Трижды одинокий мужчина - Ольга Баскова 15 стр.


В конце концов соперники переигрывали мяч. Игра затягивалась. Зорина стала посматривать на часы. Нет, она с удовольствием посидела бы в зале сколько надо, но вдруг по окончании игры Виктор Юрьевич решит отправиться на работу и перенесет встречу с ней?

– Матч-болл! – сильная подача Мочалова разрешила все страхи девушки. Измученный соперник запустил мяч в сетку.

– Сегодня твоя взяла. Не хочешь отыграться?

– Меня ждет дама, – Виктор Юрьевич окинул взглядом трибуны и встретился глазами с Катей. – А вот, кажется, и она.

Мужчина помахал ей:

– Если вы та самая Зорина, спускайтесь к нам.

Журналистка послушно спустилась вниз. Мочалов галантно поцеловал ей руку и представил партнера:

– Девятинин Сергей Иннокентьевич.

– Очень приятно.

Сергей Иннокентьевич, понимая, что его друга ждет важный разговор, подхватил сумку с ракетками и направился в раздевалку:

– Приятно было познакомиться, Катя. До скорого, Витек.

– Я полагаю, здесь разговаривать не слишком удобно, – Мочалов взял Зорину за локоть и повел в комнату отдыха, расположенную за кортом. – Чувствуйте себя как дома.

Девушка уселась на мягкий диван, а мужчина – в широкое кресло-качалку.

– Итак, я вас слушаю.

Журналистка потупилась:

– Поверьте, мне очень неловко затрагивать больную для вас тему...

– Убийства моих родителей? – перебил ее Виктор Юрьевич.

Катя открыла рот:

– Я слышала, это был несчастный случай.

Мочалов горько рассмеялся:

– Так для некоторых и осталось, ибо кто желает расследовать дело без мотива и улик?

– А вы все же уверены в том, что совершилось преступление?

Мужчина откинулся на спинку кресла:

– Еще тридцать лет назад я пытался втолковать этим тупоголовым или преследующим какие-то свои цели сыщикам, что камин в маминой комнате был, что называется, декоративным, то есть чисто символическим. Разжигать его по вечерам, как говорилось в протоколах, нам никто просто не позволил бы. Если, придя домой усталым, отец по какой-то причине забыл про чайник и не учуял запаха газа, взрыва не должно было быть.

– Вы уверены?

– Как и в том, что я Мочалов.

Зорина потупилась:

– Кому же понадобилось убивать ваших родителей?

– Не родителей, – поправил ее Виктор Юрьевич, – только отца.

– Но зачем?

Мочалов-младший пожал плечами:

– Я не вмешивался в дела папы. Да и какие, собственно, могут быть дела у профессора, заведующего кафедрой? Курсовики, дипломы, диссертации, научные работы. Представить себе, что, возможно, кто-то, недовольный оценкой, решил таким образом убить двух зайцев – уничтожить свою работу и свести счеты с отцом, – согласитесь, было бы просто нелепо.

Журналистка кивнула:

– Кроме того, покойный родитель имел доброе сердце, – продолжал Виктор Юрьевич. – Пересдачи не являлись для него чем-то из ряда вон выходящим, наоборот, даже поощрялись. «Если студент все же выучит материал, пусть позже, – говорил он, – это моя победа».

Девушка задумалась:

– Следуя вашей логике, можно предположить: кто-то в тот вечер навестил ваших родителей, причем хороший знакомый, потому что, как я поняла, никаких следов взлома не наблюдалось.

Мочалов кивнул:

– Вы правы.

– Организовав взрыв так, чтобы все смахивало на несчастный случай, неизвестный покинул квартиру, не попавшись никому на глаза, – рассуждала девушка. – Ведь милиция не нашла свидетелей?

– Именно так.

– И труп Юрия Борисовича не вскрывали?

Мужчина отрицательно помотал головой:

– Представьте себе, вскрывали и ничего не обнаружили. У меня есть заключение, подписанное некой Вандой Лизиной, не захотевшей даже разговаривать со мной. А ведь когда-то она училась у моего отца!

– Вы сказали – Ванда Лизина?

– Да. В девичестве – Маевская. После окончания медицинского устроилась патологоанатомом в морг при седьмой городской больнице.

Катя вздохнула:

– Она действительно ничего вам не сказала?

Виктор Юрьевич стал делать упражнения для шеи.

– Просто сунула под нос заключение, прощебетала, что ей нечего добавить, и посоветовала идти и готовиться к похоронам.

– А вы...

– А я отправился к следователю. И он тоже не захотел меня слушать, – Мочалов горько усмехнулся. – Нет, формально он провел кое-какую работу. Но она не принесла никаких плодов. Вездесущие бабушки-старушки, коротавшие дни на лавочке, видели, как отец подъехал после работы, однако чтобы кто-то заходил к нему после этого...Нет, нет и еще раз нет!

Зорина улыбнулась:

– Откуда такая точность?

– С момента появления папы в квартире (они определили его по зажегшемуся в кухне свету) до момента взрыва в подъезд вообще никто не заходил.

– Вот как?

– Да.

– На Юрия Борисовича сильно подействовала смерть Александра Проскурякова? – сменила тему журналистка.

– Разумеется, – на лбу собеседника появились крупные капли пота. – Он до конца не верил в естественность этой смерти.

Катя почувствовала, как сильно застучало сердце:

– Он подозревал убийство?

– К сожалению, мы так и не успели поговорить об этом.

– Ясно, – Зорина пристально посмотрела на сидящего напротив мужчину. – Скажите, а почему Юрий Борисович выделил именно Проскурякова? Ведь среди его студентов были Карякин и Хомутов?

Мочалов растянул в улыбке тонкие губы:

– Мой отец ни про кого в жизни не сказал ни одного плохого слова. Он придерживался библейской фразы: «Не судите да не судимы будете». Эти парни обращались к нему с просьбой взять их под свою опеку. Папа отказал. Когда я спросил почему, знаете, что он ответил? «Представь себе медицину в образе прекрасной женщины. Миллионы мечтают добиться ее благосклонности. Некоторые, уже не надеясь на взаимность, пытаются брать ее силой. Другим она отдается сама. Александр Проскуряков – именно тот счастливчик, к которому медицина просто горит желанием упасть в объятия».

Девушка рассмеялась:

– Интересное сравнение.

Мужчина кивнул:

– По крайней мере, многое объясняющее.

Катя хотела еще что-то добавить, но тут зазвонил ее мобильный.

– Алло! Костик, это ты?

Радостный Скворцов сообщил, что экспертам удалось восстановить кое-что на бобине и теперь он рад ехать за женой хоть на край света, чтобы она насладилась записью.

– Дуй в теннисный клуб, – бросила супруга, отключая телефон и вставая с уютного дивана. – Спасибо за приятную беседу. Мне пора.

Мочалов задержал в своей широкой ладони ее маленькую руку:

– Прошу вас, если вы что-то узнаете...

– Я обязательно сообщу.

Глава 30

Дыша свежим воздухом и поджидая Константина, Катя продолжала размышлять. Итак, встреча с Мочаловым нисколько не продвинула вперед ее расследование. Безусловно, теперь она знает, что девушку на фотографии, влюбленно пялящуюся на Хомутова, зовут Вандой Лизиной и она работает или работала в городском морге. Что это дает? Ровным счетом ничего. В деле появился еще один убийца, который отправил на тот свет Проскурякова и Мочалова, а затем и Хомутову. Спрашивается, зачем? Зорина достала из сумки фотографию и стала пристально разглядывать студентов, словно надеясь увидеть на пожелтевшей от времени бумаге решение задачи. Хомутов и Проскуряков по-прежнему широко улыбались в объектив, Ванда Маевская по-прежнему пожирала глазами Игната. Неожиданно Катя вздрогнула. Ей показалось, что она уже видела Ванду. Оставалось вспомнить самую малость – где?


К приезду Зориной Киселев и Кулакова сообразили сладкий стол, намереваясь услышать из уст журналистки очередную потрясающую историю, однако Катя была немногословна.

– Я разрешу вам послушать, – не обращая внимания на делавшего ей знаки мужа, ответила она. – Но все остальное... Ребята, я прошу прощения... Если мой материал – правда, а не кошмарное, но все же случайное стечение обстоятельств, вы узнаете об этом первыми. В противном случае я просто похороню его в мусорном ведре.

Павел помрачнел:

– А мы тут так старались...

– Не мы, а Михалыч, – поправила его Лариса, сразу встав на сторону подруги. – Она права. Врубай запись.

Киселев подошел к старому бобинному магнитофону и усмехнулся:

– С тебя бутылка за это чудо техники. Еле откопал у Асиного отца на даче.

Журналистка махнула рукой:

– Непременно. А теперь включай, не тяни резину.

Киселев нажал нужную кнопку:

– Предупреждаю, восстановить удалось не все.

– Довольствуемся тем, что есть.

Издав страшное шипение и хрипение, динамик выбросил первые членораздельные звуки. Резкий женский голос наполнил комнату:

– Значит, Галина Петровна, не договорились.

– Нет, – судя по всему, отвечающей была Болотова.

– Посудите сами, – продолжала незнакомка. – Большей суммы мы вам дать не можем. Ну где мы ее разыщем? Сколько получают врачи, вы знаете не хуже моего.

– И все же вы предлагаете мне мало, – упрямо сказала Галина Петровна. – Во-первых, я одинокая женщина, и мне предстоит поднимать двоих детей. Во-вторых, придется поплатиться безупречной репутацией.

Собеседница хмыкнула:

– Ваша репутация не пострадает. В конце концов, ребенок остался жив. А что определенное количество рожениц гибнет при родах – об этом знают все. Мой совет, милочка: берите деньги, пока дают. Вы же не хотите своей глупостью и упрямством навлечь беду на всю семью?

– Мне уже угрожаете? – резко бросила Болотова.

– Ни в коем случае, – гостья рассмеялась противным квакающим смехом. – Это простое предупреждение. Держите.

– Если со мной что-нибудь случится, – начала Галина Петровна, но женщина прервала ее:

– Знаю, знаю. Вы написали длинное письмо адвокату, где изложили все по порядку. Такой прием используется в дешевых детективных романах. Разумеется, дорогая моя, мы будем иметь это в виду.

Послышался шелест бумаги. Возможно, Галина Петровна взяла предложенные деньги и начала пересчитывать.

– Можете не трудиться, – заметила гостья. – У нас как в аптеке.

Гинеколог выдержала паузу:

– И все-таки вы не успокоитесь, – сказала она.

– Главное, чтобы успокоились вы, – раздался щелчок: вероятно, собеседница Болотовой захлопнула сумочку. – И не вздумайте нас беспокоить, напоминая о своем трудном положении. Больше вы не получите. Дальнейший шантаж не приведет ни к чему хорошему. До свидания».

Вероятно, Галина Петровна что-то произнесла на прощание, однако покалеченная пленка выдала лишь шипение. Лариса Кулакова посмотрела на Катю:

– Тебе знакомы эти голоса?

– Голос – нет, но понятно, кому заплатили...

– Можно поинтересоваться, кто она?

Зорина улыбнулась:

– Лариса, этим событиям миллион лет. Если это и разговор двух преступниц, в связи со сроком давности дело не будет возбуждено.

Кулакова кивнула:

– Понятно. А тебе все нужно для новой книжки. Что ж, удачи.

– Пока.

Махнув друзьям рукой на прощание, Катя вышла из душного кабинета. Супруг бросился следом:

– Тебя проводить?

Жена нежно обняла его:

– Опять гонять две «Жульки»? Ты забыл: сегодня я тоже на машине.

Константин подавил улыбку:

– Ничего я не забыл. Просто приятно, когда ты рядом, пусть не совсем, пусть сзади, на своем авто.

Поцеловав заботливого мужа, журналистка уселась в машину.

– Будь осторожна! – крикнул ей Скворцов. – Я буду названивать тебе каждые полчаса.

– Прекрасно.

Выехав на шоссе, девушка подумала: как хорошо, что Костя не спросил, куда она направляется. По правде говоря, она и сама этого не знала. Ей захотелось найти уединенное место, где можно было бы привести в порядок свои мысли, и она повернула к маленькому летнему кафе, находящемуся на набережной. Это приятное заведение они с Костей просто обожали, летом просиживая в нем часами. Владелец кафе, выбрав очень удачный кусочек возле реки, не стал вырубать росшие здесь в изобилии березы и ели, а поставил столики и скамейки прямо между ними. Прохлада сохранялась даже в самые жаркие дни. Зимой над столиками и скамейками натягивались тенты, и желающие могли получить гамбургер с горячим кофе или чаем. На счастье девушки, сегодня здесь никого не было. Поставив машину на ближайшей стоянке, Катя направилась к столику и уселась на скамейку. Юркая белокурая девица в лисьем полушубке сразу подбежала к единственной посетительнице:

– Чай, кофе?

– Кофе, пожалуйста. – Зорина достала сумочку. – И горячий бутерброд.

– С цыпленком, сыром, колбасой?

– С цыпленком.

– Будьте добры немного подождать.

Зорина доброжелательно кивнула и, достав блокнот, принялась делать обычные пометки. Итак, что мы имеем после разговора с Мочаловым и прослушивания пленки? Инну Хомутову, несомненно, убили, вколов ей лекарство, разжижающее кровь. Болотова это усекла, связалась с преступником, ей предложили деньги. Будучи в стесненных материальных обстоятельствах, врач взяла их, пообещав держать язык за зубами. За что же, в таком случае, с ней свели счеты, не побоявшись компромата, о котором она честно предупредила? Или подумали, что при таком способе убийства вряд ли что сохранится в квартире? И вообще, был ли у убийц другой выход? Дети Галины Петровны жили очень скромно, дочь осталась с двумя малолетками, спонсор нужен позарез. Не попыталась ли старушка опять пошантажировать бывших клиентов? Вполне возможно. Ну, и поплатилась за опрометчивый поступок.

Ладно, с ней более-менее ясно. Теперь перейдем к Инне Хомутовой. То, что ей помогли покинуть этот мир, сомнений не вызывает. Остается только ответить на вопрос: зачем? Кому нужна была ее смерть? Карякину? Допустим, так. И что с того? Впрочем, жена Хомутова могла оказаться нежелательной свидетельницей какого-нибудь поступка или разговора. Не для того ли будущий профессор шастал к ней в роддом, чтобы уговорить молчать? Возможно, молодая женщина не согласилась, решив таким образом свою судьбу, или убийцы побоялись оставлять ее в живых. Но что она могла видеть или знать?

В этот период произошло два знаменательных события. Во-первых, ни с того ни с сего умер Александр Проскуряков. Во-вторых, кто-то украл у него наброски диссертации. С поджогом квартиры профессора Мочалова все яснее ясного. Страдающий рассеянностью Александр оставил один экземпляр ему, тот прихватил рукопись домой, а не запер в кабинете. Вот за этим-то экземплярчиком и приходил преступник. Интересно, что было такого в диссертации?

– Вот ваш кофе и бутерброд, – девушка-снегурочка, как мысленно окрестила ее Катя, принесла на подносе дымящийся заказ.

– Большое спасибо.

Впившись зубами в сочное мясо, журналистка пришла к выводу, что главный подозреваемый – профессор Карякин. Однако возник еще один вопрос: кто та дама, разговаривавшая с Болотовой? Сообщница профессора, это понятно, но кто именно? Его жена? Катя почувствовала, как вспотели ладони. Если она на правильном пути... Стоп, а мотив? В тот момент Анатолий Иванович не интересовался гепатитом. Поэтому мотив остается один – месть из зависти. Почему Игнат Вадимович резко прервал дружбу с умным и амбициозным коллегой? Ответ напрашивается сам собой. Карякин решил отомстить. Его мелочная натура не могла допустить, чтобы бывший дружок обгонял его по всем показателям. Зорина глотнула горячий кофе и поморщилась. Ей необходимо съездить к Карякиным и добыть образец голоса жены профессора.

Звонок мобильного резко прервал ее размышления.

– Катенька, здравствуйте!

– Добрый день, Игнат Вадимович!

– Как ваше здоровье?

Девушка почувствовала, как краснеет. Обманывать даже на расстоянии было для нее непосильным трудом.

– Спасибо, гораздо лучше.

– Ну и слава богу, – Хомутов откашлялся. – Признаться, я жду не дождусь продолжения нашей работы. Когда навестите старика?

– Очень скоро, – она сделала еще глоток. – Не думайте, я не бездельничаю. Можно сказать, десятая часть нашей книги уже написана.

Игнат Вадимович присвистнул:

– Вы умница.

– Но мне нужны кое-какие сведения.

– Пожалуйста.

Зорина сделала паузу:

– Видите ли, я встречалась с вашим куратором, Ниной Антоновной Савиной.

Академик издал радостный возглас:

– С нашей Ниночкой? И как она?

– Прекрасно. Благодаря ей мне удалось кое-что насобирать.

– И что же?

– Скажите, – вопросом на вопрос ответила журналистка, – почему вы порвали с профессором Карякиным?

– Это необходимо знать?

– Разумеется.

Хомутов замолчал. Катя не отставала:

– Это тайна?

– Да какая там тайна! – Игнат Вадимович причмокнул с досады. – Анатолий, безусловно, талантливый, но ужасно завистливый человек. Когда он прилепился ко мне и Проскурякову, мы с удовольствием приняли его в нашу компанию. Однако дальше... Карякин бесился буквально по мелочам, тяжело переживая малейшую нашу удачу. Еще одним ударом стала для него моя женитьба на Инне Левитиной, ведь он первый положил на ее глаз, и вовсе не из-за того, что она понравилась ему. Просто ее столичный папа-профессор мог сделать для него гораздо больше, чем собственный отец.

– Понятно. А что вы можете сказать по поводу смерти вашего друга Проскурякова?

– Верите, но я до сих пор плачу при воспоминании об этом, – мужчина вздохнул.

– Кое-кто считает, что его смерть была насильственной.

На мгновение академик потерял дар речи:

– Значит, Карякин?

– Я пока никого не обвиняю. Вы слышали про гибель Болотовой?

– Да, – тихо ответил Игнат Вадимович. – Еще одна неприятная для меня тема.

– И вы никогда не задавались вопросом, почему ваша жена истекла кровью при полном здравии?

– Галина Петровна не виновата, – мужчина тяжело задышал, – я присутствовал в тот день в роддоме. Все началось довольно неожиданно.

– После того, как Инне сделали инъекцию гепарина?

– Откуда вы знаете?

– Болотовой показалась странной эта смерть, и она взяла у вашей жены кровь на анализ.

– Подождите, подождите, у меня схватило сердце, – Игнат Вадимович запинался, словно ему не хватало воздуха. – Мне надо принять лекарство. Прошу вас, не продолжайте. Говорить вот так на эту тему без подготовки мне трудно. Можете подъехать?

Назад Дальше