Солнце жгло немилосердно. Дорога словно вымерла. Напрасно наш герой пристально вглядывался в разные стороны, напрасно взбегал на пригорок в надежде увидеть долгожданного спасителя. Все тщетно. Похоже, помощи ждать было неоткуда. Видимо, неведомый Чернотал не зря слыл жуткой дырой. В отчаянии Десяткин решился на немыслимое: решил сам разобраться, в чем причина неполадки. Однако у него хватило благоразумия всего лишь почистить свечи и проверить, есть ли в баке бензин. На дальнейшие исследования он не решился, понимая, что может осложнить ситуацию.
Но и после проделанных манипуляций двигатель не завелся.
Желто-коричневое полотно тракта, усеянное большими и маленькими камнями, раскалилось и дышало зноем. Казалось, дороге этой не одна тысяча лет и повидала она на своем веку столько, что не приведи господь. Быть может, некогда шли по ней войска Александра Македонского прямиком в Индию, скакали всадники Кира и Дария, двигались римские легионы, а позже, в обратном направлении, неслись гунны и авары… Потом сходились здесь орды Чингисхана и Тимура с ратниками Игоря и Святослава. Не в этих ли местах сидел на могучем дубе и посвистывал на проезжающих купчишек Соловей-разбойник? И до сих пор бы, надо думать, посиживал, не сбей его каленой стрелкой Илья Муромец. Бродили тут казачки Стеньки Разина и лапотники Емельки Пугачева, а еще через полтораста лет – белые, красные, зеленые, жовто-блакитные и иные разноцветные господа и товарищи. Наконец, совсем недавно, перли бронированные армады Гудериана. Перли-то они перли… Но… Вон, поодаль, совсем ушли в землю ржавые траки. Как знать, может, они вовсе не от родного ЧТЗ, а от некогда грозного «тигра»?
Дикое поле, первозданное… Беспредельны его просторы, неведомы границы. И до сих среди курганов случаются разные непонятные разности, иногда очень даже зловещие.
Валера окончил свои «исторические размышления» и посмотрел на часы. Ровно двенадцать. Полдень. Он тоскливо вздохнул – и в этот самый миг увидел, что по дороге, довольно далеко от него, движется какая-то точка. Судя по всему, это был человек.
«Ну и ладно, – сказал сам себе Десяткин. – Во всяком случае, узнаю, далеко ли до Чернотала. Скорее всего не очень, раз человек идет пешком». Он уже хотел броситься навстречу неведомому путешественнику, но потом здраво рассудил, что суетиться особенно не стоит.
Неизвестный между тем приближался, и вот уже Валера различил, что это женщина. Непонятно почему, но его охватило легкое беспокойство. Он козырьком приложил ладонь ко лбу и всмотрелся. Похоже – старуха. Над раскаленной дорогой поднимались столбы горячего воздуха, создавая странный оптический эффект: силуэт женщины колебался, двоился, словно призрак.
Беспокойство нашего героя заметно усилилось. Он вдруг почувствовал ужасный зуд во всем теле, словно на него напали миллионы блох. Валера забрался в машину и попробовал завести мотор. Конечно, тщетно. Тогда он снова вылез и, стараясь не смотреть на приближающуюся фигуру, стал остервенело пинать ногой по колесам, как бы проверяя их на прочность. При этом то и дело, словно невзначай, поглядывал в сторону женщины.
Теперь Валера отчетливо видел, что к нему приближалась босоногая старуха в широкой темной юбке и такой же рубахе. Лицо, руки и ноги незнакомки настолько загорели и продубились под солнцем, что казались почти черными. Странным казалось и то, что длинные седые космы старухи развевались у нее за спиной, словно раздуваемые вихрем. А ведь ни малейшего ветерка не наблюдалось… Имелась и еще одна странность. Время от времени старуха как бы озарялась каким-то сиянием и тогда казалась совершенно белой на фоне черной дороги. Но самое главное – ее лицо. Когда Валера наконец-то рассмотрел его, он ужаснулся, запаниковал. Ему хотелось бежать в поля, не разбирая дороги, но что-то заставило его остаться у машины.
У старухи не было глаз! На их месте зияли две черные дыры. Десяткин смог бы поклясться, что никогда дотоле не встречал столь зловещее лицо. И самое ужасное: он узнал же его!
– Мара… – прошептал Десяткин.
Рассказывают, что перед смертью в угасающем сознании умирающего в считанные секунды «прокручивается» вся предыдущая жизнь… Нечто подобное испытал и Валера, с той лишь разницей, что воспаленный разум его явил лишь события последних дней – ночевку возле тополей, ночь в объятиях красавицы, сумасшедший дом, ведьму в Старом посаде, безумные скитания последнего дня… И тут он разом все вспомнил.
Старуха между тем приблизилась к нему вплотную, и Десяткин почувствовал, как незрячие дыры впились в него.
Он старался не поднимать на Мару глаза, потому что понимал: взглянет сейчас, и все. Гибель.
И вдруг стало нечем дышать. Валера, почувствовав первые симптомы удушья, стал делать более частые и глубокие вздохи, но это не помогло. Сердце в груди бухало, словно молот по наковальне. Страшный жар, казалось, ухнул в него с небес, затрещали волосы, а дышать и вовсе стало невозможно. Животный ужас, объявший нашего героя, лишил его остатков разума. Его охватило тупое безразличие ко всему на свете. И послышался звон; сначала слабый и мелодичный, он все нарастал и наконец стал нестерпимым. Антиквар ничком упал рядом со своей машиной, упал на раскаленный гравий.
– Эй, парень! Очнись!
Валера приподнял голову. В лицо кто-то плеснул водой. Теплые капли потекли по щекам, по шее, скатывались за ворот футболки.
Он открыл глаза, над ним склонились двое.
– Ты чего, парень, тут разлегся? – спросил грубоватый голос. – Может, кривой? А? Не выпил ли? При такой жаре водка – гибель! – Спрашивающий хохотнул, словно перспектива подобной смерти не казалась ему такой уж страшной.
– Так чего случилось? – спросил другой голос, серьезный. – В чем дело-то?
Десяткин приподнялся на локте и осоловело посмотрел вокруг. Старухи нигде не было, кругом простирался до мелочей знакомый пейзаж. Рядом стоял «газик» со снятым верхом, а возле Валеры сидели на корточках два мужика: один совсем молодой, голый по пояс, другой – лет сорока, в просторной и светлой рубашке, сатиновых шароварах и мятой шляпе, – похоже, мелкий начальник. Именно он и задал последний вопрос. Багровое лицо мужика, усеянное капельками пота, выражало дружеское расположение.
– Ну-ка, выпей воды. – Тот, что был моложе, протянул Десяткину алюминиевую фляжку.
Валера сделал несколько глотков. Звон в голове не прекратился, но стал потише. Он кое-как поднялся на ноги. Незнакомые граждане поддерживали его под руки.
– Понимаете, – слабым голосом начал Валера, – ехал… и вдруг заглох. А на дороге – пусто. Я в машине разбираюсь слабо… И помочь некому… Словом, загораю тут часа, наверное, три. И все на жаре…
– Ага, – догадался тот, что в шляпе, – наверное, солнечный удар тебя стукнул. Это бывает. Особенно, когда давление высокое. Вот у меня… – Он не договорил и повернулся к молодому. – А ну, Вася, посмотри, что с его «коростой» такое.
Не спрашивая у хозяина разрешения, Вася шустро залез в машину и повернул ключ зажигания.
Двигатель завелся, что называется, с пол-оборота.
– Как же так? – удивился Вася.
Валера молча развел руками.
– Бывает, – авторитетно заявил человек в шляпе. Он внимательно посмотрел на Десяткина. – А ты, собственно, куда едешь?
– В Чернотал…
– В Чернотал? Это где такой?
Десяткин, услышав эти слова, снова чуть не грохнулся в обморок.
Неужели все зря? Неужели мучения последних дней, сумасшедшие приключения, безумная езда неизвестно куда, все эти миражи-видения – всего-навсего галлюцинация, бред? И неужели прав Боря, считающий, что его кто-то намеренно одурманивает наркотиками?
Безумный взор Десяткина блуждал по лицам незнакомцев.
– А вы кто? – перейдя на «вы», с вежливой подозрительностью поинтересовался владелец шляпы. – С какой целью тут разъезжаете?
Это было знакомо. И нормально. Свое, родное, совковое… Каждый посторонний подозрителен. С подобным отношением Валера встречался не раз. Именно подозрительный шляпоносец и привел его окончательно в чувство.
– Я сотрудник областного краеведческого музея, кандидат исторических наук Десяткин Валерий Павлович, – почти нормальным голосом сообщил наш герой. – Вот моя визитная карточка, а вот удостоверение. – И он, вытащив из кармана джинсов солидный кожаный бумажник, извлек на свет божий названные предметы и вручил их шляпоносцу.
Тот бегло глянул на удостоверение, но раззолоченная визитка, видимо, произвела впечатление. Шляпоносец с почтением взглянул на Десяткина и, в свою очередь, сообщил, что является главным агрономом совхоза «Путь к Ильичу» Недосековым Самуилом Самуиловичем.
– Мне не так давно сообщили, – оживился Валера, – что-где-то в этих местах есть деревня… или село, в котором имеются ценные исторические документы и материалы. Называется – Чернотал. Вот я в поисках этого самого Чернотала и колесю по здешним местам. И прошу вашей помощи как официальное лицо у официального лица, – веско добавил он.
– Мне не так давно сообщили, – оживился Валера, – что-где-то в этих местах есть деревня… или село, в котором имеются ценные исторические документы и материалы. Называется – Чернотал. Вот я в поисках этого самого Чернотала и колесю по здешним местам. И прошу вашей помощи как официальное лицо у официального лица, – веско добавил он.
– Нету, дорогой товарищ, тут никакого Чернотала, – ласково, как обычно говорят с неразумными, но пытливыми детьми, проговорил агроном. – Я тут уже лет пять как на земле хозяйствую. Все кругом объездил, но про Чернотал и не слыхивал. Вот дальше, километров пять по грейдеру, будет Фадеевка, потом Мичуринка, еще дальше – совхоз имени Дзержинского. Если, скажем, влево податься, то там будет Сучий Куток, то есть колхоз имени Александры Коллонтай, потом – Спасов Крест, бывшие «Заветы Ильича». Направо – Вишневые Кусты, Колотилово, Пархатые Угрюмы. Еще перечислять? Кто это вам про Чернотал наговорил?
– Нет, есть, – неожиданно вступил в разговор доселе молчавший Вася. Он с явным интересом вслушивался в поучительную беседу и загадочно ухмылялся.
– И ты туда же! – раздраженно проговорил шляпоносец. – Ну, докладывай, краевед.
– Чернотал, – сказал парень, – это старое заброшенное поместье километрах в пятнадцати отсюда. Там раньше точно деревня была. Но в гражданскую их всех выселили, поскольку они белых поддерживали. А деревню спалили. В поместье некоторое время была трудкоммуна, потом приют, потом еще что-то. А сейчас она вовсе запустела… Там вроде никто не живет.
– Ну ты прямо как красный следопыт, – усмехнулся агроном, глянув на своего шофера; но видно было, что ему приятна такая осведомленность парня. – Помню я это место, – продолжал он. – Мы еще хотели там свиноферму устроить, но не разрешило начальство. Уж не знаю почему. Я, правда, не в курсах, что оно Черноталом прозывается. А красивое место. На холме у реки – сад еще там заглохший. Весной, когда цветет, радость неописуемая. Так что, господин-товарищ, уж не знаю, как по-нынешнему вас величать, двигайте туда. Через полчаса доедете. Сейчас будет деревня, проедете – и налево, к реке. Поместье хорошо видно. Счастливо добраться, только больше в обморок не падайте.
И добродушные селяне, вскочив на своего «стального коня», отправились объезжать сельскохозяйственные угодья.
– Итак, – громко сказал Десяткин, – оказывается, никакого Чернотала вовсе и нет. – От пережитых потрясений он стал разговаривать сам с собой. – А что есть? Какие-то руины. – Он спохватился, что говорит сам с собой, произнес «ой» и замолчал. Еще с детства Валера знал: те, кто говорит сам с собой, – шизики. Поэтому дальше он принялся размышлять обычным манером.
Итак, все стало на свои места. Никуда он, конечно, не ездил. Случившееся – результат переутомления или, что тоже вероятно, диверсии. Проклятые конкуренты не дают жить спокойно. Тут он на миг зажмурился, и перед глазами отчетливо встал мужик в сиреневой майке, который подарил ему кофейную мельницу. Так отчетливо, что он даже вспомнил бородавку на его носу, покрытую маленькими рыжими волосиками.
– Хватит! – заорал Десяткин. – Хватит психовать! Возьми себя в руки. Снова в психушку захотел?!
Но ведь не было никакой психушки. Все – бред. Он взглянул на свою машину. Мотор, заведенный кудесником Васей, тихо и ритмично работал. Что же делать? Развернуться – и домой? Нет! Он-таки найдет этот проклятый Чернотал, убедится, что все обстоит так, как ему сейчас рассказали. Убедится – потом домой. А там уж разберется, кто его так хитроумно изводит. И машина вновь понеслась в неведомые дали.
Новые знакомые не обманули. Через несколько километров показалось большое селение. Десяткин притормозил на пригорке и посмотрел на деревню сверху. Ему подумалось: может, именно ее он принял за Чернотал? Но увы, селение казалось вовсе незнакомым. Это был большой поселок, один из тех современных агроцентров, которые больше похожи на маленькие городки. Улицы, пыльные и довольно многолюдные, выглядели скучно и уныло. Чахлые тополя и липки сиротливо, без всякого порядка, торчали по обочинам, а вот за высоченными заборами наверняка кипела иная, полнокровная жизнь, освещенная факелом частного предпринимательства.
Десяткин равнодушно поглядывал по сторонам. Он даже не спросил, как проехать на Чернотал. К чему? Полученные ранее разъяснения были довольно обстоятельны.
И действительно, едва он выехал за селение, как увидел тот самый поворот налево, о котором говорил Вася. Если бы он не знал, что ожидается сверток, то наверняка пропустил бы его, настолько тот был неприметен. Некогда разъезженная колея густо заросла бурьяном.
Дорога незаметно стала подниматься в гору. Скоро машина достигла вершины холма и остановилась. Пейзаж, который открылся перед нашим героем, был одновременно традиционен и прелестен. Вдали, в низине, протекала речка, берега которой поросли деревьями и густым кустарником. Кое-где между зарослей виднелись желтые песчаные отмели. За рекой начинались поля, уходившие к горизонту, а чуть левее, среди деревьев, виднелись крыши каких-то строений.
Вот он, Чернотал, сразу понял Валера, но не двинулся с места, а продолжал вглядываться в раскинувшуюся перед ним панораму.
Над головой, в безоблачном небе, заливался жаворонок; солнце палило все так же нещадно, но близость реки смягчала жару. Зелень прибрежной растительности и сверкающий желтый песок создавали идиллическое настроение. Хотелось, забыв обо всем, прыгнуть в светлые речные струи и тихо плыть по течению… к самому Каспийскому морю. Валера хотел было так и поступить, но потом передумал, сел за руль и медленно покатил к строениям.
Дорога уткнулась в некое подобие ворот, одна створка которых, невероятно древняя, исполненная из кованого металла и украшенная разными финтифлюшками, чудом сохранилась, а другую заменял ветхий деревянный щит, прислоненный к остаткам каменной ограды. Одинокую створку и деревянный щит соединял грубый канат, на котором болталась табличка с надписью «закрыто».
Десяткин подлез под канат и скоро уже шагал по почти неприметной тропке. Некогда на месте тропки, видимо, пролегала широкая аллея, теперь заросшая тополиным подлеском. Несомненно, в прошлом здесь был обширный парк. Об этом свидетельствовали ряды громадных старых деревьев по сторонам заглохшей аллеи; они разрослись без присмотра самым причудливым образом, а часть из них попросту засохла, и теперь вверх торчали голые ветви, похожие на гигантские обугленные веники.
Но, несмотря на запустение, старый парк был полон жизни. Закуковала, а потом внезапно замолкла кукушка. Вспорхнула с сухой ветки парочка диких серых голубей-горлиц. Какие-то неизвестные Валере пестрые птички со щебетом перелетали с куста на куст.
Но вот заросли кончились, и перед Десяткиным открылся большой полуразрушенный дом, стоящий на берегу затянутого тиной пруда. Это было двухэтажное строение, типичный образчик усадебной архитектуры девятнадцатого века. Портик с колоннами, широкая парадная лестница – все говорило о том, что некогда здесь жили не тужили. Казалось, вот-вот из-за высоких двустворчатых дверей выйдет барин, окруженный толпой чад, домочадцев и слуг. И затрубят в рога егеря, псари спустят свои своры, и помчатся по полям и лугам охотники, гоняя зайчишек, а то и серого волка.
Но, увы! Все в прошлом. Кануло, как пишут романтики, в Лету.
Дом находился в самом плачевном состоянии. Из четырех колонн остались только две, остальные обвалились, кровля местами рухнула, и в разные стороны торчали безобразные черные стропила. Окна, конечно же, были без стекол, а двустворчатые двери сорваны с петель и брошены на землю. Создавалось впечатление, что дом подвергся внезапному, беспощадному набегу неких вандалов. Не хватало только парочки-другой трупов.
– Н-да, – вслух произнес Десяткин. Он уже понял, что поживиться здесь вряд ли удастся, поскольку, как поется в старинном романсе, «все сметено могучим ураганом…» Однако чем черт не шутит…
Под ногами хрустело битое стекло, какие-то трухлявые обломки, но Валера, рискуя переломать себе ноги, пробирался внутрь дома.
Наш герой неожиданно вспомнил сказку о спящей красавице. Вот так же, наверное, отважный принц продирался сквозь дремучие заросли к замку, где столетним сном спала прекрасная принцесса. Очевидно, здесь до него побывало множество «разбойников», и они уволокли все, начиная с принцессы и кончая оконными рамами и ночными горшками. Впрочем, один горшок, грязно-зеленый эмалированный монстр с проржавелым дном, валялся на загаженном полу. Десяткин поднял «дедушку» унитаза, повертел и со словами: «Исторической ценности не представляет», отшвырнул прочь.
Он побродил по огромному захламленному залу, заглянул в какие-то комнатки и чуланы с проваленными полами, попытался было подняться на второй этаж, но ветхая лестница так зловеще затрещала, что он отказался от этой затеи.