– Я слушаю.
– В нашем мотострелковом батальоне мне для работы выделили «уазик».
Пришла машина, водитель местный, хороший человек и всегда готовый мне помочь. Поехали мы в поселок. У водителя там старый товарищ в полиции служит. Давно не встречались, надеялся повидаться. Да, перед тем как в машину сесть, я машинально посмотрел на левое крыло. Понимаете, почему посмотрел?
– Понимаю, – кивнул Крикаль.
– Я не понимаю, – сказал майор Валентинов. – Объясните, пожалуйста.
– Во время сегодняшнего утреннего террористического акта на дороге из аэропорта выстрел из гранатомета производился из военного образца «уазика», без номеров. Интересная особенность, на «уазике» была ободрана краска на левом крыле. Я теперь машинально на все «уазики» смотрю. Ищу ободранную краску, – объяснил Устюжанин своему начальнику штаба.
От такого сообщения подполковник Крикаль даже с кровати вскочил и, казалось, готов был по-женски руками всплеснуть.
– Так что же вы до сих пор молчали! Надо немедленно туда ехать и проводить в «пожарке» обыск. Наверняка найдем какие-то следы. Ай да полковник! Ай да Исмаилов!
– Я сомневаюсь, что вы сможете что-то найти. Все действия бандитов четко просчитаны, и я не ожидаю от них небрежности в маскировке. Они наверняка подчистили все следы. И вообще, я допускаю мысль, что полковник в данной ситуации совершенно ни при чем. Просто кто-то умело использовал его не очень устойчивое положение. Очень тонко и умело. Но все же вы можете завтра наведаться туда. Вы же хотели допросить тех, кто увольняется. Заодно попытайтесь выяснить, где находился «уазик» полковника во время проведения террористического акта на шоссе Уйташ – Махачкала. Мне почему-то кажется, вам скажут, что машина стояла в ремонте, и хозяин автомастерской, и рабочие его, если они у него есть, это подтвердят. Я даже допускаю, что это совсем не тот «уазик», что был на шоссе, и доказать обратное мы не сможем никоим образом. А если сейчас устроить обыск, это значит, мы рискуем спугнуть и насторожить амира Герострата, если он действительно имеет какое-то отношение к пожарной части.
– Но мы как-то должны выходить на Герострата? – рассердился подполковник Крикаль. – Нельзя терять время. Если мы будем выжидать, он совершит следующий теракт и опять будет большое количество жертв. А у меня, как у всякого нормального человека, всего одна голова, которая не любит, когда по ней часто бьют. Она тогда, упрямая, думать вообще перестает.
– Кстати, сколько человек сегодня погибло? – спросил майор Валентинов, не внимая опасениям подполковника, поскольку самого начальника штаба отряда мало трогали возможные беды офицера ФСБ.
– Сорок два человека. Чуть меньше ста пострадали от ожогов различной степени тяжести. В том числе и от легких ожогов. Это не считая тех, кто отказался от медицинской помощи. Кто далеко от гранатометчика был, легко отделался. Им, можно сказать, повезло. Дальняя капсула гранаты ушла за поворот дороги и только сожгла снег в поле. До сих пор лужи стоят, не замерзают. Из дальних сильно пострадал лишь мотоциклист. Кто ехал в машинах с закрытыми окнами, вообще не пострадали. Пламя видели, испугались прилично. Но ожогов нет. При этом более двадцати человек из пострадавших находятся в критическом состоянии. Большая поверхность ожогов. Но в целом потери меньшие, чем можно было ожидать после первичного осмотра места происшествия.
– Да, – вздохнул майор, – а в народе, как обычно, преувеличивают…
– Это традиционная особенность всех народов мира, – заметил Виктор Львович. – Так что же мы будем предпринимать? Не сидеть же сложа руки и не пить, как полковник Исмаилов, коньяк. Однако нас за это никто по головке не погладит! С нас спрос другой, и тот же Исмаилов первым сможет нам претензии предъявить. Даже если допустить, что он и есть амир Герострат.
– А что нам делать остается? Мы будем использовать способности всякого народа к передаче сплетен, – конкретно и даже жестко предложил Устюжанин.
– То есть? – не понял Виктор Львович.
– Будем пускать слухи. И эти слухи будут заставлять Герострата осторожничать, готовясь к большому делу, способному действительно его прославить. Ведь Герострат ради славы трудится. Или тщеславия, не знаю уж, как правильно сказать, – не филолог! И он не захочет лишний раз рисковать, размениваясь на каких-нибудь разнесчастных «краповых». Побережет себя для большего.
– Я не понял, какие слухи?..
– Если в республику приезжает первое лицо государства, или даже не первое, но значимое, какие меры безопасности обычно принимаются?
– О-о-о… Столько мер и мероприятий… Пот под мышками вытирать не успеваешь…
– Вот эти меры и придется принимать или хотя бы демонстрировать, будто они принимаются. И пустить слух, что на траурный митинг по поводу гибели бойцов спецназа внутренних войск приедут и президент страны, и министр внутренних дел.
– Министр в самом деле собирается приехать, – сообщил Крикаль. – Только не на митинг, а чтобы продвинуть расследование. И директор ФСБ с ним.
– Ну и отлично. Значит, меры все равно будут приниматься. Но слух следует пустить, что едет президент или премьер-министр. Желает лично выразить родственникам погибших соболезнование. Есть такая возможность пустить слухи?
– Есть, конечно. Следует говорить, но недоговаривать. А что-то и упорно скрывать. Методики были разработаны еще при КГБ. Их никто не отменял, и, как методические пособия, они хранятся в нашей библиотеке. Получить для изучения не трудно. И применить попробуем. Но мне обязательно потребуется на это согласие нашего начальника управления.
– Виктор Львович, вы хотите, чтобы я попросил согласия у вашего начальника управления? Не думаю, что это будет хорошим шагом. Впрочем, я могу попросить нашего командующего лично позвонить вашему генералу. Они найдут общий язык.
– Не надо. Я сам договорюсь, – торопливо сказал подполковник Крикаль.
Виталию Владиславовичу показалось, что подполковник уже подумал о том, как будут делиться лавры после успешного завершения операции, которая, по большому счету, еще и не началась. Да и созрела она вовсе не в головах офицеров ФСБ.
– Хорошо. Пустим слух. А дальше?
– А дальше будут работать наши снайперы… – пообещал Устюжанин. – Для того я их и вызвал. Только снайперы с дальнобойными винтовками в состоянии обеспечить реальную безопасность. И мы вместе с ними должны постараться и приложить максимум усилий. Дорога в аэропорт одна. И это, как я думаю, единственное место, где амир Герострат может добраться до кортежа. Там и будем его караулить. Министров, естественно, вертолетом отправим…
Глава десятая
Крикаль собрался вроде бы уходить, но Устюжанин жестом попросил его не торопиться:
– У меня после двух разговоров с пострадавшими остался еще один вопрос открытый. Вопрос, который я своими силами и со своими полномочиями решить не в состоянии.
Крикаль посмотрел на часы:
– Я хотел застать на месте начальника управления.
– Мой вопрос тоже, возможно, потребует обращения к нему. Поэтому, Виктор Львович, выслушайте меня. Но для начала вопрос. Вы знакомы с майором Чередниченко из вашего управления?
– Из управления контрразведки?
– Да, особистом.
– Постольку-поскольку знаком. Здороваемся, но не больше. Я даже не знаю, как его зовут. Чем он вас заинтересовал?
– Зовут его Антон Викторович, а заинтересовал он меня тем, что под его руководством и основываясь на его советах разрабатывались все меры, которые мог принять капитан Стручкявичус со своими бойцами, если Герострат все же нападет на управление пожарной охраны района. Все, вплоть до точного составления маршрута, по которому должны были следовать бронетранспортеры. Кроме того, Чередниченко лучше и раньше других знал о характере груза, который поступил на базу. То есть владел полной информацией о гранатах «Герострат» и о том, кому эти гранаты предназначаются.
– Второе естественно, поскольку по долгу службы майор Чередниченко курировал, как я понимаю, базу. Что касается первого, то во время допроса майора Луценко об этом почему-то ничего сказано не было.
– Луценко рассказал об этом во время неофициального разговора без протокола. Я спрашивал, он отвечал. А вы этим, видимо, не интересовались, и вам он отвечал только на ваши вопросы. Но что вы можете сказать о майоре Чередниченко?
– Ничего. Я же говорил, даже имени-отчества его не знаю.
– Вот потому я и предлагаю вам поставить в известность своего начальника управления и обговорить с ним вместе все возможные варианты проведения операции по распространению дезинформации, о которой мы с вами вели речь. Две серьезные темы. Неплохо было бы и через Чередниченко запустить дезинформацию о приезде в Махачкалу высших лиц государства. Вроде бы между делом. Но вы лучше меня знаете, как такую информацию запускать и по каким каналам.
– Вот потому я и предлагаю вам поставить в известность своего начальника управления и обговорить с ним вместе все возможные варианты проведения операции по распространению дезинформации, о которой мы с вами вели речь. Две серьезные темы. Неплохо было бы и через Чередниченко запустить дезинформацию о приезде в Махачкалу высших лиц государства. Вроде бы между делом. Но вы лучше меня знаете, как такую информацию запускать и по каким каналам.
– Поговорю, – согласился Крикаль и снова встал, намекая таким образом, что ему пора ехать. – Меня автобус ждет.
– Не смею больше вас задерживать, Виктор Львович. Кажется, мы обговорили все вопросы. Теперь дело за вашим руководством.
– Не знаю, застану еще начальника управления или нет. Пока доеду…
– Позвоните ему, попросите подождать. Скажите, что есть важные данные. Сейчас ради Герострата любой здешний генерал с постели встанет и побежит в кабинет.
– Да, пожалуй…
Виктор Львович вытащил мобильник и на ходу стал набирать номер. Вышел, но дверь при этом прикрыл неплотно. Майор Валентинов, сам обычно неплотно прикрывающий двери, заметил это, встал и, с осуждением покачав головой, прикрыл за подполковником дверь. Николай Павлович любил тепло, и за стеной, в его штабном кабинете, где находилась и его кровать, постоянно держал включенными два электронагревателя. Да и дома, наверное, в отличие от казармы, он предпочитал держать раскрытыми только внутриквартирные двери, которые так раздражают его собаку. А входную, скорее всего, прикрывал, как прикрывал всегда дверь в свою штабную комнату…
* * *– Старший сержант Серегин. – Старший сержант даже каблуками от усердия щелкнул.
– Значит, ты старший в группе? – спросил Устюжанин.
– Так точно, товарищ подполковник. Назначен старшим, но только на время дороги. На месте, сказали, вы сами старшего выберете и назначите.
– А тебя старшим по какому принципу поставили?
– У нас в группе два старших сержанта. Но боевой опыт из нас двоих только у меня. Потому меня и выбрали. Хотя я сам не понимаю, какое отношение имеет боевой опыт к дороге до места боевых действий.
– Я пока выбрать старшего все равно не могу, – сказал подполковник Устюжанин. – Поскольку никого из группы не знаю. Но командование школы снайперов вас знало и выбрало тебя, ты пока и оставайся. Продовольственные аттестаты сдали?
– Так точно, товарищ подполковник. И продовольственные, и вещевые.
– Продовольственные я уже сдал в штаб мотострелкового батальона, – сказал майор Валентинов. – На завтрак наши бравые снайперы вместе с отрядом пойдут, стол им в столовой выделят в нашей смене. Я договорился. Мотострелки часть своих солдат во вторую смену переведут, чтобы наши все вместе находились. Здесь проблем нет.
– А где есть? – уловил тон сказанного Виталий Владиславович.
Майор виновато пожал плечами:
– С вещевыми аттестатами есть пока некоторые трудности. Дело в том, что снайперам полагается камуфляж особый, с дополнительной маскировкой, причем категория визуальной защиты, как говорит старший прапорщик Шевченко, художественная. У мотострелков на складах такого не имеется. Я с комендатурой Махачкалы связывался, на их складах такого тоже не увидишь. Завтра вот доберусь до ХОЗО [20] ФСБ. Если не выгорит, будем запрашивать свою бригаду, чтобы перебросили нам вертолетом. Верхушку к нам в любом случае отсылают. Заодно и снайперов приодели бы.
– А вертолет к нам по какому поводу? Я ничего не заказывал, – признался Устюжанин.
– Извини, Виталий Владиславович, забыл сообщить. Нам тоже шлют усиление в виде нескольких ящиков гранат «Герострат». На испытания, говорят.
– А они нам нужны? – непонятно кого спросил командир.
– Наверху считают, нужны.
– Эти гранаты требуются только террористам и в лучшем случае армейским подразделениям, фронт в фронт стоящим против равносильного противника, чего в современной обстановке пока ожидать не приходится. Надеюсь, и в ближайшем будущем на просторах России такого никто не встретит. Оружие с таким мощным ареалом поражения по своей сути не может работать выборочно. А наша работа, как и работа снайперов, всегда выборочная и точечная.
– Я, товарищ подполковник, не из тех снайперов, которые точечно работают, – вмешался в разговор двух старших офицеров старший сержант Серегин.
– То есть? – не понял Устюжанин.
– Моя нынешняя винтовка представляет собой дальнобойный автоматический гранатомет «Barrett XM109». Граната, правда, не самая мощная, всего двадцатипятимиллиметровая, но тоже способна все живое в ближайшем радиусе поражения выкосить.
– Калибр хороший, – не согласился майор Валентинов. – Тридцатимиллиметровые гранаты уже уничтожают точность стрельбы в той же степени, в какой и противника убивают. Мы с этим уже сталкивались. Так, Виталий Владиславович?
– Это ты про АГС? [21]
– Про него, родимого.
– У нас раньше был такой на вооружении. Потом отказались. Он нужен был, когда банды были большими и в прорыв шли открыто. Сейчас такое оружие ни к чему. И точность стрельбы у АГС, честно говоря, слегка хромала. А как твоя винтовка, старший сержант?
– Точность стрельбы удовлетворительная. Куда требуется, за два километра я всегда попаду. Ну, пусть не в спичечный коробок, но хотя бы в человека. Или в машину. Особенно нашими российскими зарядами. Они на порядок лучше.
– Нашими? – переспросил подполковник. – Мне сообщили, что с зарядами для твоего гранатомета пока проблема.
– У меня есть один магазин с нашими зарядами. Для эксперимента мне дали. Там граната с молибденовым корпусом. На нее ни ветер, ни дождь практически не влияют. Если наша промышленность такой же гранатомет сделает, то заряды под него уже будут. Три заряда у меня осколочные, два – бронебойные. Американский бронебойный заряд с пятисот метров пробивает броню в сорок миллиметров толщиной. Наш это же делает с семисот метров. С нашими зарядами она более антиматериальна [22] , чем с американскими [23] . Я на полигоне отстрелял три магазина. Точно ложатся. Впечатление такое, что из обычной винтовки стреляешь. Если бы, конечно, не отдача.
– Отдача сильно влияет на результат? – спросил Валентинов.
– Для КСВ она, в принципе, не решающая. Здесь высокая скорострельность ни к чему. А с отдачей бороться можно. К плечу, например, можно прокладку прикладывать. Я, кстати, так и делаю. Толстый лист резины на «липучках». Хорошо амортизирует. Но для гранатомета и это, товарищ подполковник, не главенствующий фактор. Отдача может помешать сделать следующий выстрел в ту же точку. Это может в какой-то момент быть важным для стрельбы пулями, а не гранатами. Гранатой главное поразить зону.
– Хорошо. Мы это учтем при разработке операции. Еще меня интересует возможность наших снайперов работать с индикатором оптических систем. Не зря я их у командования выпрашивал? Справитесь?
– Этому нас, товарищ подполковник, хорошо обучали. И теоретические, и практические занятия были. С «Лучом» обнаружение снайпера противника происходит раз в пять, наверное, быстрее, чем с простым биноклем или оптикой. Даже на дальней дистанции.
– Значит, проблем нет?
– У нас был специальный курс охоты на снайпера противника. Только при стрельбе из простых винтовок снайперская охота, как правило, осуществляется парами. А снайпер, вооруженный КСВ, работает в одиночку с помощью индикатора оптических систем.
– Я не понял. Ваш курс специально обучали для работы с «дальнобойками»?
– Начинали мы с простыми снайперскими винтовками. Потом проходили и курс КСВ. В принципе, мы можем работать с тем, что есть у подразделения на вооружении. В данном случае нас вооружили КСВ. Значит, будем с ними работать. А индикатор оптических систем «Луч-1М», можно сказать, входит в комплект КСВ.
– Хорошо. Повторяю вопрос. Проблем в работе с индикатором ни у кого нет?
– Никаких, товарищ подполковник. Проблемы только по вопросу хранения прицелов и индикаторов «Луч». Оставлять их в «оружейной горке», принципиально подготовленной только для хранения автоматов, рискованно. Техника тонкая. Там даже наши КМВ не помещались, и пришлось сооружать специальное приспособление. Но прицелы и индикаторы там же оставлять… Прозвучит тревога, кто-то схватит свой автомат, заденет второпях прицел или дальномер, и это может обернуться трагедией – прибор, возможно, из строя полностью и не выйдет, но станет безбожно врать. Значит, невозможно будет совершить прицельный выстрел. И вообще, прицел считается претенциозным прибором. Как, кстати, и индикатор оптических систем.
– Прицелы и индикаторы упакованы?
– Конечно.
– Можно уложить их в моей канцелярии. Много места не займут. Прямо рядом с моим столом. Претенциозность ваших систем сводится, как я понимаю, к постоянной температуре?
– Вообще-то они равнодушны к температуре, но легко реагируют на физическое воздействие. Заденет кто второпях – ногой или прикладом, жди неприятностей…