями о Проскурякове Интернет не мог похвастаться. Безусловно, перспективный ученый, умер совсем молодым, от инфаркта. Вот речь кандидата медицинских наук, друга покойного Игната Вадимовича Хомутова. Конечно, Проскуряков – это и есть тот самый Саша, коллега и соратник академика, умерший так внезапно. Да, Хомутов говорил, что они работали в одном направлении. Профессор Геннадий Сергеевич Видов, будучи по возрасту значительно моложе, уже в тридцать лет успел снискать мировую славу. Его труды выдвигались на Нобелевскую премию, однако он не получил ее. Почему? Мало того, в конце семидесятых годов Видов словно провалился сквозь землю. А ведь возраст у него был еще довольно плодотворный. Уехал работать за границу? Не похоже. Об этом факте биографии написали бы. Да и кто мешает талантливому ученому продолжать исследования за рубежом?
Да, вопросов больше, чем ответов.
Утомившись от бесплодных попыток сложить два и два, Катя набрала номер Хомутова.
– Игнат Вадимович?
– Катенька? – академик несказанно обрадовался ее звонку. – Как ваше здоровье? Вы уже заговорили?
– Представьте себе, – Зорина рассмеялась. – Спасибо вашему медику. Впрочем, моя болезнь оказалась не такой уж и тяжелой. Если бы не мой перестраховщик-муж, я приехала бы к вам на беседу.
– Жаль, что я вас не увижу, – Хомутов вздохнул. – Как наша работа? Продвигается?
– Уже написала первую часть, – похвасталась журналистка. – Обработала все, что вы наговорили на диктофон.
– Здорово, – мужчина рассмеялся. – Если дело пойдет в таком темпе...
– Как некстати я заболела! – разочарованно заметила Катя.
– Это поправимо, – Игнат Вадимович усмехнулся. – Диктофончик имеется не только у журналистов. Да и почему мы должны использовать именно это достижение человечества? У меня, например, есть прекрасный магнитофон. Делать мне сейчас все равно нечего. Вот и наговорю я вам целую кассету, а ваш муж при первой возможности ее заберет. Кстати, я уже приступил к работе.
Щеки Кати зарделись от радости:
– Вы душка.
– Тогда я прощаюсь.
Моментально перезвонив Косте, девушка поинтересовалась его планами.
– После обеда у нас совещание, – поведал ей супруг. – Сейчас я совершенно свободен и могу заскочить к твоему академику.
Зорина снова связалась с Хомутовым, спросив, что он имел в виду, говоря об уже начатой работе.
– Записал треть кассеты, – похвастался ученый. – Константин может навестить меня хоть сейчас.
Результат разговора Катя сообщила Скворцову, и тот на всех парах помчался к Хомутову, уже через час доставив жене аккуратно упакованную кассету и письмо.
«Мы с вами, дорогая Екатерина, подходим к тем моментам моей жизни, о которых мне больно вспоминать, но и молчать о них я тоже не могу, – писал Игнат Вадимович. – На переданной вам кассете я предельно откровенен. Прошу отнестись к предоставленному вам материалу по возможности очень деликатно».
Зорина поняла, что речь пойдет о жене Хомутова, умершей при родах. Кроме нее, академик поведал и о своем близком друге, Александре Проскурякове.
Отрывок из книги Зориной.
– Как продвигается учеба в институте? – спрашивал сына Вадим Петрович, получая неизменный ответ:
– Прекрасно, папа.
– Вот и отлично. Моя помощь не требуется?
Защитивший к тому времени докторскую и получивший должность профессора, Хомутов-старший создавал лабораторию по изучению болезней сердца.
– Хочешь – присоединяйся, – предложил он Игнату.
Парень покраснел:
– Меня привлекает другая область.
– Какая, если не секрет?
– Секрет.
Пристально посмотрев на парня, профессор скривился:
– Лжешь. Ты еще ничего не выбрал. Давай определяйся с направлением своей работы.
– А просто врачом я не могу стать?
Вадим Петрович усмехнулся:
– Твои предки из века в век передавали научные открытия. Опять хочешь выделиться? Страшно подумать, что в нашем роду появились бездарности.
Он забыл о стихах единственного сына, которые когда-то назвал прекрасными.
– Я сделаю все, что ты скажешь, папа, – с легкой иронией произнес Игнат. На его счастье, отец не уловил насмешки.
– О своем решении сообщишь завтра.
– Может, даже сегодня, – подавив раздражение, молодой человек отправился в свою комнату, подошел к плакату, изображавшему анатомический рисунок человека с указанием органов, и ткнул в него пальцем, не глядя. Потом, посмотрев, куда попал, Игнат прошептал: