Философы считали науку кладбищем гипотез и утверждали, что Ветер влияет не только на физическую составляющую жизни людей, но и на ход их мыслей и чувств, в которых тоже наблюдались циклические процессы. И обыкновенные жители привыкли думать, что коварный Ветер — это Рок, а Стена — напоминание людям о пределах их возможностей.
А вот в Городе, где жила Маша и её друг Математик, большинство было уверено в том, что основная проблема — это невозможность произвести безупречные расчёты. Рождались всё новые теории о механике движения тел, производились бесконечные вычисления возможных траекторий, выдвигались гипотезы о завихрениях пространства, о «чёрных дырах» в материи и тому подобные. Так что нет ничего удивительного в том, что этот Город в народе именовали «Городом математиков». Его жители пребывали в уверенности, что рано или поздно удастся найти единственно безупречный действенный алгоритм, способный преодолеть Стену.
На фоне непрекращающихся споров — о них Маша могла судить по телефонным разговорам между Математиком и Философом, потому как их содержание было ей известно со слов её друга, — жители обоих Городов ежедневно страдали от последствий навязанного им природой явления. Существовали два основных правила, естественным образом сформировавшиеся из многовекового опыта, и их знание несколько облегчало людям жизнь. Первое: «ИДТИ ПРОТИВ ВЕТРА НЕВОЗМОЖНО! Ибо НИКОГДА не попадёшь ТУДА, куда ХОЧЕШЬ попасть!» И второе: «Куда бы ты ни пошёл, если идти достаточно долго — рано или поздно обязательно коснёшься Стены». Нарушение первого правила влекло за собой отказ от здравого смысла, что само по себе было неприемлемо. Нарушение второго — граничило с самой смертью. Эти продиктованные опытом борьбы законы так цепко укоренились в мыслях и жизни людей, что никому даже в голову не приходило идти на риск, чтобы проверить их достоверность на собственной шкуре. Да и «телефонная» связь давала людям возможность не чувствовать себя забытыми и разделёнными.
Не говоря уже о том, что всегда существовали пугающие слухи и всякие истории о тех, кто пытался пойти наперекор. Впрочем, весьма противоречивые. Одни говорили, что те, кто отваживался на такое, уже никогда не возвращались обратно. Другие — что слышали от своих знакомых про людей, вернувшихся из такого путешествия. И что эти люди, с их слов, явно были, что называется, «не в себе» и заканчивали жизнь где-то на задворках, потеряв ощущение реальности.
Слабость и Рок — называла мама эти правила»…
— Я вижу, мама действительно не баловала тебя «развивающими сказками», — сказал я после того, как заметил, что мы уже пару минут сидим в тишине.
— Да уж… — не сразу ответила Маша. — Она баловала меня лучшим, чем может баловать один близкий человек другого, — собой. Настоящим собой! Такое может позволить себе только тот, кто любит.
Ещё с минуту мы курили, не произнося ни слова.
— Не забывай, — прервала молчание Маша, — то, что ты сейчас слышишь, мама рассказывала мне… не скажу, сколько лет назад. Сейчас я продемонстрирую тебе возможности своей памяти. Впрочем, в этом я вся в неё!
Рассказ третий
«Ярким примером принципиальных споров вокруг Стены может послужить отрывок из телефонной дискуссии между Философом и Математиком. Последний часто записывал их разговоры на специальное устройство и потом прослушивал ещё по нескольку раз, чтобы лучше понять, в чём были сильные и слабые стороны его доводов.
Обычно Маше приходилось по старой дружбе часами выслушивать его комментарии, после перепалок с Философом насыщенные язвительностью и чрезмерным самомнением. Но в тот раз Математик принёс ей запись их последней беседы вовсе не за тем, чтобы развлечь её, — просто у него сломалось устройство для прослушивания.
— Ты опять много куришь! Что за дурацкая привычка! — прямо с порога, почувствовав запах табачного дыма, брякнул он. «Как обычно — ни «привет!», ни «как дела?», — подумала Маша.
— У каждого свой способ заполнять паузы, — вместо этого ответила она равнодушно. — Любой дурак знает, что физиологической зависимости сигареты не вызывают.
— Да, но они наносят вред здоровью!
— Самая вредная привычка из всех, что я знаю, — это привычка жить.
— Твой разум стремится всё усложнить. В то время как ты сама, из духа противоречия, стараешься всё упростить: либо веришь во всё, либо во всём сомневаешься. Это очень типично для женского восприятия — именно такие позиции освобождают тебя от необходимости действительно мыслить…
К слову сказать, Маша, разделяла мнение, что люди делятся на две половины. Одни, войдя в комнату, восклицают: «О, кого я вижу!», другие: «А вот и я!» И по её глубокому убеждению, Математик относился к последним. «Несовершенство — вот что нам нравится в наших друзьях», — медленно произнесла она про себя — и не стала отвечать.
— Можно я прослушаю у тебя запись? А то у меня что-то аппарат барахлит…
— Сказал бы сразу, что тебе нужно, а не приставал бы с нравоучениями. Конечно, пожалуйста… — «Зашёл бы ты, если бы у тебя не было какого-нибудь дела, как же!»
— Отлично! — он сразу направился в комнату и включил запись:
(Математик) — «…и Змея проглотит свой хвост…» Вращающееся кольцо. Не гипотетическое вращающееся кольцо, не витиеватая метафора, которые вы, философы, так любите, а вполне материальное кольцо, падающее в поле тяготения, не важно кого или чего — человека, планеты, пылинки или города… Вращающееся кольцо попадает в поле тяготения вдоль оси притяжения объекта и… начинает, разумеется, вращаться вокруг этой оси. В данном случае — вокруг оси города. Например, вашего Города… или нашего… Иначе просто не будет выполняться закон сохранения энергии. А этот закон — догмат! «…сила будет…» Будет. Есть. Сохранится!
(Философ) — Не-ет. «…и Змея проглотит свой хвост…» — это закон диалектики. Развитие по спирали. Мир, вселенная, города, кольца, люди, пылинки — развиваются… Развиваются. Совершенствуются. И если давным-давно даны «Математические начала натуральной философии»[11], то, видно, давным-давно же назрела необходимость натурально-философского анализа математических начал. С философской точки зрения, в вашем Городе преобладает стихия Вражды — северный ветер. В нашем Городе — стихия Любви. Южный. Преобладание одной или другой стихии приводит к циклическому ходу мирового процесса. Не даёт пружине — той самой спирали — сорваться, мгновенно развернуться, разорваться. Таким образом спасая саму возможность жизни. «…и Змея проглотит свой хвост…» В этой своеобразной причудливой асимметрии и заключена гармония. Нарушь мы её, предположи мы гипотетически, что некими путями можно прийти к симметрии, — и наш мир рухнет[12]. Именно поэтому мы не можем добраться друг до друга. Мы ходим по кругу… По кругам, которые являются одним бесконечным, вечно движущимся…
(М) — Бред, который я сейчас слышу, лишь подтверждает мои гипотезы. Известно, что вращение традиционно понимается как нечто вторичное, приводимое к поступательному движению точки по окружности. То есть сводится к некоей покоящейся системе отсчёта. И иногда угловая скорость — это необходимая условная константа, и без неё не обойтись в расчётах. В условных же расчётах. На самом же деле вращение необходимо определять только по отношению к вращению! Вращательное движение фундаментально. Оно — нерушимая основа мироздания. Заданные стихией вращения наших городов не позволяют нам выйти за их пределы, иначе… Мне даже страшно говорить, что иначе… Иначе. Представь себе, что будет, если, скажем, начнётся цепная реакция превращения вращательной энергии частиц в энергию электромагнитного излучения. Особенно учитывая обстоятельство, что вращения всех материальных частиц внутри наших городов скоординированы, масштабность такой реакции будет воистину ужасающа! Именно поэтому «…будет вечною стена…» Дабы уберечь нас!
(Ф) — Ты считаешь, что Стена, указанная в пророчестве, существует как сущность?
(М) — Безусловно! Она материальна! Стена — это не метафора. Мне порой кажется, что ваша патологическая тяга усматривать во всём смысл сакральный лишает вас элементарного здравого смысла. Иногда, мой друг, банан — это просто банан, а Стена — стена!
(Ф) — И ты даже знаешь, из какого рода природного или синтетического материала она сделана? И, может быть, даже знаешь кем?
(М) — Я бы на твоём месте не ехидничал, а понял, что она существует, ибо её существование — как математического объекта — доказано!
(М) — Я бы на твоём месте не ехидничал, а понял, что она существует, ибо её существование — как математического объекта — доказано!
(Ф) — «Математический объект», говоришь… Х-м… Стена — это некое пространство! Пространство лишь условно относят к сфере материального. Попытаюсь объяснить на доступном для твоего понимания языке. Описать, так сказать, пространство в его натуральной сущности. Как философская категория, пространство — это природная субстанция, изначально обладающая естественным свойством разъединения, распада, разделения, расширения, волнообразности, отталкивания, распространения, дифференциации, антигравитации… Продолжишь сам… Я напомню тебе, что чем больше слов и терминов существует для описания, тем менее сущностна сущность! Философский каламбур!
(М) — Стена — это стена! Я уж не знаю, насколько там сущностна сущность или несущностна несущность. Но стена — это материя. Она имеет плотность, объём, теплопроводность. И обладает свойствами своих субстанций. Даже если предположить несущностность, как ты изволишь выражаться, Стены — она всё равно субстанция! На уровне, скажем, квантовой физики. Хорошо, если тебе угодно, стена не корпускула. Она — волна! Но от этого она не становится менее материальной. У неё есть обобщающая формула массы, которая, да будет тебе известно, является количественной характеристикой любых материальных объектов — как результат взаимодействия пространства со временем[13].
(Ф) — Меня поражает твоя косность. Твоё упорство в попытках свести всё к мёртвой материи, будь то Стена, Ветер, кусок колбасы или сам Господь Бог. Есть Ветер, который мы ощущаем… Он определяет особенности нашего существования… Его ты осязаешь… Ему ты подчинён… Именно ветер «кормит» тебя материальной пищей и даёт тебе возможность материальных зрелищ, ибо вся твоя такая материальная жизнь посвящена созданию материальных алгоритмов, выраженных тобою в закорючках условных значков, условности же описывающих, но благодаря этим условностям возможно реальное существование. И есть некая Стена. О ней нам всем известно с детства. Но только из слов пророчества. Ни ты, ни я никогда её не видели и не осязали. Но ты с упорством остолопа считаешь её некоей материей. Кучкой атомов… Комбинацией, которую тебе необходимо вычислить. Ты считаешь стену материальной, сущностной, потому что она «обнаруживает своё непрерывное влияние на тела по известным тебе законам. Но материален этот агент или нет?»[14]Хотя… Если вспомнить закон диалектики о единстве и борьбе противоположностей… Х-м… В этом случае — одна противоположность победила. Стена нематериальна. Несущностна. Как несущностен Бог. И несущностен Ветер. Но и материальное и нематериальное оказывает на нас одинаковое влияние. Поэтому — не всё ли равно, ЧТО есть Стена? Важно лишь то, что «…будет вечною…»
(М) — Так мы никогда не достигнем консенсуса!
(Ф) — Консенсус — это когда все соглашаются с тем, что каждый в отдельности считает ошибочным…
(М) — Я не буду спорить — это мудро. Но что нам это даёт?…
(Ф) — Ещё одну попытку.
(М) — Для чего?
(Ф) — Найти верное описание…
(М) — Но жизнь — это не способ описания. Это способ действия. И чем лучше это действие рассчитано, тем оно эффективнее…
— Ты ещё не устал от этих бесконечных бесплодных споров? — спросила Маша сразу после того, как Математик выключил устройство прослушивания.
— О чём ты? — удивился он.
— Вы гадаете о сущности Стены, вычисляете параметры «Порочного круга», но это невозможно, пока вы сами ему подвержены. Для вас — выйти из него невозможно, пока не будет найдено know-how. А найти вы его не можете, потому что никаким количеством экспериментов и расчётов нельзя доказать теорию. Но достаточно одного, чтобы её опровергнуть. Печально, но это факт — вы создали себе в голове свой маленький «порочный круг», а пытаетесь решить проблему мирового масштаба. Печально и смешно…
— Ты не понимаешь…
— Да, я не понимаю! — перебила Маша. — И что тебя особенно должно расстроить — и не собираюсь этого делать. Моё личное know-how состоит в том, чтобы не иметь никакого. Так я, по крайней мере, не буду плодить эффект «порочного круга», засоряя им ещё и свою голову…
— Слушай, когда ты, наконец, найдёшь себе кого-нибудь?!
— Если бы это было так просто…
— Поверить не могу! Ты же сама говорила: «Для умной женщины мужчины — не проблема; для умной женщины мужчины — решение».
— Я устала от таких решений… Прости, ты у нас, конечно, знаток тайн человеческой психики — особенно женской, но сегодня я точно в квалифицированной помощи не нуждаюсь! Так что, если тебе больше ничего не нужно…
— Ладно, я не обижаюсь. Зайду, когда ты будешь в хорошем расположении духа. Пока…
«Он не обижается… надо же! Когда мне самой станет известно РАСПОЛОЖЕНИЕ МОЕГО ДУХА, моему ТЕЛУ, надеюсь, уже не потребуется, чтобы к нему КТО-НИБУДЬ КОГДА-НИБУДЬ заходил!» — подумала Маша, со злостью захлопывая за Математиком дверь…»
Рассказ четвёртый
«Однажды случилось то, о чём Маша уже давно мечтала — найти себе в другом Городе друга. Того, с кем она могла бы разговаривать, когда и о чём ей захочется, рассказывать ему о своих мыслях и переживаниях, не обременяя ни себя, ни его размышлениями о целесообразности взаимоотношений, ведь невозможность встречи снимала все те недоразумения, что так свойственны жизни в замкнутом пространстве ТВОЕГО Города. Это одна сторона медали. А вторая — человек вообще так устроен — нужное кажется ему настолько важным, что оно по определению не может лежать где-то рядом, на виду, а должно прятаться от него за горизонтом досягаемости.
Сказать по правде, Маше просто хотелось, чтобы в её жизни появился кто-то… Она сама не могла понять кто. Такое впечатление, что Ветер, если верить Философу, действительно оказывал какое-то магическое действие на её мысли и чувства. Эфемерность окружающего мира порой ощущалась так остро, что сдавалось — начинаешь глазами видеть круги, по которым ходишь сам, и люди вокруг тебя…
Математик был хорошим, умным. Настоящий, надёжный друг, но…
Когда-то они полагали, что больше чем друзья. И даже достаточно долго прожили вместе. Достаточно долго для того, чтобы… В общем, когда людям кажется, что они вполне счастливы, они незаметно начинают любить меньше и заканчивают тем, что отдаляются друг от друга. Его всё устраивало, но ей хотелось чего-то большего, чего-то, что не поддавалось чётким формулировкам. А если и поддавалось, то выглядело так спонтанно, что потом, перечитывая собственные короткие мысли и заметки, она удивлялась отсутствию в них даже видимой последовательности. Ну, например, в один день она могла записать в своём блокноте, скучая без дела на работе:
«Если ты не делаешь ничего «не такого», то тебя и не ждёт ничто «не такое»…»
Он не понимал. Не мог или не хотел? Для него это было за рамками здравого смысла. А у неё что-то трепетало в душе — и никак не хотело подстраиваться под устойчивый с виду алгоритм жизни. Нельзя сказать, что они расстались. Просто перестали быть друг с другом. Это произошло как-то исподволь, как и всё в этом Городе. И, замкнув очередной круг, они остались теми, кем и были на самом деле друг для друга, — друзьями.
С тех пор у Маши случилась пара-тройка увлечений, но… как она сама записала в том же блокноте:
«Отношения хороши тем, что некоторое время позволяют не думать об отсутствии любви. Но… только некоторое время».
Единственное, чего она никак не могла понять, почему все без конца твердили ей об этом самом здравом смысле. «Почему они всегда утверждают, что только здравый смысл позволит сохранить мне целостность и сделает жизнь счастливой? Видимо, лучше всего у людей получается учить тому, чему им самим ещё надо учиться. Помнить о том, что вода мокрая, а курить вредно — вот и весь их здравый смысл, при внимательном рассмотрении. Если это единственное, на что может реально опереться человек, то почему этого не хватает чтобы изменить то, что необходимо изменить?» Так она думала, делая очередную запись в блокноте:
«Здравый смысл — это багаж стереотипов, приобретаемых к определённому возрасту. В нас всех с детства вдолбили «истину» о том, что есть вещи совершенно невозможные. Но всегда находится тот, кто во время уроков смотрел в окно и не слушал. Он единственный свободен творить чудеса».