Сьюзен никак не могла взять в толк, чем ему так приглянулись поля.
А еще была тропинка. Она шла по полям примерно с полмили, а потом внезапно исчезала. Словно кто-то доходил только до этого места, там останавливался и смотрел.
Добравшись до конца тропинки, Бинки остановилась, после чего осторожно развернулась, стараясь не потревожить ни единого колоска.
– Не знаю, как это делается, – прошептала Сьюзен, – но ты должна это уметь. И ты знаешь, куда я хочу попасть.
Ей показалось, что лошадь кивнула. Альберт говорил, что Бинки – обыкновенная лошадь из плоти и крови, но, наверное, нельзя в течение нескольких сотен лет возить на своей спине Смерть и ничему не научиться. Во всяком случае, морда у Бинки была очень умная.
Бинки двинулась рысью, перешла на галоп. Потом небо вспыхнуло и погасло, всего один раз.
Сьюзен, честно говоря, ожидала большего. Сверкающих звезд, взрыва всех цветов радуги… но только не этой жалкой вспышки. Это путешествие на семнадцать лет назад не слишком-то ее впечатлило.
Пшеничные поля исчезли. Сад остался примерно таким же. Появились странно подстриженные кусты и пруд, в котором плавали рыбьи скелетики. Повсюду толкали тачки и размахивали крошечными косами существа, которые в обычном мире вполне сошли бы за гномов-садовников, а тут это были веселые скелеты в черных мантиях. Вообще, мало что изменилось.
Конюшни, впрочем, немного отличались. Прежде всего тем, что там уже стояла одна Бинки.
Она тихо заржала, когда Сьюзен ввела ее в свободное стойло рядом с ней самой.
– Уверена, вы поладите, поскольку хорошо знаете друг дружку, – сказала она.
Интересно, получится ли то, что она задумала? Должно получиться, просто обязано. Время – это то, что происходит с другими людьми.
Она проскользнула в дом.
– НЕТ. МНЕ НЕЛЬЗЯ ПРИКАЗАТЬ, МЕНЯ НЕЛЬЗЯ ЗАСТАВИТЬ. Я БУДУ ДЕЛАТЬ ТОЛЬКО ТО, ЧТО СЧИТАЮ ПРАВИЛЬНЫМ.
Сьюзен прокралась вдоль полок с жизнеизмерителями. Никто ее не заметил. Если вам выпала возможность увидеть такую схватку, вряд ли вы обратите внимание на неясную тень, перемещающуюся на заднем плане.
Ей об этом не рассказывали. Родители посчитали это ненужным. Твой отец мог быть учеником Смерти, а мать – его приемной дочерью, но, став Родителями, они сразу забывают столь малозначительные подробности. Не бывает молодых Родителей. Сначала люди просто существуют, а потом бац – и становятся Родителями.
Она приблизилась к концу полок.
Смерть навис над ее отцом… вернее, поправила она себя, юношей, который станет ее отцом.
На его щеке ярко горели три следа от удара Смерти. Сьюзен поднесла ладонь к бледным пятнам на своей щеке.
Но это не может передаваться по наследству.
По крайней мере… у нормальных людей…
Ее мать – девушка, которая станет ее матерью, – прижалась спиной к колонне. «А с годами она похорошела, – подумала Сьюзен. – По крайней мере, ее вкус изменился в лучшую сторону». Она мысленно одернула себя. Рассматривать одежду? В такой момент?
Смерть стоял над Мором с мечом в одной руке и жизнеизмерителем Мора в другой.
– ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ, КАК МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО ПРИХОДИТСЯ ЭТО ДЕЛАТЬ, – сказал Смерть.
– Может, и имею, – ответил Мор.
Смерть поднял взгляд и посмотрел прямо на Сьюзен. Его глазницы на мгновение полыхнули синим светом. Сьюзен попыталась вжаться в тень.
Он перевел взгляд на Мора, потом на Изабель, опять посмотрел на Сьюзен, потом снова на Мора. И засмеялся.
И перевернул песочные часы.
И щелкнул пальцами.
С легким хлопком сжавшегося воздуха Мор исчез. За ним исчезли Изабель и все остальные.
И воцарилась тишина.
Смерть очень осторожно поставил песочные часы на стол и некоторое время смотрел в потолок.
– АЛЬБЕРТ? – наконец окликнул он. Из-за колонны появился Альберт.
– БУДЬ ЛЮБЕЗЕН, ПРИНЕСИ МНЕ ЧАШКУ ЧАЯ.
– Да, хозяин. Хе-хе, неплохо ты с ним разобрался…
– СПАСИБО.
Альберт поспешно умчался в направлении кухни.
– ДУМАЮ, ТЕБЕ МОЖНО ВЫХОДИТЬ.
Сьюзен подчинилась.
Смерть был семи футов ростом, а выглядел и того выше. Сьюзен смутно помнила, как кто-то носил ее на плечах по темным комнатам, но в ее воспоминаниях это был человек, худой, костлявый, но человек. Интересно, с чего она это взяла?
То, что стояло сейчас перед ней, совсем не походило на человека. Смерть был высоким, величественным и ужасным. «Он может всячески противиться правилам, – подумала Сьюзен, – но это не сделает его человеком. Он – хранитель врат мира. Бессмертный по определению. Конец всего сущего.
Мой дед.
Или будет таковым. Есть. Был».
Яблоня… Почему-то Сьюзен постоянно вспоминала об одной яблоне в саду. Смотрела на эту фигуру, а думала о яблоне. Хотя эти образы казались абсолютно несовместимыми.
– ТАК-ТАК-ТАК. ЗНАЕШЬ, А В ТЕБЕ МНОГО ОТ МАТЕРИ, – сказал Смерть. – И ОТ ОТЦА.
– Откуда ты знаешь, кто я такая?
– У МЕНЯ УНИКАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ.
– Ты меня помнишь? Но меня ведь даже еще не зачали…
– Я ЖЕ СКАЗАЛ: УНИКАЛЬНАЯ. ТЕБЯ ЗОВУТ…
– Сьюзен, но…
– СЬЮЗЕН? – переспросил он. – ОНИ СДЕЛАЛИ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ, ПРАВДА?
Он опустился в свое кресло, скрестил пальцы и посмотрел поверх них на Сьюзен.
Она в ответ тоже посмотрела ему прямо в глазницы.
– СКАЖИ МНЕ, – чуть погодя промолвил Смерть, – Я БЫЛ… БУДУ… Я ХОРОШИЙ ДЕД?
Сьюзен задумчиво прикусила губу.
– Но разве, ответив, я не создам парадокс?
– ТОЛЬКО НЕ В НАШЕМ С ТОБОЙ СЛУЧАЕ.
– Ну… у тебя костлявые колени.
Смерть молча смотрел на нее.
– КОСТЛЯВЫЕ КОЛЕНИ?
– Извини.
– ТЫ ПРИШЛА, ЧТОБЫ СКАЗАТЬ МНЕ ОБ ЭТОМ?
– Тебя не хватает… там. Я выполняю твои обязанности. Альберт очень волнуется. А сюда я пришла, чтобы все выяснить. Я не знала, что мой отец… работал на тебя.
– РАБОТАЛ. ПРАВДА НЕ СЛИШКОМ УСПЕШНО.
– Что ты с ним сделал?
– ПОКА ЧТО ИМ НИЧЕГО НЕ УГРОЖАЕТ. И Я РАД, ЧТО ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ. НАЛИЧИЕ РЯДОМ ЛЮДЕЙ НАЧАЛО ОКАЗЫВАТЬ ВЛИЯНИЕ НА МОИ ОЦЕНКИ. ДА, АЛЬБЕРТ…
На краю ковра появился Альберт с чайным подносом в руках.
– ЕЩЕ ОДНУ ЧАШКУ, БУДЬ ДОБР.
Альберт огляделся по сторонам, но Сьюзен не заметил. Если вы способны остаться невидимыми для госпожи Ноно, то с любым другим человеком легко справитесь.
– Как прикажешь, хозяин.
– ИТАК, – сказал Смерть, когда смолкли шаркающие шаги Альберта, – МЕНЯ ПОТЕРЯЛИ. И ТЫ УНАСЛЕДОВАЛА СЕМЕЙНЫЙ БИЗНЕС. ТЫ?
– Я этого совсем не хотела! Меня нашли лошадь и крыса!
– КРЫСА?
– Э… По-моему, это еще случится.
– АХ ДА, ПОМНЮ. НО МОЮ РАБОТУ ВЫПОЛНЯЕТ ЧЕЛОВЕК? КОНЕЧНО, С ТЕХНИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЭТО ВОЗМОЖНО… И ВСЕ ЖЕ – ПОЧЕМУ?
– Думаю, Альберт что-то знает, но он уходит от ответа.
Снова появился Альберт с чашкой на блюдце в руке. С видом человека, которого разыгрывают и который это понял, он подчеркнуто громко подставил ее на стол перед Смертью.
– Больше ничего не нужно, хозяин?
– СПАСИБО, АЛЬБЕРТ. БОЛЬШЕ НИЧЕГО.
Альберт снова удалился, но медленнее, чем обычно, и постоянно оглядываясь.
– Он совсем не изменился, да? – заметила Сьюзен. – Ну разумеется, в этом и заключается тайна твоего дома…
– А КАК ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К КОШКАМ?
– Что-что?
– К КОШКАМ. ОНИ ТЕБЕ НРАВЯТСЯ?
– Они… довольно милые, – осторожно ответила Сьюзен. – Но кошка – это всего лишь кошка.
– ШОКОЛАД, – перебил ее Смерть. – ТЫ ЛЮБИШЬ ШОКОЛАД?
– Иногда с ним можно переборщить.
– В ЭТОМ ТЫ НА ИЗАБЕЛЬ СОВСЕМ НЕ ПОХОЖА.
Сьюзен кивнула. Любимым тортом матери был «Шоколадный геноцид».
– А ТВОЯ ПАМЯТЬ? У ТЕБЯ ХОРОШАЯ ПАМЯТЬ?
– Да… я многое помню. Как быть Смертью. Как все должно работать. Послушай, ты сказал, что помнишь о крысе, но это же еще не произош…
Смерть встал и подошел к модели Плоского мира.
– МОРФИЧЕСКИЙ РЕЗОНАНС, – промолвил он, не глядя на Сьюзен, – ПРОКЛЯТЬЕ. ЛЮДИ ЭТОГО ТАК И НЕ ОСОЗНАЛИ. ГАРМОНИКИ ДУШИ. ОТ НИХ ЗАВИСИТ МНОГОЕ.
Сьюзен достала жизнеизмеритель Диона. Голубой дым продолжал струиться из верхней колбы в нижнюю.
– А ты не мог бы объяснить мне вот это?
Смерть резко развернулся.
– Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ УДОЧЕРЯТЬ ТВОЮ МАТЬ.
– Но ты ее все-таки удочерил.
Смерть пожал плечами.
– ЧТО ЭТО У ТЕБЯ?
Он взял жизнеизмеритель Диона-Бадди и поднес к глазам.
– А. ИНТЕРЕСНО.
– Да, дедушка, но что это значит?
– НИ С ЧЕМ ПОДОБНЫМ МНЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ НЕ ПРИХОДИЛОСЬ, НО, ДУМАЮ, ТАКОЕ ВОЗМОЖНО. В ОПРЕДЕЛЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ… ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО… В ЕГО ДУШЕ ЖИВЕТ НЕКИЙ РИТМ… ДЕДУШКА?
– Ритм? А я думала, это всего лишь такой оборот, иносказание, что ли. Кстати, что плохого в дедушке?
– С ДЕДОМ Я БЫ ЕЩЕ СМИРИЛСЯ. НО ДЕДУШКА… А ЧТО ДАЛЬШЕ? ДЕДУСЯ? НО, ВОЗВРАЩАЯСЬ К ЭТОМУ ЖИЗНЕИЗМЕРИТЕЛЮ, Я ПОЛАГАЛ, ТЫ ВЕРИШЬ В ЛОГИКУ. ИНОСКАЗАНИЕ ТОЖЕ МОЖЕТ СООТВЕТСТВОВАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
– С ДЕДОМ Я БЫ ЕЩЕ СМИРИЛСЯ. НО ДЕДУШКА… А ЧТО ДАЛЬШЕ? ДЕДУСЯ? НО, ВОЗВРАЩАЯСЬ К ЭТОМУ ЖИЗНЕИЗМЕРИТЕЛЮ, Я ПОЛАГАЛ, ТЫ ВЕРИШЬ В ЛОГИКУ. ИНОСКАЗАНИЕ ТОЖЕ МОЖЕТ СООТВЕТСТВОВАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
Смерть помахал жизнеизмерителем.
– НАПРИМЕР, ЧАСТО ГОВОРЯТ: ТЕМНО ХОТЬ ГЛАЗ КОЛИ. ВИДЕЛ Я ТАКУЮ ТЕМНОТУ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НИЧЕГО НЕ ВИДИШЬ. НО ЧЕГО Я НЕ МОГУ ВЗЯТЬ В ТОЛК – ЗАЧЕМ ГЛАЗА-ТО ВЫКАЛЫВАТЬ?…
Смерть вдруг замолчал.
– СНОВА Я ЗА СВОЕ! – воскликнул он. – КАКОЕ МНЕ ДЕЛО ДО ТОГО, ЧТО ЗНАЧИТ КАКАЯ-ТО ФРАЗА? ИЛИ КАК ТЫ МЕНЯ НАЗЫВАЕШЬ? ОБЩЕНИЕ С ЛЮДЬМИ ЗАТУМАНИВАЕТ МЫШЛЕНИЕ, ПОВЕРЬ МНЕ. НИКОГДА НЕ УВЛЕКАЙСЯ ЭТИМ.
– Но я – человек.
– А НИКТО И НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО БУДЕТ ЛЕГКО. ПРОСТО НЕ ДУМАЙ. НЕ ЧУВСТВУЙ.
– Ну, тебе лучше знать, – резко ответила Сьюзен.
– ВОЗМОЖНО, В НЕДАВНЕМ ПРОШЛОМ Я ПОЗВОЛИЛ СЕБЕ ИСПЫТАТЬ НЕКИЕ ЧУВСТВА, – продолжал Смерть. – НО Я МОГУ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ НИХ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ.
Он снова поднес к глазам жизнеизмеритель.
– ЗАБАВНО… Я ЗАМЕЧАЛ, ЧТО МУЗЫКА, ЯВЛЯЯСЬ ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ БЕССМЕРТНОЙ, СПОСОБНА ПРОДЛИТЬ ЖИЗНЬ ТОМУ, КТО ТЕСНО С НЕЙ СВЯЗАН. НАПРИМЕР, ВСЕ ЗНАМЕНИТЫЕ КОМПОЗИТОРЫ ОТЧАЯННО ЦЕПЛЯЮТСЯ ЗА ЖИЗНЬ. А ВЕДЬ НЕКОТОРЫЕ БЫЛИ ГЛУХИ КАК ПРОБКИ, КОГДА Я ПРИХОДИЛ К НИМ. ВИДИМО, КАКОМУ-ТО БОГУ ЭТО ПОКАЗАЛОСЬ ОЧЕНЬ ЗАБАВНЫМ. – Смерть очень неплохо изобразил презрение. – ШУТКА В ИХ СТИЛЕ[15].
Он поставил часы на стол и щелкнул про ним костяным пальцем.
– Вауууммммииии-чида-чида-чида, – пропели часы.
– У НЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ ЖИЗНИ. ТОЛЬКО МУЗЫКА.
– Музыка захватила его?
– МОЖНО И ТАК СКАЗАТЬ.
– Продлила ему жизнь?
– ЖИЗНЬ РАСТЯЖИМА. ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ. НЕ ЧАСТО. И ОБЫЧНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ТРАГИЧЕСКИ, НЕСКОЛЬКО ТЕАТРАЛЬНО. НО ЭТО – НЕ ЧЕЛОВЕК. ЭТО – МУЗЫКА.
– Он играл на каком-то инструменте со струнами, похожем на гитару…
Смерть резко повернулся к ней.
– ПРАВДА? ГМ…
– Это важно?
– СКОРЕЕ… ИНТЕРЕСНО.
– Я должна что-то знать?
– НЕТ. ПРОСТО Я КОЕ-ЧТО ВСПОМНИЛ. НИЧЕГО ОСОБЕННОГО… ДРЕВНИЕ МИФЫ. НО ВСЕ РЕШИТСЯ САМО СОБОЙ. МОЖЕШЬ НЕ БЕСПОКОИТЬСЯ.
– Как так само собой?
– СКОРЕЕ ВСЕГО, В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ ОН УМРЕТ.
Сьюзен уставилась на жизнеизмеритель.
– Но это ведь ужасно!
– У ТЕБЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ С ЭТИМ МОЛОДЫМ ЧЕЛОВЕКОМ?
– Что? Нет! Я и видела-то его всего один раз!
– И ВАШИ ВЗГЛЯДЫ НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ В ЗАПОЛНЕННОМ ЛЮДЬМИ ЗАЛЕ? НИЧЕГО ПОДОБНОГО НЕ БЫЛО?
– Нет! Конечно нет!
– ТОГДА ПОЧЕМУ ЭТО ТЕБЯ БЕСПОКОИТ?
– Потому что он ва… он – человек, вот почему, – сказала Сьюзен и сама себе удивилась. – Просто я не могу понять… разве можно так обращаться с живыми людьми? – добавила она, запинаясь. – В общем… Не знаю.
Смерть наклонился так, что его череп оказался на уровне ее лица.
– ЛЮДИ ГЛУПЫ И ПОНАПРАСНУ РАСТРАЧИВАЮТ СВОИ ЖИЗНИ. НЕУЖЕЛИ ТЫ ЭТОГО ЕЩЕ НЕ ЗАМЕТИЛА? РАЗВЕ ТЫ НЕ СМОТРЕЛА С ЛОШАДИ НА ГОРОД? ПРАВДА ОН ПОХОЖ НА МУРАВЕЙНИК, ПОЛНЫЙ СЛЕПЫХ СОЗДАНИЙ, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ СВОЙ МЕЛКИЙ ЗЕМНОЙ МИРОК РЕАЛЬНЫМ? ТЫ ВИДИШЬ ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА, И ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ДУМАТЬ, ЧТО ЗА НИМИ СКРЫВАЕТСЯ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ И СОБЫТИЙ, ХОТЯ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАМ, ЗА ОКНАМИ, НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ МЕЛОЧНЫХ ТУПЫХ ДУШОНОК, ПОЖИРАТЕЛЕЙ ПИЩИ, НАЗЫВАЮЩИХ СВОИ ИНСТИНКТЫ ЧУВСТВАМИ. ОНИ ДУМАЮТ, ИХ НИЧТОЖНЫЕ ЖИЗНИ БОЛЕЕ ЗНАЧИМЫ, ЧЕМ ДУНОВЕНИЕ ВЕТЕРКА.
В глазах Смерти ярко полыхал синий огонь. Ей показалось, что ее поглощает какая-то бездна.
– Нет, – прошептала Сьюзен. – Нет… Я никогда так не думала.
Смерть резко выпрямился и отвернулся.
– НО ВООБЩЕ ЭТО ПОМОГАЕТ.
– Но в том, как люди умирают, нет никакого смысла! – воскликнула Сьюзен. – Это же хаос! Где справедливость?!
– ХА.
– А ты? Ты ведь вмешался! Спас моего отца!
– Я ПОСТУПИЛ ГЛУПО. ИЗМЕНЕНИЕ СУДЬБЫ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА СПОСОБНО ИЗМЕНИТЬ ВЕСЬ МИР. Я ПОМНЮ ЭТО. ЗАПОМНИ И ТЫ.
Смерть по-прежнему не поворачивался к Сьюзен.
– Не понимаю, почему мы не имеем права вмешиваться?! Ведь мир станет от этого только лучше!
– ХА.
– Или ты боишься изменить мир?
Смерть повернулся. И, взглянув на него, Сьюзен попятилась.
Он медленно направился к ней, а голос его превратился в шипение:
– И ТЫ ПОСМЕЛА СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ? ТЫ, НАРЯДИВШАЯСЯ В КРАСИВОЕ ПЛАТЬЕ, ПОСМЕЛА СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ? ТЫ? ТЫ ЛЕПЕЧЕШЬ ОБ ИЗМЕНЕНИИ МИРА? ЧТО, НЕ МОЖЕШЬ НАЙТИ В СЕБЕ СМЕЛОСТЬ И ПРИНЯТЬ ВСЕ КАК ЕСТЬ? ЗНАТЬ, КАК СЛЕДУЕТ ПОСТУПИТЬ, И ПОСТУПАТЬ СООТВЕТСТВЕННО, НЕВЗИРАЯ НИ НА ЧТО… ДА ЕСТЬ ЛИ ХОТЬ ОДИН ЧЕЛОВЕК В ЭТОМ МИРЕ, КОТОРЫЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОНИМАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ДОЛГ?
Его пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.
– Я ВЕЛЕЛ ТЕБЕ ЗАПОМНИТЬ… ДЛЯ НАС ВРЕМЯ – ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ МЕСТО. ОНО РАССРЕДОТОЧЕНО. ЕСТЬ ТО, ЧТО ЕСТЬ, И ТО, ЧТО БУДЕТ. ИЗМЕНЯЯ ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ, ТЫ НЕСЕШЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ВНЕСЕННЫЕ ТОБОЙ ИЗМЕНЕНИЯ, А ОНА СЛИШКОМ ТЯЖЕЛА.
– Это всего лишь оправдание!
Она долго смотрела на высокую фигуру, после чего развернулась и зашагала из комнаты прочь.
– СЬЮЗЕН?
На полпути она остановилась, но оборачиваться не стала.
– Да?
– У МЕНЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО… КОСТЛЯВЫЕ КОЛЕНИ?
– Да!
Вероятно, это был первый на Плоском мире чехол для пианино, и сделали его из ковровой дорожки. Утес легко забросил инструмент на плечо, а в другую руку взял мешок с камнями.
– Не тяжело? – спросил Бадди.
Утес покачал пианино, словно взвешивая его.
– Немного, – ответил он. Под ним заскрипели половицы. – А обязательно было вытаскивать из него все эти части?
– Так нужно, – вмешался в разговор Золто. – Это как… с каретой. Чем больше частей снимаешь, тем быстрее она едет. Пошли.
Они вышли из дома. Бадди старался не привлекать к себе внимание – насколько может не привлекать к себе внимание человек в компании с гномом, приматом и троллем, тащившим в мешке рояль.
– Это как карета, – повторял Утес, пока они шли в «Барабан». – Большая черная карета с ливером.
– С ливером? – переспросил Бадди. Он уже начинал привыкать к своему новому имени.
– Ну, со щитами и всем таким.
– А, с ливреей.
– И с этим тоже.
– А вот если бы у тебя была куча золота, Золто, что бы ты сделал? – спросил Бадди.
Гитара в чехле едва слышно отзывалась на звуки его голоса.
Золто задумался. Он хотел сказать, что для гнома весь смысл обладания кучей золота заключается в обладании кучей золота. Причем это золото не должно «работать», как иногда говорится; для полного гномьего счастья достаточно, чтобы оно было самым обычным золотым золотом.
– Не знаю, – откликнулся он наконец. – Никогда не думал, что у меня может появиться куча золота. А ты? Чего ты хочешь?
– Готов поклясться, я бы стал самым знаменитым музыкантом в мире.
– Такие клятвы опасны, – заметил Утес.
– У-ук.
– Но разве не того же хочет каждый артист?
– Знаю из личного опыта и могу поделиться им с вами, – встрял Золто, – что каждый настоящий артист хочет, действительно хочет, чтобы ему заплатили.
– И стать знаменитым, – не сдавался Бадди.
– Вот насчет этого не скажу, – пожал плечами Золто. – Трудно быть знаменитым и живым. Лично я хочу играть музыку каждый день, а в конце дня слышать: «Спасибо, было очень здорово, возьмите деньги, как насчет завтра, в это же время?»
– И все?
– Мне вполне достаточно. Мне хотелось бы, чтобы люди говорили: «Нам нужен хороший трубач, эй, найдите-ка Золто Золтссона!»
– По-моему, скучно.
– А мне нравится, когда скучно, потому что это бывает долго.
Они подошли к боковому входу в «Барабан» и вскоре очутились в комнатушке, в которой воняло крысами и уже выпитым пивом. Из бара доносились приглушенные голоса.
– Похоже, народу собралось немало, – заметил Золто.
К ним трусцой подбежал Гибискус:
– Так, ребята, вы готовы?
– Погоди, – сказал Утес. – Мы еще не обсудили гонорар.
– Я же сказал «шесть долларов», а вы чего ожидали? Вы – не из Гильдии, восемь долларов – это ставка Гильдии.
– Мы и не собирались просить у тебя восемь долларов, – возразил Золто.
– Вот и хорошо.
– Мы согласны на шестнадцать.
– Шестнадцать? С ума сошли! Это же двойная ставка Гильдии!
– Но там собралась целая толпа, – указал Золто. – Уверен, ты продашь много пива. Впрочем, мы можем вернуться домой.
– Эй, эй, давай все обсудим, – засуетился Гибискус и, обняв Золто за плечи, отвел его в угол.
Бадди смотрел, как библиотекарь изучает пианино. Никогда прежде он не видел, чтобы музыкант пробовал инструмент на вкус. Потом орангутан открыл крышку и принялся осматривать клавиши. Потом ударил по нескольким из них.
Довольно потирая руки, вернулся Золто.
– Ну все, я договорился, – объявил он. – Ха!
– Сколько? – спросил Утес.
– Шесть долларов! – ответил Золто.