– Послушай, – сказал он неожиданно, – а как звали ту женщину, которую, по твоим словам, ты непрерывно встречаешь?
– Мара.
– Это что за имя такое?
– Кто его знает, я в ее паспорт не заглядывал.
– А фамилию не знаешь?
– Какая там фамилия?!
– Все-таки я бы тебе посоветовал посидеть некоторое время дома.
Десяткин молча кивнул и отправился восвояси.
Выйдя из стен гостеприимного заведения, он нос к носу столкнулся с Флегонтычем-Ферапонтычем.
– Здорово, Валера! – воскликнул тот. – А что это ты здесь делаешь? У еврея был? Так вроде ты к нему не ходок. В чем дело? Изменил принципам? Нехорошо…
– Заткнись! – грубо оборвал Флегонтыча-Ферапонтыча Десяткин. – Сам-то ты чего здесь околачиваешься? Ведь говорил, что к Боре ни ногой…
– Просто шел мимо, – объяснил старик. – Что уж мне, ходить нельзя? Тем более что люблю я это место. Тут раньше общественный туалет был…
– А ты распивал в нем одеколон… – съязвил Валера. – Слышали, слышали…
– При чем тут одеколон? – смутился старик. – И вообще, я парфюмерию не употребляю…
– Это сейчас, а раньше?
– Пойду я, – обидчиво проговорил Флегонтыч-Ферапонтыч, – раз ты завел такие речи…
– Постой, не обижайся, – примирительно сказал Десяткин, – пообщаться надо, садись в машину.
«А может, старик чего знает, – подумалось ему. – Надо бы с ним потолковать».
– Куда это мы едем? – поинтересовался Флегонтыч-Ферапонтыч.
– Выпить хочешь? – напрямую спросил Десяткин.
– Как пионер, всегда готов.
– Вот и отлично. Небольшой разговор есть, а без пузыря он вряд ли получится.
– Ну ты молоток, парень, – радостно улыбаясь, заявил старик. – Вот за это ценю. Настоящая широкая русская душа. Открыт и светел. И закуски купишь?
– Чебуреки тебя устроят?
Через полчаса, запасшись всем необходимым, они выехали за город.
– Чего далеко тащиться? – проворчал Флегонтыч-Ферапонтыч. – Заедем в ближайший лесок, хряпнем, и по домам.
– На кой мне твой лесок, – фыркнул Десяткин, – двинем на речку, посидим, расслабимся… Природа, она, знаешь ли, лечит…
– Это точно, – охотно согласился Флегонтыч-Ферапонтыч. – И запируем на просторе… – ни к селу ни к городу добавил он.
– Запируем… – задумчиво проговорил Десяткин. – Видишь ли, не до пиров мне сейчас…
– А что случилось? – поинтересовался старик. – Налоговая прижала?
– Хуже.
– Что может быть хуже? Рэкет наехал?
– Какой, к черту, рэкет?!
– Уж не заболел ли? То-то я смотрю, с лица ты спал, да и седины больно прибавилось. Видок неважнецкий.
Десяткин тяжело вздохнул и надавил на педаль газа.
Стоял полдень. На речке в этот час было пустынно и тихо. Десяткин загнал машину в кусты, вылез и подошел к самому краю обрывистого берега.
– Чего ты там шастаешь?! – закричал сзади старик. – Наливай давай.
– Наглый халявщик, – пробормотал вполголоса Десяткин, – наливай ему, суке…
Впрочем, открыто своего возмущения Валера не выразил, поскольку хотел выговориться, хотя бы перед таким придурком, как Флегонтыч-Ферапонтыч. Он вернулся к машине, достал из сумки бутылку водки, чебуреки и два пластиковых стаканчика. Старик жадно следил за его манипуляциями. Валера наполнил один стаканчик доверху, второй – до половины.
– А себя чего обижаешь? – спросил Флегонтыч-Ферапонтыч.
– Я за рулем, – сказал Десяткин, не прикасаясь к своей порции.
– Ну, как знаешь. – Старик одним глотком влил в себя водку и замер. На лице его появилась странная гримаса, выражавшая одновременно и отвращение, и удовольствие. Глаза его заблестели.
– Ты закусывай, – сказал Десяткин, протягивая старику чебурек.
Тот отрицательно замотал головой.
– Позже, – произнес он. – Налей-ка еще.
– Однако!.. – воскликнул Валера и вновь наполнил пластиковый стаканчик.
– Так что у тебя случилось? – поинтересовался Флегонтыч-Ферапонтыч, закончив свои, как он выразился, «процедуры».
– Да в общем-то ничего, – нахмурился Десяткин.
– А чего тогда смурной? Послушай, а ты в эту деревню ездил? Как там ее… Чернотал, что ли?
– Ездил, – кивнул Валера.
– Ну и как? – оживился старик. – Надыбал что-нибудь ценное?
– Ага, надыбал на свою задницу.
– Объясни толком.
– А ты в колдовство веришь? – спросил Десяткин.
– В колдовство?! – Старик задумался. – Может, и верю. Я, знаешь ли, за свою жизнь столько повидал, что сейчас во все верю. Наверное, колдовство имеет место. Я, если помнишь, некогда преподавал историю, книжки разные читал научные. Конечно, с позиций исторического материализма никакой мистики не существует. Но если, скажем, взять «Феноменологию духа»… этого, как его… Фихте, то тогда можно допустить существование ирреального мира.
– Ну понес! – оборвал его Десяткин. – Ты бы еще Казанову вспомнил.
– При чем тут Казанова? – обиделся старик. – Казанова по бабам был специалист. А Фихте – философ.
Он без разрешения наполнил свой стаканчик и, выпив, зажевал чебурек.
– Понимаешь, – не обращая внимания на лепет старика, продолжал Десяткин, – со мной происходят странные вещи.
– Со всеми происходят странные вещи, – подтвердил Флегонтыч-Ферапонтыч. – Вот я…
– После того как я съездил в этот Чернотал, мерещиться мне стало всякое.
– Что, например? – вскинулся старик.
– Так, – уклончиво ответил Десяткин.
– Это бывает, – согласился Флегонтыч-Ферапонтыч. – Вот у меня… Тоже иной раз мерещится…
– Это с перепою, – объяснил Десяткин, – белая горячка.
– А ты разве не пьешь? – ехидно улыбнулся старик.
– Да не от водки это, – убежденно заявил Десяткин. Он сплюнул и снова пошел на берег. Разговаривать с глупым стариком не хотелось.
Обрывистый луговой берег весь зарос цветами. В основном здесь желтели одуванчики, но попадались и островки ромашки. Из-под ног вспорхнула какая-то мелкая птаха и, усевшись на ветку куста, возмущенно зачирикала. Десяткин уставился на воду. Течение в этом месте было довольно сильное, и он отчетливо видел, как длинные зеленые ленты водорослей тихонько колыхались в струях текущей воды. «Как волосы утопленницы, – пришло в голову сравнение. – Или русалки». На середине реки было совсем мелко, примерно по колено, и на фоне песка он разглядел снующих взад-вперед пескарей и вьюнов. «А хорошо бы сейчас посидеть с удочкой, ни о чем не думая, забыть всю эту… галиматью…»
Неожиданно его тронули за плечо. Вздрогнув, Десяткин резко обернулся и облегченно вздохнул – всего лишь Флегонтыч-Ферапонтыч…
– Выпей, Валера, – сказал старик, протягивая ему стакан.
Десяткин нехотя отхлебнул.
– Все течет, все изменяется, – сообщил Флегонтыч-Ферапонтыч, кивнув на воду. Старика заметно покачивало.
– Нажрался? – криво усмехнулся Валера.
– Ну и что?! – с вызывающим видом выкрикнул старик. – Я знаю: истина в вине!
– Кончай болтать! – одернул его Десяткин. – Поехали домой.
– Я искупаться хочу, – сообщил Флегонтыч-Ферапонтыч.
– Никаких купаний, еще утонешь…
– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, – резонно заявил спившийся историк.
Десяткин пожал плечами, но промолчал.
Старик стал неторопливо раздеваться. Взглянув на его нижнее белье, Валера брезгливо отвернулся. Позади раздался громкий плеск. Десяткин, не выдержав, снова оборотился к реке. Совершенно голый старик, словно огромная жаба, плескался на мелководье.
– Ох, хорошо!!! – вопил он в восторге. – Иди сюда, Валера. – Но Десяткин плюнул и пошел к машине.
Солнце палило с неистовой силой. Стояла абсолютная тишина; не слышно было пения птиц, и даже кузнечики притихли, оглушенные жарой. Но тишина, казалось, тоже имела свою мелодию: все явственнее Десяткин даже не слышал, а словно ощущал нутром легкий прозрачный звон, проникавший в его возбужденное сознание. Он облокотился на раскаленное крыло машины и стал смотреть на лежащий перед ним пестреющий цветами лужок. И вдруг заметил у самого края луга, почти рядом с зарослями ольхи, какое-то шевеление. Воздух там, казалось, как бы сгустился и приобрел форму спирали. Спираль непрерывно вращалась и медленно продвигалась в его сторону.
«Смерч», – догадался Валера.
Вихрь медленно приближался к антиквару. И все увеличивался, набирал силу, густел…
«Странно, – подумал Десяткин. – Ведь абсолютное безветрие…»
Смерч был уже метрах в пяти от Десяткина. Он бешено крутился, втягивая в себя разный сор, валявшийся на траве.
«Интересно, – без всякого волнения подумал Валера, – сможет ли он оторвать меня от земли». В следующее мгновение ему показалось, что внутри вихря есть что-то еще, кроме пыли и мусора. Он присмотрелся… Неясный силуэт в воздушной трубе то поднимался, то опускался – точно игрушка на резинке.
Валера замер, охваченный ужасом.
Смерч приблизился почти вплотную. От него исходил страшный жар, словно от огромного факела.
Десяткин разинул рот; воздуха для дыхания не хватало; явственно затрещали волосы.
«Сейчас сгорю», – пронеслось в сознании.
Но тут раздался легкий хлопок – и вихрь исчез. Перед ним стояла Мара.
Увидев ее «неуловимые» глаза, Десяткин тотчас лишился чувств.
Очнулся он от того, что Флегонтыч-Ферапонтыч тряс его за плечо.
– Ты чего? – в испуге спрашивал старик.
Десяткин тупо уставился на него, потом помотал головой. Хрустальный звон наполнял сознание.
– Перегрелся, – сочувственно сказал Флегонтыч-Ферапонтыч. – Нужно было искупаться, я же тебя звал… Да и сейчас не поздно. Иди окунись. Можно было бы и водочки, только я все выпил.
– Иди ты со своей водкой, – проворчал Десяткин. Он поднялся на ноги. – Разморило меня что-то. Может, и правда пойти искупаться?
– Иди, иди.
Валера вошел в реку и, забравшись на самую середину, лег спиной на воду. Его медленно несло по течению. Ласковые струи, словно живые, легонько покачивали, убаюкивали.
«Было или не было? – размышлял он. – Явь или галлюцинация?»
Назад ехали в молчании. Старик дремал, изредка вскидывая голову, словно больная лошадь. И вдруг спросил, причем совершенно трезвым голосом:
– Так ты думаешь, тебя околдовали?
– С чего ты взял?! – изумился Десяткин.
– А что? Очень может быть, – заявил Флегонтыч-Ферапонтыч. – Когда с разным старьем дело имеешь, всякое может случиться. – Ты так считаешь? – спросил Десяткин.
– Нужно обратиться к сведущему человеку, который умеет порчу снимать.
– А ты знаешь такого человека?
– Знаю. И совершенно бесплатно отведу тебя к нему. Горохов помнит добро.
– Кто такой Горохов?
– Это я и есть.
– А-а… – протянул Валера. – Рад познакомиться. Так поехали к твоему человеку.
Десяткин не мог бы объяснить даже самому себе, что вдруг на него нашло. Человек он был простой, до сих пор в разную чертовщину не верил, но утренняя беседа с Борей что-то сдвинула в сознании. Нарушила привычное восприятие повседневной жизни. Утопающий, как известно, хватается за соломинку. В общем, Десяткин решил прибегнуть к помощи специалиста.
Человек, о котором говорил Флегонтыч-Ферапонтыч, жил в Старом посаде, на окраине города. Нужно сказать, что Старый посад был не просто захолустным пригородом. Некогда именно отсюда пошел и весь город. То ли при Иване Грозном, то ли при царе Василии Шуйском в этом месте поставили небольшую крепость. Постепенно она обросла домами, лавками, кабаками. В середине девятнадцатого века здесь был деловой центр города, от которого сохранились торговые ряды. Но все проходит. Город строился, перемещал свое громоздкое тулово все дальше и дальше, а Старый посад хирел и ветшал. В начале двадцатых годов тут доживали свой век купчихи-салопницы, мещане, непонятно чем живущие, какие-то странные личности – не то обломки дворянских родов, не то сутенеры. Старый посад упорно цеплялся за «раньшую жисть».
Колокольный звон заглушал здесь хриплый рев репродукторов на столбе, а репертуар городского шарманщика ограничивался допотопными шлягерами: «Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне» и «Разлукой». «Смело, товарищи, в ногу» шарманка отказывалась играть категорически.
Случайно попавший сюда партиец или даже сочувствующий ВКП(б) с удивлением смотрел на заросшие сиренью ветхие особнячки, на старух в чепцах и шушунах, сидевших на лавочках возле покосившихся ворот, на облезлое золото церковных куполов.
– Черт-те что! – возмущенно всплескивал руками партиец или сочувствующий. – Вроде и революции не произошло. Вроде не шлепнули царя Николашку…
А иной гражданин тоскливо вздыхал и украдкой крестился на купола. Впрочем, таких было немного. Время шло, огромную страну перетрясли сверху донизу, и в Старом посаде появились иные обитатели. В середине тридцатых годов он прослыл прибежищем хулиганья и разного уголовного элемента. Эта слава сохранилась за ним и поныне. Правда, с некоторых пор в Старом посаде началась реконструкция. То тут, то там стали вырастать добротные двух– и трехэтажные дома со всеми удобствами; некоторые из них выглядели не хуже каких-нибудь заграничных вилл. О том, кто их строил и на какие средства, в городе ходили разные слухи, но все сходились на том, что деньги эти «нечистые». Десяткину случалось появляться в Старом посаде два или три раза. Сначала он забрел туда в поисках древностей. Ничего ценного не попалось, зато он чуть не был избит местными аборигенами. Еще раз он побывал здесь у клиента, чье поместье, другого слова не подберешь, поразило даже видавшего виды Валеру. Мало того что в доме имелись сауна и бассейн, мало того что гараж походил на бункер фюрера, а в самом гараже стояли «мерседес» и «джип», – но в доме имелся еще и зимний сад с тропическими растениями и фонтанами, у которых щебетали попугайчики и канарейки.
И вот этот-то богатый клиент непременно хотел иметь Айвазовского. Десяткин же предложил ему морской пейзаж неизвестного мастера, однако мазня без подписи была с негодованием отвергнута, а самого Валеру едва не спустили с лестницы. Потому Десяткин и не любил бывать в Старом посаде, поэтому чуть было не передумал туда ехать.
– Все будет нормально, – успокаивал Валеру Флегонтыч-Ферапонтыч, – к бабке люди идут со всех сторон, и никого здесь не обижают. Она местной шпане платит, чтобы они ее охраняли.
– Так это женщина?
– Бабка. Собственно, не совсем бабка, а мадам преклонного возраста. Видная, надо сказать…
– И что, действительно к ней народ идет?
– Еще как! – Старик захихикал. – В основном, конечно, бабье. На картах поворожить или присушить кого. А иные о судьбе спросить.
– Что за глупости? – усомнился Валера.
– Точно говорю. Она как баба Ванга. Слыхал, наверное? В Болгарии которая живет… А эта – в Старом посаде. И судьбу предсказывает, и порчу снимает. Понимающая женщина.
– А звать-то ее как?
– Ингрид.
– Что за имя такое?
– Кто его знает. Она вроде не русская. Латышка или немка. Говорит чуток с акцентом.
– Ну а ты ее откуда знаешь?
– А кого я не знаю? – уклончиво ответил старик. – «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
– Опять балаболишь, несерьезный ты, дед, а еще историк…
– Бывший, – возразил Флегонтыч-Ферапонтыч. – А что касается серьезности… Стоит ли быть серьезным? Ведь глядишь, и крыша поедет…
– Ты на что это намекаешь? – насторожился Десяткин.
– Какие намеки? Просто к слову пришлось.
Вскоре они выехали на пыльные извилистые улочки Старого посада. Флегонтыч-Ферапонтыч уверенно указал дорогу, словно бывал здесь чуть ли не каждый день.
Возле аккуратного справного домика сидели на скамейке несколько женщин.
– Сколько она берет? – поинтересовался Десяткин, притормозив у скамейки.
– По-разному, может назвать очень большую сумму, а может и ничего не взять. Но лучше с ней не торговаться. Себе дороже выйдет.
– Понял. Ладно, иди договаривайся…
Флегонтыч-Ферапонтыч засеменил к дому. Его не было довольно долго. Наконец он вернулся и сказал, что нужно подождать.
– Сколько ждать? – нахмурился Валера.
– Часов пять.
– Сдурел ты, что ли?
– Уж так она велела. Да и то из уважения ко мне. А так бы неделю ждал. Тут очередь, списки…
Валера не поверил старику, который явно набивал цену, однако решил смириться.
– Ты увези меня в город, – сказал Флегонтыч-Ферапонтыч. – Перекуси, умойся, а вечерком подъезжай.
– А ты?
– Я-то тебе на что? Все договорено. Приедешь, постучишь в ворота, откроет тебе бабенка в черном платке. Скажешь, кто ты есть. Не волнуйся, все будет о'кей.
Развязность Флегонтыча-Ферапонтыча не понравилась Десяткину, но он смолчал, завел «копейку» и резко рванул с места. Притормозив по желанию старика у гастронома и вручив ему на прощание десятитысячную купюру, Десяткин решил съездить в свою лавочку – узнать, как идут дела.
В лавке торговала девушка Наташа, на которую, как говорил своим приятелям Валера, «можно положиться».
– Ой, Валерий Павлович! – с нарочитым восторгом воскликнула Наташа. – Вы чтой-то на себя не похожи.
– Неужели? – буркнул Десяткин.
– Точно-точно. С лица сбледнули, глазки не блестят, уж не больны ли?
– Жарко, – объяснил Валера свое состояние.
– Да уж, – подтвердила Наташа. – Ну как экспедиция? Удалось найти ценные экземпляры?
– Удалось, – кивнул Десяткин. – Как идет торговля? – спросил он в свою очередь.
– Помаленьку. Складень вчера продала.
– Сколько дали?
– Сто баксов. Иностранцы. Потом прялку за сорок, ну, монетки там… еще кое-что…
– Ладно, – сказал Десяткин, – я поеду перекушу…
– А новый товар когда привезете? Тут уже ходят, спрашивают… Знают, что вы в экспедицию отправились.
– Кто спрашивает?
– Петя из «Омега-банка», еще этот грузчик…
– Никому ничего конкретного пока не говори. Через денек-другой доставлю.