А человек, который может оставаться один, в блаженном уединении, становится буддой. Человек, который может оставаться абсолютно один, прибыл домой. На него снизошло великое благословение. Он суфий.
Третий вопрос:
Ошо, не мог бы ты подарить мне свою машину?
Это вопрос от Ганса Конрада Цандера. Это репортер из Германии, он представляет известный журнал «Штерн».
Приехать из Германии и просить какой-то «мерседес-бенц»? – это все равно что возить уголь в Ньюкасл. И это единственный вопрос, который он задал. Приехать из Германии, из такой дали, представлять очень солидный, известный журнал – и задать лишь этот вопрос? Это говорит о многом.
До того, как стать журналистом, Ганс Конрад Цандер был монахом. Прежнее подавление, видимо, еще присутствует. Он не спросил ни о Боге, ни о медитации, ни о любви – он спросил о машине. Монах еще не умер. Такова уродливость монашества: некоторые вещи вы навязываете себе силой. Ваша бедность навязана. Ваша бедность вам не в радость, вы от нее страдаете.
Монахи становятся бедными из жадности. Они стремятся впоследствии получить райские наслаждения. И они рассчитали, что эта жизнь коротка – особенно если вы христианин: тогда у вас есть только одна жизнь, лишь короткая жизнь – и к тому времени, когда вы начинаете задумываться о жизни, половина ее уже прошла. Так что это вопрос лишь нескольких лет, а затем вечные наслаждения, постоянно и бесконечно.
Если Ганс попадет в рай, то первым, что он попросит, будет «мерседес-бенц»! Прийти ко мне и задать такой глупый вопрос…
Ганс, он твой. Можешь забрать его прямо сейчас. Но прежде, чем ты его заберешь, я должен сказать тебе одну вещь: он мне не принадлежит. У тебя могут возникнуть некоторые юридические проблемы. Что же касается меня, я целиком и полностью согласен, можешь его забрать.
Мне не принадлежит ничего. У меня нет при себе ни единого пайса, нет счета в банке. Видишь, у меня даже нет карманов, потому что в них нечего класть!
Ты можешь забрать машину. Это все равно, как если бы ты спросил у меня: «Можно мне забрать Луну?» Я отвечу: «Конечно, можешь ее забрать. С моей стороны нет никаких возражений. Ты можешь забрать Луну».
Я слышал историю про двух хиппи, которые сидели под деревом, обкурившись и пребывая в прекрасном настроении. Была ночь полнолуния, и один из хиппи, глядя на Луну, сказал: «Я хочу купить ее, сколько бы она ни стоила. Я готов заплатить любую цену».
Другой ответил: «Обломись, чувак, я ее не продаю».
Мой ответ, что ты можешь ее забрать, был бы абсурдным, потому что она мне не принадлежит. Мне не принадлежит ничего. Все, что ты здесь видишь, принадлежит этой коммуне саньясинов, а я всего лишь гость. Я благодарен моим саньясинам, потому что они всеми способами обо мне заботятся. В остальном же мне не принадлежит ничего. В любой день они могут сказать: «До свидания», и мне придется уйти.
Но это очень многое говорит о твоем уме, что за ум ты в себе носишь.
Одна престарелая леди была строгой трезвенницей и всегда выпивала за едой стакан молока. Однажды она пришла на свадьбу к подруге, и один шутник незаметно для нее подлил в молоко немного джина.
Сделав глоток, леди просмаковала его, отпила еще немного… и, в конце концов, осушила весь стакан.
Улыбнувшись, она воскликнула: «Вот это корова! Вот это корова!»
Именно это происходит с тобой: «Вот это машина! Вот это машина!» Это уродливо. Это уродливо, потому что такой ум никогда не может расслабиться, никогда не может успокоиться, он никогда не сможет познать радости бытия. Такой ум всегда будет оставаться страдающим. Чем больше вы стремитесь к вещам, тем более несчастными вы будете.
И это стремление никогда не заканчивается. Вы можете иметь все технические новинки, которые только создала современная технология, но вы по-прежнему будете несчастными, потому что с каждым днем их появляется все больше и больше. И даже если бы вы смогли приобрести весь мир, вы все равно остались бы несчастными, потому что этот ум, который просит большего, будет продолжать требовать все большего. Если вы завладеете этим миром, ум начнет разговор о другом мире – как приобрести Луну, как обзавестись на ней участком земли.
В Японии есть агентство путешествий: там продают билеты на Луну, и все места уже забронированы. Самолет отправляется первого января тысяча девятьсот восемьдесят пятого года – торопитесь. Они запрашивают за билеты фантастические цены, и эти билеты продаются на черном рынке. По их словам, это будет первый пассажирский рейс, и может полететь любой.
Рано или поздно вы увидите, что люди строят на Луне бунгало, и тогда те, у кого нет бунгало на Луне, будут страдать.
Люди, не понимая этой вечной, бесконечной одержимости «больше и еще», продолжают совершать самые разные поступки. Они даже становятся монахами.
Ганс стал монахом. Несомненно, он стал монахом, чтобы освободиться от этого желающего ума, – но от него нельзя освободиться, став монахом. Затем однажды он, должно быть, устал и, отбросив одеяние монаха, вернулся в мир. Но это не поможет, сколько бы вы ни переходили из одной крайности в другую.
Помогает понимание, а не переход из крайности в крайность.
Всю свою жизнь Келли был бедняком, но однажды американский родственник оставил ему наследство в миллион долларов. Келли решил, что теперь он до конца своих дней будет вести расслабленную жизнь.
Однажды, катаясь в своем огромном лимузине, он сказал шоферу: «Приятель, наедь-ка на камень. У меня на сигаре скопился пепел».
Ну вот, расслабленная жизнь… Люди переходят из одной крайности в другую, но остаются прежними, потому что понимание случается лишь посередине.
Ганс пробыл здесь несколько дней, и он очень враждебно относится к этому месту, очень враждебно относится к саньясинам…
Он сказал Прасаду, что, поскольку он уже был монахом, ему совсем не нравится идея саньясы. Но он просто не знает, что мои саньясины – не монахи и не монашки! Мои саньясины как раз посередине: они не мирские и не духовные. Они находятся точно посередине, они придерживаются середины, сохраняя своего рода равновесие.
Всем, что у вас есть, пользуйтесь с благодарностью. Когда у вас что-то есть, пользуйтесь этим с благодарностью, с признательностью. И когда у вас чего-то нет, пользуйтесь этим неимением с такой же благодарностью. Если вы бедны, поблагодарите Бога за то, что вы бедны, потому что в бедности тоже есть свои радости, которых никогда не может быть у богатых. Если вы богаты, поблагодарите Бога за то, что вы богаты, потому что есть радости, которые доступны лишь для богатых и которых никогда не может быть у бедных.
Так что я не против богатства в пользу бедности, и я не против бедности в пользу богатства. Я за доверие. Бедняк хочет быть богатым – это недоверие. Богач хочет быть бедным, думая, что бедняки, возможно, наслаждаются чем-то таким, чего нет у богачей, – это недоверие. Я учу вас: какими бы вы ни были, какими бы вы себя ни считали, наслаждайтесь тем, что у вас есть, – наслаждайтесь всецело.
Если иногда вам нечего есть, то вместо того, чтобы страдать от голода, превратите это в пост. Это искусство жизни. Почему бы не превратить это в пост? Голод может быть превращен в пост, и тогда в нем будет своя красота, потому что он больше не будет вам навязан. Вы можете поступить с ним как художник – лишь легкое прикосновение вашей медитации, и голод превращается в пост. В посте есть красота, а голод просто уродлив. Вы голодали, и вы изменили лицо голода – вы сделали его прекрасным, превратили в праздник.
Когда у вас есть еда, превратите это в пир. Поблагодарите Бога.
Где бы вы ни были и чем бы ни обладали, ощущайте благодарность и молитвенное состояние.
Однако люди живут совсем не так. Они постоянно просят то, чего у них нет, – и вы всегда будет просить то, чего у вас нет. Жизнь коротка, и существуют миллионы вещей, которых вам всегда будет не хватать. Люди не живут тем, что у них есть, они живут тем, чего у них нет. Именно поэтому они проживают пустую жизнь, и полнота никогда к ним не приходит.
А при этом каждый человек настолько богат, уже настолько богат, что если бы он умел этим наслаждаться, то ему позавидовали бы даже императоры.
Но приехать сюда, чтобы написать об этом ашраме, об этих прекрасных людях, об этом великом эксперименте, и задать вопрос о машине, про которую тебе проще было бы спросить в Германии… На немецких дорогах полно «мерседесов», они там повсюду, в Германии это очень распространенная машина. Ганс, у тебя, видимо, очень, очень подавленный ум.
И я удивлен, что такой журнал, как «Штерн», послал тебя сюда изучать медитацию. Тебя следовало бы послать в автомобильный гараж!
Четвертый вопрос:
Не является ли жизнь одним лишь страданием?
Это зависит от вас. Сама по себе жизнь – это чистый холст; она становится тем, что вы на ней нарисуете. Вы можете нарисовать страдание и можете нарисовать блаженство.
И я удивлен, что такой журнал, как «Штерн», послал тебя сюда изучать медитацию. Тебя следовало бы послать в автомобильный гараж!
Четвертый вопрос:
Не является ли жизнь одним лишь страданием?
Это зависит от вас. Сама по себе жизнь – это чистый холст; она становится тем, что вы на ней нарисуете. Вы можете нарисовать страдание и можете нарисовать блаженство.
Эта свобода – ваше достояние. Вы можете воспользоваться этой свободой таким образом, что вся ваша жизнь превратится в ад, или таким образом, что ваша жизнь будет прекрасной, неземной, она будет благословением, блаженством. Все зависит от вас, человек обладает полной свободой.
Именно поэтому существует так много страданий – люди очень неразумны, они не знают, что нарисовать на своем холсте.
Это предоставлено вам: в этом величие человека. Это один из величайших даров, пожалованных вам Богом. Никакому другому животному не был дан дар свободы, у каждого животного есть заданная программа. Все животные, кроме человека, запрограммированы. Собака обречена всегда быть собакой, ничто другое для нее невозможно, свободы нет. Она запрограммирована, в нее все это встроено. Существует определенный проект, и она будет просто следовать этому проекту: она будет собакой. У нее нет выбора, нет никакой альтернативы. Она – абсолютно фиксированное, стереотипное существо.
За исключением человека, все запрограммированы. Розе приходится быть розой, лотосу приходится быть лотосом, у птицы будут крылья, животное будет ходить на четырех лапах.
Человек же совершенно свободен: в этом красота человека, его великолепие. Свобода – это огромный Божий дар. Вы оставлены незапрограммированными, вы не несете в себе никакого проекта. Вы должны сами себя создать, вы должны быть творцами самих себя. И поэтому все зависит от вас: вы можете стать буддой, бахауддином, или вы можете стать Адольфом Гитлером, Бенито Муссолини. Вы можете стать убийцей или медитирующим. Вы можете позволить себе стать прекрасным цветением сознания или можете стать роботом.
Но помните, что ответственны вы – только вы, и никто другой.
Оптимист – это человек, который утром подходит к окну и говорит: «Доброе утро, Господи!»
Пессимист – это человек, который подходит к окну и говорит: «Господи, и, по-твоему, это утро?»
Все зависит от вас. Утро одно и то же, может быть, и окно одно и то же – возможно, пессимист и оптимист живут в одной комнате, – но разница есть. В чем же разница, почему один говорит: «Доброе утро, Господи!», а другой говорит: «Господи, по-твоему, это утро?»
Я слышал одну древнюю суфийскую притчу…
Два ученика знаменитого мастера прогуливались в саду рядом с его домом. Им было позволено гулять там каждый день, утром и вечером. Прогулка была разновидностью медитации, прогулочной медитацией – точно так же, как люди дзен выполняют медитацию ходьбы. Ведь невозможно сидеть двадцать четыре часа в сутки – ногам нужно немного движения, кровь должна циркулировать – поэтому и в дзен, и в суфизме на протяжении нескольких часов медитируют сидя, а затем начинают медитировать во время ходьбы. Однако медитация продолжается – сидя или во время ходьбы, но внутренний процесс остается неизменным.
Оба они были курильщиками. И оба хотели попросить у мастера разрешения, поэтому они решили: «Завтра. В худшем случае он ответит „нет“, но мы все-таки спросим. В конце концов, курение в саду, вроде бы, не такое уж кощунственное действие – мы же не будем курить в самом доме».
На следующий день они встретились в саду. Первый ученик тут же пришел в ярость, поскольку увидел, что его товарищ курит. Он воскликнул:
– Как же так? Я тоже спросил разрешения, но он наотрез отказал, он просто ответил: «Нет». А ты куришь? Ты что, не подчиняешься его приказам?
Второй ученик ответил:
– Но мне он ответил «да».
Это казалось очень несправедливым, и первый ученик сказал:
– Я немедленно пойду и спрошу, почему мне он ответил «нет», а тебе – «да».
– Погоди минутку, – попросил второй. – Скажи мне, пожалуйста, что ты спросил.
– Что я спросил? – ответил первый. – Я задал простой вопрос: «Можно ли мне курить во время медитации?» И он ответил: «Нет!» и, похоже, очень рассердился.
Рассмеявшись, второй ученик сказал:
– Теперь я понимаю, в чем дело. Я спросил: «Можно ли мне медитировать во время курения?» Он ответил: «Да».
Бывает и так. Лишь небольшое различие, но оно коренным образом все меняет. Однако в действительности различие огромно. Спрашивать: «Можно ли мне курить во время медитации?» просто кощунственно. Но спросить: «Можно ли мне медитировать во время курения?» – это вполне нормально. Просто замечательно! По крайней мере, вы будете медитировать.
Жизнь – это не страдание и не блаженство. Жизнь – это пустой холст, и по отношению к ней нужно быть настоящим художником.
Бродяга стучится в дверь гостиницы под названием «Джордж и Дракон».
– Не найдется ли у вас чего-нибудь поесть для бедного человека? – спрашивает он у женщины, открывшей ему дверь.
– Нет! – кричит та и захлопывает дверь.
Несколько секунд спустя бродяга стучится снова.
Дверь открывает та же женщина.
– Нет ли у вас немного еды? – спрашивает бродяга.
– Убирайся, бездельник! – вопит женщина. – И больше не возвращайся!
Через несколько минут бродяга снова стучится в дверь.
Та же женщина подходит к двери.
– Извините, – говорит бродяга, – но нельзя ли мне на этот раз поговорить с Джорджем?
Жизнь – это гостиница под названием «Джордж и Дракон». Вы можете попросить, чтобы вам позволили поговорить и с Джорджем тоже.
Пятый вопрос:
Ошо, читая твои книги и слушая твои беседы, я замечаю, что ты неправильно цитируешь и выдергиваешь из контекста слова Зигмунда Фрейда. Для чего ты это делаешь, Ошо? Я не понимаю, какую цель ты этим преследуешь.
Мито, я невежественный человек, такой же невежественный, как Сократ и Бодхидхарма. Тебе придется быть со мной терпеливым. Я не ученый, и все, что я вам говорю, – это не научные знания, а как раз наоборот.
Лишь несколько дней назад здесь был юнгианец, и в тот раз я сказал: «Погодите. Рано или поздно к нам придет фрейдист». И вот этот фрейдист пришел.
Юнгианец был очень рассержен, Мито, потому что я упомянул Юнга вместе с именем Фрейда. Он был очень рассержен. Он сказал: «Как вы смеете ставить в один ряд имена Фрейда и Юнга – великого Юнга? Это так же неправильно, как если бы кто-нибудь упомянул имя Адольфа Гитлера наряду с именем Будды».
Очень жаль, что этот юнгианец уехал. Иначе я бы предложил ему встретиться с Мито и хорошенько подискутировать…
Я не ученый, и меня не интересуют подробности. И моя цель здесь не в том, чтобы вас правильно информировать, моя цель – не цель преподавателя. Моя цель – не информировать вас, а трансформировать. Так что неважно – если это служит трансформации, я могу цитировать неправильно. Я могу сделать все, что угодно, если это дает возможность нанести удар по вам, по вашим знаниям, по вашей учености.
Цель в том, чтобы нанести удар; цель в том, чтобы встряхнуть вас.
Поймите мое намерение. Я не читаю вам научный доклад о Фрейде. Иногда вы можете увидеть несоответствия, если вы очень эрудированны, если вы читали книги по фрейдистской психологии и интересовались мельчайшими подробностями. Вам будет трудно, но цель состоит именно в этом. Если вы сможете отбросить свои знания и стать безумными вместе с таким безумцем, как я, тогда с вами кое-что произойдет. А Фрейд здесь совсем не при чем.
Ты говоришь, что я цитирую вне контекста. В контексте или вне контекста, но моя цель состоит в одном: разрушить вашу привязанность к знаниям. И я использую самые разные способы. Я полностью согласен с Макиавелли в том, что цель оправдывает средства.
Я слышал…
Это анекдот о «факте и вымысле», в котором участвуют два итальянских поэта, Филиппо Замбони и Франческо Чиммино.
Однажды Франческо Чиммино сказал Филиппо Замбони:
– Эй, Филиппо, мы с тобой известные поэты. Давай напишем стихотворение вместе. Я сочиню первую строчку, а ты следующую, потом я третью, ты четвертую и так далее. Каждая строчка должна идеально рифмоваться с предыдущей.
Заподозрив неладное, Филиппо Замбони, тем не менее, ответил:
– Хорошо, Франческо, начинай.
Чиммино продекламировал первую строчку:
– Я, Франческо Чиммино, целовал твою сестру у камина. – И он расплылся в довольной улыбке.
Филиппо Замбони возмутился, но овладел собой и спокойно сказал:
– А я, Филиппо Замбони, спал с твоей женой.
– Где же тут рифма? – раздраженно спросил Чиммино.
– В рифму или не в рифму, но это, черт возьми, факт! – ответил Филиппо.
Так что в контексте или вне контекста – неважно. Это, черт возьми, факт.
Моя цель – разрушить все привязанности к словам, к теориям. Если вы фрейдист, я буду неправильно цитировать Фрейда, если вы юнгианец, я буду неправильно цитировать Юнга, если вы адлерианец, я точно так же поступлю с Адлером. Это неважно. Фрейд, Юнг, Адлер – не имеет значения.