— Куда? — насторожилась Марья.
— Оформим на пятнадцать суток.
— Вот это правильно, — закивала она, а муж презрительно сплюнул.
— Отправил один такой, смотри, как бы погон не лишиться.
После чего оба стали звонить. Куда звонили погоны, для меня осталось тайной, а муж, вне всякого сомнения, адвокату, потому что очень скоро в моей квартире появился Андрей Петрович Гридин и с места в карьер сурово поинтересовался:
— Что здесь происходит?
Вышло так, что отвечать пришлось мне, и я, конечно, ответила. Андрей Петрович объяснил погонам, что задерживать моего супруга нет никаких оснований.
— Разбирайтесь сами, — заявили те в ответ и уехали, забыв о протоколе, а главное, по какой надобности их вызывали.
Андрей Петрович со словами «успокойся, Сережа» увел мужа, а мы с Марьей остались в разгромленной квартире.
— Надо молиться, — убежденно сказала она, я же внесла встречное предложение:
— Давай наведем порядок. Мне в этой квартире жить, и тебе, судя по всему, тоже.
И мы приступили к уборке. Марья работала сноровисто и весело, громко пела молитвы, время от времени заглядывая в свою тетрадку, правда, чуть позднее выяснилось, что это не молитвы, а псалмы. Сдуру я спросила, в чем разница, и получила путаную лекцию примерно на час. Из нее я вынесла твердое убеждение, что с богом у Марьи довольно сложные отношения, а ее сведения о нем носят весьма отрывочный характер.
Уборка подходила к концу, когда зазвонил телефон. Я сняла трубку, и мужской голос вкрадчиво произнес:
— Симона Вячеславовна, вас беспокоит Яшин Олег Михайлович, адвокат, — добавил он, и я вспомнила, что это тот самый очкарик, в чьем кабинете судьба свела нас с Гридиным-сыном. — Не могли бы мы встретиться по интересующему вас делу?
Я хотела спросить, какое дело он имеет в виду, но вместо этого сказала:
— У меня в квартире погром устроили и…
— Вот-вот, об этом я и хотел поговорить. Если не возражаете, я сейчас приеду.
— Хорошо, — вяло согласилась я, теряясь в догадках.
* * *Олег Михайлович появился в рекордно короткие сроки. Я еще не успела растолковать Марье, кто звонит и по какой нужде, а он уже возник на пороге. С момента нашей предыдущей встречи в нем произошли разительные перемены: никакого намека на сонную одурь. Олег Михайлович был энергичен до беспокойства, в очах пожар, грудь выпячивал и старался казаться выше ростом. Впрочем, коротышкой он не был.
— Я готов взяться за ваше дело, — сразу же сообщил он. — Вы правы, с мужем надо разводиться немедленно. Я завтра же соберу все необходимые бумаги. А что с квартирой? — удивился он. Во второй комнате навести порядок еще не успели, именно она и привлекла его внимание.
В третий раз за вечер поведала я свою историю. Олега Михайловича она неожиданно очень воодушевила.
— Милицию вызывали? — спросил он.
— Да, но…
— Отлично. — Он устроился в кресле, глядя на меня с отеческой улыбкой. — Симона Вячеславовна, вы оказались в очень сложном положении. Мой долг помочь вам и оградить… В общем, можете на меня рассчитывать. — Тут он вскочил, схватил мою руку и приложился к ней. — А еще я хотел сказать, что вы очень красивая женщина. Я в жизни не видел никого прекраснее, а ваш муж… он мерзавец, такой женщине невозможно изменить. Я бы лично никогда себе этого не позволил. Теперь главное: доверять никому нельзя. Против вас заговор, да-да, не удивляйтесь. Вчера я думал, что вы… фантазируете, а теперь… теперь я всерьез опасаюсь за вашу жизнь.
Послышался грохот, и Марья рухнула в кресло, выронив китайскую вазу.
— Убила бы тебя, — сказала я со вздохом, обращаясь сама не зная к кому. Однако сказанное адвокатом произвело-таки впечатление, я тоже села в кресло и попросила:
— Объясните, в чем дело.
Олег Михайлович устроился на диване и с достоинством начал:
— Вчера мне довелось стать невольным свидетелем разговора между моим боссом и вашим супругом. Они не закрыли дверь, а я случайно…
— Подслушали, — подсказала я.
— Это не грех, если во спасение, — тут же встряла Марья.
— А кто говорит о грехе? — удивилась я. — Продолжайте.
— Так вот, оказавшись поблизости, я поначалу не прислушивался к разговору, потому что не имею такой привычки, — наставительно изрек он, — но тут вдруг моего уха коснулось ваше имя, имя у вас редкое, к тому же… если честно, встреча с вами произвела на меня впечатление. — Тут он неожиданно покраснел, а я нахмурилась, теряясь в догадках: то ли врать не умеет, оттого краска в лицо бросается, то ли… что он там говорил о впечатлении? Намекает на чувства? Нет уж, лучше пусть врет как сивый мерин. — Так вот, услышав ваше имя, я поневоле заинтересовался их разговором, а когда понял, о чем идет речь… Боюсь, он действительно решил вас убить.
— Что я говорила? — невероятно обрадовалась Марья.
— А нельзя ли несколько конкретней? — попросила я.
— Честно говоря, я был так взволнован, что точно припомнить его слова не в состоянии. Но суть в следующем. Ваш супруг заявил, что никогда и ни при каких обстоятельствах развод вам не даст, для него это дело принципа. А если вы продолжите упрямиться, как он выразился, то он вас убьет. Мой босс советовал ему не увлекаться и напомнил об уголовной ответственности, на что ваш муж рассмеялся и сказал: «Найму киллера, и никто никогда не докажет», — а Гридин в ответ: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». И на этого человека я работаю… Я хотел уйти уже сегодня, моя совесть не позволяет мне ежедневно пожимать руку этому, с позволения сказать, адвокату. Я уже написал заявление, и тут… — Он вновь покраснел, заставив меня всерьез разволноваться. — Тут я подумал о вас. Они полны решимости выполнить задуманное. То есть полон решимости ваш муж. А вы совершенно беззащитны.
— Ничего подобного, я на страже, — сказала Марья и неизвестно кому погрозила кулаком.
— Я принял решение повременить с увольнением до разговора с вами.
Оба уставились на меня, а я подумала и с грустью заметила:
— Мой муж сошел с ума.
— Боюсь, это кое-что похуже. Не такой уж он сумасшедший, — быстро заговорил Олег Михайлович, — просто уверен в своей безнаказанности. Я навел кое-какие справки, ваш муж… он неоднократно имел трения с законом, и каждый раз избежать наказания помогал ему мой босс.
— Вот в какой вертеп мы попали, — со слезами на глазах сказала Марья. — Как нас угораздило забрести в эту контору?
— Вывеска красивая, — пожала я плечами, — вот и угораздило.
— На самом деле это был перст судьбы, — не согласился Олег Михайлович. — Теперь мы будем в курсе их планов, если я, конечно, останусь в конторе. А я останусь там, если вы сочтете это нужным.
Я подумала и согласилась, что это, без сомнения, удача — иметь своего человека в стане врагов, если уж мой муж окончательно спятил.
— Что ж, тогда предлагаю следующее: мы держим в секрете наш союз, я остаюсь в конторе и одновременно занимаюсь вашим разводом.
— Как разводом? — насторожилась Марья. — Но ведь он же ее сразу и убьет. К тому же они догадаются, что вы на нашей стороне.
— Ничего подобного, — замотал он головой, — в этом-то вся хитрость. Симона Вячеславовна официально обратилась в нашу контору, она наш клиент. Главное, чтобы дело поручили мне, добиться этого будет нетрудно. В крайнем случае, вы можете настоять, чтобы ваши интересы представлял я. Я буду делать вид, что совершенно лоялен по отношению к хозяевам, регулярно докладывать обо всех ваших планах, то есть лишь о том, что мы захотим им сообщить.
— Здорово, — обрадовалась Марья. — Они будут думать, что ты шпионишь на них, а на самом деле ты шпионишь на нас.
Олег Михайлович слегка скривился:
— Ну, если вам угодно обозначить это таким образом…
Я подумала, что ничего не мешает Олегу Михайловичу шпионить в свое удовольствие, мне лишь бы развод получить, и с легкостью дала свое согласие.
— Что ж, завтра же приступаю к работе, — заверил он. — А нельзя ли мне чашку кофе?
Как гостеприимная хозяйка, я не отказала, и мы переместились в кухню. Одной чашкой не ограничились, увлеклись беседой и вскоре перешли на «ты». Марья еще до этого перешла, а мы просто последовали ее примеру. Олег оказался довольно милым парнем и, когда не строил из себя умника, выглядел даже симпатичным. Я решила, что свой адвокат — это совсем неплохо, и приободрилась.
— Жаль, что у нас нет милицейских протоколов по поводу вторжений в квартиру, — сетовал он. — Это очень бы на суде пригодилось. Как правило, суд призывает супругов одуматься, сохранить семью. Возможность показать истинное лицо твоего мужа была бы нам на руку, но на нет и суда нет.
— Менты попались совершенные олухи, — горевала Марья. — Слушай, а какое истинное лицо в суде нужно, раз он изменщик коварный? Что ни день, то новая баба.
— Он же будет все отрицать.
— Так у нас альбом. О, черт, зачем ты его Сереге отдала?
— Так у нас альбом. О, черт, зачем ты его Сереге отдала?
— На память, — буркнула я.
— Постойте, — нахмурился Олег. — Какой альбом?
Марья охотно рассказала об альбоме, а я подтвердила сказанное кивком головы.
— Фотографии были в единственном экземпляре? А пленки сохранились?
— Не уверена.
— Так посмотри, — вскочила Марья, готовясь бежать сломя голову хоть на край света.
— Они остались в квартире Сергея.
— Так ты и пленки ему отдала? Что за помутнение на тебя нашло?
— Никакое не помутнение, — обиделась я, тоже очень расстроившись, потому что ясно стало: фотографии действительно на суде пригодились бы, раз там супруг в обнимку с десятком девиц, и на каждой дата и время, так что не соврешь, что было сие до свадьбы. — Пленки я ему не отдавала, просто оформляла альбом, когда еще мы жили вместе. А забрать их с собой забыла, — слегка исказила я истину. На самом деле я думала, что прижатый к стене вещественными доказательствами, Сергей тут же даст мне развод, и вдруг оказывается…
— И сейчас лежат? — спросила Марья.
— Не знаю. Возможно, он заглянул в секретер и нашел их. Но у меня есть свидетель. Таксист. Николай Васильевич иногда тоже фотографировал, когда мне это надоедало.
— Отлично, — кивнул Олег. — Его адрес у тебя есть?
— Номер машины.
— Сгодится. Об этом Николае Васильевиче помалкивай, он важный свидетель. Пусть это будет сюрпризом для твоего мужа.
— Ясно, — кивнула я. — Наш ответ Чемберлену.
— Супостат запросто может его того… — Тут Марья выразительно провела ребром ладони по горлу.
Я затосковала, но Олег предложил особо не фантазировать.
— Думаю, это слишком…
— Плохо ты знаешь нашего Иуду, — горестно заметила Марья. — Да ему человека убить…
— Надо о свидетеле помалкивать, и тогда о нем никто не узнает, — посоветовала я. Марья всесторонне обдумала совет и малость успокоилась.
Олег простился и покинул нас, а мы продолжили уборку. Марья пребывала в задумчивости, в другое время это бы порадовало меня: неплохо побыть в тишине, — но сейчас почему-то насторожило, так что когда она наконец высказалась, я даже с облегчением вздохнула.
— Сима, — позвала она, наплевав на тот факт, что я совершенно не желала, чтобы меня так называли, — я думаю, нам следует проверить: целы пленки, или супостат прикарманил их.
— И как мы это проделаем?
— Очень просто. Дождемся, когда он уйдет на работу, и посмотрим.
— Не посмотрим. У меня нет ключей, я их оставила ему, когда уходила. Так что в квартиру мы не попадем без того, чтобы замки не взломать, а ни ты, ни я этого не умеем.
— Прости ты меня, ради Христа, — вдруг заголосила Марья, бухнувшись на колени, а я перепугалась — не ее вопля, к этому я успела привыкнуть, а некоего предчувствия, со страхом ожидая, что последует за этим.
— Бог простит, — пробормотала я скороговоркой и зачем-то перекрестила ее. Марья поднялась с колен и деловито сообщила:
— У меня ключи есть. Я их у Сереги спёрла и на всякий случай сделала копии. Как в воду смотрела, пригодились.
Я вздохнула с облегчением, потому что боялась, что Марья умеет взламывать замки и ненароком ограбила чью-то квартиру.
— Батюшка мне грех отпустил, — порадовала она.
— Отлично. Греши по новой.
— Мы могли бы пойти за пленками прямо сейчас, — поразмышляв, изрекла Марья.
— К чему такая спешка? Завтра, когда он будет на работе…
— В таком деле каждая минута дорога. Позвони ему, назначь свидание, а мы тем временем…
— Завтра, — сурово возразила я, и Марье пришлоcь зaткнyтьcя.
* * *Утром она едва дождалась девяти часов. В это время Сергей обычно отправляется на работу.
— Идем.
На улице шел дождь, настроения это мне не прибавило, да и спешить я повода не видела.
— Подожди, выпью кофе.
Должно быть, что-то вроде предчувствия посетило меня в то утро, потому что из дома выходить не хотелось, но Марья, встав у двери, ныла не переставая, и мы наконец вышли из подъезда. После того, как кто-то проткнул на моей машине все четыре колеса, бросать ее во дворе я поостереглась и ставила на платной стоянке в трех кварталах от дома. Отправляться туда под проливным дождем казалось мне делом довольно глупым, оттого я и вызвала такси.
Мы выехали на проспект, Марья все это время пялилась в заднее стекло, слегка нервируя водителя.
— «Хвоста» вроде нет, — сказала она. — Сегодня под окнами опять какой-то хмырь вертелся.
— Мы репетируем, — улыбнулась я водителю, заметив, что его беспокойство начало возрастать. — Остановите вот здесь, — в отместку попросила я, хотя до моего бывшего дома было еще далековато. Водитель с облегчением простился с нами. Марья недовольно спросила:
— Чего ты?
— Конспирацию надо соблюдать, — буркнула я, с опозданием сообразив, что, наказывая Марью, я автоматически доставляю неудобства себе. — Потопали.
Марья раскрыла зонт, и мы, поплотнее прижавшись друг к другу, зашагали по тротуару.
Мое бывшее жилище показалось из-за пелены дождя, когда мы переходили на противоположную сторону, игнорируя пешеходный переход метрах в шестидесяти дальше по улице. Впрочем, переход этот я и раньше неоднократно игнорировала, и вышло все как в известной присказке «как веревочка ни вейся…». Мы вступили на проезжую часть, я выглянула из-под зонта. Могу поклясться, что проклятущих «Жигулей» поблизости не было. До ближайшей машины сотня метров, так что подвоха от судьбы я совсем не ждала, а надо бы.
Словом, не успели мы достигнуть разделительной полосы, как, откуда ни возьмись, вылетели «Жигули» с явным намерением раздавить нас. Иначе совершенно непонятно, чего б водителю вести себя подобным образом. Заметив машину слишком поздно, мы замерли, а я так еще и зажмурилась, Марья заорала, меня качнуло в сторону, и машина промчалась мимо, чудом не задев нас. Заскрипели тормоза, и я еще не успела прийти в себя, как начался форменный кошмар: метрах в пятидесяти от нас «Жигули» вдруг резко развернулись и вновь начали набирать скорость.
— Бежим, — рявкнула я, хватая Марью за руку.
Мы достигли тротуара в два прыжка и влетели в подъезд, который, по счастью, был открыт. Я нервно вздохнула, еще не веря, что избавилась от опасности.
— Он что, сумасшедший? — пролепетала Марья белыми губами. — Глаза зальют…
— Он хотел нас убить, — с трудом сформулировала я мысль, которая уже некоторое время настойчиво требовала выхода.
— Точно, — тут же согласилась Марья. — С первого раза не удалось, так он даже развернулся. Ой, что делается…
— Надо вызвать милицию, — памятуя вчерашний разговор с Олегом, сказала я.
— Давай вызовем, — без особого энтузиазма согласилась Марья.
Отсутствие у нее оптимизма на этот счет было вполне понятно: «Жигули» исчезли, улица пустынна, из-за дождя ни одного прохожего. Может, кто-то из граждан в проезжающих мимо машинах и наблюдал эту сцену, но никто не остановился. Иными словами, свидетелей у нас нет, номер машины, конечно, не запомнили и с уверенностью, кроме того, что «Жигули» белого цвета, ничего утверждать не могли.
— Нам никто не поверит, — вздохнула я.
— Точно, — согласилась Марья.
— Но ведь он действительно собирался нас убить. Изувечить уж точно. Мы не можем просто так оставить это.
— Пойдем в церковь, — твердо сказала Марья. — Свечку Николе Чудотворцу поставим. Идем немедленно, и не возражай.
Я и не думала возражать, потому что так перепугалась, что готова была не одну свечу поставить, а целый десяток. Ближайшая церковь находилась в четырех кварталах отсюда, и пока мы шли туда, я вспомнила, зачем мы вообще покинули в то утро мою квартиру.
— А как же пленки? — спросила я.
— Сначала Никола, — нахмурилась Марья. — Пленки могут еще немного полежать, а без божьего заступничества нам сейчас никак нельзя. У меня просто мороз по коже, как вспомню.
Мороз по коже был и у меня, поэтому я пошла быстрее, торопясь к заступнику.
* * *Марья настояла, чтобы мы дождались конца службы. К тому моменту и дождь прекратился, выглянуло солнышко, и на душе как-то потеплело.
— Надо позвонить Олегу, — заметила Марья. — Он человек грамотный, обязан знать, как следует поступать в подобных случаях.
— Олег посоветует заявить в милицию. Беда в том, что никто нам на слово верить не станет. Еще скажут, что я клевещу на мужа, потому что он мне изменял.
— Это уж точно. Вот когда будет труп, тогда спохватятся, да поздно.
— Какой труп? — забеспокоилась я. — То есть чей?
Марья с грустью вздохнула и отвела взгляд; можете представить, какое это произвело на меня впечатление. Мы вернулись к дому, где жил мой супруг, ныне супостат, и Марья достала ключи. Я уже собиралась ими воспользоваться, но, к счастью, вспомнила об осторожности и для начала решила позвонить.
— Звони ты, мой голос он сразу узнает, — шепнула я Марье, набрала номер и сунула ей телефон. Ответили почти сразу, а я дала отбой, чертыхнувшись в досаде.