Когда после катастрофы прошло больше года, нам удалось выйти из кризиса наилучшим способом, так как моя мать, которой было тогда сорок два года, родила двойняшек, мальчика и девочку. У меня снова появилась семья, и мы все вместе смогли двигаться дальше. Я смутно помню активность, вызванную появлением младенцев, а также оживление и замешательство, когда они превратили ранний средний возраст моих родителей в сплошную суматоху. Сколько бы радости ни приносили эти детишки, постоянных забот и хлопот с ними было куда больше. На самом деле забот оказалось так много, что на первые несколько лет матери пришлось нанимать помощниц, которые жили вместе с нами. Это были девушки из Йоркшира, которые носили зеленую нейлоновую форму с белыми эластичными нарукавниками и были довольно расчетливыми, но при этом все свое время посвящали двойняшкам. Кавалером одной из них был поляк, на двадцать лет старше ее самой, который часто приходил к ней в гости. Он был военнопленным и мог рассказать массу увлекательных историй о своих боевых подвигах. Поляк обладал довольно приятной внешностью и галантными манерами. Я слышала, что впоследствии они поженились, но их брак не был успешным, и это не удивительно, учитывая глубокое расхождение во взглядах.
Теперь жизнь в нашем доме стала вполне благополучной. Близнецы росли и прекрасно развивались, и мои родители привыкли к спокойному провинциальному образу жизни. Мы купили наш первый небесно-голубой автомобиль модели «Моррис Майнор», в который мы загружались по выходным и совершали поездки по живописным местам Йоркшира, расположенным поблизости от нашего дома. Мой отец гораздо больше мамы любил прогулки, поэтому она зачастую оставалась в машине и читала книгу, пока все остальные бросали вызов ветрам и пешком исследовали местность. Дома я продолжала наслаждаться той же свободой и могла спокойно играть на улице. По форме наша улица напоминала овал, окруженный широкой полосой деревьев и травы. Это было сказочное место, полное укромных уголков и «домиков», в которых мы могли играть в любое время. В компании моих друзей была игра под названием «Кто соврет и распознает ложь», и хотя я не могу вспомнить точных правил, мы бегали по зарослям, пытаясь разгадать уловки и создать всякие хитроумные трюки. Я полагаю, что это было хорошей подготовкой к жизни.
Я училась в местной общеобразовательной школе, где получила добротное традиционное образование. Учителя, внушающие интерес к учебе, встречались редко, поэтому я особенно запомнила преподавателя французского, однако я довольно рано начала увлекаться медициной, что, к моему сожалению, предполагало более глубокое изучение физики и химии. Помощь отца в приготовлении домашних заданий была для меня жизненно необходима.
За шесть недель до экзаменов мой отец погиб в автокатастрофе. Он ехал в машине своего сотрудника, и водитель, гнавший слишком быстро, врезался в грузовик «Смит Криспс». Три человека, ехавшие в машине, погибли мгновенно. Я предпочту не описывать последствия.
Безвозвратная потеря двух любимых людей оставила во мне неизгладимый отпечаток, влияющий на всю мою жизнь и всегда готовый проявиться в моих мыслях и поступках. Неожиданная, жестокая и преждевременная смерть воспринимается тяжелее всего, и я не очень хорошо справилась с ее последствиями.
Вскоре после этого события (не исключено, что чересчур быстро) я поступила в университет в Лондоне. Впечатления о медицинском факультете были торжественными и ошеломляющими. В первый же день декан факультета выступил перед нами с такими словами: «Дамы и господа, вы поступили на этот факультет, чтобы стать врачами. Вы должны соответствующим образом вести себя и одеваться». Я думаю, что сейчас нет деканов, которые отважились бы сказать что-то подобное. Я была обычной студенткой и училась с удовольствием, несмотря на большой объем работы. Скорость жизни намного возросла, когда у меня началась клиническая практика. На третьем курсе я вышла замуж и обнаружила, что вокруг так много всего интересного и привлекательного.
В последний год моего обучения в университете мама, уже живущая в Лондоне, заболела раком. Она не хотела в это верить, что оказало ей хорошую услугу, так как она смогла вести относительно нормальную жизнь без чрезмерных страданий в течение двух лет. Пока не наступила последняя неделя ее жизни, когда она впервые столкнулась с реальностью и в страхе тут же слегла в постель, не имея никакой возможности общаться. Ее неверие в свою болезнь оказалось для меня не таким полезным, потому что нам с ней так и не удалось обсудить вопрос о том, что теперь вся огромная ответственность за близнецов, которым исполнилось пятнадцать лет, ляжет на мои плечи. Я никак не могла для себя решить, было ли это с ее стороны отказом от обязательств, которые лежали на ней, или неизбежным последствием ее характера, с которым приходилось мириться. Так или иначе, в двадцать пять лет я, будучи беременной своим первым ребенком, взяла на себя эту обязанность, разделив ее со своим мужем. Мы сделали это с удовольствием и наивным энтузиазмом. Это было просветляющим опытом, который предполагал как появление проблемы, так и получение пользы. И только теперь, оглядываясь назад, я понимаю, насколько я действительно была к этому не готова.
С тех пор прошло много времени. В следующие тридцать пять лет я была довольна своей семейной жизнью, друзьями и карьерой, приятным времяпрепровождением и вознаграждениями, всем, что внесло свой вклад в мое теперешнее счастливое состояние на пенсии. Однако детские и юношеские годы были похожи на езду на американских горках с периодически возникающими потерями. Мои воспоминания о ранних событиях перекрываются калейдоскопом более поздних сцен, но, разумеется, ранние воспоминания указали мне путь, по которому я шла всю последующую жизнь. Мой внутренний мир очень чувствителен к потерям, и я обнаружила следующий парадокс: чем больше вы чего-то хотите, тем уязвимее вы становитесь. А кроме того, если вы хотите чего-то недостаточно сильно, то этого никогда не произойдет. С целью самосохранения я теперь пытаюсь избегать слишком большой привязанности к кому-то или чему-то. Мне довольно легко удается применять это в большинстве случаев, но существует потенциальная возможность потери, которая является платой за существующие отношения.
С тех пор как я перестала работать, у меня появилось больше времени для размышлений. Слишком много времени для того, чтобы попытаться обобщить этот калейдоскоп воспоминаний, впечатлений и людей, накопившихся у меня за неполные шестьдесят лет. У меня достаточно времени, чтобы заставить свое настроение изменяться в течение дня или часа. Сначала я была поглощена мыслями о приобретении статуса неработающего человека, после десятилетий соблюдения трудовой дисциплины. Я беспокоилась об утрате навыков и образа мышления, на выработку которых потребовалось так много времени и которые теперь быстро исчезали. Я чувствовала, что у меня осталось мало из того, что я могла еще предложить. Потом я начала думать о товарищеских отношениях на работе, которых мне теперь не хватало, а также о других людях из различных периодов моей жизни, которых по той или иной причине рядом больше не было. Затем я напомнила себе о том, что мой маленький персональный мир, кажущийся мне уникальным, представляет собой жизненный опыт каждого человека и является совершенно неважным в общей системе вещей, и это все ставит на свои места. Ничто из этого не должно иметь значение, и моя жизнь именно сейчас стала такой, к какой я всегда стремилась. Когда я привыкну к этому витку своей жизни, я начну любить свою семью еще и за то, что она для меня означает.
Приглушенный звуковой сигнал
Когда я была подростком и училась в школе, я имела обыкновение делать смешные ошибки. Некоторые вещи я понимала немного не так, как остальные ученики, и говорила что-то не к месту или невпопад, а одноклассники надо мной смеялись. Кроме того, когда я ходила на спектакли, я тратила первые десять минут на то, чтобы привыкнуть к тихим голосам. Позднее в университете мне не удалось нормально прослушать целый курс лекций по эмбриологии, что я списала на плохую дикцию лектора и мою постоянную привычку сидеть в конце аудитории, а также на то, что предмет был слишком скучным, чтобы привлечь мое внимание. Я упускала из виду тот факт, что все остальные отлично справились с этим. Должно быть, у меня была хорошо развита способность к самообману, поэтому я ничего не предпринимала для того, чтобы заняться своей очевидной тугоухостью. Так или иначе, я все-таки прошла курс лечения, но это произошло только после начала моей работы в больнице в качестве врача-стажера, когда мне пришлось посмотреть правде в глаза. Я работала в хирургическом отделении отоларингологии, и хирург заметил, что я не слышу его слов, сказанных через врачебную маску, которая, естественно, скрывала движения губ. Я объяснила ему, что только что переболела гриппом, который повлиял на мой слух. Мои оправдания были совершенно справедливо отброшены и меня заставили пройти проверку остроты слуха. И сразу все стало ясно и неопровержимо доказано с научной точки зрения.
Приглушенный звуковой сигнал
Когда я была подростком и училась в школе, я имела обыкновение делать смешные ошибки. Некоторые вещи я понимала немного не так, как остальные ученики, и говорила что-то не к месту или невпопад, а одноклассники надо мной смеялись. Кроме того, когда я ходила на спектакли, я тратила первые десять минут на то, чтобы привыкнуть к тихим голосам. Позднее в университете мне не удалось нормально прослушать целый курс лекций по эмбриологии, что я списала на плохую дикцию лектора и мою постоянную привычку сидеть в конце аудитории, а также на то, что предмет был слишком скучным, чтобы привлечь мое внимание. Я упускала из виду тот факт, что все остальные отлично справились с этим. Должно быть, у меня была хорошо развита способность к самообману, поэтому я ничего не предпринимала для того, чтобы заняться своей очевидной тугоухостью. Так или иначе, я все-таки прошла курс лечения, но это произошло только после начала моей работы в больнице в качестве врача-стажера, когда мне пришлось посмотреть правде в глаза. Я работала в хирургическом отделении отоларингологии, и хирург заметил, что я не слышу его слов, сказанных через врачебную маску, которая, естественно, скрывала движения губ. Я объяснила ему, что только что переболела гриппом, который повлиял на мой слух. Мои оправдания были совершенно справедливо отброшены и меня заставили пройти проверку остроты слуха. И сразу все стало ясно и неопровержимо доказано с научной точки зрения.
Аудиограмма представляет собой график, который изображает звуковую частоту вдоль горизонтальной оси, начиная с низких шумов и заканчивая высоким писком, по отношению к интенсивности звука или громкости, отраженной на вертикальной оси. Высшие точки графика обозначают самые слабые звуки, различимые только для людей с нормальным слухом. Нормальный слух фиксируется в виде горизонтальной линии, которая успешно доходит до верхних точек графика, различая на низкой громкости каждую частоту, от далекого грома до слабого птичьего пения, и, что важнее всего, в промежутке между ними находятся разговорные частоты. Моя аудиограмма имеет большое углубление в центре, затрагивающее разговорную область, но восстанавливающееся на высоких частотах. Это объясняло мои трудности. Причиной проблемы была, скорее всего, патология нерва внутреннего уха, без сомнения врожденная (хотя я не знала о том, чтобы кто-то в нашей семье имел подобный недуг). С этим ничего нельзя было поделать. Зато я перестала отрицать свою тугоухость.
Поскольку я до сих пор могла обходиться без слухового аппарата, я отложила все мероприятия на пять лет, пока мне не исполнилось двадцать восемь. В этот момент, незадолго до рождения моего второго сына, мне показалось, что мой слух стал еще хуже, и я вдруг обнаружила, что не справляюсь с повседневными ситуациями. Речь стала восприниматься нечетко, а птицы замолчали. Новая аудиограмма показала, что линия опускается вниз в области речевых частот и пропускает высокие частоты. Теперь я нуждалась в слуховом аппарате и меня направили к частному поставщику, который, как мне сказали, снабжает королевскую семью.
Я достаточно быстро привыкла к слуховому аппарату, и у меня создалось ощущение, что я вернулась в мир. Слуховой аппарат был вмонтирован в очки так, что в одной дужке находился микрофон, а в другой – громкоговоритель, и оба они были соединены тонким проводком, проходящим по углублению прямо через центральную часть очков. Такая конструкция устраняет резонанс, тот писклявый звук, который является сильным раздражителем для пользователей слуховыми аппаратами. Несмотря на все это, я довольно быстро столкнулась с двумя проблемами. Во-первых, очки выпускали только в стандартной оправе из тяжелого коричневого пластика, которая больше подходит старомодным мужчинам. Кроме того, проводок постоянно выпадал, и когда это происходило, мне приходилось экстренно приклеивать его (а это, как правило, всегда случалось не в самый подходящий момент). Как ни странно, но я послушно носила это уродство следующие двенадцать лет.
Мой слух продолжал ухудшаться – к счастью, довольно медленными темпами, но слуховой аппарат все равно за мной не поспевал. Я все больше и больше становилась нетрудоспособной, что требовало больших затрат. В конечном итоге я была направлена семейным врачом к специалисту аудиологического отделения системы государственного здравоохранения, у которого я впервые получила надлежащую оценку своего состояния и эффективную помощь совершенно бесплатно. С тех пор прошло много времени, теперь линия на моей аудиограмме уходит в самый низ страницы. Тем не менее с появлением цифровых аппаратов технология выступает на моей стороне, и я справляюсь со своим недугом гораздо лучше.
Тугоухость описывалась как восприятие приглушенного звукового сигнала. Я пропускаю резкость звучания, создается впечатление, что я слушаю человека, говорящего с полным ртом пастилы. Такое искажение происходит из-за невосприятия высоких звуков, таких как согласные «с», «ф» и «т», а также некоторых гласных. Даже самый лучший аппарат не может сравниться с нормальным слухом в способности различать звуки, поэтому я по-прежнему воспринимаю только семьдесят пять процентов сказанного. Эта пропорция резко снижается, когда имеются посторонние шумы. Посторонний шум является настоящим демоном, механического или человеческого происхождения. Открытое окно, на которое остальные не обращают внимания, пропускает внутрь поток уличного шума; в переполненной комнате я также не могу слышать людей, которые мне больше всего интересны.
Самым важным для меня является контекст. Если я пропускаю какое-то слово, я, как правило, довольно легко и почти бессознательно вставляю его на место с помощью догадки, руководствуясь контекстом, так же как любой другой человек. Но если я пропущу отдельное слово, произнесенное вне контекста, то повторение его пять или шесть раз специально для меня не исправит ситуацию до тех пор, пока оно не будет перефразировано. И, пожалуйста, не говорите со мной из другой комнаты; в этом случае все выступает против того, чтобы я разобрала сказанные слова, делая их совершенно бессмысленными. Но если я нахожусь наверху, кому захочется подниматься по лестнице только для того, чтобы сказать, что он готовит чай, и узнать, выпью ли я чашечку? Тех, кто живет со слабослышащими людьми и безукоризненно ведет себя с ними, стоит причислить к лику святых.
Мой мощный слуховой аппарат страшно пищит. Этот звук возвещает о моем приходе подобно крокодилу в истории о Питере Пене. Мой внук понял это в один год и всегда говорил «Баба», когда слышал писк, спускающийся с верхнего этажа дома. Этот писк появляется благодаря звуковым волнам, которые рикошетят вокруг ушного канала и могут минимизироваться, если аппарат плотно прилегает к уху, чего очень непросто добиться. Кроме того, писк может возникать в тех случаях, когда моя голова находится рядом с каким-то объектом, например со стеной, так как звук рикошетом отскакивает и от предметов. Современная привычка приветствовать почти незнакомых людей поцелуем, причем не в одну, а в обе щеки, приводит к интересным последствиям. Другой человек может не знать о моей проблеме. Когда его голова оказывается на близком расстоянии от моей, слуховой аппарат издает этот ужасный писк, который потом повторяется с другой стороны. Некоторые люди прекрасно выдерживают это, никак не реагируя, в то время как другие вздрагивают от услышанного писка, пусть даже едва заметно. Больше всего мне нравятся те, которые открыто смеются.
Тугоухость требует упорного труда, так как ограничение возможностей затрагивает большинство сторон жизни. Обычно люди хотят помочь, но не знают, что надо делать, пока не получат определенные инструкции, поэтому в мои обязанности входит объяснять и подсказывать людям, как мне помочь. Хорошо бы еще люди могли соблюдать эти инструкции в течение всего разговора. Кроме того, бывает трудно создавать приемлемую для восприятия речи атмосферу при общении с разными людьми в быстро меняющихся условиях. Например, в магазинах, в этих шумных местах с вечно спешащими консультантами, вы должны получать помощь достаточно быстро, иначе вся беседа пойдет наперекосяк. Тем не менее некоторые ситуации только кажутся незаслуживающими беспокойства, к ним я отношу театр. Я не знаю более безотрадного ощущения, чем нахождение в театре, полном зрителей, которые оглушительно смеются, а я не имею понятия, с чем это связано.
Эмоциональные воздействия тугоухости имеют широкий диапазон. Я постоянно боролась с чувством отстраненности, которое является спутником глухоты. Необходимость ежедневно приспосабливаться к тугоухости требует настойчивости, но она должна быть тщательно уравновешена, и мне до сих пор приходится работать над этим. Тревога, прежде связанная с моей профессиональной деятельностью, теперь сменилась тревогой о будущем, когда я стану слышать еще хуже, а мои пальцы, возможно, станут настолько неуклюжими, что не смогут обращаться со слуховым аппаратом, или, что еще хуже, неуклюжим станет мозг.