Эвелина развела руками:
– Увы! Никаких контактов с ним я не имею. От него через банк на наш счет поступает определенная сумма. Кстати, вы назвали только свое имя, вдруг представится возможность передать Ивану Павловичу сведения, как вас тогда представить? И оставьте свой номер телефона!
Я на секунду испытал замешательство, но тут же отыскал достойный ответ:
– Записывайте номер и скажите, что приходил Слон.
– Слон? – удивленно повторила Эвелина.
– Это фамилия, – улыбнулся я, – до эмиграции меня звали Слон Владимир Сергеевич, в Америке я стал Майклом для простоты общения с коренным населением.
– Хорошо, – кивнула Эвелина.
Я вышел на улицу, постоял пару секунд в раздумье, потом решительно двинулся в сторону забегаловки с забавным названием «Цып-цып». Неделю назад мне бы и в голову не пришло заглянуть туда, где, вероятно, подают разогретые в СВЧ-печке бургеры из мяса неизвестного происхождения. Но в прошлый вторник я был Иваном Павловичем Подушкиным, интеллигентным мужчиной, секретарем общества «Милосердие» и частным детективом с приличным окладом, кредиткой и машиной. А сейчас перед вами Володя Задуйхвост, лицо без определенных занятий, обитающее в одной комнате с неудачливыми акробатами и занимающееся шулерством в компании с обезьяной. Для такого типа «Цып-цып» самое подходящее место.
Я вошел в забегаловку, с опаской купил стакан кофе с молоком и сэндвич «Улыбка курицы». Еда оказалась на удивление вкусной, столик чистым, а посетители выглядели опрятно. Я расслабился, вытащил свой ужасающе розовый телефон и набрал номер Слона. Не следует думать, что я обладаю феноменальной памятью и способен держать в уме целую записную книжку. Я не могу запомнить и двух номеров. Но Вова Слон после начала перестройки ушел в торговлю, начисто забросил поэзию, перестал строчить стихи гекзаметром и стал заниматься продажей пирожных и тортов. Не скажу, что он в этом преуспел, но с голоду не умер. Володя настойчив, накануне праздников он обзванивает всех своих знакомых и патетически заявляет:
– Все сладкое одинаково! Неужели ты купишь торт к столу у постороннего человека? Надо поддержать приятеля!
У меня никогда не хватает окаянства честно ответить ему:
– Слон, я не хочу угощаться бисквитом с жирным кремом.
Отчего-то я испытываю перед Владимиром чувство вины и всегда восклицаю:
– Да, да, конечно. Оставь мне самый большой набор пирожных!
Дабы его клиенты не испытывали никаких трудностей, желая с ним соединиться, Слон купил себе «красивый» номер мобильного, он состоит из одних единиц и нулей, и даже я его помню.
В трубке послышалась тихая приятная музыка, потом нежный девичий голос с придыханием произнес:
– Вы позвонили в компанию «Слон и сыновья», к сожалению, сейчас все операторы заняты. Пожалуйста, оставайтесь на линии, ваш звонок очень важен для нас.
Снова зазвучала мелодия, я усмехнулся. У Володи нет сыновей, впрочем, и дочерей тоже, Слон никогда не был женат. А его «компания» состоит из трех человек. Трюк с занятыми операторами приятель выдумал в порыве вдохновения, это запись. Сейчас Слон возьмет трубку и скажет…
– Начальник отдела продаж слушает, – слегка неуверенно донеслось из наушника.
Я насторожился, похоже, Володя пьян. Вот она, причина, по которой мой бывший однокашник не смог поднять бизнес на высокую ступень. Увы, Слон подвержен заразной российской инфекции – алкоголизму.
– Здравствуй, Вова, – начал я беседу.
– Привет, это кто? – уже бойко спросил Слон.
– Ваня Подушкин тебя беспокоит, – ответил я, – ты как себя чувствуешь?
– А как мне ощущать себя летом? – фыркнул Вова. – Начинается штиль в продажах. Чего ты хочешь? Торт? Пирожные?
– Нет, совсем иное.
– Чего? – удивился Слон.
Я понял, что ошибся, он трезв, вероятно, в отсутствие клиентов Слон спал, и я попытался ввести его в курс дела.
– Мне нужна твоя помощь!
– Говори!
Спустя десять минут Владимир со смаком чихнул и воскликнул:
– Значитца, так! Меня зовут Майкл!
– Верно.
– Я приходил в Центр искать дочь своей жены.
– Умница.
– Если ко мне обратится баба по имени Эвелина, надо говорить с ней как с хорошей знакомой и сразу звякнуть тебе.
– Вова, вероятность звонка практически равна нулю. Я предупредил тебя на всякий случай. Извини, что воспользовался твоим именем, но ситуация так сложилась!
– Ерунда, – засмеялся Слон, – звонком меньше, звонком больше. Не боись! Не забуду! У меня память как у слона! Ха-ха-ха!
Поблагодарив приятеля, я вынул из проволочной корзинки газету бесплатных объявлений и начал ее листать. Если не взять инициативу в свои руки, семья Морелли либо умрет с голоду, либо окажется за решеткой, и тогда Мими придется кататься по зонам с сумками харчей в лапах. Ага, вот они, родимыя! Начнем с этого. «Коллектив фабрики швейно-булочных изделий отмечает свой юбилей. Просим отозваться ветеранов». Меня смутило название предприятия «швейно-булочное», с другой стороны, в наши времена еще не то встретишь, вон в соседней колонке красуется совершенно замечательное предложение: «Любая резьба по дереву, быстро, красиво, качественно. Дятел». Интересно, это фамилия? Прозвище? Или в артели и в самом деле вкалывают птицы? Но мне нельзя отвлекаться на ерунду. Иван Павлович, не зевай, набирай номер, под лежачий камень вода не течет!
– Фабрика! – проорал дискант.
– Вы давали объявление о юбилее? – нежно прокурлыкал я.
– Год!
– Простите?
– Когда ты работал?
– Я у вас не служил.
Из трубки полетели гудки.
Вот досада, связь подвела, ну ничего, повторю попытку.
– Фабрика!
– Я прочитал в газете о юбилее.
– Год работы?
– Не понял.
– Когда вы к нам пришли?
– Понимаете, я никогда не был вашим сотрудником.
Ту-ту-ту.
Я сделал глубокий вдох. Наверное, мой мобильный слишком старый, вот и не выдерживает долгих бесед. Итак, в третий раз мне должно повезти.
– Фабрика!!!
– Я уже звонил вам.
– Фабрика!!!
– Да понял я, – потерял я терпение, – у вас праздник?
– Ваши годы работы?
– Стойте! Дайте договорить. Я не ваш ветеран!
– Ты дятел? – внезапно спросили на том конце провода.
– Нет, – растерялся я, вспомнив глупое объявление про резьбу по дереву.
– А кто?
– Человек.
– Тады перестань трезвонить! Русским языком написано: «для ветеранов». Им подарки! Ты тут при чем? Два раза его отсоединили, так он в третий пристает!
– Хотите концерт? – закричал я. – Вам понравится!
– Еще и пугает! – возмутился собеседник. – Ща в ментовку звякну, устроят тебе балет с консерваторией! – Понеслись короткие гудки.
Я схватил пластиковый стакан с остывшим чаем, осушил его и занялся следующим объявлением. На этот раз ответила женщина:
– Бюро «Изолятор».
Я откашлялся:
– Вас беспокоят из агентства «Морелли и сыновья».
– Слушаю.
– Мы знаем о предстоящем празднике, разрешите вас поздравить.
– Спасибо, очень приятно.
– Мы можем устроить концерт. Весьма оригинальный, несколько эксклюзивных номеров, приведем дрессированного медведя.
– О! Здорово! – обрадовалась дама. – Приходите завтра, к семи. Я вас встречу.
– Могу я сейчас приехать?
– Зачем? Торжество завтра.
– Надо посмотреть сцену.
– А-а-а! Ладно.
– И договориться об оплате.
– О чем?
– О нашем гонораре, – заспешил я, – мы берем недорого, работаем на совесть.
– Так вы за деньги? – протянула баба. – Я думала, так развлекаете! Без концерта обойдемся, караоке споем!
Трубка противно запищала. Я положил ее на стол. Нет предела человеческой глупости! Ну с какой стати бюро «Изолятор» решило, что «Морелли и сыновья» станут веселить их коллектив задаром? Так, главное, не сдаваться! Ни у кого ничего не получилось сразу. Только терпение и труд приносят успех! Читаем следующее дацзыбао и корректируем свое поведение. Я потянулся к трубке.
– Это вы искали Нину Чижову? – прошептал кто-то снизу.
Я вздрогнул и посмотрел в сторону звука.
Глава 11
В шаге от столика виднелась фигура старушки, облаченной, несмотря на теплый июнь, в меховую душегрейку.
– Добрый день, – заговорщицки подмигнула она, – не узнаете меня?
– Здравствуйте, – вежливо ответил я, – извините, никак не припомню, где мы встречались?
– Софья Борисовна, – представилась бабуся и выжидательно замолчала.
– Владимир, – улыбнулся я.
– А по батюшке?
– Я еще не дорос до отчества, – быстро ответил я, начисто забыв, что указано у Задуйхвоста в паспорте. Вроде Олегович! Нет, Осипович! Или Тарасович?
– Софья Борисовна, – повторила старушка. – Теперь вы освежили память?
– Нет.
– Я же вам писала!
Улыбка стала сползать с моего лица, я усилием воли удержал ее на губах. К сожалению, в мегаполисе, подобном Москве, много неадекватных, да просто сумасшедших личностей. Остается лишь удивляться беспечности родственников, отпустивших без сопровождения на улицу спятившую бабулю. Ну как я могу узнать человека, который направил мне послание! Хотя в конверт можно положить фото.
– Я же вам писала!
Улыбка стала сползать с моего лица, я усилием воли удержал ее на губах. К сожалению, в мегаполисе, подобном Москве, много неадекватных, да просто сумасшедших личностей. Остается лишь удивляться беспечности родственников, отпустивших без сопровождения на улицу спятившую бабулю. Ну как я могу узнать человека, который направил мне послание! Хотя в конверт можно положить фото.
– Я сразу поняла, что сигнал возымел действие, – ликовала пенсионерка, – но вы, к сожалению, опоздали, Нина умерла!
Я вздрогнул.
– Кто?
– Нынешняя молодежь туга на ум, – насупилась Софья Борисовна. – Чижова! Я же о ней предупреждала и обо всех нарушениях! Вы расплатились?
– Да, – кивнул я.
– Тогда пошли ко мне, – приказала Софья Борисовна, – я живу в двух шагах отсюда! Расскажу вам такое! Волосы, прости, господи, за сравнение, дыбом встанут.
– Может, здесь побеседуем? Угощу вас бутербродом.
– Тут? – с ужасом переспросила старушка.
– Курица вполне свежая, – попытался я ее соблазнить, – и кофе хорош!
– Враг не дремлет, – прошептала Софья Борисовна, – идем.
Очевидно, на моем лице отразилось некое колебание, поэтому пенсионерка сказала:
– Я всегда служила государству и сейчас в строю. Кто вам отправил сигнал? Умершая Чижова лишь верхушка айсберга! У этих, из Центра, повсюду уши! И в ресторане тоже!
Я поднялся.
– Я в вашем распоряжении.
В конце концов, если бабуля окажется шизофреничкой, я всегда смогу уйти. Но пока она говорит более-менее внятно и упоминает Нину Чижову.
– Не маячь телеграфным столбом! – гаркнула Софья Борисовна и посеменила к выходу.
Квартира старушки и впрямь оказалась в соседнем доме, мы поднялись на пятый этаж по лестнице, лифта в здании не было. Я запыхался, а дыхание Софьи Борисовны совершенно не сбилось.
– Заходи, – велела она, – ботинки снимай, ставь на половичок и ступай в комнату.
Я кивнул, покорно выполнил указания и, сев у круглого стола, покрытого самовязаной скатертью, начал осматриваться.
Комната была многофункциональной. В части, служившей спальней, стояла кровать, накрытая серо-голубым гобеленовым покрывалом. Стену около нее занимал ковер, образчик ручного искусства годов этак 50-х, неизвестная рука выткала на нем лебедей, пруд и плакучую иву.
Далее шел буфет, заставленный посудой, у окна маячил письменный стол, где стопками лежали конверты и возвышалась чернильница – Софья Борисовна не терпела шариковых ручек и пользовалась «вечным пером». Судя по стулу с вышитой подушкой на сиденье и валиком, которому предписывалось поддерживать спину, бабушка писала охотно и много. Но самое сильное впечатление производили две стены, от потолка до пола завешанные дипломами в рамках.
«Детский сад «Золушка» награждается за победу в конкурсе рисунка «Я и мой папа», «Первое место в состязаниях по игре в веревочку», «Победителю районной олимпиады танцев»…
Софья Борисовна заметила интерес гостя.
– Когда нас расформировали, – грустно сказала она, – я забрала с собой награды, их бы все равно выбросили! Мой садик был лучшим в столице, и вот что с ним стало! Здание захватили непорядочные люди.
Софья Борисовна начала повествование, я, мерно кивая, очень скоро разобрался в сути вещей.
Увы, многие педагоги лишены нормальной семейной жизни. Все их усилия уходят на чужих детей, для своих не остается ни времени, ни сил. Софья Борисовна никогда не была замужем, сначала ей казалось, что рано, потом выяснилось – слишком поздно. Но заведующая детским садом не испытывала никаких комплексов, ведь на самом деле у нее имелась огромная замечательная семья – ее сад. Учреждение было ведомственным, существовало при так называемом «почтовом ящике», попасть туда с улицы было практически невозможно, хотя рвались многие. Софья Борисовна обожала детей, в коллективе царила дружеская атмосфера, чего еще желать?
Потом настали темные времена, НИИ тихо захирел и сдал большую часть своего здания невесть кому. Софью Борисовну передергивало от отвращения, когда она поднималась на пятый, директорский этаж. Раньше в большой дом ходили по пропускам, везде царила чистота, стояли цветы в кадках, висели доски почета, а туалеты запирались. Желаешь воспользоваться кабиной – возьми ключ на вахте. Еще были столовая и библиотека. А теперь? Повсюду шляются коробейники, санузлы – моральный Чернобыль, в книгохранилище поселился видеосалон с неприличными кинолентами, а в столовой продают символы капитализма: колу и пиццу. Софья Борисовна ощущала себя осколком империи, но совсем плохо стало, когда ликвидировали садик. Здание сначала продали, а потом открыли в нем приют для подкидышей.
Прорыдав три месяца, бывшая заведующая детсадом пошла к новым хозяевам и предложила свои услуги. Ну не могла Софья Борисовна спокойно смотреть на то, как погибает дело всей ее жизни.
Естественно, опытную женщину взяли на место воспитательницы. И тут Софья Борисовна совершила распространенную ошибку: она не учла, как изменилось ее положение, и начала активно наводить порядок в учреждении. Через месяц ей объявили об увольнении. Пенсионерка помчалась к руководству и выслушала о себе массу нелицеприятного.
– Увы, – перечисляла новая заведующая, – вы слишком авторитарны, лезете не в свое дело, проверяете еду на кухне.
– Но как детям дать кашу без пробы? – воскликнула Софья.
– На то имеется диетсестра, – возразила начальница, – а бельем следует заниматься кастелянше! И что вы там говорили о памперсах, которые нам подарили? Припомните слова, после которых благотворитель сразу забрал столь нужное нам средство и отдал в другое место?
– Я чистую правду говорила! – гордо вскинула голову старушка. – Ребяток нельзя сутками держать в мокрой бумаге, в особенности мальчиков! Возникает эффект парника, он грозит бесплодием.
– Отлично, – потерла руки заведующая, – мы не сработались, прощайте!
– Меня увольняют? – ахнула Софья.
– Да, – равнодушно подтвердило начальство.
– Меня?
– Именно вас!
– Но это невозможно! Садик ведь мой!
– Теперь уже не ваш, прощайте, – кивнула нахалка, восседавшая на законном месте Софьи Борисовны.
Представляете силу удара?
Через полгода Софья Борисовна узнала об уходе со службы своей обидчицы и вновь попросилась на работу. Ее взяли на должность… уборщицы, и с тех пор пенсионерка моет полы.
– С вами поступили жестоко, – кивнул я, – но почему Центр не захотел использовать ваши опыт и талант?
Старуха выпрямила спину.
– Им не нужны честные люди! Там творится зло! Его следует вырвать с корнем. Да только я поумнела, на рожон не полезла, собрала сведения и стала писать сигналы!
– Куда? – уточнил я.
Она начала загибать пальцы.
– ЦК КПСС, горком партии, райком, райисполком. Никто не ответил. Спасибо, хоть милиция отреагировала, и вас прислали! Вы очень умно действуете, прикинулись посетителем. Меня искали, да? А кто вам рассказал про Чижову?
Я в смятении слушал Софью Борисовну. Сначала бабуля показалась мне вполне адекватной, но сейчас, после перечисления инстанций, куда она строчила «сигналы», вновь возникли сомнения в ее нормальности. «ЦК КПСС, горком, райком!» Такое ощущение, будто она провела последние годы в анабиозе!
– Главное – не спугнуть их! – продолжала старушка.
Я встряхнул головой и спросил:
– В приюте есть девочка Нина Чижова?
– Была, но она умерла, Эвелина оформляла документы о смерти. Знаете, как она работает? Пристраивает детей.
– Это очень благородно.
– Любая может младенца оставить. Бумаг у кукушки не спросят! Это поощряет развратное поведение, – разозлилась бабка.
– Наверное, лучше очутиться в приюте, чем в могиле, – парировал я.
– А потом малышей отдают в чужие руки!
– Устраивают чье-то счастье!
– Но некоторые дети возвращаются, поживут в семье – и назад! А потом опять к новым родителям! Прямо как переходящее красное знамя!
– Странно.
– Вот! И я так полагаю!
– И с Чижовой так же случилось?
– Нет. Ее отдали в приют, девочка некоторое время провела в Центре, а потом, слышу, Эвелина медсестре говорит: «Только тихо! Мы вроде как ни при чем. Болезнь крови – это фатально. Главное – без шума! Нина умерла в больнице имени Рычагова, тело кремируют».
– Невероятно! – покачал я головой.
– Вот! – подняла указательный палец Софья Борисовна. – Это проверить надо! А еще эту! Из детской части моего садика! Еремина ушла, потом, бах, вернулась, но уже не она!
– Извините, вы о чем? – поразился я.
Софья объяснила:
– Там есть сироты, мальчики и девочки, живут вместе, вроде в семье, нынче такое модно! Воспитывают их приемные родители, Геннадий и Неля. Вот только…
Софья Борисовна на секунду отвернулась к окну, потом сказала:
– Мне у них девочка Ирочка понравилась, очень милая, тихая, вежливая, совсем на детдомовку не похожа. Те привыкли кулаками счастье отбивать, а Ирина интеллигентная, это редкость в интернате.