— Да уж.
Она жестом показала на оружие в кобуре, которое открыто носила на бедре.
— С сегодняшнего дня я не скрываю того, что практически все время вооружена и для большинства здешних людей, я — официально на службе.
Решение это было принято сегодня утром, после отъезда Эша.
— Я не хотела, чтобы так было, потому что из-за этого некоторые люди с гораздо меньшей вероятностью будут говорить со мной. Но, подумав немного, я решила, что я больше рискую без оружия, чем когда я вооружена.
— Особенно учитывая тот факт, что ты такая крошечная.
— Да, я знаю, что не выгляжу слишком уж угрожающе. Оружие заставляет людей подумать дважды. Остальные мои преимущества исчезли, поэтому это мне просто необходимо.
Гордон сжал губы.
— Я буду рад распустить слух, что ты настоящая фурия, когда дело доходит до рукопашной. И я не солгу.
— Особо не старайся, — пожала плечами Райли. — Но если поднимется эта тема, почему бы и нет? Кем бы этот парень ни был, я хочу, чтобы он думал, что застать меня врасплох во второй раз будет не так легко.
И прежде чем Гордон смог что-либо сказать, Райли подняла руку и произнесла:
— И это так же значит, что я впредь не буду выходить ночью из дома одна.
— Позвони мне, — сказал он. — Я впутал тебя во все это, поэтому, черт возьми, тебе лучше позвонить мне в следующий раз.
— Верь мне, когда я говорю, что не хочу близко подходить к уроду, вооруженному шокером, во второй раз. Если мне нужно будет провести какое-то следственное мероприятие ночью, я позвоню тебе, — с чувством произнесла она.
— В любое время.
— Я знаю. Спасибо.
Райли сделала шаг по направлению к дорожке, которая привела бы ее к дому Гордона со стороны улицы, но затем остановилась и, нахмурившись, посмотрела на него.
— Гордон? Что происходит в Чарлстоне?
Минуту он ошеломленно молчал, а затем сказал:
— А, ты имеешь в виду убийства?
— Если это — то, что происходит. Убийства?
— Да. Очевидно, там орудует серийный маньяк. И он — действительно ужасен — тела его жертв практически покромсаны на части. И я полагаю, он убивает уже какое-то время, но полицейские собрали все факты воедино лишь неделю назад, по крайней мере, согласно газетам Чарлстона. Ублюдок выбирает своими жертвами туристов — только мужчин; и все буквально в шоке из-за этого.
— Надо думать.
Неожиданно, несмотря на жаркое июльское солнце, Райли охватил озноб. «Не может быть. Почерк другой. В стране сейчас, должно быть, орудует сотня серийных убийц…»
Гордон наклонился, чтобы проверить ведро с наживкой и добавил:
— Газеты называют его Собиратель. Кажется, что он оставляет блестящую новенькую монету на каждом теле. Ладно, не на телах. Внутри тел, после того как заканчивает резать их на куски. Думаю, они с такой же легкостью могли назвать его Убийца на Игровых автоматах, но…Райли? Ты в порядке?
Она подумала, что может, солнце спряталось за тучу, и поэтому ей стало так холодно. Поэтому все сразу же стало темным, и она едва чувствует ладонь Гордона на своей руке. Но она знала, что на небе не было ни облачка и солнце по-прежнему жарко светит — был нормальный летний день.
Нормальный. Конечно же, это была ложь.
«Потому что день не нормальный. Если он вновь вышел на охоту, ничего больше нельзя назвать нормальным. Призрак не может охотиться. А он должен быть призраком. Он мертв.
Я убила его».
2 года назад
Ночью в Новом Орлеане неожиданно похолодало, и это устраивало Райли. Она любила жару, когда была на пляже или в бассейне, но в других случаях жара ей не нравилась. Особенно ночью, и особенно в ночь, когда ей, возможно, придется быстро двигаться.
Ее отвлекал хаос чувств, которые ночью во Французском квартале обрушивались со всех сторон, что и так было достаточно плохо, а если придется справляться еще с мокрой от пота одеждой… Хотя, на ней была надета лишь самая малость.
— Эй, милашка, как насчет свидания?
— Сегодня я не работаю, — ответила она.
Он удивленно посмотрел на нее и нервно коснулся нитки бус, продающихся на Марди Гра [4]; роль бусинок выполняли головы пришельцев. Бусы казались безвкусным пятном на его цветных шортах и разноцветной рубашке.
— Ах, брось, не будь такой, милая. Я могу заплатить за комнату.
— Уверена, так и есть, парень, но мне это не интересно.
Она говорила скучающим тоном, не переставая осматриваться — еще не хватало того, чтобы ее арестовали за приставание к мужчине. И Райли весь вечер следила за копами, которые пешком патрулировали улицу.
Из-за этого ее работа — та, для выполнения которой она сюда приехала, становилась еще сложней. И она уже, по крайней мере, в десятый раз пожалела, что надела столь откровенный наряд, который хоть и позволял ей легко смешаться с праздничной толпой, но в то же время привлекал к ней нежелательное внимание.
«Он никогда не заметит меня, но, черт возьми, каждый встречный парень от пятнадцати до шестидесяти пяти лет обращает на меня внимание. Я могла черт возьми разбогатеть. Возможно, надо было встать поближе к туристам и подальше от уличных проституток».
Хотя нельзя было сказать, что между этими двумя, казалось бы, противоположными, группами была большая разница, учитывая откровенную летнюю модную одежду. Кроме того, она хотела выглядеть скорей как местная, нежели как туристка, и очевидно достигла этой цели.
Понимая, что потенциальный клиент проститутки все еще стоит рядом, Райли добавила резкости в свой голос:
— Послушай сегодня ночью у меня выходной, понятно? Найди другую подружку.
Он помедлил, пристально разглядывая ее с ног до головы с явным разочарованием, а затем вздохнул и отошел.
Райли решила, что она выглядит слишком доступно просто стоя на одном месте, поэтому начала медленно прогуливаться вдоль тротуара, позволяя движущейся толпе подхватить себя.
Это должен быть Новый Орлеан. Она была уверена в этом. Она следовала за убийцей от Мемфиса до Литл-Рока, и была на шаг позади него в течение месяцев. Изучала искромсанные тела, которые он оставлял полиции, стараясь забраться в его разум достаточно глубоко, чтобы сделать больше, чем просто догадываться, где же он нанесет свой следующий удар.
Тогда, в Литл-Роке, смотря на кровавое место его последнего убийства, что-то внутри нее прошептало: «Бирмингем». Она помедлила, спрашивая свои инстинкты, свое ясновидение, то, что старалось ее направлять — чем бы оно ни было.
Но она не ошиблась — его следующая жертва умерла в Бирмингеме. И Райли приехала как раз вовремя, чтобы увидеть еще одно место, где произошла кровавая резня.
Но тогда ее собственный гнев из-за того, что она вновь приехала слишком поздно, чтобы помочь жертве, практически заблокировал ее, но даже сквозь это бешенство она услышала шепот. «Новый Орлеан».
«Я буду в Новом Орлеане, малышка. Встретимся там».
Она не рассказала Бишопу об этом, когда докладывала. Возможно, это всего лишь ее воображение, убеждала она сама себя. Ведь она не была телепатом и, не могла слышать голос убийцы у себя в голове. Поэтому своему боссу она сказала лишь, что уверена — Новый Орлеан будет следующим местом преследования.
И теперь она была здесь. Месяцем позже.
И пока ничего.
В Новом Орлеане было практически невозможно скучать, но Райли чувствовала, как ее терпение висит на волоске. Убийца наносил удар, по меньшей мере, девять раз; Бишоп чувствовал, что возможно были и жертвы ранее, которые не были найдены или их не связали с этим убийцей. А Бишоп обычно не ошибался в таких вещах, и единственная вещь, в которой она после месяцев изнурительных попыток была уверена, — он нацеливается на продавцов или путешествующих торговых представителей какого-либо рода.
— Это имеет смысл, — согласился Бишоп. — Он знает города и городки, которые навещает. Поэтому он знает, где вести охоту. Знает все местные бары. Ему требуется не больше нескольких ночей, чтобы понять, кто же является завсегдатаем этих мест.
— Да, и выбрать себе цель. Но почему семейные люди — парни, которые остановились выпить банку или две пива по дороге с работы домой? Зависть? Потому что у них есть то, чего нет у него?
— Может быть. Зависть. Негодование. Злость. Или просто ярость. Потому что все это так нечестно. Потому что они нормальные, а он — нет.
— Думаешь, он знает это? Знает, что он не нормальный?
— Какая-то часть него знает.
Бишоп помедлил, а затем спокойно добавил:
— Я надеюсь, ты подключилась именно к этой части, Райли. Потому что другая его часть такая же черная, как сам ад, чистое зло и это — не то место, в котором ты бы хотела оказаться.
— Я — не телепат.
— Нет, ты — сверхчувствительный ясновидец и ты помешалась на этом парне. А это значит, ты позволяешь его работе просачиваться в твои мысли, в твои эмоции, в каждую твою пору. Это — опасно. Я предупреждал тебя — не подходи слишком близко.
— И ты знал, что так и будет, — сказала она, и это было совсем не обвинение. — Когда это все началось. Когда ты нанял меня.
— Да. Я знал.
Слыша или чувствуя то, что возможно выражало сожаление внутри него, она сказала:
— Все нормально. Я тоже это знала.
— Хотел бы я, чтобы это помогло, — произнес Бишоп. — Будь осторожна, Райли. Будь очень, очень осторожна.
И сейчас, три недели спустя после того телефонного разговора, Райли была напряжена, раздражена и начала понемногу привыкать к окружению. Ночью на Бурбон-стрит было шумно и красочно, витал запах, которого не было ни в одном другом городе мира.
Люди заполняли улицы, некоторые из них пошатывались и шли нетвердой походкой, их пьяный смех действовал ей на нервы. Пряные запахи каджунской кухни[5] смешивались с затхлостью старых несвежих зданий, с сигаретным дымом и запахом людей. Время от времени направление ветра менялось, и ко всему прочему добавлялся илистый запах реки.
Чуть ниже, примерно посредине улице, было свободное место, очищенное для фокусника, чтобы он мог развлекать толпу. Он говорил громко, весело, очень профессионально. Музыка, которая громко раздавалась из клубов и стрип-баров, на улице смешивалась с печальными завываниями исполнителя в стиле фолк, его открытый футляр из-под гитары для сбора денег лежал перед ним на тротуаре.
Под яркими огнями улицы она видела, что толпа состоит из очень разных людей — начиная от нескольких, одетых в красочные костюмы, которые очевидно остались от карнавала Марди Гра, до женщин и мужчин в деловых костюмах. И где-то в промежутке находились одетые в другую одежду — от джинсов и футболок до коротеньких юбочек или шорт с молодежными топиками, которые завязываются вокруг шеи. И, разумеется, проститутки.
Райли старалась отгородиться от всего этого, пыталась сфокусировать свои мысли только на жертве.
«Ты здесь, ублюдок. Копы пока не знают этого, не знают, на каких улицах бродит охотник. Они не знают. Но я знаю. Я могу чувствовать тебя, как зуд на своей шее. Чувствовать твой запах, как ужасную вонь дешевого одеколона и застаревшего пота.
И потребность. От тебя пахнет потребностью. Сегодня ночью ты чувствуешь потребность убить, так? Прошло так много времени после того, как ты убил в последний раз. Почему ты ждал так долго? Такого раньше не было. Три недели — максимум, но целый месяц — этого никогда не случалось. Почему в этот раз ожидание длится месяц?
Все дело во мне? Ты знаешь обо мне?
Можешь меня чувствовать так, как чувствую тебя я?»
Странное головокружение нахлынуло на Райли, и она споткнулась. Она посмотрела на море двигающихся людей, а затем смогла подальше отойти от людского потока, чтобы рукой облокотиться на здание.
Она понимала, что ее тошнит, во рту был ужасный металлический привкус. Она подняла свободную руку, к губам и посмотрев на нее, увидела на ней кровь.
Языком проведя по полости рта, она так и не смогла найти ни одной ранки, никаких причин для появления крови. Она не чувствовала боли. Тогда почему…
Запах неожиданно забился в ее ноздри, и мгновение она была уверена, что ее руки скользят из-за чего-то вязкого, нож не выскальзывал из ее крепко сжатых рук потому, что он знал, что делает…
«О, Господи. Это он».
Райли поняла, что двигается только, когда прошла мимо полицейских автомобилей, которые блокировали конец Бурбон-стрит, так же как и каждую ночь. Она не остановилась, даже не помедлила. Запах и вкус крови усиливался, и она шла все быстрей до тех пор, пока, наконец, не побежала прочь от толпы, по направлению к тому, что она так не хотела находить.
В какой-то момент Райли вытащила пистолет из сумки; она едва ли осознавала, что делает это. Она понимала лишь, что бежит все быстрей и быстрей, ее легкие горели, и бок болел, когда она, наконец, нашла то, что искала.
Его. То, что осталось от него.
Она стояла на строительной площадке, частично очищенной для нового здания, но на ней не было ничего кроме огромных землеройных машин, которые высились тихо и неподвижно вокруг нее. Равнодушные, бесчувственные свидетели того зверства, совершенного здесь.
Достаточно близко стоял уличный фонарь, поэтому она могла увидеть то, что он оставил в этот раз. Остатки мужского тела, голого и окровавленного. Но только часть него.
Ниже пупка осталась лишь ужасно искромсанная плоть и изрезанные внутренние органы.
Слишком поздно. Райли опоздала. Опять. И вкус крови до сих пор во рту.
«Снова упустила, не так ли? Но не волнуйся, малышка. У тебя будет еще шанс. Увидимся в Мобиле[6]».
Она могла поклясться, что слышала эхо насмешливого хохота, но оно было не в легком ветерке, который обдувал ее.
Он был внутри ее головы.
И в этот раз она знала — это не ее воображение.
Наши дни
— Мы не знаем, что это он. По крайней мере, наверняка, — сказал Бишоп.
Райли села в свою машину возле полицейского управления, прижала к уху сотовый телефон, и она изо всех сил старалась говорить ровно и спокойно.
— Он оставляет монеты, верно? Блестящие, новенькие монеты внутри жертв?
— Это не должно было просочиться в прессу.
— Это не просочилось ранее, мы оба знаем это. И это означает, что убийца — не подражатель.
В спокойный голос Бишопа выражал именно то, чего так не хватало Райли, и даже более того.
— Мы оба знаем, что сотни людей работали над предыдущими расследованиями, поэтому мы не можем быть уверены, что информация не просочилась, несмотря на то, что ее не было в газетах.
— Он мертв, Бишоп. Я убила его.
— Я верю, что ты сделала это.
Райли поняла, что свободной рукой осторожно потирает ожоги на шее, и заставила себя остановиться.
— Один из нас должен посмотреть, что у них есть. Будь уверен. Я могу…
Он не позволил ей закончить.
— Райли, нас не приглашали. И так как наше прошлое расследование официально закрыто, и наш убийца официально снят с учета, все происходящее сейчас в Чарлстоне рассматривается как абсолютно новое дело. И скорей всего в деле о подражателе.
— Полноценный серийный убийца просто появляется из ниоткуда? Если его ритуал укоренившийся, тогда он убивал и ранее.
— Да. Именно поэтому я связался с полицейским — моим другом в Чарлстоне. Он делает мне копии отчетов для неофициального психологического портрета. Я узнаю очень скоро, если это кто-то, кого мы встречали ранее.
— Ты хочешь сказать, что мы скоро узнаем, промахнулась ли я.
У нее во рту был горьковатый привкус, но не привкус крови, который она ощущала в Новом Орлеане.
— Ты не промахнулась. Ты никогда не промахиваешься. Ты выстрелила из своего оружия и попала в Джона Генри Прайса по меньшей мере трижды, и все пули попали прямо в грудь. И он ушел ко дну.
— Они так и не нашли тела.
— Та река никогда не отдает своих мертвецов.
Она сделала вдох и медленно выдохнула.
— Очень удобно, не так ли? Если он просто упал в реку, после того, как я выстрелила в него. Если он выплыл на тот причал и незаметно проделал весь путь до конца, мимо привязанных лодок. Бишоп, что если он планировал все? Он мог бы. Мы оба знаем, что он был достаточно умен. Что если он просто хотел остановиться на некоторое время, скинуть нас со своего следа, чтобы мы перестали дышать ему в затылок? И он знал, единственный способ сделать это — если мы решим, что он умер.
— Райли…
— Ты появился там позже, никого из телепатов или медиумов там не было, чтобы сказать нам точно, что он умер. Одна я. И все, что я могла чувствовать, все, что я смогла ощущать тогда, это — ужас, потому что он подобрался чертовски близко. Потому что я знала, это он лазил в моей голове, а не наоборот.
— Такое случается иногда, когда у хищника, на которого мы охотимся, есть действующая или неактивная способность.
— И ты предупреждал меня. Я знаю.
— Прошло почти два с половиной года, — тихо сказал Бишоп. — Если он был жив, он бы убивал.
— Он мог бы стать более осторожным. Выбирать жертв, пропажу которых не обнаружат. Прятать или уничтожать тела, когда закончил с ними. Ты сам сказал тогда — придание гласности тем способом и тогда, когда он хотел, оставляя тела для того, чтобы их нашли, все это произошло потому, что ему захотелось испытания, для него все стало слишком простым. Он хотел, чтобы мир наблюдал за ним, чтобы все увидели, как он умен. Может быть, сейчас его задача заключается в том, чтобы убедить всех, что он не тот убийца, на которого мы так долго охотились. Может поэтому, он предпочитает убивать туристов, а не местных.
— Может быть, — в конце концов, сказал Бишоп. — Но у нас есть некоторое время, этот убийца, очевидно, работает по расписанию раз в месяц, а его последняя жертва была обнаружена всего несколько дней назад.
— Он убивает одного человека в месяц?