— Что «все»? — переспросил дядя Жора, как мне показалось, не без язвительности.
— Их интересует убийство мужа, — вздохнула я.
— Вот именно. Поэтому рассказывать им о том, что произошло вчера, совершенно ни к чему. Ты должна сказать следующее: муж прислал тебе сообщение, но ты на встречу не пошла, потому что весь вечер провела со мной, а ему звонила, чтобы отменить встречу. Мы гуляли по городу и ужинали в ресторане «Ганг», сидели в отдельном кабинете справа от входа. Запомнишь?
— Конечно, запомню. Только лучше сказать правду. Согласна, это не очень приятно, в том смысле, что выглядит подозрительно, но…
— Правду? — перебил с усмешкой дядя Жора.
Одной этой усмешки хватило бы для того, чтобы почувствовать себя крайне неуютно, а тут еще в холле возник морячок и выложил на комод пистолет с глушителем, который достался мне по наследству от киллера-неудачника. Забрав его у Олега, я спрятала пистолет под ящик умывальника, как мне казалось, вполне надежно. Напрасно казалось. Эти люди уже неплохо освоились в моей квартире.
Я прикидывала, что лучше: возмутиться и покинуть холл или попытаться как-то объяснить наличие в доме оружия, да еще с глушителем? Объяснить, не рассказав о киллере, не получится, а рассказать — значит, признаться в убийстве, хоть и непреднамеренном. Ну и какой от этого прок? Что одно убийство, что другое… Я набрала в грудь воздуха и грозно произнесла:
— Убирайтесь вон.
— Черт, — очень натурально вздохнул дядя Жора, а морячок пожал плечами:
— Она его дочь. — Как будто это что-то объясняло.
— Значит, так, — продолжил дядя Жора, с неудовольствием глядя на меня. — Ты была со мной весь вечер, домой мы вернулись в первом часу ночи, и весть о смерти мужа для тебя как гром среди ясного неба. Я готов все подтвердить, сообщишь им номер моего мобильного и адрес.
— Большое вам спасибо, — вздохнула я, — но, боюсь, ваша готовность соврать во имя моего спасения не пойдет мне на пользу. Вдруг они…
— В «Ганге» подтвердят, что мы ужинали вдвоем, официантка, девушка в красном сари… — Тут он повернулся к Виктору и кивнул:
— Займись. — Морячок шмыгнул к двери и исчез за ней практически бесшумно. Дядя Жора забрал пистолет, укоризненно заметив:
— Кто ж такую улику дома хранит? — И тоже удалился, правда, на кухню, а Марья, схватив меня за руку, увлекла в спальню, где жарко зашептала:
— Сима, меня все это тревожит.
— Меня тоже, — пожала я плечами и, предчувствуя, что последует за этим, сама предложила:
— Давай помолимся, если хочешь.
— Да фиг с ними, с молитвами, — отмахнулась Марья в крайнем волнении, — посадят нас. Меня за дядьку этого, а тебя за Серегу. Конечно, Серега гад, а дядька вообще личность темная, но…
— Я его не убивала, — нахмурилась я, но никакого впечатления на нее не произвела.
— Конечно, конечно, — закивала Марья, — но лучше послушать этого Жору и сделать, как он говорит. — Тут она опять вздохнула, да так жалостливо, что у меня слезы на глаза навернулись от сочувствия к ней, хотя, по большому счету, надо было самой себе сочувствовать. — Сима, — перешла она на шепот, — тебе не показалось, что у него… большой жизненный опыт?
— У дяди Жоры? — уточнила я.
— Ага. Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, он еще похуже нашего Сереги будет. А ты про своего папу вообще ничего не знаешь?
— Отвяжись, — невежливо отмахнулась я, не зная, что ответить. Не папа меня в тот момент волновал, а замечание Марьи насчет жизненного опыта дяди Жоры. И в самом деле, он производил впечатление человека, которого невозможно удивить или привести в замешательство. Сие наблюдение неожиданно расстроило меня. Я потерла нос и сказала:
— Пойду в ванную, попробую собраться с мыслями.
— Не надо, — перепугалась Марья, — лучше не думать, от этого только хуже становится. Я вот, к примеру, как начну думать, так такого надумаю, хоть караул кричи.
Несмотря на это предупреждение, я все-таки отправилась в ванную.
* * *В половине одиннадцатого я с тяжелым сердцем садилась в машину. К тому моменту квартиру покинул и дядя Жора, ничего не пожелав сообщить на этот счет. Марья рвалась со мной, но я категорически этому воспротивилась.
По дороге я пробовала поразмышлять на тему, что предпочтительнее: иметь дело с милицией или препротивным господином Бойко? Выходило довольно безрадостно: не посадят, так, пожалуй, укокошат. Оттого я решила положиться на судьбу и даже особенно не паниковала, входя в указанный кабинет.
Обнаружив за столом мужчину со странно знакомым лицом, я вновь забеспокоилась, подозревая судьбу в очередном подвохе, но он повторно представится, и я вспомнила, что знакомил нас Олег. Именно Николаю Сергеевичу я не так давно жаловалась на своего мужа.
— Присаживайтесь, — сказал он.
Я устроилась на стуле и вдруг заревела. Николай Сергеевич дал мне воды, трижды тяжко вздохнул, демонстрируя сочувствие, и приступил к допросу. Если честно, не очень-то он меня мучил. Даже наоборот, скорее помогал. Иногда мне удавалось вставить слово, но я, по понятным причинам, не особо усердствовала. Выходило следующее: о гибели мужа я узнала сегодня от самого Николая Сергеевича, а о делах его (то есть мужа) мне ничего не известно, и кто мог желать ему смерти, мне неведомо. Слегка стыдясь, Николай Сергеевич спросил, где я была вчера с девяти вечера до полуночи, и я слово в слово пересказала все то, что советовал дядя Жора. Через пять минут после этого Николай Сергеевич со мной простился и даже проводил до двери.
Не веря в свое счастье, я выпорхнула как на крыльях из центрального подъезда, но тут же вспомнила о Бойко и загрустила вновь. Зазвонил мобильный, на экране высветился номер Гридина, а вслед за этим я услышала его голос.
— Симона, где ты?
— В милиции, — ответила я.
— Так ты уже знаешь?
— О смерти Сергея? Да, мне сообщили.
— Тебя допрашивали?
— Конечно.
— Почему ты мне ничего не сказала? Тебе нужен адвокат, ты должна понимать…
— Зачем мне адвокат? — решила я прикинуться дурочкой. — Сергей погиб, и разводиться мне теперь не с кем.
— Но… его убили, и вполне естественно…
— Надеюсь, ты не думаешь, что я имею отношение к его смерти?
Конечно, он не думал. Я со вздохом посетовала, что от Бойко меня никакой адвокат не спасет. Андрей Петрович сочувственно изрек:
— Пленки надо ему вернуть: типы вроде этого крайне опасны…
Я поспешила попрощаться. Верно говорят: нет бесполезнее болтуна, чем адвокат.
Я поравнялась со своей машиной, когда увидела Марью. Она покидала здание, в котором я не так давно обреталась, со счастливой улыбкой на устах. Помнится, я просила Марью сидеть дома, ничего хорошего от посещения ею милиции не ожидая. Ее счастливая улыбка отнюдь не обрадовала меня, скорее насторожила.
— Как ты здесь оказалась? — не без суровости осведомилась я.
— На такси приехала, — ответила Марья.
Я хотела разозлиться, но передумала: каков вопрос, таков ответ. Пока я формулировала следующий вопрос, Марья принялась трещать как заведенная, для начала перекрестившись на купола собора, который возвышался по соседству.
— Надоумил господь, — поведала она, — вот я пришла и все рассказала.
Если до того момента я чувствовала себя неважно, то после этих слов готовилась рухнуть в обморок, но и с этим пришлось повременить. Заскрипели тормоза, и рядом остановился «Мерседес» Андрея Петровича, он выпорхнул из него с необыкновенной живостью и заключил меня в объятия, что для меня было несколько неожиданно.
— Безбожник, — буркнула Марья, — прах ее мужа еще не успел успокоиться, а вы с грешными мыслями.
— При чем здесь грешные мысли? — растерялся Андрей Петрович, а я, воспользовавшись его растерянностью, смогла высвободиться из объятий. Андрей Петрович кашлянул и сугубо деловито заговорил:
— О чем они тебя спрашивали?
Я пожала плечами и довольно подробно пересказала содержание нашей беседы с Николаем Сергеевичем.
— Он интересовался, где ты была в момент убийства? — Прозвучало это весьма взволнованно.
— Он спросил, где я была вчера вечером.
— А ты?
— Ответила, разумеется.
— А где ты была? — спросил Андрей.
— С дядей Жорой в ресторане ужинала, — влезла Марья.
— С каким дядей Жорой? — нахмурился Андрей.
— Долго рассказывать. Ему захотелось осмотреть город, а я не могла отказать, как-то это невежливо… потом поужинали.
— Так у тебя есть алиби? — то ли чересчур обрадовался, то ли слегка удивился Андрей Петрович.
— Откуда мне знать? Если Сергея убили в это время, то наверняка есть.
— Менты-то что говорят? — совершенно разволновался Андрей, должно быть, очень за меня переживал.
— Менты ничего не говорят, они спрашивают.
— Теперь у них работы непочатый край, — самодовольно изрекла Марья.
Мы оба уставились на нее, причем Андрей с любопытством, а я, признаюсь, со страхом.
— Менты ничего не говорят, они спрашивают.
— Теперь у них работы непочатый край, — самодовольно изрекла Марья.
Мы оба уставились на нее, причем Андрей с любопытством, а я, признаюсь, со страхом.
— Почему? — одновременно спросили мы, а Марья широко улыбнулась.
— Я им про дядьку настучала, про Хохла этого. Теперь у них есть подозреваемый. Дядьке-то жена рога наставила с нашим Серегой, и он сильно осерчал и фотки требовал, звонил тебе и запугивал.
Челюсть у Андрея Петровича отпала, а я судорожно вздохнула. Дар речи Андрей обрел первым:
— Да как вам в голову пришло…
— По озарению свыше, — деловито сообщила Марья. — Голос мне был, к тому же не могла я бросить Симу в беде, какой-то паразит нам свинью подсунул, то есть труп, а отвечать кому? То-то…
— В вас начисто отсутствует чувство самосохранения, — вынес весьма мягкий вердикт Андрей. — А с голосами надо бороться. Вы лечиться не пробовали?
— Это на что он намекает? — обратилась ко мне Марья.
— На белую горячку, — пожала я плечами. На душе было так скверно, хоть волком вой.
— Ничего подобного. Мои голоса совершенно никакого отношения к психам не имеют, просто сподобил господь. Вот как Жанну д'Арк.
— Ее за это на костре сожгли, — с грустью напомнил Андрей, должно быть сожалея, что поступить так с Марьей невозможно.
— Ничто не делается без божьей воли, значит, господу было угодно, чтобы она пострадала здесь. А тем, кто на этом свете сильно переживает, тому на том свете уготовано царствие небесное. Вот и Жанне д'Арк была прямая дорога в рай.
— Рай нам обеспечен, — подвела я итог и, кивнув Андрею на прощание, села в машину. Он наклонился ко мне и зашептал:
— Я попробую… черт, что же делать?
— Ничего, — пожала я плечами, — придется пострадать.
Марья к тому моменту плюхнулась рядом со мной и все норовила заглянуть мне в глаза. Я не торопясь тронулась с места, но, видно, что-то в моем поведении ей подсказало, что я вовсе не в восторге от ее голосов, потому что ее энтузиазм сменила тихая грусть. Марья робко спросила:
— Не надо было на дядьку стучать?
— Дядька этот разозлится и нам с тобой головы оторвет, — ответила я, хотя пугать Марью мне не хотелось.
— Почему это? Вовсе нет. Если он нам головы оторвет, менты сразу поймут — его рук дело, коли грозил и прочее. Нет, я считаю, не зря мне голос был. И Олег сказал, что мысль недурна, я же с ним советовалась.
— Олега по голове ударили, так что у него все мысли недурны.
— Это тебя Андрей Петрович так настроил. Вот уж скользкая личность. Я вот что тебе скажу: он с этим Бойко заодно. Ага. Он ему и настучал про фотографии в портфеле, а тот послал свою шпану, они и ударили Олега по башке. Точно, все сходится.
— Да откуда Андрею было знать, что Олег возьмет с собой фотографии?
— Так папаша его с ним в сговоре; пока он Олегу по ушам ездил, Андрюха кабинетик обыскал и даже в сейф заглянул. По крайней мере мог, потому что Олег сказал, что от всех сейфов по два ключа, один, к примеру, у него, а другой у папаши Гридина. Чего б сыночку ключик не взять? Но фоток нигде не оказалось, и он сообразил, что они могут быть лишь в одном месте: в портфеле Олега, который тот, идя к папе, прихватил с собой. Ну он и сообщил куда надо.
Несмотря на голоса и прочее, данное утверждение не казалось мне абсолютно глупым. Я пожала плечами, поразмышляла и напомнила:
— Но Андрей не видел фотографии. Как он мог знать, что на них жена Бойко?
— Может, не знал, может, догадывался? Мог альбомчик видеть у Сереги или тот по пьяному делу похвалился: так, мол, и так, совратил с пути истинного гражданку Бойко. А уж остальное докумекать нетрудно.
— Но тогда выходит, что Андрей желал моему мужу неприятностей.
— Смерти его он желал, ясно как день.
— А причина?
— Ну, это вообще проще простого: он в тебя совершенно втюрился и убрал соперника чужими руками. Адвокаты все такие, их хлебом не корми, дай только ближнему напакостить и чтоб, главное, самим в сторонке отсидеться.
— По-моему, было проще помочь мне получить развод, чем заваривать такую кашу.
— И ничего не проще… Серега дружку поди спасибо не сказал бы за то, что тот жену увел, а так как парень он пакостный… Тьфу ты, господи, о покойниках плохо не говорят.
Разговор и в самом деле пришлось прекратить, потому что мы подъехали к дому. На кухне дядя Жора просматривал какие-то бумаги. Из вредности я не хотела спрашивать, что это, но любопытство мучило меня. Сам он, конечно, не пожелал ничего объяснять, зато сразу же полез с вопросами. Пока рассказывала я, все было хорошо, дядя Жора благодушно кивал и даже похвалил меня под конец, что ничего не напутала. Потом Марья поведала о голосах и своем походе в милицию. Физиономию дяди Жоры слегка перекосило.
— Тебе самое место в палате для буйных, — вынес он свой вердикт, впрочем, говорил он спокойно, просто выглядел грустным.
Затем набрал номер на мобильном и ушел в гостиную. О чем он говорил, подслушать мне не удалось, но то, что звонил морячку, вне всякого сомнения, потому что назвал его Виктором.
Вернулся и объявил:
— Соберите самое необходимое.
— От дядьки прятаться будем? — сообразила Марья, а я напомнила:
— Мне прятаться нельзя: у меня мужа убили и идет следствие.
— Пусть себе идет, — отмахнулась Марья, — здоровье дороже. — И кинулась собирать вещи.
Я решила, что такое дело доверять ей не стоит, и уже собралась присоединиться к ней, но тут зазвонил телефон.
— Вы Симона? — с вызовом спросил женский голос. Перед моим мысленным взором сразу возникла роковая брюнетка с капризным лицом и мощным бюстом, из тех, что всегда выглядят как-то томно и без конца курят.
— Слушаю, — немного растерялась я.
— Меня зовут Алла, Алла Викторовна. Должно быть, вам обо мне известно. — В тот момент я решила, что мне звонит супруга Бойко — та, что с бюстом и коровьим взглядом. Ей бы очень подошел этот голос, но все мои догадки ничегошеньки не стоили, потому что женщина продолжила:
— Я жена Гридина. Андрея Петровича.
— Очень приятно, — брякнула я.
Она хихикнула и спросила:
— В самом деле? Что ж, я рада. Думаю, нам есть о чем поговорить.
— Если честно, я с трудом представляю…
— По-моему, вы спите с моим мужем, — невежливо перебила она, а я покраснела, потому что дядя Жора подслушивал.
— Вот уж нет.
— Забавно. Значит, он только начал вас охмурять?
— Слушайте, у меня неприятности, и у меня нет времени на всякие глупости.
— Неприятностью вы называете убийство мужа? Хороша неприятность. Кстати, об этом я тоже хотела поговорить.
— Вы-то какое отношение имеете к этому убийству? — спросила я, а девица удивилась:
— Я? По-моему, это вы имеете к нему отношение.
Она опять выделила местоимение «вы», и стало ясно: еще одной особе пришла охота обвинить меня в смерти Сергея. Сговорились они все, что ли? Однако выслушать чужое мнение все же стоило, вдруг да и скажет что-нибудь интересное, и я согласилась.
— Хорошо, давайте поговорим.
— Жду вас в два часа в кафе «Бастион», это на Большой Михайловской. — Не простившись, она повесила трубку, а я вздохнула и перевела взгляд на часы.
— Поедем? — спросила Марья с надеждой.
— Тебе-то зачем ехать? — удивился дядя Жора и был, по моему мнению, прав.
— Нельзя Симу одну отпускать, мало ли что враги измыслят.
— Вот я с ней и поеду, — решительно заявил он, — а ты дом сторожи.
— От кого? — призадумалась Марья.
— От ребятишек Хохла, разумеется.
— Они сюда явятся?
— Конечно. Как только узнают, что ты о них в милиции наплела.
— И что мне делать? — забеспокоилась Марья.
— Голоса слушай. Ты у господа в большой чести, не даст пропасть за фунт изюма.
— Оно конечно, — кивнула Марья, вдруг начав тревожно оглядываться, — но я лучше с вами поеду.
Дядя Жора показал себя человеком широкой души: милостиво кивнул, правда, усмехаясь. Еще раз взглянув на часы, мы спешно покинули квартиру. Большая Михайловская находилась на другом конце города, так что, если мы хотели прибыть в кафе вовремя, необходимо было поторопиться.
* * *Кафе занимало отдельно стоящее здание, похожее на средневековую крепость. На флагштоке развевалось знамя со святым Георгием, вышитым золотом.
— Богобоязненные люди здесь обитают, — глубокомысленно изрекла Марья, но как-то без особой уверенности. А у меня ее вовсе не было, потому что я знала: кафе принадлежало общественной организации, объединявшей бывших воинов-интернационалистов. Репутация у него была, скажем прямо, скверная. Муж, ныне покойный, называл его притоном и предостерегал меня от посещения этого места, как от чумы, оттого я и удивилась, что Гридина выбрала для встречи такое место.
Однако, несмотря на Серегины запугивания, кафе выглядело вполне прилично и даже респектабельно. Девушка в белоснежной блузке и мини-юбке встретила нас у входа и проводила в бар, он был пуст, что и неудивительно в такое время. Выпив кофе, я взглянула на часы и смогла убедиться, что дама запаздывает уже на пятнадцать минут. Впрочем, вряд ли это должно удивлять, такие особы обожают заставлять людей ждать, надо набраться терпения.