– Но исключительно в отсутствие охочей до кормежки публики, – уточнила моя Тяпа. – То есть, вероятнее всего, по ночам!
– Погоди, что это ты задумала? – почуяла недоброе праведница Тяпа.
Я коварно улыбнулась.
Очевидно, штат обслуживающего персонала в имении был невелик, лично я за двое суток видела только Аполлона, охранника, тетушку-кухарку и бабушку с котом. Причем последние трое, включая кота, белое и обтягивающее точно не носили!
И тетушка, и бабушка, несмотря на жару, ходили в мешковатых черных одеяниях, но не казались грязнулями, наоборот, от них приятно пахло какими-то травками.
На этом основании я крепко надеялась найти на бельевых веревках подходящую амуницию идеального для маскировки на ночном пейзаже черного цвета.
В начале двенадцатого я прокралась на террасу у столовой, на случай непредвиденной встречи с другими гостями или аборигенами имея наготове легенду о муках голода, одолевшего меня под покровом ночи.
– Пусть бросит в тебя камень тот, кто сам никогда не совершал ночной налет на холодильник! – поддержала меня Тяпа.
Но голодающих, кроме меня, в имении не нашлось, и лунатиков тут тоже не оказалось. Поэтому грабить кухню я не стала, а применила свои криминальные таланты в другом месте.
Как и ожидалось, веревки на террасе провисли под тяжестью развешенного для просушки белья. В одном месте их даже пришлось подпереть деревянной рогатиной, которая выглядела в точности как экспонат из музея жизни и быта пещерного человека и прямо-таки сама просилась в руку. Я не свистнула ее лишь потому, что этой ночью не собиралась охотиться на мамонтов. Сегодня я пришла всего лишь за шкурами, и они тут были.
– Логика – это сила! – обрадованно заметила Тяпа.
Я полезла под веревку и тут же выяснила, что мокрые тряпки – это тоже сила, точнее, тяжесть.
В жизни бы не подумала, что кто-то станет носить в такую жару шерстяные вещи, но ошибиться было невозможно: сырые кофты и юбки натурально попахивали мелким рогатым скотом.
– Ну и бог с ними, с юбками, – постановила моя верная подельница Тяпа (законопослушная Нюня взирала на наши безобразия молча, стиснув зубы). – Все равно в этой мокрой хламиде ты не сможешь скакать по уступам, как горная козочка. Бери платки, они легкие!
Больших квадратных платков, которым возрастные греческие дамы укрывали головы, нашлось всего два.
Какому-нибудь Гуччи этого было бы недостаточно, чтобы сочинить наряд, способный окутать меня газовым облаком с ног до головы. Но я не Гуччи, я Иванова, а это подразумевает наличие бесценного жизненного опыта.
Я вспомнила свои ранние белошвейные экзерсисы эпохи дефицита и более позднюю, времен медового месяца, практику изготовления карнавально-эротических нарядов из бантов и занавесок. Фантазия и навык сотворили чудо, и я показала высочайший класс скоростного моделирования одежды в экстремальных условиях.
Я просто соединила два платка таким образом, что они прикрыли меня с фасада и с тыла до самых щиколоток. По бокам остались разрезы, на плечах образовались узлы. Волосы я распустила, надеясь, что сзади они сливаются с темным газом. А на тот случай, если понадобится спрятать лицо, я придумала – надо перебросить тыльный платок вперед, на манер глухой вуали!
Таким образом у меня получился эффектный наряд в стиле «трансформер», одновременно актуальный и сексуальный. И на его сооружение я потратила считаные минуты.
До назначенной встречи с Катериной оставалось меньше получаса, а я еще хотела произвести кавалерийский налет на Интернет.
Легкой тенью, клубом дыма, грозовым облачком на бреющем полете я просквозила через двор и осела наземь в темном углу, у знакомой решетки.
Белое лицо и светящийся экран коммуникатора я закрыла платком с переменной функцией паранджи. При этом тыл мой предательски оголился, но я поглубже втиснула его в темный угол и была уверена, что меня не увидит не только камера, но и сам Князь Ночи, если, конечно, его внимание не привлечет потустороннее голубое свечение.
Я подтянула колени повыше и спрятала коммуникатор между ними и грудью, мимолетно пожалев, что она не так велика, как у Катьки. Катерининым бюстом свободно можно было бы наглухо закрыть пару прожекторов!
Времени у меня было мало, поэтому я заранее определилась с приоритетами.
В первую очередь нужно было разузнать подробности взрыва в немецком кафе. Нас с Нюней очень встревожило появление на острове голливудского типчика. Ведь этот берлинский хвост вполне мог оказаться рукой Москвы!
Поэтому вторым делом я собиралась выяснить, что происходит на моей исторической родине: как дела у Оскара, Дашки и Эммы, что происходит в их жизни, да просто – живы ли они?!
Проверить свою электронную почту я не рискнула.
Как уже говорилось, я выдающийся технический бездарь и крайне смутно представляю себе процессы жизнедеятельности киберсистем. Но память у меня хорошая, и однажды полученные важные знания я усваиваю так крепко, что колом их не выбьешь, взрывом не выметешь!
Некоторое время назад я обнаружила, что в настройках моей почты есть интересная кнопочка, позволяющая легким движением руки открыть список IP-адресов устройств, с которых заглядывали в ящик, с указанием точного времени и страны, где это любопытное устройство находилось. Значит, если я полезу в почту, то выдам, где я есть сейчас.
Нужна ли кому-то эта информация – другой вопрос, но рисковать мне не хотелось. В гениальность спецов, состоящих на службе у Супермужика, я верю безоговорочно и не сомневаюсь, что взломать мой почтовый ящик для них – пустяковое дело.
Таким образом, пришлось ограничиться общедоступными источниками информации.
Я погуглила «взрыв в берлинском кафе» и получила с десяток ссылок – намного меньше, чем я ожидала. ЧП оказалось не столь значительным, чтобы надолго удержать внимание прессы.
Здание не превратилось в живописные руины, несущие конструкции не пострадали, произведенные взрывом разрушения свелись главным образом к непоправимой порче интерьера и витринных стекол. Раненых оказалось много, но погибли только двое – официант, подавший на стол взрывное устройство, и получивший этот неожиданный и неприятный подарок от заведения клиент.
Личность последнего выяснили очень быстро: господин оказался важной персоной – потомственным аристократом, сэром, пэром, владельцем заводов, домов, пароходов, членом кучи закрытых обществ и клубов, включая даже Олимпийский комитет.
Что такая важная птица делала в третьеразрядном заведении, было непонятно. Какая-то желтая газета с прямым намеком напомнила, что взорванное кафе расположено в самом центре гей-района, рядом с отелем «только для мужчин», но нигде более эта тема не муссировалась. Полиция, наверное, тоже решила, что у смазливого брюнета-официанта к сэру и пэру было что-то личное, и некрасивую историю спустили на тормозах. Во всяком случае, меня и других свидетелей взрыва уже не искали, и я бы этому порадовалась, если бы не два «но».
Во-первых, мне трудно было поверить, что неожиданное появление на Санторини голливудского типчика – чистейшая случайность. Вероятность того, что два человека, присутствовавшие при взрыве в берлинском кафе, независимо друг от друга и от этого самого взрыва изменили свою внешность и уже в новом имидже отправились на один и тот же греческий остров, представлялась весьма сомнительной.
И второе: я же видела того официанта в кафе, он совсем не был похож на человека, готового на убийство и самоубийство! Он улыбался и шутил, он даже подмигнул мне!
Кстати, а ведь это ставит под сомнение и версию о смертельной гей-разборке…
В общем, добытая в Интернете информация по берлинскому взрыву успокоила меня лишь в незначительной степени.
– Но пока хватит, хорошего понемножку, – постановила Тяпа. – Вылезай из Сети и двигай к Дискоболу, Катька, наверное, уже ждет.
И хорошая девочка Нюня с ней неожиданно согласилась, встрепенувшись и напомнив мне о пользе морских купаний, укрепляющих физическое здоровье и моральный дух.
– Старик, ты снова влип! – без улыбки сказал себе симпатичный блондин, похожий на второстепенного героя голливудского фильма.
Вне зависимости от того, что было написано в очередном его паспорте, он называл себя именно так: Старик. Это уменьшало риск ошибиться с именем и чем дальше, тем больше становилось похоже на правду.
Хотя сейчас Старику было только тридцать восемь, он уже чувствовал, как давит на плечи жизненный багаж. Понимая, что с этим нужно что-то делать, Старик все серьезнее «качался», укреплял плечевой пояс. Ни избавиться от старого груза, ни уклониться от приобретения нового он не мог. Хотя это давно перестало его развлекать, да и влипать то в одно, то в другое уже надоело.
По сути, все разнообразие его приключений сводилось к незначительным различиям в сорте того, во что он регулярно влипал.
По сути, все разнообразие его приключений сводилось к незначительным различиям в сорте того, во что он регулярно влипал.
Старик потянул носом.
За день воздух впитал в себя запахи моря, кухни, цветущих магнолий, нагревшихся на солнце фруктов, сосновой смолы, и его можно было есть ложкой, как кислородный коктейль. Это было замечательно, но у Старика пропал аппетит. Он явственно чувствовал, что сложившаяся ситуация отчетливо попахивает, но – отнюдь не магнолиями.
Он уже понял (спасибо телефону с GPRS!), что оказался не в том месте, но, как выяснилось, еще и не в той компании. И вот это уже невозможно было объяснить идиотским недоразумением или ошибкой в навигации!
Старик осознал, что происходит нечто очень странное, когда увидел в компьютере стилиста изображение знакомой девушки. Сначала он просто опешил, потом с облегчением убедился в отсутствии фотографического сходства. Это была не та самая девица из кафе.
– Не Татьяна, – он вспомнил ее имя.
Но успокаивать себя расхожим мнением о том, что у каждого человека на земле может быть близнец или двойник, ему удавалось недолго. Двенадцать девушек-близнецов – для случайной встречи это было уже слишком!
Девчонок нарочно собрали с бору по сосенке и теперь подгоняли под один стандарт: он видел работу Ля Бина своими глазами.
Старик напоминал себе, что это не его дело, но был чертовски обеспокоен.
Он многое повидал и по опыту знал, что невероятные совпадения случаются, но крайне редко к ним приводят хитрые выверты мироздания. Гораздо чаще так называемые «совпадения тонких вероятностных структур» являются результатом кропотливой работы специально обученных людей.
Таких, как он сам!
Старик хорошо знал, что делает, когда нарочито бесцельно слонялся по имению. Прогуливаясь, нюхая цветочки, любуясь видами, птичками и бабочками, он – между прочим – составил довольно точное представление о планировке территории и о схеме расположения на ней видеокамер.
А наиболее подходящее место для того, чтобы незаметно покинуть имение, ему подсказал тощий черный кот.
У кота-черныша на морде было написано: «повеса и гуляка». Других кошек в имении не было, и развлекаться хвостатый ловелас ходил за стену, по одному и тому же привычному пути.
Кошки – животные умные, осторожные и ленивые. Для своих челночных рейсов Черныш нашел замечательное местечко на нижней террасе, в углу, где на стыке двух стен штукатурка местами осыпалась, обнажив удобные для подъема неровности камня. А сразу за стеной, всего лишь метром ниже ее края, имелся кривой, как колено, сосновый ствол, вполне способный заменить собою лестницу не только коту, но и кому-то покрупнее.
Правда, почти прямо на эту лазейку была направлена одна из видеокамер, но Старика это не озаботило. Он знал немало способов сделать так, чтобы камера ненадолго ослепла, не вызвав подозрений у наблюдателя.
Он даже мог обойтись одними подручными средствами – например, крупной ночной бабочкой и капелькой липкого сока росянки.
Прилепленная на пластмассовый ободок объектива бабочка шевелила крылышками, и было вполне вероятно, что через некоторое время ей удастся освободиться.
Отлично, десяти минут ему хватит.
– Только после вас! – Старик галантно пропустил вперед кота и, выждав немного, отправился на рекогносцировку за стену.
Тем временем хорошая девочка Катя вовсе не сидела, как мы условились, на мраморной коленке Дискобола. Прибыв на назначенное место с опозданием в пару минуток, я не нашла ее в шалаше из ветвей. Зато олеандровые заросли у бассейна вновь шуршали и тряслись, активно стимулируя воображение.
– Надеюсь, они не соображают там на троих? – встревожилась моя Тяпа, отнюдь не забывшая, в каком направлении удалились давеча Аполлон и его подруга.
Не то чтобы ее волновало чье-то там моральное падение в лопухи… Тяпе просто не нравится, когда развлекаются без нее.
Тихонько аукая, я вошла в олеандровый лесок. Разумеется, не для того, чтобы примкнуть к воображающему разврату, а чтобы найти Катерину!
И нашла. Катька как раз перестала расшатывать устои олеандров и в глубокой задумчивости рассматривала подобие свежей грядки у их корней.
В темно-синем махровом полотенце, наброшенном на голову на манер косматой шали, у нее был вид наладившейся по грибы Бабы-яги. Я моментально почувствовала себя сестрицей Аленушкой и прекратила аукать, пока меня не сожрали. Видно было, что Баба Катя-яга разочарована и сердита.
– Я-то думала, эта парочка тут сексом занималась, а они, похоже, садовничали! – возмутилась она. – Ботаники, блин!
Я посмотрела под ноги. Небольшой участок земли под кустом выглядел как утоптанная кротовья нора. В самом деле, похоже, что на этот раз Аполлон и Афродита не мяли своими разгоряченными телами дикорастущие травы, а, напротив, сажали цветочки. Компенсировали вред, нанесенный ими живой природе несколько ранее?
Но нам-то какое дело?
– Мы же не знаем, какие должностные обязанности у Аполлона, – напомнила я Катьке, выводя ее из-под куста. – Может, он тут и уборщик, и садовник, и мальчик на побегушках – такая мужская «прислуга за все». А Афродита ему иногда помогает, чтобы поскорее освободить любимого от рутинных дел ради особо творческих работ в кроватке.
– Заботливая какая, – пробурчала Катерина, и я поняла, что она просто завидует.
Мы выбрались на открытое пространство у бассейна и остановились, соображая, куда двигаться дальше.
– Шикарный балахончик, – заметила Катька, оглядев мой наряд.
Собственный прикид в сравнении с моим, очевидно, показался ей недостаточно эротичным. Она сняла свое полотенце с головы и обмотала его вокруг туловища. Я не стала говорить, что это сделало ее похожей на гигантский малярный валик.
Я вообще ни слова не сказала, потому что как раз в эту секунду услышала чьи-то тихие шаги.
Спустя секунду мы уже лежали на опушке олеандровой рощицы, и я давилась неуместным смехом, потому что в горизонтальной позиции Катька в полотенце стала похожа не на малярный валик без ручки, а на огромную мохнатую гусеницу с нехваткой ножек. Я представила, как шокировало бы появление такого крупного, но инвалидного садового вредителя Аполлона Ботаника, и беззвучно затряслась.
– Смотри, смотри! – вдруг зашептала Катерина. – Кто это?!
Я посмотрела и увидела удаляющуюся фигуру, о которой могла сказать только одно: одета она была в том же мрачном готическом стиле, что и мы с Катькой. Это наводило на мысль, что и цель ночной прогулки у нас может быть общая.
Пропустив загадочную фигуру мимо и немного подождав, мы тихо, но шустро, как букашки-таракашки, двинулись в том же направлении.
Потом Катерина сказала:
– Давай не будем скапливаться! – и остановилась. – Или вперед. Я буду замыкающей, а ты – группой отрыва.
– Я кто, по-твоему, оторва? – притворно обиделась я.
И оставила Катьку замыкать, а сама пошла отрываться.
Метрах в двадцати впереди топал, периодически скрываясь из виду за деревьями и домами, некто в черном. Позади шагала Катька. Вместе мы выглядели как модный показ: коллекция одежды для безутешных вдов, меланхоличных готов и гламурных сатанистов.
Оказавшись на нижнем ярусе, некто в черном без заминки и со скоростью, выдающей либо немалую практику, либо большой энтузиазм, полез на ограду.
На секунду на гребне стены нарисовалась корявая клякса, некрасиво замаравшая звездное небо, а затем шустрый беглец перебрался на другую сторону стены и исчез из виду.
– Нам туда! – смекнула я, обрадовавшись подсказке.
И пошла на штурм стены в том же самом месте.
Ночной охранник Симеон, сменивший на посту Косту, не ожидал от очередного дежурства ничего необычного, а потому приготовился провести свою вахту, как всегда: с бутербродами, безалкогольным пивом и одним из множества любимых кинофильмов.
Сегодня он собирался в десятый или в двадцатый раз посмотреть «Матрицу». На маленьком экране, разумеется, потому что большой днем и ночью показывал значительно менее интересные картинки с шестнадцати камер наблюдения.
«Матрица» относилась к числу фильмов, которые Симеон мог смотреть не только вполглаза, но и в четверть оного, и даже в одну шестнадцатую. Предполагалось, что при таком раскладе несанкционированное развлечение не заедает основную работу.
Действительно, Симеон засматривался на меньший экран лишь изредка, в давно известные ему пиковые моменты сюжета, а затем вновь дисциплинированно устремлял взгляд на главный монитор.
При этом слушать он продолжал кинофильм, и по знакомым фразам ориентировался в происходящем в «Матрице» безошибочно.
– О… Дежа вю, – сказал на экране Нео.
– Что ты видел? – встревожилась Тринити.
Симеон прекрасно помнил, о чем речь, но Нео все-таки объяснил:
– Прошла черная кошка, за ней – другая, такая же.
Симеон в очередной раз стрельнул глазами в маленький экран – точно вовремя, чтобы увидеть упомянутую черную кошку, знаменующую собой сбой в системе.