— Мы и не были знакомы до сегодняшнего дня.
Он прислал письмо, а сегодня подкарауливал нас возле кладбища.
— Скверный тип. Борис его терпеть не мог. И даже запретил ему появляться в своем доме.
— Хоботов утверждает, что вы вместе учились.
— Учились, — усмехнулась Валентина. — Потом он вертелся возле Бориса.., впрочем, не только возле него.., для Семы за счастье пристроить свой рассказик в какую-нибудь газетенку, а у Бориса всегда были большие связи. Он жалел Хоботова, как талантливый человек жалеет бездаря, и часто помогал, а тот отплатил ему черной неблагодарностью, что и следовало ожидать от такой мерзкой личности.
— Что же он сделал? — спросила я. Разговор меня заинтересовал, но я старалась этого особо не показывать.
— Не знаю. Разные ходили слухи… — Она запнулась, прикидывая, достойно ли повторять досужие сплетни, но желание поболтать пересилило. — Это как-то связано с Татьяной.
— С Татьяной? — переспросила я, потому что Валентина опять замолчала.
— Поговаривали, что у нее темное прошлое. Хоботов об этом что-то разнюхал и пытался ее шантажировать. А она, не будь дурой, рассказала об этом Борису. Тот поступил по-джентельменски, принял сторону жены и выгнал Хоботова взашей. Потом его подобрала Рахиль и смогла пристроить в какой-то журнал, где он до сих пор и прозябает.
— Любопытно, — заметила я. — Насколько мне известно, в биографии Татьяны нет ничего интересного. Школа, институт, замужество…
— В тихом омуте черти водятся. Послушать некоторых, так она сама ни строчки не написала, на нее работает целая бригада «негров», оттого-то такая плодовитость.
— То же самое говорили о Борисе, — отмахнулась я. — В любом случае, Хоботов пытался шантажировать ее, когда она была женой Бориса, то есть еще до того, как в свет вышел ее первый роман, следовательно, есть «негры» или нет, дело не в этом.
— А ты обратила внимание, что она не любит давать интервью? И всячески избегает вопросов о личной жизни?
— Я тоже не люблю. Что хорошего в том, что кто-то копается в твоей биографии?
— Ну.., не знаю. Биография у нее действительно на редкость банальная. Родилась в семье преподавателей университета, но на свадьбе присутствовала только тетка, родители не смогли приехать из-за каких-то срочных дел. Тебе не кажется это странным?
— Разные могут быть обстоятельства, — дипломатично ответила я.
— Я знаю, что ты к ней неплохо относишься, — кивнула Валентина, точно уличив меня в чем-то постыдном.
— Она не сделала мне ничего плохого.
— Если не считать, что сплавила тебе своих детей.
— Я не возражала. Это ведь дети Бориса, а своих у меня нет.
— Плата за красоту, — не без яда заметила Валентина. — Впрочем, не могу тебя представить в домашнем халате с кучей пеленок.
— Сейчас в ходу памперсы.
— Мне кажется, тут не обошлось без Аглаи, — вдруг заметила она. — Когда появился Хоботов, она вроде бы совсем не удивилась.
— Допустим. Только что Аглая выгадает от старых сплетен?
— Она терпеть не может Татьяну. Дуреха вбила себе в голову, что, если б не Татьяна, Борис женился бы на ней и Аглая сейчас скорбила бы над его могилой и обладала бесценным сокровищем в виде рукописей. Не буду тебе мешать, — точно опомнившись, сказала она, поднимаясь. — Ты наверняка устала от гостей.
— Что ты, я так рада тебя видеть. — Прозвучало это трогательно, Валентина улыбнулась, кивнула и удалилась.
Насчет Аглаи она, скорее всего, права. Хоботов явно оказался здесь не случайно, а с ее подачи. Их разговор тому свидетельство. Я-то решила, что речь идет обо мне, но с таким же успехом они могли говорить о Татьяне. Хотя появление Хоботова как раз Татьяну совершенно не впечатлило. Было в ее прошлом пятно или это сплетни, поди разберись.
Пока я размышляла над этим, в дверь снова постучали. На этот раз на пороге стояла Наталья, чем-то весьма разгневанная.
— Лариса Сергеевна, — с места в карьер начала она очень эмоционально, — мне эти намеки очень даже обидны. Вы меня знаете, я сроду ничего чужого не брала, да я лучше свое отдам, чем, упаси боже, чужое…
— Что случилось? — удалось мне вклиниться в сплошной поток ее речи.
— Этот Крыськин жених, ой, извините, Кристинин молодой человек подходит ко мне и запонку спрашивает. Он запонку за обедом потерял. Я в столовой убирала и никакой запонки не нашла, а я убираю сами знаете как, за мной проверять не надо.
Сколько лет я у вас, ни одного нарекания. Я не как другие, уж если мою, то ответственно, во всех углах и под шкафами. После меня ни пылинки, а тут запонка. Если б у нас в полах щели были, так можно было решить, что она закатилась куда, а у нас полы ровные, любо-дорого посмотреть, так что пусть свою запонку в другом месте ищет и не болтает. А то что же выходит: я ее взяла, что ли?
— Успокойтесь, Наташа, уверена, ничего обидного для вас он не имел в виду.
— Как же.., зачем тогда намекать? — Однако она заметно подобрела, шмыгнула носом и направилась к двери.
— Раз вы ничего не нашли, значит, он ее действительно потерял в другом месте, — подвела я итог разговору, желая окончательно успокоить ее. Она уже вышла в коридор и тут заявила:
— Почему, я нашла.
Если бы я еще была способна чему-то удивляться в тот день, то это как раз такой случай. Я вздохнула и спросила:
— Запонку?
— Да какую запонку. Таблетки.
— Наташа, какие еще таблетки? — не выдержала я.
— Но-шпу. Почти целый пузырек. Закатился под зеркало. Я думала, Розины, у нее но-шпа всегда под рукой с тех пор, как она в прошлом году желудком маялась, когда у тетки грибами отравилась. Мыслимое ли это дело грибы есть, которые полуслепая тетка приготовила? Я, к примеру…
— И что Роза? — перебила я, всерьез опасаясь, что сегодняшний день с его глупостями никогда не кончится.
— Желудком маялась, неужто не помните?
— Помню. Я про но-шпу. Это ее таблетки?
— Нет. Она свои в сумке держит, а еще на кухне, чтоб всегда были под рукой Проверила, все на месте. Да Роза в столовой и не была, я все сама подавала и убирала. Так что если кто чего потерял, так это но-шпу, я ее в шкафчик поставила в общей ванной, где все лекарства. А то потом скажут, что присвоила.
— Никто ничего не скажет, — заверила я, и она наконец ушла.
Мне бы успокоиться и заняться чтением, но вместо этого я принялась бродить по комнате. Игорь очень смутился, когда мы застали его ползающим в столовой, и сказал, что потерял запонку. Софья права, выглядел он при этом как-то неубедительно. Но если Игорь действительно обронил но-шпу, а не запонку, зачем было врать? Может, у него какая-то болезнь и он пытается это скрыть? Предположение мне самой показалось довольно дурацким. А вдруг в безобидной банке из-под но-шпы он хранил что-то далеко не безобидное, к примеру наркотики? Чушь какая. На наркомана он совсем не похож. Но меня уже потянуло в ванную, проверить свои подозрения.
* * *Общая ванная находилась на первом этаже. Стараясь никому не попасть на глаза, я спустилась вниз и быстро вошла в ванную. В стеклянном шкафчике лекарств не так много, только самое необходимое.
Разумеется, была и но-шпа, я сама ее неоднократно употребляла, когда требовалось снять боль. Сейчас баночек было две. Одна выглядела образцово. Этикетка на второй заметно поистрепалась, как будто баночку долго носили в сумке или в кармане.
Я взяла пузырек в руки, открыла и высыпала таблетки на ладонь. Таблеток осталось довольно много, и это, безусловно, была но-шпа. Маленькие желтые таблетки. Я рискнула и проглотила одну. Но-шпа.
— Сумасшедший дом, — в который раз за этот день повторила я, собиралась поставить банку в шкаф и тогда обратила внимание вот на что: на этикетке кто-то написал несколько цифр. Они успели поблекнуть, но видны были еще достаточно хорошо.
Похоже на номер телефона. Некто второпях записал его на том, что оказалось под рукой, то есть на баночке с но-шпой. Допустим, именно ее искал Игорь, но врать-то зачем?
— Всему всегда есть причина, — глубокомысленно изрекла я, но причины, как ни старалась, не увидела.
Может, это номер его подружки и он боялся, что банка с но-шпой попадет в руки Крысе и она проявит любопытство? Тогда довольно глупо таскать ее с собой. В досаде я так хлопнула дверцей, что шкафчик едва не слетел со стены.
Я пошла к себе, злясь, что глупые мысли не дают мне покоя, и тут услышала голос Аглаи. Она читала стихи, надо полагать, собственного сочинения. Обычное дело, если она выпьет лишнего. Дверь приоткрылась, и в коридор выглянула Софья.
— Что ты бродишь? — зашипела она.
— Наталья не нашла запонку, зато нашла но-шпу, — буркнула я.
— Зачем ей но-шпа? — удивилась Софья.
— Отвяжись, — сказала я в досаде. Софья прикрыла дверь и скользнула за мной.
— Литературные дамы вконец достали.
— Это цвет нации, — напомнила я.
— Скорее ягоды. Ну ты помнишь: сорок пять — баба ягодка опять…
— Скорее ягоды. Ну ты помнишь: сорок пять — баба ягодка опять…
— У меня сейчас голова треснет, — предупредила я.
— Самое время погулять в саду. Павел бродит там в одиночестве. Твоя подруга перебрала лишнего и спит, как лошадь, кстати, соблюдая приличия, их поселили отдельно. Павел ляжет в гостевой, в левом крыле.
— Оно мне надо? — не выдержала я.
— Я тебя умоляю. Выйди в сад, послушай, как шумят деревья, прогулки под луной очень способствуют зарождению чувств. Должны же мы знать, что у этого типа на уме. И что там с но-шпой? — в обычной своей манере перескакивать с одного на другое спросила Софья.
— Номер телефона.
— Еще раз.
— На банке с но-шпой, которую нашла Наталья вместо запонки, записан номер телефона.
— Чей?
— Откуда я знаю?
— Не нервничай, тебе вредно.
Только чтобы избавиться от нее, я ринулась в сад. Солнце садилось, но в саду было еще довольно светло. Неплохо бы прихватить книгу. Впрочем, читать ее пришлось бы с фонариком. Возле кустов сирени стояла скамья, а чуть дальше висел гамак, туда я и направилась. Бегать по саду в поисках Павла я не собиралась, если судьбе угодно, он сам меня найдет.
Судьбе было угодно. Только я устроилась в гамаке, как почувствовала, что за деревьями кто-то есть.
Кто-то пристально смотрел на меня, должно быть полагая, что я об этом не догадываюсь. Я закинула руку за голову, придав себе вид мечтательной девушки и очень надеясь, что в сгущающихся сумерках он все как следует разглядит. Прошло минут десять, он продолжал стоять, ничем не выдав своего присутствия. "А если это не Павел? — вдруг подумала я. — Или Павел, но с совершенно другими намерениями.
Подойдет и треснет по башке чем-нибудь тяжелым".
Мне вдруг стало не по себе и от надвигающейся темноты, и от тишины, которую нарушала лишь трель соловья, облюбовавшего себе место в кустах. Третий год он радовал нас своими песнями, но теперь и соловей был не в радость, захотелось на свет, ближе к людям.
— Вы долго собираетесь там стоять? — не выдержала я. От дерева отделилась тень, и очам моим предстал Павел. К моему глубокому облегчению, выглядел он не более зловеще, чем обычно. Привалился спиной к шершавому стволу и улыбнулся то ли смущенно, то ли нахально, в том смысле, что вроде бы смущенно, но у него все равно получалось нахально.
Я молчала, покачиваясь в гамаке, и он молчал.
Это должно было создать определенную неловкость, однако я ее, как ни странно, не чувствовала, и он, по-видимому, тоже.
— Устали? — все-таки спросил он. — Сегодня у вас трудный день.
— Я люблю, когда в доме гости. А вам, кажется, скучно.
— Напротив.
— Вы предпочитаете одинокие прогулки, — настаивала я.
— Просто недостаточно хорошо знаком с вашими гостями, у них свои разговоры, а я…
— С Ириной вы тоже недостаточно хорошо знакомы? — улыбнулась я.
— Вы давно не виделись, и вполне естественно, что, вам захочется побыть вдвоем…
— Да-да, разумеется, — перебила я. — Вы на редкость деликатны. Хотя Софья считает, что в одном кармане у вас пистолет, а в другом отмычки.
Он мог бы оскорбиться, услышав такое, что, впрочем, тоже неплохо, сгоряча людям свойственно говорить лишнее.
— Это из-за моего лица, — засмеялся он, машинально коснувшись рукой шрама на щеке.
— Шрамы украшают мужчину, — заметила я. — Вы не с этой целью их приобрели? Выглядят они довольно театрально — Вы меня дразните? — спросил он, склонив голову набок, чувства на его физиономии не прочитывались.
— Конечно, — удовлетворенно кивнула я. — Вы смогли меня заинтриговать.
— Неужели?
— С какой стати мне, в противном случае, бродить по саду в надежде застать вас в одиночестве?
Он засмеялся и очень мягко спросил — Хотите, чтобы я поверил, будто вы искали встречи со мной?
— Разумеется, искала. Вам никто не говорил, что вы очень интересный мужчина?
— Не думаю, что вы испытываете недостаток в интересных мужчинах, — опять засмеялся он.
— И тут вы не правы. По-настоящему интересных совсем немного, а я неплохо разбираюсь в людях и способна отличить подделку. Вы, Павел Андреевич, экземпляр не серийного производства, а кропотливой ручной работы.
— Надо полагать, это комплимент? — усмехнулся он. Комплименты на него особо не действовали, он просто хотел быть вежливым.
— Кто вы? — спросила я с улыбкой.
— Уверен, ваша подруга…
— Да бросьте вы Ирина знать о вас ничего не знает. Я спрашивала. Вы даже не любовники. — Я широко улыбнулась, наблюдая за ним. Последнее утверждение было высосано из пальца, но я оказалась права.
— Мы познакомились совсем недавно, — пожал он плечами.
— И познакомились при весьма романтичных обстоятельствах, — добавила я.
— У вас странное представление о романтике, — парировал он. — Я просто подвозил ее с рынка.
— Боюсь, вы морочите голову моей подруге. Так кто вы? Сыщик?
— Что за странная фантазия, — засмеялся он, подошел, наклонился к моей руке и поцеловал ее.
Пахло от него волшебно. С сыщиком я ткнула пальцем в небо, если и сыщик, то скорее киношный, эдакий Джеймс Бонд. — Что сыщику могло понадобиться в вашем доме? — Вопрос звучал вроде бы шутливо, но со значением.
— Уверена, вы в курсе, что кое-кто считает, будто я отравила мужа. Год прошел, а они все никак не успокоятся.
— А вы в самом деле его отравили? — невинно поинтересовался он.
— С ума я сошла, что ли? Поживи он еще несколько лет, заработал бы не один миллион. А теперь четыре рукописи и в перспективе новое замужество. А в наше время так нелегко найти подходящую кандидатуру.
— Вы справитесь.
— Конечно, справлюсь. Но это очень хлопотно, а я ленива. Так что убивать мужа было ни к чему.
— А вдруг была причина? Такая, о которой знаете только вы?
— Теперь вы дразните меня? Ну, уж если вы так проницательны, назовите хоть одну возможную.
— Он мог ненароком узнать вашу страшную тайну. Вы трижды были замужем за известными людьми, и после каждого брака ваше состояние увеличивалось.
— Артемьев узнал, что я Синяя Борода, и тут же скончался? Что ж, я смогла убедиться, что до вас дошли все эти сплетни. Особо одаренные фантазией прозвали меня «черной вдовой». Есть такой паук, то есть паучиха, которая убивает самца после спаривания. Миленькое сравнение, правда?
— Я бы сказал, довольно меткое.
— О-о, — протянула я, — а вы опасный человек.
Только не особо увлекайтесь сплетнями, будете разочарованы. Кстати, Артемьев, узнай он в самом деле что-то порочащее мои имя и достоинство, поспешил бы поскорее забыть об этом. Он был весьма практичным человеком.
— Звучит довольно странно. Как будто речь идет не о вашем муже, а о деловом партнере.
— Так оно и было. Артемьев был помешан на своем творчестве, своей славе, для него все это было смыслом жизни, о чем я прекрасно знала. Женщины подобного не прощают, потому что терпеть не могут с кем-то делить своего мужчину, даже если соперницу зовут литература.
— А вы сами любили его?
— Нет, — честно ответила я. Иногда лучше шокировать, чем откровенно врать. — Я испытывала к нему симпатию.
— И к двум предыдущим мужьям тоже?
— Какой вы догадливый. Но убивать их мне было ни к чему Они сами с большим удовольствием загоняли себя в гроб пьянством.
— А вам не приходило в голову, что причина этому ваша нелюбовь?
— Вы не поверите, но никто из них, предлагая мне руку и сердце, не поинтересовался, люблю ли я его, — развела я руками.
— Тогда другой вопрос: вы когда-нибудь кого-нибудь любили?
— Хотите, чтобы я вам исповедовалась? Извольте. Любила. Очень давно. Когда была молодой и глупой. И не умела ценить того, что дает жизнь. Мне казалось, что жизнь бесконечна и любви там будет пруд пруди. А жизнь сыграла скверную шутку: оказалось, что та любовь была единственной.
— И кто же он, этот счастливчик?
— Сомневаюсь, что моя любовь его сделала таковым. Скорее уж принесла неприятности. Надеюсь, он с ними справился и теперь живет в окружении своих детей. Я этого лишена, как видите. Слава богу, есть Макс, будет кому деньги оставить.
— Выйдите замуж в четвертый раз и родите ребенка.
— Мне тридцать четыре, — заявила я, ожидая, как начнет вытягиваться его физиономия. Не тут-то было. Он пожал плечами.
— Вы говорите это с такой гордостью, точно вам семьдесят. Могу предложить свои услуги. Хотите?
— Да вы нахал, — не нашлась что ответить я на это предложение.
— Значит, не хотите, — констатировал он.
— Я хочу, чтобы вы наконец сказали, какого черта вам нужно в моем доме, — все-таки разозлилась я.
— Ответ вас разочарует, — рассмеялся он. — Кстати, с Ириной мы действительно познакомились случайно. Она милая женщина и понравилась мне.
— А вашей жене?
— Я не женат.
— Слава богу, у моей подруги есть шанс.
— Вряд ли, — опять улыбнулся он. — Я испытываю к ней исключительно дружеские чувства. Узнав, что она ваша старая подруга… Видите ли, я являюсь поклонником творчества вашего мужа.