И приснилось мне тревожное, смутное: что-то про Берлин, про войну и последний патрон…
Будто сижу я в чисто выбеленном аккуратном блиндажике с видом на берлинскую стену, а над ней, как над волейбольной сеткой, вырастают две лопатообразные ладони с татуировками: на одной – «Не забуду», на другой – «ВДВ». И понимаю я, что это Руки Мегабосса, и что и впрямь не забудут, найдут они меня, из уютного блиндажика выковыряют и голову оторвут, а потом закопают ее в олеандрах!
Тут левая Рука Мегабосса щелкнула пальцами, а правая сложилась пистолетиком и дулом ткнула в мой блиндаж. И сразу же откуда ни возьмись появился танк! И пошел, страшно лязгнув траками, прямо на меня!
Я проснулась как раз вовремя, чтобы увидеть на фоне светлого дверного проема темную фигуру, застывшую в фантазийной позе «Дрессированный слон в посудной лавке»: одна нижняя конечность на пороге, вторая зависла в воздухе, а две верхних, сложенные выразительной буквой «Х», прикрывают голову.
Сигнальный поднос с затихающим гудением вибрировал на полу.
– Стой, кто идет! – я отважно замахнулась подушкой.
– Свои!
Голос был знакомый и не сказать, что неприятный, но уже изрядно поднадоевший.
– Спасибо, что не нагрузила поднос ведерком с краской! – сказал он обиженно. – Но и от подноса у меня на голове будет шишка!
– Елки-палки! – в прямой и непосредственной связи с шишками воскликнула я и спустила ноги с кровати. – Тебе чего тут нужно?!
– Поговорить.
Голливудский типчик выглянул наружу и, убедившись, что от грохота упавшего противотанкового подноса никто, кроме меня, не восстал ото сна, плотно прикрыл дверь.
– Не хочу я с тобой говорить!
Я хотела встать, но блондин в одну секунду переместился к кровати и не позволил мне подняться.
– Лежи и помалкивай!
– А как же мы тогда поговорим? – ехидно осведомилась я.
– Не морочь мне голову! – Мик с шипением потер ушибленное темечко. – Расскажи, как ты здесь оказалась?
– А ты?
Я совершенно не спешила с ним откровенничать.
– Я-то?
– Если хочешь у меня что-то узнать – придется согласиться на информационный бартер, – предупредила я.
– О'кей, – голливудский тип непринужденно присел на кровать. – Лично я тут оказался по ошибке. Мне сказали, что работа будет на Кипре, а у меня там есть личный интерес. Но наниматель оказался не силен в географии, и вот я тут, на Санторини. Досадно, зато судьба опять свела меня с тобой! А ты-то здесь какими судьбами?
Он замолчал, склонил голову к плечу и уставился на меня, простодушно помаргивая.
Ни в простодушие, ни в чистосердечие этого типа я не верила нисколько. Располагающая внешность – верный признак мошенника! Фотограф он, как же! Вольнонаемный армии большого и чистого искусства!
– Скорее, шпион! – нашептала мне Тяпа. – А что? И с фотокамерой умеет управляться, и наружное наблюдение отсекает мастерски! И с такой легкостью перемещается по миру!
– Совсем как ты, – справедливо добавила Нюня.
Я немного устыдилась и от смущения ляпнула:
– Ну, я-то не шпионка!
Светлые брови голливудского типа выгнулись, как арки над заведением «Макдоналдса».
– Я корреспондент журнала «Респект», – поспешила добавить я. – И не надо скептически хмыкать! Да, это мое первое редакционное задание – материал о брачных конторах в Интернете.
Брови Мика еще немножко поднялись, потянув вверх и уголки губ.
– И ухмыляться тоже не надо, это вовсе не смешно! – строго сказала я. – Между прочим, это даже небезопасно – иметь дело с виртуальными свахами. Вот я пошла на свидание в Берлине – и что?
– Да, что? – мой собеседник изобразил тревожный интерес.
– Ты сам видел, – мне расхотелось повествовать дальше.
– Я знаю, что я видел. Ты, пожалуйста, расскажи, что видела ты! – он уже не усмехался.
– Зачем? – Я внимательно посмотрела на собеседника и вдруг поняла: – Должно быть, ты попал под подозрение в причастности к организации этого взрыва?! Ага! Ну, конечно, ты же вышел из кафе за несколько секунд до того, как там громыхнуло! Ну-ну!
Я хлопнула в ладоши.
– Чего веселимся? – сухо поинтересовался Мик.
– Приятно, что не только я пустилась в бега, точно вспугнутый заяц! – призналась я, улыбаясь. – Мое фото показывали по телевидению, полиция искала меня как свидетеля, но я предпочла дистанцироваться. И вот я здесь, на кастинге невест! Лежу, так сказать, на дне и попутно собираю материал для заказанной мне статьи.
– Значит, мы друзья по несчастью.
Голливудский тип обаятельно улыбнулся и протянул мне ладонь. Помедлив немного, я хлопнула по ней и тоже улыбнулась.
– Ты что делаешь, идиотка?! – зашипела мне в ухо Тяпа. – Он же тебя охмуряет!
Но Нюня в то же самое время воодушевленно забормотала про дух товарищества и братства и своим восторженным оптимизмом напрочь нейтрализовала Тяпин скепсис.
Потом я в подробностях – скрывать мне было нечего – рассказала Мику, как сидела в берлинском кафе, разглядывая присутствующих мужчин, гадая, с кем из них у меня назначена встреча, и рисуя их портреты на салфетке. Я даже нашла эту салфетку в своей сумке, чем изрядно удивила Мика!
Я не стала объяснять, что сохранила сей манускрипт не из уважения к его художественной и исторической ценности, а просто потому, что я – неряха, набивающая свою сумку всякой ерундой.
Периодические ревизии содержимого моей ручной клади всегда сопровождаются удивительными находками. К примеру, однажды я обнаружила за подкладкой сумки проросшую картофелину! Согласитесь, это очень необычный аксессуар для женщины, не занятой растениеводством.
– А я похож! – расправив скомканную бумагу, обрадовался Мик.
Вдоволь полюбовавшись своим изображением, он бережно сложил салфетку и спрятал ее в карман.
– Дать автограф? – спросила я.
– Позже распишешься – в ведомости на зарплату, – ответил Мик. – Скажи, журналу, на который ты работаешь, не понадобятся фотографии для иллюстрации твоей статьи?
– Отличная идея!
Я воодушевилась, и мы перешли к обсуждению перспектив и возможностей совместной работы.
Потом мой новый друг и соратник откланялся и ушел, а я легла поудобнее и приготовилась уснуть.
И уже сквозь сон услышала тихий голос Тяпы, которая раздраженно, но не без уважения пробормотала:
– Штирлиц, блин! «Всегда запоминается последняя фраза…»
Что она этим хотела сказать, я уточнить не успела – уснула.
В Лондоне лил холодный дождь.
Алекс Чейни был в претензии к своему организму, потому что тот не поспевал за переменами погоды. Еще недавно он расплывался в кисель от жары, а теперь трясся, как студень, в ознобе.
Организм требовал от Алекса принять срочные меры к выравниванию внешней и внутренней температур, но посланная за глинтвейном секретарша вернулась из бара с сообщением, что горячий алкогольный напиток можно будет заказать только ближе к Рождеству.
Алекс и его организм находили этот гастрономический консерватизм возмутительным.
– «Падение сиюминутных желаний под гнетом вековых традиций», картина маслом! – непочтительно захохотал Иван Медведев, заглянув в кабинет начальника, который с нескрываемым отвращением прихлебывал классический английский чай.
Колени и плечи Алекса укрывал плед в клетку Burberry, благодаря чему он был похож на респектабельную черепаху.
– А вот мы, русские, своего никогда не упустим! – заявил Иван и ввинтился в кабинет с подносиком, на котором курилась ароматным паром гигантская бульонная чашка.
По запаху чувствовалось, что в ней вовсе не бульон.
Алекс обнадеженно потянул носом:
– Что это у тебя?
– У тебя, – поправил бесценный Иван, водружая поднос поверх бумаг на столе. – Тут кипяток, мед, зверобой, шалфей, лавровый лист, имбирь и стручковый перец. У нас это называется «сбитень». При простуде – самое то!
Алекс пригубил русское народное лекарство, в качестве дополнительного ингредиента явно содержащее добрую порцию виски, и заметил:
– Тут еще шотландское народное.
– А как же! Мы, русские, по натуре интернационалисты.
– Прекрасно, – одобрил Алекс и основательно приложился к русско-шотландскому пойлу. – Кстати, как там наша русская протеже? Та журналистка, которую мы отправили к прекрасному принцу?
– Пропала, – неохотно сообщил Иван Медведев. – До Афин по нашему билету она долетела, я проверил, а там исчезла. Как в воду канула!
Алекс заглянул в чашку, куда тоже много чего кануло, и строго сказал:
– Ты, Иван, это все заварил, тебе и расхлебывать.
– И расхлебаю, – пообещал великолепный русский.
Однако сказать это оказалось легче, чем сделать.
Объявление жениха-миллионера с того сайта, где выловил его Иван, уже исчезло. Алекс не поленился и забил в строку поиска текст по памяти, но Гугл с Яндексом молчали, как пара партизан. Изображение девушки, с которой русская журналистка имела немалое сходство, тоже пропало из Сети без следа.
Это было удивительно!
Алексу всегда казалось, что каждая соринка, запутавшаяся во Всемирной паутине, остается там навеки, пополняя коллекцию космического мусора. Найти в ней конкретную малость не всегда легко, но однозначно реально. И тут – такой сюрприз!
Пытливый ум Алекса Чейни родил вопрос: а бывают ли такие файлы, которые через определенное время самоуничтожаются? Повисел, сколько нужно было, в Сети, а потом р-р-раз – и растаял так, что даже мокрого места от него не осталось?
Среди многочисленных знакомых Ивана Медведева имелись и такие, кто мог ответить на этот вопрос. Иван обещал навести справки.
Что же до русской девушки Татьяны, то оставалось надеяться, что она сама даст о себе знать.
Даже разделив случайно обретенный секрет на троих с Тяпой и Нюней, я чувствовала, что груз персональной ответственности слишком велик, и потому за ужином рассказала о напугавшем меня волосяном захоронении своей рязанской сестрице. И не напрасно: тут же выяснилось, что Катерина тоже терзается сомнениями и подозрениями.
Оказывается, пропавшая Афродита жила совсем рядом с Катей, в соседней комнате.
Я видела их общий дом, и он показался мне похожим на колхозный коровник: протяженное одноэтажное строение на несколько однотипных жилых помещений. Стыд-позор для архитектора и сущее наказание для топографических идиотов, неспособных среди полудюжины одинаковых синих дверей найти одну нужную – свою.
– Я сразу подумала, что рано или поздно это случится – я непременно ошибусь дверью, – призналась Катя.
Осоловевшая после сытного обеда и прогулки по жаре, она перепутала помещения и возымела предосудительное в цивилизованных странах намерение попасть в чужое жилище.
Дверь была заперта, но Катерину это не смутило, поскольку свою собственную комнату перед уходом она тоже закрыла на ключ.
Также не насторожило, а лишь разозлило ее упорное нежелание ключика проворачиваться в замке.
Торопясь воссоединиться с кроватью, предприимчивая девушка отжала язычок замка стальным рожком для обуви, вошла в дом и даже не сразу поняла, что он – чужой.
– Эта соседняя комната точно такая же, как моя, – объяснила мне рязанская двойняшка. – И коврик там на полу в полосочку, и покрывало на кровати в цветочек!
Катя легла в постель и, уже притирая щеку к подушке, обратила внимание на вопиющий факт – с прикроватной тумбочки исчезла горячо любимая тремя поколениями женщин семьи Максимовых пухлая косметичка производства Тверской фабрики кожизделий, фасона «Ридикюль старухи Шапокляк»!
Вместо нее там лежал очаровательный парчовый чемоданчик, содержащий – Катерина не постеснялась полюбопытствовать – дорожный набор косметики прославленной французской фирмы и элегантный черный кожаный футляр с украшениями.
Завидущим глазом Катерина поймала острый синий блик и поняла, что перед ней лучшие друзья другой девушки – бриллианты!
– Вот ты бы отправилась на самое важное в своей жизни свидание без брюликов?! – спросила она меня таким тоном, который подразумевал лишь один ответ.
Тем не менее я честно задумалась.
Самым важным свиданием в моей жизни до сих пор был, пожалуй, тот визит к гинекологу, когда я отчаянно надеялась услышать от доктора: «Чепуха, милочка, вы вовсе не беременны!» Точно помню, в минуты этой встречи на мне не то что бриллиантов – даже бельишка не было…
– А еще она не взяла зубную щетку и контейнер с контактными линзами, – добавила Катя.
Вот это уже было серьезно!
– А был ли мальчик? – пробормотала я. – В смысле, а уехала ли девочка?
– Что ты говоришь?
– Не хочется мне это говорить и еще больше не хочется этого делать, но, кажется, надо продолжить раскопки, – неохотно подытожила я.
Богатое воображение с понятным намеком нарисовало мне безголовую и безрукую статую Афродиты.
– Тьфу ты, пропади они все пропадом со своими древнегреческими традициями! – выругалась моя Тяпа.
А Катерина деловито сказала:
– Ты тоже возьми что-нибудь, чем можно землю копать! – и ловко спрятала в рукав стальную ложку.
Поскольку в экспедицию мы отправились прямиком из-за стола, экипировка наша – за исключением прекрасных крепких ложек – оставляла желать лучшего. Я была в балетках, шортах и майке, а Катя – в ультракоротком балахоне, недостаточную длину которого нисколько не компенсировали длинные рукава. А на ногах у нее и вовсе были сабо на деревянной платформе.
– Твои башмаки – мечта Красной Шапочки! – прокомментировала я. – Такими копытами злого Волка можно насмерть затоптать.
– Ну! – ничуть не обидевшись, согласилась приятельница. – Две лошадиные силы, по одной на каждой ноге!
И вот вечером, пока другие девушки безмятежно созерцали закат, мы с Катериной ползали в зарослях со столовыми приборами, в отсутствие фонариков подсвечивая себе мобильниками.
Первой нашей находкой стал все тот же сачок для чистки бассейна: на сей раз я обратила внимание на то, что его ручка в нижней части испачкана чем-то темным.
– Земля! – вскричала Катя торжествующе, как матрос на мачте заблудившегося судна. – Все понятно, этой палкой копали!
– Понять бы еще – закапывали или раскапывали? – задумалась я. – Кстати, ты сегодня видела садовника? Я – нет. Хотя…
Я вспомнила, что утром слышала баритон Аполлона в общем хоре голосов прислуги, допрашиваемой Просто Бобом.
– Да тут он, – сказала Катерина.
Она проворно поползла задним ходом поглубже в чащу, и до меня дошло, что это ее: «Да тут он» означает: «Он здесь и сейчас!»
И тут же кусты затрещали со стереоэффектом: кто-то двигался мне навстречу.
Я последовала примеру Катерины и включила пятую скорость как раз вовремя, чтобы освободить сцену для нового персонажа.
Вернее, для его загорелой мускулистой руки.
Она цапнула сачок и потащила его в кусты, но я не растерялась и в последний момент схватилась за сеточку. Не отдавать же невесть кому единственную улику?!
Невесть кто сильно дернул, и игра в перетягивание сачка закончилась моим поражением.
– Ты что, с ума сошла?! – зашипела Катерина. – Ты же выдаешь наше присутствие!
– Да ладно, сачок мог зацепиться за корешок, – виновато шепнула я и замерла, прислушиваясь.
Невесть Кто, должно быть, тоже обратился в слух.
В зарослях установилась минута молчания.
Потом вновь затрещали ветки, зашуршали шаги.
Выждав некоторое время, мы с Катериной осторожно поползли к опушке.
Аполлон сидел на корточках у бассейна, погрузив в его воду сачок, только не сеточкой, как обычно, а другим концом: он мыл испачканную землей рукоять!
– Специалист по мокрым делам! – не смешно, а прямо-таки зловеще пошутила Тяпа.
Потом Аполлон почистил бассейн и только после этого ушел.
Мы с Катериной не собирались его преследовать, нам просто было по пути. Мы тоже потянулись вверх по лестнице, но вынуждены были опять спрятаться за углом, услышав приближающийся топот.
Вниз по ступенькам прогалопировал Просто Боб, поспешавший к выходу из имения. Он широко развел руки для приветственных объятий и в этом виде был похож не то на мальчика, изображавшего идущий на посадку самолет, не то на пикирующего птеродактиля. Сходство с рептилией усиливала его крокодилья улыбка.
– Вдруг навстречу мой хороший, мой любимый крокодил, – прокомментировала Нюня. – Он с Тотошей и Кокошей по аллейке проходил!
С Тотошей и Кокошей у нее проассоциировались охранники в маскировочных нарядах расцветки «сексуальный питон». Они тоже полнозубо улыбались в открытый дверной проем.
Кому?
Ах, вот кому!
Во двор не вошел, даже не вплыл – дирижаблем вдвинулся темнокожий толстяк.
– Вдруг навстречу мой хороший, мой любимый… бегемот! – пробормотала я.
– Он с Тотошей и Кокошей по аллейке не пойдет! – моментально срифмовала Тяпа.
Катерина сдавленно хихикнула.
За толстяком следовал невысокий господин с крысиной мордой.
– Вдруг навстречу мой хороший, мой любимый бультерьер! – подтолкнув меня локтем, предложила зачин очередного куплета Катерина.
– Он Тотоше и Кокоше вмиг попортит экстерьер! – уверенно напророчила я.
Катька хрюкнула, и я тоже толкнула ее локтем.
Просто Боб повел гостей наверх. Крысиная Морда шагал след в след за Толстым, охранники шли замыкающими. Закрыть дверь никто из них не потрудился.
Мы с Катей переглянулись. Я отчетливо увидела, как у нее в глазах заплясали джигу бесенята, и была уверена: в моих собственных очах в этот момент творилась аналогичная хореография.
– Ты как насчет ночных купаний? – коварно улыбаясь, осведомилась Катерина.
Я энергично кивнула. Ночные купания – это мой фирменный способ показать себя во всей красе!
В этот момент что-то щелкнуло, и дверь сама по себе стала закрываться.
– Она автоматическая! – сообразила я. – А мы-то, дурочки, пытались взломать ее пилкой! Черт, не успеем!