— Может, тебе взять отпуск?
— Я тебе вчера предлагал уехать, — взяв меня за руку, со вздохом сказал он. — Что скажешь?
И вновь это прозвучало так, что захотелось броситься к нему в объятия и надолго там задержаться. Хотя вроде бы ничего особенного он не сказал и до той поры, по большому счету, был мне неинтересен. Должно быть, Андрей Петрович обладал неким магнетизмом или здорово поднаторел в деле обольщения. Я бы, наверное, обольстилась… Почему бы и нет, если ненадолго и без хлопот, но хлопоты как раз сильно меня донимали. Сначала надо с мужем развестись, избавиться от тюрьмы и прочих малоприятных перспектив, а уж потом пускаться во все тяжкие.
— Ты же влюблен, — напомнила я.
— Ты ничего не поняла, — поморщился он.
— Возможно, — не стала я спорить.
— Я влюбился в тебя.
Я немного поморгала, не потому, что сильно удивилась, просто это освобождало меня от необходимости отвечать. Андрей смотрел на меня во все глаза, и надежду в его взоре сменила боль. Ясно, что просто хлопаньем глаз не отделаться.
— Ты же меня совсем не знаешь, — произнесла я первое, что пришло в голову.
— То-то и оно. Просто какое-то безумие или наваждение. А может, судьба? У тебя есть кто-нибудь? — добавил он в голос задушевности.
— Разумеется. Ты постоянно забываешь, что я замужем.
— Муж не считается, ты же с ним разводишься.
— Тогда, конечно, никого.
— Почему «конечно»?
— Я развожусь с ним, потому что он мне изменял. Зачем бы мне затевать все это, если бы я сама ему изменила?
— Логично, — кивнул он. — Ты его все еще любишь?
— Я не люблю изменников. Это обременительно и неприятно.
— Значит, твое сердце свободно и у меня есть шанс?
— Ничего не могу обещать, пока я замужем.
Вряд ли ему понравился этот ответ. Он вздохнул и наконец выпустил мою руку.
— Вчера вечером ты виделась с мужем?
— Нет. С чего ты взял?
— У него была назначена встреча.
— Он ужинал с Олегом. Олег по моей просьбе…
— А что потом?
— Олег не смог с ним договориться, хотя потратил на это бездну времени. Муж грозится не явиться в суд. А еще он раздобыл справку, что я сумасшедшая. Возможно, я утрирую, но суть в том, что я якобы подвержена перепадам настроения и сама не знаю, чего хочу. Он и врача обещал притащить на заседание, если когда-нибудь явится… Скажи на милость, зачем ему все это? Я ведь к нему не вернусь.
— По-моему, он просто спятил.
— Вот-вот. Поговори с ним.
— Я пробовал. Он действует по принципу «не съем, так хоть испорчу». То есть он намерен в меру своих сил отравлять тебе жизнь. Глупо и недостойно мужчины. Он тебе звонил сегодня?
— Нет.
— И вчера вечером не звонил?
— Нет. А что?
— Я надеялся, может, встреча с Олегом все-таки привела его в чувство. Что, если нам поехать к нему вместе?
— Боюсь, это бесполезно, ты же сам сказал, что он намерен портить мне жизнь. Но теперь у меня есть против него оружие.
— Какое?
— Фотографии, на которых запечатлены его любовные похождения.
— Можно взглянуть?
— Мучает любопытство? — усмехнулась я.
— Нет… просто… хотел тебя подольше задержать в своем кабинете. Когда еще увидимся… Я буду тебе звонить. Можно?
— Можно, — милостиво разрешила я и поторопилась убраться из его кабинета.
Войдя к Олегу, я застала удручающую картину: Марья грызла ногти, разглядывая столешницу, сам же хозяин носился по кабинету в состоянии, близком к истерике.
— Опять что-нибудь случилось? — вздохнула я, в принципе не ожидая от жизни ничего хорошего.
— Олег считает, что враги тебя охмуряют, а ты идешь у них на поводу, — сообщила Марья.
— И только-то? — не поверила я.
— Да, — взвился Олег. — Я считаю, этот… тип ведет себя исключительно нахально, а ты ему потакаешь.
— Я просто намеревалась разузнать, что происходит в стане врагов.
Это я с ходу придумала, чтобы отвязаться от Олега, но лишь только произнесла сии слова, вдруг подумала: неспроста Андрей меня в кабинет зазывал и кофе поил. Что-то его здорово беспокоит. Он-то сказал: неразделенные чувства, но мне в это не верилось. Андрей не походил на человека, способного любить кого-то, если этот «кто-то» не он сам. Сидя в ресторане, Гридин намекал, что хотел бы свести со мной знакомство поближе, это как раз нормально и более подошло бы такому типу, как он: ни к чему не обязывающий роман, короткий и приятный. Но с большой любовью он явно поспешил, или за последние часы произошло нечто такое, что заставило его чувства вспыхнуть со страшной силой. В моей жизни за это время появился труп. Интересно, а у него что?
Так как я погрузилась в глубокие раздумья, Олегу с Марьей осталось лишь глазеть на меня, наблюдая напряженную работу мысли.
— Ну и как? — робко подала голос Марья. — Узнала что-нибудь?
— Враги не дремлют.
Тут я вспомнила, что Андрей весьма настойчиво выспрашивал, не звонил ли мне муж. Очень захотелось позвонить самой. Я придвинула телефон и набрала заветный номер. Три гудка и голос Сергея:
— Слушаю.
Я повесила трубку и пожала плечами. Чего этот хмырь мне голову морочил? Впрочем, это скорее я самой себе ее морочу, думая о всякой ерунде, а между тем…
— Я беспокоюсь о трупе, — немного не к месту сказала я. Оба разом побледнели.
— А что, его уже… нашли? — заикаясь, спросил Олег.
— Еще нет, но это не мешает мне беспокоиться. — Я достала из сумки конверт и громко охнула, рядом с конвертом в соседнем отделении лежал пистолет с глушителем, который я вчера позаимствовала у киллера-неудачника. И я с этой штукой полдня болтаюсь по городу! Совсем с ума сошла. — Спрячь куда-нибудь, — торопливо сказала я, выложив пистолет на стол. Теперь позеленел Олег, боязливо косясь на опасную игрушку.
Тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Андрей. Олег быстро выдвинул ящик стола и бросил туда пистолет. Успел его заметить Андрей или нет, судить не берусь, однако на его красивой физиономии ничего не отразилось, она была грустна, и не просто грустна, а с намеком на глубокие переживания.
— Олег Михайлович, — сказал он опять-таки с грустью, — вам нужно забрать бумаги у Медведева, я с ним сейчас разговаривал, он будет у себя до двух.
— Хорошо, Андрей Петрович, — кивнул Олег. — Я через несколько минут отправлюсь. — И даже встал для большей убедительности.
— Извините, — точно опомнившись, сказал Андрей и поспешно удалился.
— Надо ехать, — вздохнул Олег.
— Кто такой Медведев? — проявила интерес Марья.
— Наш клиент.
— А мы? Ты же должен заниматься нами? При чем здесь какой-то Медведев?
— Пошли, — сказала я и потянула ее к двери.
— Симона, — робко сказал Олег, — а как же пистолет? Не могу же я…
Пришлось сунуть оружие опять в сумку.
* * *Дома я все-таки засела за работу. Что делала Марья, не знаю, до тех самых пор, пока не зазвонил телефон и она не ворвалась в мою комнату с таким выражением на физиономии, которому очень бы подошел истошный вопль: «Горим!» или «Караул!» Выяснилось, что я была недалека от истины.
— Звонил Олег, — заплетающимся языком сообщила она. — Его пытались убить.
— Он сам звонил?
— Да.
— Хорошо. Значит, ничего страшного. Где он?
— В больнице, просил срочно приехать.
Конечно, мы поехали. До больницы, где находился Олег, мы добрались в рекордные сроки. Возле палаты под номером тринадцать вертелся приземистый мужичок в тельняшке, кедах и потрепанной кепке. На ладони татуировка: якорь и какие-то буквы, из чего я заключила, что он моряк, в прошлом, разумеется.
— Красавицы, — расплылся он в глупейшей улыбке, — проходьте, болезный наш с нетерпением ожидает вас.
Болезный возлежал в одноместной палате, голова его была забинтована, левая рука на перевязи, вид он имел гордый и страдальческий одновременно. Морячок подтянул стул к кровати и устроился на нем с довольным видом.
— Симона, — простер ко мне здоровую руку Олег, точно просил милости, из чего я заключила, что меня ждут скверные новости. Так и оказалось. — Я отправился к Медведеву, — торопясь, заговорил Олег после того, как я пожала его руку, а он мою поцеловал. — Офис у него рядом с парком, там, где начинается Лебяжий пруд. На машине не проедешь, их оставляют возле парка, а к офису ведет аллея. И когда я возвращался, вдруг кто-то окликнул меня. Я остановился, и тут… меня ударили по голове, кажется, дубинкой, я пробовал защищаться, в результате мне повредили руку. Я лишился сознания, а когда очнулся… В общем, конверта в портфеле не было. Медведевские бумаги на месте, а конверт исчез. У меня сотрясение мозга, — добавил он с большой обидой.
— Он у тебя был сразу после рождения, — разозлилась Марья, начисто забыв о христианском милосердии. — Зачем ты конверт с собой потащил? У тебя же сейф в кабинете.
— Я побоялся оставить его там, — поникнув головой, сообщил он. — Я не доверял Гридину. И вообще никому в нашей конторе.
— И правильно, — кивнул морячок. — Все адвокаты — жулики и кровопийцы. У меня сосед адвокат, уж сколько раз по-товарищески к нему обращался: «Сергеич, дай на бутылку», — ни-ни, только рожу воротит, а я его вот с таких лет знаю…
— Заглохни, дядя, — отмахнулась Марья, с неудовольствием глядя на Олега. Морячок сразу же замолчал, только пожал плечами.
— И что было дальше? — спросила я, скорее из вежливости, потому что об остальном уже догадывалась.
— Я лежал без сознания, — с обидой продолжил Олег, — и наверняка бы умер от потери крови, если бы не Виктор. — Морячок при этих словах выпятил грудь и гордо кивнул. — Он нашел меня.
— Точно. Иду я, значит, к парку… Я всегда в парк хожу в эту пору, там обычно днем студенты тусуются, пиво пьют и оставляют бутылки, а я такого непотребства не терплю, чтоб, значит, город загаживали, и бутылки эти собираю.
— Алкаш, — презрительно констатировала Марья.
— Не алкаш, а в меру пьющий. Имею право, между прочим.
— Ври дальше, — скривилась Марья. Морячок вроде бы обиделся, но все-таки продолжил:
— Иду, значит, и, решив сократить путь, двинул напрямую, чтоб на аллею выйти. Тихо так, и на душе благостно…
Я невольно нахмурилась: еще одной христианской души я просто не выдержу, но Виктор вновь вернулся к суровой действительности. Тут требуется кое-что пояснить. В северном районе нашего города, который по старинке зовется Слободой (когда-то там действительно была ткацкая слобода), располагался большой парк, разбитый в пятидесятых годах прошлого века. Задуман он был по принципу московского и даже назывался так же: ВДНХ, с прибавлением «области». Название не прижилось. Парк с самого основания был прозван «полтинником» по неведомой причине. Старожилы утверждают, что были там павильоны, сады, гуляли образцово-показательные свиньи, крупный рогатый скот и гуси прямо-таки невиданных размеров, а также были выставлены на всеобщее обозрение изделия предприятий, которыми славна область. Впрочем, павильоны и сады благополучно дожили до сего времени, но еще лет тридцать назад все достижения куда-то испарились и павильонам нашли другое применение: в одном была библиотека, в другом — отдел милиции, в третьем — спортклуб. Парк официально назвали Парком культуры и отдыха, но горожане, должно быть, из духа противоречия, окрестили его «выставкой», как раз тогда, когда он перестал быть ею. Потом пришли тяжелые времена, и парк захирел, вскоре все павильоны были распроданы частным фирмам. Самым шикарным, но и самым удаленным был как раз тот, что стоял у Лебяжьего пруда. Там и находился офис Медведева. То, что среди белого дня там пробили человеку голову, в принципе, не удивляло, парк — он и есть парк. С другой стороны, наряды милиции там дежурили постоянно. Это я к тому, как надлежало отнестись к словам Олега. Я подумала и решила: надлежало отнестись с доверием.
— Иду я, значит, — между тем продолжил морячок, — и вдруг слышу: жалобно кто-то стонет. Ну, я заглянул в кусты, хоть и опасался подвоха, но так как по характеру человеколюбив и не могу пройти мимо чужой беды… заглянул, а там вот он лежит, весь в крови и портфелишко к груди прижимает, а в кармане у него как зазвонит, я аж подпрыгнул. А он стонет еще жалостливее…
— Телефон? — не удержалась Марья.
— Нет, Олег ваш. Ну, я обрадовался, что он живой, с трупом только свяжись, себе дороже… — Тут мы все непроизвольно поморщились. — Вызвал «Скорую», дождался чин-чином и сюда его сопроводил. По дороге он, сердечный, очнулся и давай о портфеле волноваться, а когда увидел, что конверта нет, только что не плакал. Даже врачиха сказала: «Немедленно прекратите волноваться, а то я ни за что не отвечаю». Во как. Чего в конверте-то было? Я пытал, он молчит. Деньги небось?
— Фотографии, — ответила я.
— Шантажировать кого хотели?
— Что ты мелешь? — обиделась Марья. — И как тебе такое в голову пришла?
— Что ж мы, по-вашему, телик не смотрим? Уж если за фотографии по шарам дали, ясно, что фотографии не простые, а золотые. На что еще нужны? Когда такую компромать с собой возишь, непременно нужна охрана.
— Значит, фотографий у нас нет? — задала риторический вопрос Марья, твердея лицом. — Это порождение ехиднино постаралось. Больше некому. Только как он пронюхал? — озадачилась она,
— Гридин позвонил, — нахмурился Олег. — Донес дружку… хотя откуда Гридину знать…
— Он знал, — кивнула я покаянно. — Я сама и рассказала, что привезла тебе фотографии. Муж быстренько снарядился — и тебя по голове…
— Какой мерзавец, — покачал больной головой Олег. — А еще прикидывался, сочувствовал.
— Муж?
— Гридин. Сюда приезжал… А тогда — это он мне названивал, за бумажки переживал.
— Иуда, — подсказала Марья. — Выходит, они с Серегой заодно.
— Кто бы сомневался, — презрительно фыркнул Олег, косясь на меня. — И Симону он обрабатывает с целью… Чего там, мерзавец.
Если он думал, что открывает мне глаза, то совершенно напрасно, я и до этого ничуть не сомневалась, что у Андрея есть интерес, помимо больших чувств ко мне.
— Они становятся опасны, — продолжил Олег. — Два покушения на вас, слава богу неудачных, сегодня едва не убили меня… — Тут Олег поморщился и потрогал голову, а морячок выпятил грудь.
— Ты в милицию заявил? — спросила я.
— Гридин сразу же позвонил… лицемер. Уже приезжали, допрашивали.
— И про супостата сказал? — нахмурилась Марья.
— Сказал, но они не впечатлились. У меня еще бумажник пропал. Считают, обычное ограбление. Теперь жалею, что сообщил им про конверт, толку от этого не будет, а муж Симоны озлобится, что мы на него опять милицию натравили. И, очень возможно, перейдет к решительным действиям.
— Куда уж решительнее, — заметила я.
— Он нас всех укокошит, — заявила Марья, так напугав саму себя, что тут же побледнела до синевы.
— Тогда ему тюрьмы не миновать, раз милиция в курсе наших проблем.
— Да ментам по барабану, — вмешался морячок. — У вашего муженька и деньги, и знакомства, а от вас одни бумажки останутся. — Из этих слов я заключила, что морячок в курсе наших дел, и пригорюнилась. Надеюсь, у Олега хватило ума промолчать о трупе. — Бумажки что? Ерунда, разорвал, и всех делов.
— Вот именно, — пискнул Олег, соревнуясь с Марьей в бледности. — Симона, тебе необходима охрана. События развиваются чересчур стремительно и…
— Где ее взять? — вздохнула Марья. — В охранное агентство я на всякий случай звонила, такие бабки дерут, креста на них нет. А где у нас деньги? Жаль, что твой папа прислал нам никудышный подсвечник. Лучше бы денег сколько-нибудь, мы бы их в дело пустили…
— Какой папа? — тут же заинтересовался Олег, причем морячок тоже навострил уши.
Надо сказать, они у него здорово напоминали кошачьи — волосатые и чрезвычайно подвижные. Опять же, меня неприятно поразил тот факт, что Марья употребляет местоимение «нам»: похоже, она даже папу готова поделить на двоих, точно он и к ней имеет отношение. Мне, конечно, не жалко, особенно если учесть, что папа даже не мой, а какой-то приблудный, неизвестно откуда взявшийся, но как-то так выходило, что мы с ней почти породнились, а я все же не теряла надежды когда-нибудь избавиться от нее. Пока я хмурила лоб, размышляя на эту малоприятную тему, Марья с воодушевлением принялась рассказывать:
— У Симоны обнаружился папа в Израиле, он прислал ей подсвечник. Какая-то реликвия. Мы его всю ночь пилили, но никаких ценностей не нашли.
— Постойте, — заволновался Олег, — как папа? Почему в Израиле?
— Ну… он выехал на историческую родину. У него была другая семья, а умирая, он завещал Симоне…
— Мой папа умер двадцать лет назад, — прервала я ее излияния, — а если кому-то пришло в голову прислать мне подсвечник, так это вовсе не значит, что он мой отец.
— Но ведь это важный вопрос, — волновался Олег все больше и больше. — Ты ведь Радужинская Симона Вячеславовна, 25 января… — Далее я смогла убедиться, что мои паспортные данные, а также прежнее место жительства он знает очень хорошо, причем знает даже то, что я сама успела забыть. К примеру, какой садик я посещала и где мы тогда проживали с мамой.
— Откуда у тебя эти сведения? — удивилась я.
Олег густо покраснел и пробормотал, что он очень серьезно относится к своей работе. При чем тут его работа, я не поняла, но уточнять не стала, тем более что Олег поспешил сменить тему и вновь вернулся к вопросу нашей безопасности.
— Сейчас, когда я не смогу быть рядом с вами, — начал он, голос его срывался от волнения, — я готов организовать охрану за собственные деньги.
Мне кажется, он не меньше нас был потрясен своим благородством. Морячок радостно закивал, точно речь шла о его безопасности, а не нашей.
— Хорошо, — не стала я спорить, тем более что развитие событий мне тоже не нравилось. Правда, я не знала, какой толк от охраны, то есть как нас станут охранять? Дюжий дядька будет рядом днем и ночью? По-моему, это обременительно, но лучше сначала послушать умного человека.