С грустью размышляя о судьбах русского дворянства и о возможности восстановления монархии в России, наш герой присел на какую-то табуретку и закурил. Экспедиция закончилась. Пора было возвращаться домой.
– Что вы тут делаете, молодой человек? – услышал он за спиной и подпрыгнул от неожиданности.
Перед ним стоял старичок, одетый, несмотря на жару, в ватную фуфайку и валенки. Он напоминал духа-хранителя этих мест, такого же ветхого и замшелого, как и его владения.
– Так что же вы тут делаете? – повторил старик с некоторой, как показалось Валере, угрозой в голосе.
Десяткин уже собрался нахамить, но передумал.
– Я, дедушка, краевед, – сообщил он. – А ты сам кто?
– Мы разве на брудершафт пили? – строго спросил старик.
– Не понял?
– С какой стати вы мне тычете?
– О! Миль пардон! – улыбнулся Валера.
– Изъясняетесь по-французски? – заинтересовался старик.
– Нет, что вы, – смущенно пробормотал Десяткин, проникаясь почтением к стражу руин. – А что касается «на брудершафт», то почему же, собственно…
– Ну вот, начинается! – с тоской воскликнул старец. – Во искушение вводят… – Он подмигнул Валере.
«Эге, – смекнул антиквар, – дедок-то боек. Это хорошо».
– Так как же насчет… – Валера выразительно щелкнул себя по горлу.
– Ну, что же… – сказал старик, – а почему бы и нет?
– Значит, краевед? – спросил старик, когда они приняли по первой.
– Ага, – ответил Десяткин с набитым ртом.
Они сидели за большим, врытым в землю дубовым столом, перед небольшим аккуратным домиком. Домик был отделен от развалин густыми зарослями кустарника и деревьев. На столе стояла различная немудреная закуска: редиска, залитая сметаной, соленые огурцы, крупно нарезанные ломти кисловатого деревенского хлеба. Водку Десяткин принес из машины.
– Водка теплая, – поморщился старик.
Десяткин сокрушенно кивнул головой.
– А что, позволь спросить, тебе здесь нужно, краевед?
– Изучаю исторические памятники, – осторожно сообщил Валера.
– Ага, – задумчиво кивнул старик. – А как тебя звать, краевед?
– Валерием Павловичем.
– Доброе русское имя, – заметил старец. – А меня величают Аполлон Аполлонович.
– Неужели? – удивился Валера. – А вы кто?
– Смотритель здешний.
– За чем же здесь смотреть? Развалины да гниль…
– Ты прав, Валерий Павлович. Однако такая уж моя судьбина. Приставлен, видишь ли…
– Кем же?
– Долго рассказывать.
– А не повторить ли нам? – потянулся Десяткин к бутылке, предвкушая занимательнейшую историю.
– Ну что ж… – задумчиво проговорил старец. – Пожалуй, что и повторим.
Он неторопливо наполнил старинные, зеленого стекла, стопки, кивнул Валере и, не дожидаясь приглашения, ловко опрокинул свою в рот. Десяткин последовал его примеру, а потом прожевал ломоть огурца и посмотрел на Аполлона Аполлоновича. Кого-то старец ему напоминал.
– Ну, так вы обещали…
– Ничего я тебе не обещал, – возразил смотритель.
– Обещали рассказать…
– А, ты все об этом?.. – поморщился старик.
– Но ведь я – краевед, специально сюда приехал, в такую даль, между прочим.
– Ну да, ну да, – закивал Аполлон Аполлонович, – придется, наверное, поведать тебе предания старины глубокой, раз для дела надо. Однако хорошо бы… – И он выразительно посмотрел на бутылку.
«Определенно кого-то напоминает», – вновь промелькнуло у Десяткина.
Старичок как бы машинально наполнил свою рюмку и так же непринужденно осушил ее. Потом весело взглянул на Десяткина.
– Итак, слушай, краевед. Нужно сказать, что род наш весьма древен и славен.
– Так вы – дворянин, – изумился Десяткин.
– Все в свое время, – нахмурился старик. – И попрошу не перебивать!
Валера сконфузился.
– Нужно тебе сказать, только на этой земле фамилия наша проживает более двухсот лет. Ты понял?! Более двухсот! Позже могу продемонстрировать тебе наш родовой склеп. Он находится тут, недалеко. Так вот. В 1748 году, в царствование императрицы Елизаветы Петровны, хозяин здешних мест отставной лейб-гвардии поручик Елагин отправился путешествовать по Европе. Надо сказать, краевед, что этот самый Елагин в свое время был в рядах тех гвардейцев, которые возвели на российский престол матушку Елизавету, утихомирив ненавистных немцев во главе с проходимцем Бироном. Однако поручик был человек твердый и прямой, в выражениях не стеснялся и очень скоро был отставлен от двора и из гвардии. Рассказывают, что он непочтительно обошелся с князем Разумовским, фаворитом императрицы, прилюдно назвав его выскочкой и хористом, и, надо сказать, совершенно справедливо. Так вот. Попав в опалу, Елагин решил путешествовать и исполнил свое намерение. Так однажды он оказался в Риме, где и познакомился с моим предком.
– Неужели вы итальянец?! – еще более удивился Валера.
– Я же просил не перебивать! – раздраженно проговорил Аполлон Аполлонович. – Имей терпение, краевед. Ну какой я итальянец?! Предок мой был итальянцем! Предок! А я – русский человек, хотя и с итальянскими корнями. Предка моего звали Аполлонио Гракхо. Слыхал про братьев Гракхов?
– Что-то такое… – промямлил Валера, – герои они…
– Вот именно, герои. Борцы за свободу и равноправие в Древнем Риме. Гай и Тиберий.
– Одного еще скамейкой убили! – оживился Десяткин.
– Точно. Так вот, мой род идет от этих великих людей, не от того, которого скамейкой, а от другого. Ну, да ладно. Нужно заметить, род наш был одним из самых знатных не только в Папской области, но и, пожалуй, во всей Италии. Породнился, можно сказать, с самыми знаменитыми фамилиями. Сфорца, Борджиа, Медичи. Слыхал о таких?
– Ну еще бы! – не растерялся Валера. – Понятное дело, знаем.
– То-то же! Но, приходится признаться, к восемнадцатому веку род наш сильно оскудел. Я имею в виду – материально. Поиздержались предки. Сам понимаешь, крестовые походы, карнавалы разные… Словом, как пишется в романах, у последнего в роду Гракхо остался лишь тощий кошелек да длинная шпага. Вот эта-то шпага и помогла познакомиться моему предку и лейб-поручику Елагину.
Аполлон Аполлонович, у которого, видимо, пересохло в горле от долгого рассказа, уверенной рукой наполнил зеленую рюмку, осушил ее одним махом и смачно захрустел редиской.
– А дальше? – спросил Десяткин, увлеченный повествованием.
Старец с достоинством, точно древний римлянин, поднял вверх правую руку, – мол, спокойно, продолжение следует.
– Так вот, – продолжал он, – бродил как-то лейб-гвардеец по ночному Риму, и вдруг из-за угла выскочила целая шайка брави и набросилась на него.
– Кто такие эти брави? – полюбопытствовал Валера.
– Наемные убийцы.
– А почему они охотились за ним?
– Надо думать, длинная рука князя Разумовского. Рассчитывал в Вечном городе достать своего врага.
Убийц было человек пять, а Елагин один. И хотя он превосходно владел шпагой, силы были не равны. Сам понимаешь. Ночной Рим, узкие улочки, тусклый свет фонарей, из окон украдкой глазеют римляне и римлянки, но все двери закрыты. Мещанин, он везде мещанин, хоть в Риме, хоть в Конотопе. Не желают, видишь ты, помочь погибающему. Боятся. И тут вдруг – словно молния пронеслась – сверкнул клинок еще одной шпаги, и Елагин, понял: на помощь ему судьба послала таинственного незнакомца. Это и был мой предок Аполлонио Гракхо.
Фехтовать он умел превосходно, и скоро два негодяя остались лежать на грязных булыжниках римской мостовой, а остальные, сообразив, что дело дрянь, бросились наутек.
Елагин обнял отважного незнакомца, трижды по-русскому обычаю облобызал своего спасителя и попросил его назвать свое имя. Так познакомились два великих человека, познакомились, чтобы больше никогда не расставаться. Узнав о стесненном положении моего предка, лейб-поручик пригласил его с собой в путешествие – как друга и брата. Потом Аполлонио Гракхо приехал с ним в Россию…
Старец замолчал, закряхтел и поднялся.
– Ну, а дальше? – воскликнул Валера.
– Спокойно, краевед, не нужно раньше времени суетиться и вопить. Я сейчас вернусь.
Пока хозяин отсутствовал, Десяткин как следует огляделся. Дом, в котором проживал странноватый потомок римских трибуналов, очень напоминал голубятню, поскольку на его фасадике имелось множество окон, оконцев и окошечек, затянутых металлическими сетками, каких-то жердочек и лесенок непонятного назначения, а кроме прочего – в небо торчал шест с трехцветной тряпицей, видимо, означавшей государственный флаг. Перед домиком была разбита клумба, обложенная битым кирпичом и вся усыпанная желтыми и красными цветами портулака. Видимо, где-то на задах строения имелся и огород, но с фасада обиталище Аполлона так же походило на деревенский дом, как аквариумный вуалехвост – на плебея карася.
Подивившись экзотике жилища, Валера покосился на бутылку водки, в которой оставалась самая малость. «Надо бы сходить за следующей», – подумал он, но в этот момент появился хозяин. Он небрежно швырнул на стол ржавые железки, которые, громко звякнув, чуть не свалили бутылку.
Подивившись экзотике жилища, Валера покосился на бутылку водки, в которой оставалась самая малость. «Надо бы сходить за следующей», – подумал он, но в этот момент появился хозяин. Он небрежно швырнул на стол ржавые железки, которые, громко звякнув, чуть не свалили бутылку.
Десяткин пригляделся и обнаружил, что железки не что иное, как шпоры. Причем шпоры знакомые. Точно такие же, Валера отчетливо помнил, привез он из прошлой поездки в Чернотал. Неожиданно заныл левый висок. Валера поморщился. Снова начинается! Ведь не было же никакой прошлой поездки. Все это – иллюзия.
– Вот, – сказал старик с гордостью, – сии шпоры принадлежали моему предку Аполлонио Гракхо.
– О! – воскликнул Десяткин. – Семейная реликвия!
– Точно, – откликнулся хозяин – храню как зеницу ока. А водка-то кончилась. – Он кивнул на бутылку.
– У меня в машине есть еще, – без особого энтузиазма сказал Валера.
– Можно сходить, – оживился старик. – А по дороге я продолжу свое повествование.
– Так вот, – продолжил он, шагая рядом с Валерой по все той же заросшей аллее. – Аполлонио вместе с Елагиным приехал сюда, в Чернотал. Не как слуга, я подчеркиваю, не как слуга, а как друг, напарник, а если угодно, и наставник. Времена, как ты знаешь, краевед, тогда были не простые. Сам понимаешь: интриги, наемные убийцы… Впрочем, об этом я уже говорил. Не мог же сидеть молодой красавец Елагин в здешней глуши. Определенно подался в столицу и прихватил с собой Аполлонио. А там – прежние друзья, лейб-гвардейцы. Многие уже достигли высочайших постов, иные, как и он сам, – на мели. Словом, втянулся в тамошнюю жизнь: заговоры, пиры, дуэли из-за красавиц… Это, что ли, твоя машинешка? – Аполлон Аполлонович с некоторым презрением взглянул на десяткинскую «копейку».
– Она, – ответил Валера. – Что, не нравится? Но ведь я и сам – маленький человек-человечек. Работник краеведческого музея. – Он достал из багажника бутылку, подкинул ее на ладони. Пить больше не хотелось, да и болтовня глупого старика тоже надоела. Начитался Пикуля, вот и фантазирует. Одно только пока неясно: откуда взялись шпоры? Надо бы все же разобраться…
Валера захлопнул багажник и хмуро глянул на Аполлона Аполлоновича.
– Давай трепись дальше, старик, – проговорил он.
– Я не понимаю твоего тона, краевед? – удивился старец. – Опять на «ты»?
– Но ведь мы уже выпили? – хмыкнул Валера.
– Но не на брудершафт же?! – возмутился Аполлон.
– Не пили, значит, и не будем, – пожал плечами Валера. – Прощайте, господин Гракхо, я уезжаю. Вижу, для краеведческой науки здесь нет ничего интересного.
– Как же?.. – всполошился старик. – Почему так скоро?
Видно было, что ему очень не хотелось отпускать неожиданного гостя.
– А вот так. – Десяткин глянул на часы. – Дело уже к вечеру, а мне нужно попасть домой еще сегодня. Надоело ночевать в степи.
– Так ты в поле останавливался?
– Ну да.
– А где именно? – заинтересовался старик.
– Тут недалеко, возле тополей…
Старик внимательно посмотрел на Валеру, но ничего не сказал.
– Вот если бы у тебя имелось что-нибудь стоящее, – закинул удочку Десяткин, – я мог бы приобрести отдельные вещи.
– Есть, конечно, есть, – оживился Аполлон Аполлонович. – Да что там приобресть? Так отдам. Только не уезжай. Скучно мне здесь. До одури скучно. Каждому новому человеку несказанно рад. Уж извини старика, если что не по-вашему.
– Пустяки, – снизошел Валера, – пойдем к дому.
– И бутылку не забудь.
– Как всегда, все упирается в бутылку, – усмехнулся Валера. – А еще потомок древних римлян. Ладно, пошли.
– Все, что я рассказал, – правда! – заявил Аполлон Аполлонович.
– Охотно верю, – отозвался Десяткин.
– Так вот, – обрадовался старик, решив, что его хотят слушать дальше. – Приехали они в Петербург…
– Да ладно, успокойся. Ты на самом деле кто?
– Последний потомок рода Гракхо. – Гракхо так Гракхо. Должность у тебя какая? Профессия? Почему здесь, в глуши, живете?
– Понимаешь, все мои предки служили камердинерами у Елагиных, я тебе не вру. В гражданскую, конечно, имение пустили на распыл. Елагины в большинстве погибли, а кто эмигрировал. Но наше семейство не поехало.
– А почему? – поинтересовался Валера. – Мог бы на родину предков махнуть.
– Отец, он тогда еще не был женат, двинул в город, пристроился сначала в москательной лавке приказчиком, потом, когда нэп кончился, работал продавцом, потом – директором магазина. Родились мы с братом… И вот, понимаешь, он постоянно рассказывал про Чернотал, и стало мне казаться, что это некий рай на земле. В Чернотале-то… Но сколько я отца ни просил, так ни разу мы сюда и не съездили, хотя жили недалеко. Больше всего отец боялся, что его узнают местные и сообщат в «чекушку». В НКВД, то есть. Я окончил в городе торговый техникум, брат – педагогический. Потом война. Воевал… Словом, жизнь прожита. И вот, на старости лет, я все-таки решил побывать в Чернотале. Помню, еще работал тогда. Приехал, лето было, прошел вот по этой аллее, где мы сейчас с тобой идем, и, ты веришь, сердце защемило, чуть не упал… Ни разу здесь не бывал, и вот такая реакция. Видимо, действительно существует генная память. Походил по развалинам. Один тлен. Но до чего привлекательно. Действительно, отдохновение души. Вот и решил: как на пенсию выйду, переберусь сюда. Жена у меня померла, дети разъехались, кто куда. Чего мне одному в городе.
В общем, как загадал, так и исполнил. Пришел к директору местного совхоза, эта земля совхозу принадлежит, и тут повезло. Директор знакомый оказался, до войны вместе в техникуме учились. Так и так, говорю, разреши, Платон Петрович, здесь поселиться. «Да ради Бога, – говорит, – коли в отшельники метишь, дело твое». И даже должность для меня придумал. Сторожем здешним назначил. Помог построить это вот домишко. Так и живу здесь.
– Но ведь тоскливо, сам же говорил. А зимой? Электричества, как я заметил, нет…
– А зимой я в город уезжаю, – пояснил старик. – Зимой здесь, конечно, никак нельзя. С ума сойти можно. А как тепло становится, я сюда. Иные на дачу, в сады, а мне здесь дом. Никого нет, ни суеты городской, ни спешки, ни телевизора этого… И правда, живешь как в раю. За продуктами раз в неделю в село хожу, хлеб выучился печь сам.
– Ты прямо Робинзон Крузо! – засмеялся Валера.
– Отец, помню, все рассказывал, как здесь господа жили, – продолжал Аполлон Аполлонович. – Оранжерея имелась, парники… Клубнику зимой ели. А пруд! Это он сейчас в болото превратился, а раньше… Да что говорить? Все я тут облазил, все изучил. Склеп рода Елагиных обнаружил, его в двадцатые снесли. Усыпальницу своих предков тоже нашел. Ну и в доме кое-что раскопал…
– Что именно? – оживился Валера.
– Покажу-покажу, не беспокойся, скрывать не стану. Раз ты краевед и для науки нужно…
– А может, здесь клад зарыт?
– Какой клад, какой клад?! – замахал руками старик.
– Неспроста ведь ты здесь обосновался, наверное, золото ищешь?
– Нету здесь никаких кладов! – с неожиданной злобой выпалил Аполлон Аполлонович.
– Ладно, дед, не сердись, – примирительно сказал Валера. – Давай-ка лучше выпьем.
– А что бы ты сделал, найди клад? – спросил он вновь спустя некоторое время.
– Дался тебе этот клад!
– А все же?
– Нету тут кладов, нет!!!
– А вдруг?
– Уехал бы, – с неожиданной задумчивостью проговорил Аполлон Аполлонович. – К теплому морю уехал. Сейчас можно. Не то, что раньше. Прожил бы остаток жизни в холе и неге. Среди пальм и лимонов.
– С вами все ясно. Не желаете, значит, строить капитализм в одной отдельно взятой стране. Бежите, убоявшись трудностей и катаклизмов. Что и говорить, узко смотрите на происходящие в стране перестроечные процессы.
– Хватит, настроились! – огрызнулся старик. – Догоняли и перегоняли… Теперь ваша очередь: получится – честь вам и слава, а не получится…
– Кишки наружу, – закончил за него Десяткин.
– Вот-вот… Сейчас я тебе покажу, чего тут в доме насобирал.
Аполлон Аполлонович снова скрылся из виду. Его довольно долго не было, а когда он опять появился, то нес в охапке гору всякого хлама.
– Вот, смотри. – Он протянул Десяткину какой-то замысловатый предмет, и Валера тотчас узнал в нем кофейную мельницу. – Эту самую мельницу мой предок Аполлонио привез из Измаила. Он брал эту крепость вместе с войсками, которыми предводительствовал Александр Васильевич Суворов.
Валера похолодел. Он выхватил из рук старика мельницу и принялся ее внимательно изучать. Сомнений не оставалось. Это была та самая мельница. Вот и вмятина на медном боку. Он повернул ручку, мельница издала жалобный стон. Валера стал перебирать хлам, кучей сваленный на столе. Все было ему знакомо. Неполный комплект шахматных фигур из слоновой кости, серебряные ложечки…
– Сейчас еще кое-чего принесу, – не обращая внимания на волнение Девяткина, сообщил старик.