– А как же!
Их поселили в доме бывшего купца Ерофеева, на первом этаже, в маленькой, скудно обставленной комнатке: две железные кровати с рваными матрасами, кишащими клопами, керосинка и обшарпанный стол. В первый же день Виктор, найдя во дворе несколько досок, сколотил две табуретки.
– Тебе это пригодится, – заявил он Вадиму, с удивлением глядевшему на его работу. – Учиться пойдешь – писать надо будет. На полу неудобно. Вот к столу и присядешь. Завтра с утречка в институт сходи.
Наутро, перекусив черствым хлебом с чаем, парень отправился в институт. Серое четырехэтажное здание, построенное еще в начале прошлого века, вызвало в нем грустные воспоминания. Здесь когда-то преподавал отец... По засаженной платанами аллее они гуляли всей семьей. До него донеслись родные голоса: «А вот здесь ты будешь учиться, сынок».
– Не беспокойтесь, – шепотом сказал молодой человек. – Я сделаю так, как вы хотели. Я сам хочу этого.
С поступлением проблем не возникло. Его, участника Гражданской войны, с прекрасной характеристикой, подписанной известным красным командиром, приняли без слов. С этого момента для Вадима Хомутова началась другая жизнь.
В первый день занятий Вадик пришел в аудиторию раньше всех, уселся на скамью в первом ряду и задумчиво стал разглядывать висевшие на стене плакаты, звавшие к борьбе с контрреволюцией. Вероятно, их еще не успели убрать, а может, специально оставили в назидание студентам. С плакатов он перевел взгляд на большие шкафы, в которых в беспорядке лежали экспонаты и книги. «На это не хватило времени», – с неудовольствием подумал он.
– Вы разрешите?
Хрустальный голос прервал его размышления. Он поднял глаза: перед ним стояла худенькая белокурая девушка.
– Не будете возражать, если я сяду рядом с вами?
Вадим отодвинул котомку:
– Нисколько.
Из маленькой сумочки, доставшейся ей, вероятно, от матери или бабушки, незнакомка вытащила аккуратно обернутые тетради.
– Как вас зовут? – поинтересовался парень.
– Даша Аладьина. А вас?
– Вадим Хомутов.
Бледное личико девушки порозовело:
– Ваш папа был известным врачом?
– Откуда вы знаете?
Виктор не раз предупреждал его: не хочешь неприятностей – молчи о родителях. Может быть, она вызывает его на откровенность, чтобы потом донести? Увидев злое выражение на лице соседа, Даша ободряюще улыбнулась:
– А моего отца вы не помните? Вы бывали у нас в гостях.
Хомутов наморщил лоб:
– Ваш папа тоже был врачом?
– Нет. Он известный в городе писатель, Павел Аладьин. Мы жили в особняке возле речки.
Вадим кивнул.
– У вашей мамы была толстая коса.
– Точно. К сожалению, она переболела тифом, и от прежних волос ничего не осталось.
– А отец?
Глаза девушки наполнились слезами:
– Его убили. Мама говорила, что и ваши родители...
Он махнул рукой:
– Не надо об этом. Значит, вы решили пойти в медицину?
Щеки Даши загорелись:
– Я мечтала об этом с детства.
Молодые люди разговорились. Потом, через много лет, прожитых с Дарьей Павловной, Вадим Петрович вспоминал их первую встречу и думал, сколько в жизни случайностей. Он мог поступить в Петербург или Москву, Даша могла не выбрать этот институт или просто не сесть рядом. О том, что они никогда бы не встретились, было страшно подумать. Любовь захватила молодых людей, налетев ураганом. Уже через неделю они поняли, что не смогут друг без друга жить. Хомутов рассказал об этом Виктору.
– Женись, – твердо ответил тот, выслушав парня. – Хорошую жену не так легко найти.
Молодой человек решил последовать совету старшего товарища и в тот же вечер отправился в гости к Даше, намереваясь поговорить об их дальнейшей жизни. Он не сомневался: эта девушка обязательно понравилась бы его родителям. Красивая, здоровая, талантливая, из хорошей семьи. Вот только что сказал бы отец по поводу того, что у Аладьиных в роду не было медиков? Хомутов-старший всегда повторял: избранницы должны иметь родословную, как у них.
– Возможно, он ошибался, – успокоил Вадим сам себя. – У Даши в роду нет медиков, все поэты да писатели. Откуда же в ней такие способности?
Эта женщина обязательно родит ему сына – будущего врача. В этом он не сомневался.
Получив благословение матери и Виктора, молодые расписались и поселились у Аладьиной.
– С детьми не торопитесь, – посоветовала им Анна Андреевна, мать Даши. – Сейчас такое трудное время.
Хомутовы не спорили. Они думали: впереди еще целая жизнь. Окончив институт, молодые люди получили назначение в одну больницу и принялись заниматься тем, о чем мечтали с детства.
– Я рад за тебя, – говорил Вадиму часто захаживающий к нему Виктор. – Вот видно, счастливая семья.
– Ты прав.
Молодой врач не мыслил без жены дальнейшей жизни. О том, что они могли не встретиться, страшно было подумать.
Беда нагрянула, как всегда, неожиданно. Поселившись в более просторной квартире, имея хорошую работу, супруги задумались о детях. Даша отправилась к гинекологу, заметив, что их попытки не дают результата.
– Вы первый раз?
– Да.
Юркая пожилая дама уложила ее на кресло.
– Какие жалобы?
– Вот уже год я не могу забеременеть.
– Это неудивительно. У вас страшное воспаление. Наверное, в свое время вы халатно относились к легкой одежде в мороз и к промокшим ногам.
Девушка нахмурилась. В годы разрухи и Гражданской войны приходилось кочевать по городам, носить лохмотья, бегать по лужам и снегу в старых прохудившихся сапогах. Кто думал тогда о подобных пустяках? Неужели за это придется расплачиваться теперь?
– И ничего нельзя сделать? – она с надеждой посмотрела на врача. Та пожала плечами:
– Попробуем вас полечить. Однако никакой гарантии.
Вернувшись домой в слезах, Даша все рассказала мужу. Тот пал духом. О том, чтобы оставить жену, не было и речи.
– Поедем в Москву и Питер, – решил он.
Старые связи Виктора помогли попасть к лучшим докторам столицы. Они подтвердили диагноз.
– Это не окончательное бесплодие, – успокаивали супругов. – Судьба может оказаться к вам благосклонной.
Родить ребенка – это превратилось для супругов в навязчивую идею. Даша отыскала молитвы, которым учила ее бабушка, и стала украдкой посещать церковь, молясь Богородице. Наверное, она и пожалела несчастную женщину. Хомутова забеременела.
– Чудо! – констатировала врач, когда они поделились с ней радостью. – Но учтите: не больше одного.
Игнат родился в снежном морозном январе. Крепенький, здоровенький, весом четыре килограмма, он сразу стал главным в доме. Разработавший целую систему воспитания ребенка, Вадим Петрович отказался от нее: не дай бог, с малышом что-нибудь случится! Он ведь у них единственный! На их счастье, Игнаша почти не болел.
Его детство пришлось на тридцатые годы. Газеты кричали о коллективизации и индустриализации. Всюду устраивали показательные суды над врагами народа. Где-то в российской и украинской глубинках вымирали от голода целые деревни. Хомутовых миновала страшная участь репрессированных. Наверное, ни у кого не поднялась рука оклеветать и уничтожить лучших в городе врачей. Как главный врач больницы, Вадим Петрович получал хорошие пайки, имел машину, на которой вывозил семью на дачу каждые выходные. Детство Игната можно было назвать счастливым.
Когда сын подрос, Хомутов-старший стал водить его с собой на работу.
– Придет время – ты заменишь меня, – говорил он мальчику.
В пять, семь, десять лет Игнаша и не мыслил себя на другом поприще. Продолжить дело родителей, да еще такое благородное, было верхом его мечтаний. Однако уже в одиннадцать он стал сторониться родителей, стараясь уклониться от семейных мероприятий.
– Я лучше посижу дома, а вы поезжайте на дачу.
Уединившись в своей комнате, ребенок писал стихи. Он не рассказывал отцу и матери, чем занимается в их отсутствие, – боялся гнева. Уже в таком юном возрасте Игнат понимал: папа видит его только врачом. Попытаться пойти против него не приведет ни к чему хорошему.
В отрочестве все проблемы кажутся решаемыми. Хомутов-младший подумал: что, если он достигнет успехов на поэтическом поприще? Возможно, тогда его честолюбивый папа благословит его? В тринадцать лет втайне от родителей он записался в литературную студию при университете. Его стихотворные попытки высоко оценили сразу.
– Очень хорошо, – читая поэму мальчика, констатировал один из известных в городе поэтов, Аркадий Лещинский. – Один из твоих дедушек был, кажется, Аладьин?
Игнат улыбнулся.
– Вы его знали?
– А как же? Талантище! Дочери своей он дар не передал. Мать у тебя, насколько я знаю, в медицину подалась. Зато ты взял за двоих, – обернувшись к стоящей рядом писательнице Феодоре Аксеновой, он заметил:
– Публикуем его в очередном номере нашего альманаха. Ты прочти, прочти!
Аксеновой стихи тоже понравились.
– Представляешь, – сказала она, положив мальчику руку на плечо, – родители откроют первую страницу – а там твоя фамилия. Даже если они не успеют приобрести очередной выпуск, авторам мы даем его бесплатно.
Эти слова не наполнили Хомутова-младшего ни гордостью, ни радостью. Он чувствовал: увидев литературные попытки сына, Вадим Петрович все загубит на корню.
– Я хотел бы показать им сразу несколько номеров, – сказал он Аксеновой, – потом, когда напечатаюсь несколько раз.
– Почему же? – удивилась женщина.
Он потупился:
– Есть причины.
– Ну, смотри.
Когда подобных альманахов накопилось достаточное количество, мальчик приготовился к разговору с родителями. Несколько дней он вынашивал план, как сказать об этом, но его желанию помешала война. С первых же ее дней отец и мать направились в военкомат, надеясь попасть на фронт, однако власти города назначили их начальниками двух госпиталей, где родители и трудились до конца Великой Отечественной. Виктора забраковали: давала знать старая рана. Кроме того, отряды милиции, которые он сформировал, нужны были в городе. Вадим продолжал ходить в школу, находившуюся в вырубленном в скале бомбоубежище. Здесь было оборудовано два класса, огороженных один от другого географической картой. Дневной свет сюда не проникал. Нередко выключали освещение, и занятия шли при свечке или в темноте. Во время бомбежек убежище наполнялось взрослыми, и тогда письменные работы заменялись устными. Учителя строили свой рассказ так, чтобы было интересно и взрослым. С улицы доносились гулкие разрывы бомб, вздрагивала земля. Какая же нужна была выдержка учителя, простой девушки-комсомолки, чтобы сохранить спокойствие и передать его ученикам и людям, укрывшимся от снарядов.
От ужасов войны дети взрослели не по дням, а по часам, в свободное время помогая фронту: ухаживали за ранеными, собирали бутылки для зажигательной жидкости, которыми потом бойцы отбивали танковые атаки, цветной металлолом (его очень недоставало работающим предприятиям), старшие школьники бесстрашно тушили «зажигалки» во время вражеских налетов. Игнат с друзьями часто приходили в госпиталь, интересуясь, не нужна ли сегодня раненым их кровь. Врачи нередко прибегали к помощи добровольных доноров.
Родному городу Хомутовых повезло. Гитлеровцы не дошли до него, ограничиваясь воздушными налетами. Голодный, наполовину разрушенный, но все же свободный, Приреченск продолжал жить своей жизнью. В грозные военные дни лучшим другом Игната стала толстая тетрадь в клеенчатой обложке. Мальчик не расставался с ней, в короткие часы затиший записывая стихотворения. Даже война не убила в нем желание писать.
Пришла долгожданная победа. Вместе с другими горожанами семья Хомутовых вышла на центральную площадь города, любуясь салютом. Вадим Петрович, обняв сына, сказал:
– Теперь можешь готовиться к поступлению. Через год тебя ждет институт.
Игнат кивнул, решив осенью посетить литературную студию, принеся с собой стихи военных лет. Родителям он их не показывал. Однако встреча с собратьями по перу произошла раньше. Однажды, идя по улице, парень услышал знакомый раскатистый бас:
– Игнаша! Ты ли это?
– Аркадий!
Секунда – и молодой человек очутился в крепких объятиях Лещинского.
– Как ты, дорогой?
– Нормально. А вы?
Поэт почти не изменился. Те же густые волосы пшеничного цвета, чуть-чуть, правда, подпорченные сединой, те же яркие голубые глаза, та же широкая улыбка.
– Я только вчера приехал, – пояснил он товарищу. – Ты читал газеты?
– Иногда.
– Тогда должен был обо мне слышать.
– К сожалению...
Лещинский не обиделся:
– Я, брат, пол-Европы пропахал в должности военкора. Был три раза ранен. А уж наград боевых не счесть!
Игнат с восхищением смотрел на него:
– Поздравляю.
– Благодарю.
Оба рассмеялись.
– Стихи не забросил? – поинтересовался Лещинский – Ты же у нас талант.
– Нет.
– Тогда приходи завтра ко мне домой, – он вытащил потрепанный блокнот, вырвал лист и изгрызенным карандашом написал адрес. – Подойдут все, кто остался жив, – лицо его помрачнело. – Многих война скосила. Тяжело далась нам победа.
Они помолчали, почтив память павших.
– Ну, придешь?
– Могу только после школы.
– Отлично, – Аркадий потрепал его по плечу. – Раньше шести вечера все равно не соберемся.
Этого момента Игнат ждал весь день. Четыре долгих года он никому не показывал свои произведения. И вот пришло время.
К Аркадию он явился без опозданий. Лещинский проводил его в маленькую комнату, где за накрытым столом уже сидело несколько человек.
– Узнаете коллегу?
Хомутов окинул присутствующих взглядом. С двумя он встречался и раньше – с Зинаидой Шлаковой и Егором Мацаревым. Остальных видел впервые.
– Зинку и Егора ты, наверное, помнишь, – Аркадий указал на двух других. – А это наши городские прозаики – Семен Лежнев и Игорь Сопкин. Сейчас подойдут Владислав и Стасик.
Через полчаса литературное общество собралось в полном составе.
– Восемь человек, – констатировал хозяин. – Сколько нас было до войны, помните?
– Двадцать восемь, – уточнила Зина, которая вела специальный журнал.
Лещинский вздохнул:
– В прежнем составе мы уже не соберемся. Пятнадцать человек погибло, десятеро пропало без вести. Предлагаю почтить их память минутой молчания.
Все встали.
– Выпьем за наших товарищей, геройски отдавших жизнь за страну, – Аркадий наполнил рюмки. – Наша с вами задача – по возможности увековечить их в стихах. Я так считаю.
Никто не спорил. Сев за стол, члены студии начали обсуждать план работы объединения.
– У нас есть возможность выпустить альманах? – спросила Зинаида.
Хозяин кивнул:
– А почему нет? Кто принес стихи на военную тематику?
Руки подняли все. Лещинский улыбнулся:
– Вот и хорошо. Один номер, считай, у нас есть. Оставите мне свои тетрадки, подборку сделаю сам.
В тот день не говорили о творчестве, не читали произведения. Страшная война плугом прошлась по каждой судьбе, и люди вспоминали о ней, о тех испытаниях, которые выпали на их долю в это время. Разошлись далеко за полночь.
– Я найду тебя, – пообещал на прощание Аркадий, стиснув руку Игнату. – Жди.
Долго ждать не пришлось. Лещинский появился через два дня. Подкараулив Игната у школы, мужчина бросился ему навстречу:
– Ты гений!
Молодой человек удивленно взирал на взлохмаченного раскрасневшегося друга.
– Ты пьян?
– Нисколько, – мужчина обнял его за плечи. – Я прочитал то, что ты мне дал. Какие стихи! Другие на их фоне просто блекнут. Какая сила! Короче... – он сделал паузу.
Хомутов пристально посмотрел на товарища.
– Что?
– Я послал их в Москву Константину Симонову.
– Самому Симонову? Да ты рехнулся!
Лещинский расхохотался:
– Это ты рехнулся, раз не замечаешь очевидного, – он дотронулся до руки Игната. – Ты талант, парень! Тебе нужно получать литературное образование.
– Кончай трепаться! – оборвал его молодой человек, слушая эти слова, как сладкую музыку, и не веря своим ушам. – Так ты серьезно послал их Симонову?
– Разве я похож на брехуна?
Хомутов побелел, потом покраснел:
– И когда, по-твоему, придет ответ?
– Думаю, нас не заставят ждать.
– Как же ты вышел на Симонова?
– Как военных корреспондентов, судьба не раз сводила нас на фронте. Ну, прощай, брат, – Лещинский поправил черную кепку. – Небось, тебя родители заждались. Да и мне кучу дел надо сделать.
Кивнув младшему товарищу, Аркадий скрылся в переулке, а Игнат еще долго смотрел ему вслед. Придя домой, парень ни с кем не поделился неожиданной радостью, которая обрушилась на него. Решил дождаться ответа из Москвы.
Лещинский нашел его через неделю. Помахивая перед носом Игната большим конвертом, он загадочно улыбался.
– Вскрываю при тебе!
Хомутов почувствовал, как дрожит.
– Давай, не тяни!
Ловко вытащив из конверта сложенный листок, товарищ развернул его и стал читать:
«Уважаемый Аркадий! Здравствуйте! Разумеется, я вас очень хорошо помню. Рад, что и вы меня не забыли. Мне очень понравилась ваша идея – выпустить сборник стихов, посвященных войне, памяти тех поэтов, которые, к сожалению, не дожили до этого прекрасного дня. Этим я уже начал заниматься и рад, что вы оказали мне помощь – выслали стихи авторов Приреченска. Подборка, должен признаться, великолепная. Что же касается Игната Хомутова, на чье творчество вы советовали обратить внимание, хочу сказать: это совершенно справедливо. Парень, бесспорно, талантлив. Вчера показал его стихи Твардовскому. Он считает, что мы должны выпустить отдельную книжку, и я с ним согласен. Того, что вы прислали, разумеется, для сборника мало. Дайте мне его адрес, или пусть он сам свяжется со мной. Поверьте, Хомутова ждет большое будущее. С уважением, Симонов».
Еле дослушав до конца, Игнат сжал кулаки. Парня бросало то в жар, то в холод.