Я энергично кивнула. Ночные купания – это мой фирменный способ показать себя во всей красе!
В этот момент что-то щелкнуло, и дверь сама по себе стала закрываться.
– Она автоматическая! – сообразила я. – А мы-то, дурочки, пытались взломать ее пилкой! Черт, не успеем!
– Успеем! – пообещала Катерина и великолепным броском снизу метнула в сужающийся проем свой башмак.
– Го-о-ол! – обрадовалась я.
Деревянное копыто остановило стальную дверь.
– Экология – сила! – с законной гордостью сказала Катерина.
– Лошадиная сила! – припомнила я.
Катька на бегу подхватила свое копыто, и за калитку мы вырвались с ликующим жеребячьим ржанием.
Но доскакать до моря нам не позволили.
На повороте лестницы, без ярко выраженных эмоций наблюдая наш гандикап, стоял еще один незнакомец.
– Вдруг навстречу мой хороший, мой любимый… – все еще веселясь, затянула Катерина.
– Катя, б…ь! – непечатно закончила я строку, разглядев направленное на нас вороненое дуло. – У него на пузе «узи», он сейчас начнет стрелять!
Рифма получилось безупречная, и по воздействию на аудиторию сей неприличный стихотворный экспромт превзошел абсолютно все, что я описывала ранее.
Катерина затормозила, едва не стесав босые пятки о камни, и вздернула руки с сабо так резко, что они заплясали в воздухе у ее головы с риском заехать хозяйке в ухо.
– Стоять, не двигаться! – пролаял стрелок по-английски с американским акцентом.
И вот насколько бодряще это звучало в полицейских боевиках, настолько же пугающиме оказалось в натуре!
– Не стреляйте, мы свои! – как было велено – стоя и не двигаясь, взмолилась я.
Какие свои, кому свои?!
Клянусь, в этот момент мне было все равно. Я бы к какой угодно партии примкнула, хоть к Раскрепощенным Женщинам Востока, хоть к Лиге Освобождения Марса!
Стрелок без слов, одними скупыми жестами, которым огнестрельное оружие в его руках придавало удивительную убедительность, велел нам повернуться и топать в обратном направлении. Дверь уже закрылась, но наш конвоир зловеще покаркал в воротничок своего одеяния, и Сим-Сим опять распахнулся.
Стрелок погнал нас наверх, и вскоре нас встретил запыхавшийся охранник и уже в формате два-на-два проследовали до той решетки, с которой у меня были связаны приятные воспоминания о халявном вай-фае.
За решеткой мы подождали, пока охранник привел начальство. Я воспользовалась короткой паузой, чтобы привести в порядок прическу. Должно быть, это выглядело как проявление редкого мужества и достохвальной силы духа, потому что стрелок посмотрел на меня с уважением, а Катерина пробормотала:
– Ты прям как партизанка Зоя Космодемьянская!
– Нет, я как физичка Лариса Назаренко! – поправила я ее и не стала объяснять почему.
Моя школьная учительница физики Лариса Петровна Назаренко выделялась в педагогическом коллективе своей прической. Другие учительницы периодически являлись на уроки в косынках и шапочках, стыдливо скрывающих головы, бронированные трубочками бигуди. А на затылке Ларисы Петровны всегда красовался плотный узел безупречных очертаний. Знаниям физики твердых тел мадам Назаренко нашла практические применение: в элегантную прическу для крепости и объема она подкладывала пустую банку из-под пива.
Повторить этот опыт с жестянкой я никогда не пыталась, но в критический момент додумалась до новации: спрятать в узел мобильник!
Что-то подсказывало мне, что в противном случае я его очень скоро лишусь.
Я не Рапунцель, но волосы у меня достаточно густые и длинные. В меру пышная шевелюра, ловкость рук и крепкая заколка позволили мне реализовать гениальную идею в считаные секунды. Никто ничего не заметил!
Правда, из опасения, что моя сотовая птичка вывалится из волосяного гнездышка, я неестественно высоко задрала подбородок и старалась держать шею прямо, как будто у меня ее заклинило. Но получилось даже очень хорошо: сошло за проявление гордости и достоинства.
Предчувствия меня не обманули: нас обыскали, конфисковав все содержимое карманов, даже испачканные сероземом ложки, при виде которых на лице темнокожего Толстого отразилось неподдельное удивление.
Я ожидала расспросов, но их не последовало. Нас просто провели еще немного в гору и заперли в комнате, похожей на темную, даже без окошка, кладовку. Мы бессмысленно побродили по ней, то и дело наступая на бумажки и обрывки полиэтилена, натыкаясь на мешки и ящики, а затем мужественно признали свое временное поражение и решили ковать победу во сне.
Туго набитый мешок с мукой перестал быть неприятно твердым после того, как я прогрызла в нем дырочку и высыпала на пол часть содержимого. Получился коротковатый, но вполне удобный матрасик.
Приятельнице моей повезло меньше: ее мешок был наполнен крупой, которая раздражающе шуршала и трещала при каждом движении ворочавшейся Катерины. Из-за этого мы обе долго не могли уснуть.
В надежде, что повторно обыскивать нас не станут, я переложила мобильник в задний карман и, уже задремывая, наказала себе: не спать на спине, чтобы не раздавить аппарат. У меня были на него планы: я собиралась попозже, когда Катерина уснет, бросить клич о помощи в Интернете.
Кладовочка-то наша была хоть и без окна, зато с вай-фаем – я успела это выяснить, когда перепрятывала телефон!
Интригующее словосочетание всплыло из глубин моего подсознания величественно и грозно, как гигантский скат.
– Панургос малья! – пророкотал громовой голос.
А потом электрический скат щелкнул хвостом, и ослепительная вспышка не просто разбудила – буквально подбросила меня на спальном мешке с мукой, как высоковольтный разряд.
Я села, и тут же сработало мое собственное волшебное заклинание: вспомнив, что я рискую раздавить драгоценный мобильник, я вскочила с мешка и закачалась, растопырив руки, как это делал Птеродактиль Боб. В кромешной темноте наладить координацию движений было трудно, а сохранить душевное равновесие – еще труднее.
– Где я? – прошелестела Нюня.
– Ты в дерьме! – с большим чувством ответила ей Тяпа. – Ты по уши в дерьме!
В принципе это объясняло и кромешную тьму, и мое затрудненное дыхание, и общий морально-физический дискомфорт.
Я вытянула из кармана телефон и опять опустилась на мешок.
Грозное «Панургос малья!» еще гремело в ушах раскатистым эхом, поэтому я первым делом открыла онлайн-переводчик, выбрала опцию «с греческого на русский» и наконец узнала, что такое «панургос малья»: «рыжие волосы»!
– Та-а-а-а-ак! – зловеще протянула Тяпа.
– Так-так-так! – зачастила Нюня.
А я подумала, что недооценивала глубину народной мудрости, когда не воспринимала расхожее выражение «на пару слов» буквально.
Мне казалось, что ситуации, которые можно прояснить всего двумя словами, сводятся к обобщенным базовым запросам и посылам вроде «дай поесть», «хочу спать», «поцелуй меня» и «пошел ты». А любая детализация типа «поцелуй меня в…» и «пошел ты на…» требует увеличения вербальных средств.
И вот, пожалуйста: действительно, всего два слова – а какое просветление в уме!
Если Просто Боб и его подчиненные на все лады склоняли рыжие волосы, значит, темой их утреннего эмоционального разговора было исчезновение Афродиты. Стало быть, ее внезапный отъезд на свидание – вранье, призванное успокоить других девочек: она просто пропала. И Боб не имеет отношения к ее исчезновению.
Так кто же тут злодей?
Я задумалась и машинально адресовала этот вопрос Гуглу.
Поисковик не затруднился выдать длинный список ссылок, среди которых лидировала цитата: «Но тут Белый Ангел подошел сзади и отвесил ему такого пинка, что Злодей влетел в дверь и целый еще час катился вниз по какой-то лестнице». Я потрясла головой, выбрасывая из нее эту галиматью, и сосредоточилась на более важном в данный момент вопросе: кому бы послать призыв о помощи?
МЧС, пожарные, милиция-полиция и «Скорая помощь» исключались: сообщать о своем положении («Я нахожусь на Санторини и в дерьме!») специально обученным людям из госструктур я не хотела. С учетом боевого прошлого Мегабосса, его связей в армии и спецслужбах, а также разного перекрестного опыления в соответствующих структурах нельзя было исключать вероятность того, что мой сигнал получат не те люди. И если у Мегабосса на меня зуб, то из дерьма на греческом острове меня извлекут лишь для того, чтобы переместить в такую же субстанцию в Магаданской области. Если вообще не закопают в родную землю на отдаленном полигоне.
Стало быть, российские службы спасения вычеркиваем. И иностранные тоже вычеркиваем, потому как я им не родная.
Родная я только бабушке и дедушке, но их беспокоить нельзя, они старенькие, их беречь нужно…
Кто же остается? Бывшие любимые живут своей жизнью и вряд ли опрометью бросятся на помощь экс-подруге, оказавшейся в трудном положении. Кое-кто, дай я ему мои точные координаты, напротив, еще бомбардировщик сюда пошлет, чтобы зачистить проблему по имени Таня Иванова раз и навсегда…
Друзья и знакомые? Их у меня много, общаемся мы часто и с удовольствием, но никогда еще поводом для встречи не была спасательная операция за границами родной страны. Брюс Уиллис, Арнольд Шварценеггер и Сильвестр Сталлоне в число моих приятелей, увы, не входят.
Некоторое время я перебирала в уме звучные имена героев, не имеющих ко мне отношения, и даже настучала в строке поиска запрос: «спаситель мира». Гугл, разумеется, вывалил мне кипу религиозных текстов разной степени замшелости и более современную, но тоже бестолковую информацию от разнообразнейших общин и сект.
Особенно активно тему частичного спасения мира разрабатывали какие-то «Дети Евы». Я так поняла, что эти ребята очень серьезно восприняли пророчества о грядущем конце света, записали дату Апокалипсиса в свой ежедневник и теперь формировали приятную компанию для корпоратива в час Икс. Подразумевалось, что Дети Евы каким-то чудесным образом останутся в стороне от вселенской катастрофы. Я, правда, не поняла, где будет та безопасная сторонка, но усвоила, что попасть туда можно путем вступления в стройные ряды сектантов. Членский билет, разумеется, стоил денег.
И вдруг я вспомнила имя: Алекс Чейни! Не знаю, герой он или нет, но именно этот парень впарил мне брачную корзину с сюрпризом.
Кто меня отправил на Санторини? Алекс Чейни.
Кому меня отсюда вытаскивать? Алексу Чейни!
– Вдруг навстречу мой любимый, мой хороший Алекс Че! – шизоидно забормотала я, прокручивая список входящих звонков в поисках телефона Чейни. – Пусть висят мои проблемы на его крутом плече!
Крутизна бицепсов и разные прочие объемы Алекса Чейни были мне неизвестны, но в сложившейся ситуации имело смысл ухватиться даже за соломинку.
Сотовой связи в каморке не было, поэтому я попыталась позвонить Чейни по скайпу, но оказалось, что для звонка на стационарный телефон у меня слишком мало денег на счету. Грошиков хватило только на СМС.
К сожалению, установленное программой ограничение в семьдесят символов требовало лаконичного изложения. Экономя знаки, но не скупясь на эмоции, я настрочила Алексу письмецо, перекрестила его на экране мобильника, отправила и снова легла спать, сознавая, что сделала все, что могла.
Телефон я выключила, завернула его в обрывок полиэтилена и засунула поглубже в свой спальный мешок, прямо в муку. Тут его точно никто искать не станет!
Не зря спортсмены говорят, что главное – не победа, а участие. Я еще ничего не выиграла, но все-таки проявила волю к победе, и потому уснула, довольная собой.
А когда проснулась, увидела, что потеряла Катерину.
Лондон затенили легкие облака, дул приятный ветерок, столбик термометра замер на отметке «плюс двадцать». Господь услышал молитвы Алекса Чейни и ниспослал столице Англии прекрасную погоду! К сожалению, одновременно он делегировал непосредственно к офису Алекса группу придурков, которые вели себя так шумно, что работать с открытыми окнами стало невозможно.
– Закрыть окна, включить кондиционер и простудиться – или закрыть окна, не включать кондиционер и перегреться? – с шекспировским драматизмом вопросил измученный разнообразными хворями Алекс, сражаясь с тугой оконной рамой.
– Не закрывать окно и не работать! – посоветовал всезнающий русский Иван.
Алекс посмотрел на него с интересом.
Иван Медведев вольготно раскинулся в кресле и всем своим видом давал понять, что лично он свой выбор уже сделал и никаких сомнений в правильности принятого решения не испытывает.
Алекс оставил в покое раму, вернулся за стол и тоже развалился в кресле. Он сполз пониже, повозил затылком по подголовнику и прислушался к своим ощущениям.
Определенно, Иван был прав. В расслабленном состоянии «забортные» крики воспринимались как несущественная составляющая уличного шума. Если не прислушиваться к отдельным выкрикам, конечно. Потому что тему для уличной дискуссии придурки выбрали неприятную.
Они то ли призывали конец света, то ли, напротив, ратовали за его отмену – Алекс не вник, потому что сама мысль об Апокалипсисе под Рождество была ему глубоко противна. В конце декабря Алекс Чейни распускал сотрудников на каникулы и сам улетал на заслуженный отдых в теплые страны. Перспектива улететь всем составом аж на тот свет его ничуть не прельщала!
– Спаси детей своих, праматерь! – донеслось с улицы.
Иван Медведев поморщился и тоже помянул какую-то мать.
– Вот скажи мне, Алекс, – капризно вопросил он, не открывая глаз. – Чего ради эти англосаксы так орут?
Вопрос был риторический, и Алекс промолчал.
– Они хотят кого-то спасти, это я понял, – лениво рассуждал Иван. – Но вот мы, русские, говорим, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А эти граждане орут под нашими окнами. Мы-то чем можем им помочь?
– Ой, Иван! – Алекс распахнул глаза и сел прямо. – Я забыл рассказать тебе – ночью я получил шокирующее сообщение от русской девушки!
– Русские девушки – они такие, – все еще расслабленно кивнул Иван. – Русские девушки и шок – явления одной природы…
– Иван, она тоже просит ее спасти!
– Какое совпадение.
Медведев неохотно открыл глаза и принял из рук в руки мобильник с воистину шокирующим сообщением: «Я в плену на Санторини, одна девушка уже пропала, у них оружие, спасите!»
– Ну, Санторини – это остров, это понятно, – встревоженно глядя на безмолвствующего Ивана, поторопился сказать Алекс. – Греческий остров, что логически связано с Афинами, куда улетела наша Таня.
– Наша Таня громко плачет, – задумчиво продекламировал русский Иван.
– «Одна девушка уже пропала» – этого я не понимаю, но можно предположить, что изначально девушек было больше, чем две, и это тоже логично, – продолжил Алекс.
– Больше девушек, хороших и разных, – задумчиво обронил Иван.
– Меня очень тревожат слова «у них оружие»! – признался Алекс. – Какое оружие?!
– Пуля дура, штык молодец, – пробормотал Иван и резко встал на ноги. – Короче, Алекс! Ты же не будешь возражать, если сегодня я уйду пораньше?
– Как уйдешь? Куда уйдешь?!
– Вот так, – Иван показал, как он уйдет, на пальцах, а потом помахал руками, как чайка. – И вот так! Все, шеф: я полетел на Санторини!
Когда я проснулась, натуральный стопроцентный мрак сменила жидкая полутьма. В роли единственного источника освещения выступала сияющая щель под дверью.
Катерины в кладовке не было, но не было и следов борьбы, если не считать таковыми пятна муки из безжалостно прокушенного мною мешка. На полу осталось множество белых следов, но все – от разного размера и фасона обуви. Признаков падения человеческого тела и волочения оного к двери не наблюдалось. Стало быть, Катерина покинула помещение без сопротивления и на своих двоих.
– Или же враги подкрались к ней спящей, окончательно отключили ее хлороформом и тихо вынесли вперед ногами, – возразила пессимистка Тяпа.
Я принюхалась.
В комнате пованивало – может, и не хлороформом, но определенно какой-то гадостью.
Брезгливо морщась, я обошла помещение по периметру и нашла источник дурного запаха на деревянном бочонке у двери. Это была тарелка с немалым ломтем сыра и лепешкой. Сыр был козий и отчаянно вонял. Лепешка была не козьей и пахла вполне ничего. Тут же стояла бутылка минералки.
– Еда и вода – это хорошо. Плохо, что тюремщики не додумались оставить ночную вазу, – проворчала моя Тяпа.
– Что ж, на этом основании предлагаю надеяться, что заключение не затянется надолго, – сказала оптимистка Нюня.
Я взяла лепешку, и, методично обкусывая ее по кругу, приступила к повторному, более обстоятельному осмотру своей тюрьмы.
Использовать как фонарик телефон я не решилась, потому что не хотела его разрядить. Но мне повезло найти целую коробку обыкновенных стеариновых свечей. Сначала я им обрадовалась, потом представила себя добывающей огонь трением и загрустила, потом снова обрадовалась, потому что обнаружила спички, тоже целую упаковку.
Тяпа язвительно посоветовала мне отыскать еще и ночной горшок и тогда уже начинать обживаться в тюрьме складского типа на долгие годы.
Горшка я не нашла, но обнаружила батарею прозрачных канистр с оливковым маслом.
– Ну вот, жизнь налаживается! – сказала по этому поводу Нюнечка.
– И не только жизнь, – зловеще усмехнулась Тяпа.
Я прислушалась к ее мыслям и содрогнулась.
Нет, не напрасно тюремщики стремятся максимально упростить жизнь и быт заключенных, оставляя им только самое необходимое! Это свободным людям вещизм подрезает крылья, все глубже затягивая их в болото мещанства. В тюрьме все наоборот: обретение какой-то вещи дает толчок фантазии, и простейший предмет может быть использован наихитрейшим образом.
Тяпа, к примеру, уже прикидывала, что будет, если дверь кладовки как следует промаслить и поджечь? Может быть, она сгорит раньше, чем я сама обуглюсь и задохнусь? Особенно если для защиты от дыма и жара я укроюсь мокрой тряпочкой? Вода у меня есть, и тряпочка тоже будет, надо только муку из мешка высыпать.