— Матерь Божья, на кого я похожа! — раздраженно выпалила она.
— А в чем дело? — невинно спросил Митревски. — Вроде бы платье мы не порвали, да? Кстати, ты его далеко не убирай, пусть лежит где-нибудь поближе, еще не раз пригодится…
— Ты испортил мне весь наряд!
— И съел всю косметику! — честно признался капитан, прикладывая ладонь к сердцу.
— Чудовище! — Дженифер хлопнула его по спине туфлями. Затем, обувшись, принялась застегивать ремешки.
— Боюсь, — заметил Митревски, коварно улыбаясь, — в театр ты пойти все же не сможешь. Платье-то измято. Но туфли тебе к лицу… Правильно. Будешь вечером танцевать для своего капитана. Это я люблю. Это меня заводит.
— Нет, ты и впрямь маньяк, — грустно сказала Дженни, вновь поднявшись и разглядывая себя в зеркале. Платье и вправду изрядно помялось, и теперь о походе в театр не могло быть и речи. Вдобавок Митревски основательно подпортил макияж.
— Дженни! — Рам быстро поднялся, натягивая штаны. — Ну чего ты так расстроилась, девочка моя?! Из-за театра? Да не переживай, завтра обязательно сходим. Ну… Ну прости меня, влюбленного идиота.
Митревски поднял девушку на руки, прижал к себе. Багира по-прежнему печально взирала на капитана.
— Ну прости… — повторил он. — Я не хотел тебя расстроить. Ты такая красивая, очень-очень, понимаешь?
И всегда желанная… Я не мог удержаться. Хотел тебя, сразу, немедленно.
— Вот это меня и пугает, — призналась девушка, постучав капитана по лбу. — Твои приступы любви и ревности не поддаются никакому объяснению или предсказанию.
— А и не надо, — нахмурился Митревски. — Какой есть, такой и есть!
Он вдруг опустил Багиру на пол, отступил к окну, сжимая и разжимая кулаки.
— Конечно не идеал, — буркнул капитан, глядя на улицу-
— Рам… — начала Дженни, но стук в дверь не дал ей договорить.
— Кто там? — недовольно крикнул Пират, застегивая рубашку.
Дверь тихо скрипнула, и в гостиничном номере появился незнакомец в форме офицера правительственного отряда полиции.
— Рам Митревски? — осведомился тот, прикрыв дверь и оглядевшись по сторонам.
— Да, — ответил Рам, внутренне подбираясь. — А в чем дело?
— Скорее! — Офицер шагнул вперед, мельком взглянув на Дженни и сосредоточившись на капитане. — Вам надо немедленно покинуть эту гостиницу.
— Какого черта? — спросил Митревски и сделал несколько шагов вперед и вбок, так чтобы оказаться между незнакомцем и Дженифер.
От офицера не укрылось это движение.
— Сейчас-сейчас… — заторопился он. — Я старший лейтенант Фридрих Лемке. Секунду, покажу вам свои документы… Они подписаны Бобом Хитроу, заместителем председателя комиссии МегаСоюза по рассле…
— Я знаю, кто такой Боб Хитроу, — перебил его Пират, угрюмо изучая лицо офицера.
— У вас нет оснований не доверять мне, вот документы. — Незнакомец протянул удостоверение офицера федеральной полиции. С виду оно было подлинным. Рам быстро провел наручным сканером по электронному коду и убедился, что документ действительно подписан Бобом Хитроу.
— Так в чем дело? — еще раз поинтересовался он. — Почему нам следует немедленно убираться отсюда?
— На вас готовится покушение, капитан! — торопливо произнес офицер. — Не все хотят, чтобы вы и Дженифер Рол… — Нежданный гость снова глянул на девушку. — Не все хотят, чтобы вы дали показания на процессе. Есть проверенная информация… Киллер получил приказ убить вас обоих.
Дженни невольно вскрикнула, но тут же прикрыла рот рукой.
— Киллер уже здесь, около гостиницы, — скороговоркой продолжал офицер, не оставляя Раму и Дженни времени на размышления. — Я не знаю точно, где он замаскировался. Мы подогнали к выходу патрульный катер, постараемся незаметно вывезти вас в другое место, а затем доставим на базу «Октант». Там вы будете в безопасности.
— Это серьезно, — помрачнел Митревски. — Но мне надо посоветоваться с руководством, прежде чем…
Оконное стекло внезапно лопнуло, брызнуло во все стороны тысячей осколков, пуля со свистом пролетела по комнате, вонзившись в стену чуть в стороне от головы капитана.
— Бежим, Рам! — закричала Дженни, побелев как мел. — Некогда звонить адмиралу!
Она схватила Пирата за руку и, пригнувшись, потащила его к выходу из номера.
— Хоть вещи… — вырвав руку, огрызнулся капитан, хватая большую спортивную сумку, в которой лежали документы.
Втроем они бросились вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Мысли о том, чтобы воспользоваться лифтом, даже не возникало. Дженифер, которая так и не успела как следует обуть туфли, несколько раз спотыкалась, но Митревски поддерживал ее, не давая упасть и поломать руки или ноги. В конце концов он просто подхватил девушку, преодолев последние лестничные пролеты с драгоценной ношей на руках.
— Катер у выхода, — оборачиваясь на бегу, крикнул офицер. — Скорее!
Они запрыгнули внутрь флаера, раскрашенного в цвета правительственной охраны, и дверца тут же захлопнулась. Внутри машины оказалось еще несколько человек.
Тонированные стекла флаера создавали в салоне полумрак, но Митревски, цепким взглядом охвативший всех присутствующих, вдруг подумал, что человека, сидевшего на переднем сиденье, он уже где-то видел. Пассажир, занимавший место рядом с пилотом, располагался спиной к Раму, да и времени в первую минуту не было… Капитан обернулся к тяжело дышавшей девушке:
— Цела? В порядке?
Багира только кивнула, полулежа на сиденье.
— Спасибо, Фридрих. — Рам обернулся к офицеру, вытащившему Пирата и Багиру из гостиницы.
Полицейская машина стремительно взмыла вверх и сразу повернула в сторону, подальше от оживленных трасс. В салоне чуть посветлело, и потому капитан Рам Митревски успел заметить в руках Лемке электрошокер. Но Рам не смог ничего сделать, у него не было даже секунды. Разряд обездвижил, оглушил капитана, и он уже не услышал ни отчаянного визга Багиры, ни последовавшего затем приказа Роя Флетчера:
— Обоих в корму, за решетку!
Его перетащили в заднюю часть полицейского катера, в небольшой отсек, отделенный от кабины крепкой стальной решеткой. Туда же втолкнули плачущую, отбивавшуюся девушку. Предварительно «полицейские» обыскали бесчувственное тело Рама, вытащили из кармана коммуникатор. Медленно, с нескрываемым удовольствием ощупали Дженифер в поисках средств связи или оружия.
После этого электронный замок защелкнулся, и похитители на время утратили интерес к молодой паре. Флаер поднимался все выше, по-прежнему стараясь держаться в стороне от оживленных трасс. Ни на один запрос с земли «полицейские» не отвечали.
В детстве по ночам к нему не раз приходил этот кошмар. Дрю никогда не любил гор, они пугали его холодным безразличием к людям, каким-то вековым покоем, от которого пахло смертью. Во сне мальчик оказывался у подножия одной и той же скалы… Был теплый летний день, над головой всегда светило яркое солнце, небольшие облачка, похожие на разбросанные кем-то клочки ваты, лениво ползли по небу. Легкий ветер приносил желанную прохладу.
Здесь, неподалеку, среди сопок, Дрю видел загадочное озеро. Глубокое, — уже в нескольких шагах от берега невозможно было нащупать его дно. Озеро пугало мальчика ничуть не меньше скал, которые окружали синий кусочек воды, чем-то напоминавший выплеснувшееся в чашу небо. Озеро было очень холодным. Дрю как-то раз, в особо жаркий день решил проверить…
Он догадывался, что озеро, скрытое в каменном разломе, не может быть теплым. Слишком большая глубина. Но когда мальчик ступил в воду и студеная жижа заколыхалась у груди, дно круто оборвалось, уже в двух шагах от берега его невозможно было нащупать ногами. И Дрю догадался, что все гораздо хуже, чем он себе представлял. То ли где-то внизу, в трещинах, били холодные ключи, то ли из-за того, что глубокая каменная чаша никогда не прогревалась, но страшное озеро было жутко холодным. У мальчика сразу же свело ноги. Он с трудом выбрался на берег. И… проснулся.
Этот сон возвращался снова и снова, иногда, когда мальчик стал постарше, он начинал думать, что сходит с ума. Откуда появились озеро и горы? Он вырос совсем в другой местности и там никогда не видел чего-то подобного…
Но с тех пор как Дрю понял, что в озере купаться нельзя, его стало еще сильнее тянуть на скалы. Он подолгу лежал на траве, прищурившись и созерцая вершины сопок. Скалы «цепляли» вату облаков, а мальчик думал о том, что сверху весь мир, наверное, выглядит совсем иначе. Он жутко боялся скал, однако с каждым новым сном его тянуло ввысь сильнее и сильнее.
Самое загадочное было в том, что Дрю мог быть активным участником этого видения. Если он хотел лежать на траве, то оставался там всю ночь, до утра, лишь рассматривая облака и размышляя о том, что может скрываться на вершинах сопок. Но если решал, что надо попробовать силы, то призрачный мальчик из сна тут же поднимался на ноги, подходил к выбранной скале, примериваясь, как лучше начать движение вверх.
Гранитные стены никогда не были гладкими. Их разрезали глубокие трещины. Многочисленные выступы, казалось, облегчали задачу. Бывало, что Дрю собирался с силами и начинал подъем. Но всякий раз, преодолев небольшую часть пути до вершины, не выдерживал, оглядывался за спину, вниз.
Сердце мгновенно уходило в пятки, он покрывался холодным потом, а руки становились ватными. Дрю «зависал» на стене, не имея мужества и воли, чтобы двигаться дальше. Хуже всего оказывалось то, что спускаться вниз, обратно, было гораздо труднее. Трясущиеся ноги срывались с выбоин в скале. Набившаяся в щели пыль и выросший в трещинах мох приводили к тому, что ступни мальчика скользили, не находя опоры. Временами он повисал на руках, подвывая от страха.
Этот сон не давал покоя Дрю многие годы. Даже когда Морович вырос, стал взрослым, загадочное видение возвращалось к нему снова и снова. Иногда оно навещало его каждую ночь, иногда надолго пропадало, но Морович всегда чувствовал, что сон вернется. И каждый раз существовала возможность выбора: остаться внизу или лезть наверх, словно это было нечто большее, чем обычный ночной кошмар.
Почему сегодня — именно сегодня — он решил, что обязательно нужно долезть до вершины? Дрю не мог ответить на этот вопрос… Страшная боль под ребрами, с правой стороны, лишала его способности думать, анализировать события. Он упал, сорвался со стены. Долго скользил вниз, по склону, с криком, выпучив глаза от ужаса. Но то, о чем он так боялся подумать раньше, то, о чем всегда подсознательно догадывался, не решаясь взбираться наверх, случилось. Он не просто сорвался. Падая, он упал на острый каменный выступ, и гранитный шип пронзил его насквозь. Теперь Дрю висел, точно жук на булавке, и страшная боль в груди лишала его рассудка…
Земля почему-то раскачивалась под ним из стороны в сторону. От этого боль становилась еще сильнее, и каждая секунда превращалась для выросшего мальчика в вечность…
— А-а-а, — простонал Морович, пытаясь разомкнуть дрожащие веки.
— Очнулся, придурок?! — Грубый окрик прорвался в — обожженный болью мозг экс-звеновца.
— Мм… — с трудом выдавил Дрю, не будучи в состоянии открыть глаза. Пламя костра сжигало изнутри, и у Моровича не осталось сил, чтобы вернуться во внешний, привычный для людей мир.
— Ну-ка, подпали его чуток, чтоб посмотрел на меня, — распорядился кто-то. Слова были громоздкими, неуклюжими. Они колотились о мозг бывшего сержанта, не в силах проникнуть внутрь.
Щелкнула зажигалка, и маленький огонек лизнул подбородок экс-звеновца.
— Х-ш-ш-ш… — Морович, который неожиданно почувствовал острую боль, хотел закричать, но что-то мешало ему набрать воздух в легкие.
— Открой глаза, урод! — властно приказал голос. — Иначе поджарю.
Веки Дрю задрожали сильнее, потребовалось колоссальное усилие, чтобы шевелящиеся, меняющие форму и цвет слова попали в голову бывшего сержанта и он смог их осмыслить. С трудом, очень медленно он разлепил отяжелевшие ресницы, и в первую секунду яркий свет больно ударил по зрачкам.
И тогда Морович вспомнил… Он снова видел, как полуголый человек, с которого сорвали полосатую рубаху зэка, катался по земле, плакал и умолял не делать этого. Он видел здоровенных бритоголовых громил, которые по приказу босса легко скрутили щуплого, беспомощного человечка. Вместе с этим несчастным Дрю вопил от невыносимой боли, когда острый стальной крюк впился под ребра…
Да, он не сошел с ума. Морович захлебнулся криком и кровью, и чудовищная боль поглотила все. Он еще пытался хвататься руками за тех, кто был вокруг, но люди, если их можно было так назвать, оставались все ниже и ниже, вместе с хищно блестевшим глазом видеокамеры, фиксировавшим все, что происходило в развалинах заброшенного завода.
Сначала он думал, что умрет через секунду. Такую боль невозможно было терпеть. Но те, кто готовили жертву к казни, слишком хорошо знали, какое живучее существо человек. Дрю прожил секунду, другую, третью. Каждая из них становилась вечностью. Вечностью, наполненной болью. А экс-звеновец все никак не умирал.
— Он очухался, босс! — сказал один из мучителей, пальцами раздвигая кожу вокруг глаза Моровича, чтобы заглянуть в зрачок. — Он в сознании.
— Морович! — негромко, но отчетливо произнес человек в дорогом костюме, командовавший всеми. — Ты слышишь меня, Морович?!
Дрю висел на стальном крюке, и слабый ветер чуть заметно раскачивал трос влево-вправо. У бывшего сержанта не было сил, чтобы поднять голову.
— Морович! — так же негромко повторил крепыш. — Отвечай! А то зажарю, как свинью.
Дрю с огромным трудом приоткрыл глаза, и его губы шевельнулись:
— Да!
— Что-что? — спросил босс, поморщившись.
— Кажется, он говорит «да», — вмешался один из мучителей, стоявший рядом и внимательно следивший за лицом приговоренного.
— Погоди! — с досадой перебил главный. — Я хочу, чтобы он сам ответил. На кой черт убивать его, если он не поймет, за что казнили.
— Понял, босс! — Человек отступил назад, умолкая.
— Морович! — громче позвал босс. — Ешкин кот, отвечай, а то у меня лопнет терпение!
Он легонько толкнул Дрю, подвешенного на крюке, и бывший сержант заскрипел зубами. Превозмогая боль, Дрю разомкнул ресницы, и его мутный взгляд, пробежав из стороны в сторону, нашел говорившего.
— Так-то лучше, — удовлетворенно сказал Хитроу. — Догадываешься, за что тебя наказали?
Морович долго смотрел на человека в дорогом костюме, а потом едва заметно покачал головой из стороны в сторону.
— Ты сдал всю организацию Тони Фонетти, — с сожалением вздохнул тот. — Представляешь, мы строили ее годами, выращивали, тратили кучу денег на то, чтобы посадить нужных людей в нужные места. Это словно сказочное дерево, которое отнимает годы, десятилетия твоей жизни. А потом некий идиот — одним движением — рушит все! Ты понимаешь, Морович, о ком я говорю?
Осоловелые глаза экс-звеновца, страдавшего от дикой боли, все так же недоуменно взирали на говорившего человека. Дрю опять отрицательно мотнул головой.
— Ты — этот идиот! — не выдержав, закричал Хитроу. — Ешкин кот, ты уничтожил все. Все, что мы выстраивали десятилетиями, понимаешь?!
Глаза подвешенного на крюке предателя все так же равнодушно смотрели на бесновавшегося обвинителя.
— Кажется, он ничего не соображает, — снова подал голос подручный.
Известный политик нервно взглянул на часы.
— Мне пора, — озабоченно произнес он, поворачиваясь спиной к Моровичу. — Включайте запись и опускайте!
Загудел мотор крана. Морович захрипел, когда стрела начала поворачиваться: трос пружинил, и крюк, загнанный под ребра, терзал измученное тело бывшего сержанта. Хитроу шагал к катеру, не оглядываясь. Он не остановился, когда звеновец-оборотень закричал. Боб и так слишком хорошо знал, что происходит у него за спиной.
Лебедка крана медленно — очень медленно — разматывала трос, опуская бывшего сержанта. Но не на землю. Моровича собирались погрузить в озеро кипящей воды, вытекавшей из разбитых труб. Когда-то давно люди сделали отвод горячего источника, бившего из недр громоздившихся вокруг скал. Может, из-за этих ключей, из-за вулканической деятельности, приводившей к выбросам кипятка и пара, хозяева бросили завод… Трубы давно прогнили, и вода, бившая из недр, вытекала на поверхность, образуя небольшое озерцо, куда и погружали тело приговоренного к смерти Дрю.
Лебедка вытравливала трос очень медленно, и экс-звеновец дергался на крюке, но этим причинял себе еще большие страдания…
Хитроу почти дошел до катера, когда у него сработал коммуникатор. Мелодично пропел сигнал срочного вызова, политик вытащил аппарат из кармана и, морщась, приложил его к уху:
— Да! — Крики умиравшего предателя заглушали речь. — Говорите громче!
— Все по плану! — услышал босс. — Они у нас.
— Отлично! Доставьте обоих на мою виллу, возникла пара вопросов! — приказал Боб.
— Но мы договорились… — возразила трубка.
— Мое слово — закон, ешкин кот! — раздраженно выпалил Хитроу. — Я просто выясню кое-какие детали, а потом забирай обоих. Они твои.
Босс тут же дал отбой, тем самым показывая, что слушать возражения собеседника не намерен. В этот момент Морович перестал кричать. Политик медленно обернулся. Тело жертвы еще виднелось над поверхностью. У приговоренного просто не выдержало сердце.
Капитан Митревски очнулся гораздо раньше, чем казалось похитителям. У Пирата хватило ума не пошевелиться, не открыть глаз. Придя в сознание, он продолжал лежать на полу «тюремного» отсека, как бревно, прислушиваясь к разговорам ложных «полицейских».
Удар шокера получился очень болезненным. Митревски, провалявшийся без сознания час, а может, и больше, чувствовал, как ноют мышцы, которые свело судорогой в момент электроразряда. Удар был вдвойне неприятен еще и потому, что капитана элементарно «подловили»: он расслабился, непозволительно расслабился, не был готов к такому повороту событий. Хотя, если б анализировал обстановку так, как требовали обстоятельства, ни за что не повернулся бы спиной к совершенно незнакомым людям, которые готовились везти его на другую планету.