Белнэп нетерпеливо снова ткнул кнопку вызова лифта. Оперативнику потребуется всего несколько мгновений на то, чтобы убедиться, что Белнэп не прячется за чемоданами, а прошел дальше.
Двери открылись, и Белнэп шагнул в кабину лифта. Не раздумывая, он почти наугад нажал кнопку четвертого этажа. Двери рывком закрылись, и кабина пришла в движение.
Белнэп закрыл глаза, успокаивая пульс, и постарался оценить ситуацию. Ему нужно исходить из худшего: его видели заходящим в лифт. В этом случае остальные оперативники кинулись в погоню и поднимаются на четвертый этаж на других лифтах или же просто бегут вверх по лестницам. Выскочив из лифта, Белнэп побежал по коридору, высматривая тележку, в каких горничные развозят свежее постельное белье, и открытую дверь. Он понимал, что у него в запасе есть в лучшем случае несколько секунд.
Открытая дверь. Белнэп ее нашел: в номере делали уборку, подушки и покрывала были сняты с кровати. Горничная в хрустящем накрахмаленном голубом переднике встретила Белнэпа словами «Добрый день, сэр», произнесенными с сильным испанским акцентом. Судя по всему, она приняла его за постояльца гостиницы.
– Уже заканчиваю, – добавила она.
Внезапно горничная вскрикнула, и Белнэп понял, что удача от него отвернулась. Стремительно развернувшись, он увидел, как в номер ворвались двое вооруженных мужчин. Один из них, бесцеремонно выпихнув горничную в коридор, закрыл дверь и встал перед ней.
Окинув оценивающим взглядом двоих оперативников, Белнэп заставил себя дышать ровно. Не те, кто дежурил в вестибюле; больше того, он видел обоих первый раз в жизни. Один из них был чем-то похож на филиппинца, хотя и обладал широкими плечами и накачанной мускулатурой откормленного гражданина Америки. Белнэп решил, что это плод брака, заключенного на одной из военных баз. Второй был более плотным, темнокожим, с выбритой наголо головой, сверкающей, словно полированное черное дерево. Оба держали в руках пистолеты-пулеметы с укороченным стволом. Приклады из полимерных материалов, длинные изогнутые магазины со спусковым крючком, в каждом по тридцать патронов калибра 9 миллиметров. В режиме автоматического огня такое оружие полностью расстреляет весь свой боезапас всего за несколько секунд.
– На пол лицом вниз! – первым заговорил негр. Его голос прозвучал весело и неестественно спокойно. – Руки сложи на затылке. Закинь ногу за ногу. Впрочем, ты сам все прекрасно знаешь. – Казалось, инструктор по вождению объясняет ученику, как плавно отпустить сцепление. – Ну же, выполняй.
Райнхарт всегда пренебрежительно насмехался над Белнэпом, когда тот заводил речь про везение. «А тебе никогда не приходило в голову, что так называемое везение на самом деле заключается лишь в том, чтобы выбраться из задницы, куда тебя засунуло невезение?»
– Я повторю приказание, но только один раз, – снова заговорил негр. И опять его голос был совершенно спокойным.
«Я бы тоже был спокоен, если бы целился из мощного пистолета-пулемета в бедолагу, у которого один только пистолет, да и тот засунут в карман».
– В этом нет необходимости, – заговорил Белнэп. – Говоря как коллега, должен признать, что дело вы обставили неплохо. Однако, если бы мне пришлось анализировать отчет об операции, я, наверное, поднял бы вопрос об оружии. Гостиницы всего мира славятся своими тонкими внутренними стенами. Полагаю, у вас магазины снаряжены стандартными патронами НАТО. Это означает, что одна пуля запросто пробьет с полдюжины стен. У вас переводчики огня стоят на коротких очередях по три патрона? Или на одиночных выстрелах?
Оперативники переглянулись.
– На полностью автоматическом огне, – сказал негр.
– О, видите, как все плохо. – Первая трещина в доспехах: ему ответили. Оперативники убеждены в своей подавляющей огневой мощи, и их уверенность была обоснованной. Единственная надежда Белнэпа заключалась в том, чтобы найти способ обернуть эту уверенность себе на пользу. – Вы не учли проблему пробивной способности пуль.
– Быстро на пол, или я буду стрелять. – Чернокожий оперативник произнес это тоном человека, на счету которого уже столько убитых, что он будет рассматривать это лишь как незначительное неудобство. В то же время гордость не позволила ему переставить переводчик огня своего пистолета-пулемета; он не хотел терять лицо перед напарником.
Группа «изъятия». Белнэп понимал, что его единственный шанс остаться в живых – это сдаться. Однако судьба «изъятых» оперативников решается не в зале суда и не на страницах газет. Если он сейчас подчинится силе, ему, скорее всего, предстоит провести неопределенное количество лет в каком-нибудь секретном заведении в Западной Вирджинии или, еще хуже, в необозначенном ни на одной карте лагере в глухой польской провинции. Белнэп ценил свою жизнь не настолько высоко, чтобы вариант сдаться без сопротивления казался ему особо заманчивым.
– Во-первых, с вашей стороны в высшей степени безответственно использовать автоматическое оружие в обстановке густого сосредоточения мирного населения, – назидательным тоном заговорил Белнэп. – Когда я начинал заниматься этим ремеслом, вы двое еще сосали пустышки, так что, черт побери, выслушайте голос опыта. Автоматический огонь среди этих картонных перегородок? Отчет об операции пишется сам собой. Типичная ошибка новичков: для такого дела нужна тоненькая кисточка из беличьей шерсти, а не валик, черт возьми. – Говоря, он подошел к окну. – Так что позвольте вам немного помочь. Вот здесь у нас окно.
Оперативник, похожий на филиппинца-полукровку, фыркнул.
– О, ты заметил? Но, кажется, постояльцев гостиницы в воздухе нет, правда?
– Проклятие, кто вас учил? – резко спросил Белнэп. – Только, ради бога, не говорите, что это был я. Определенно, ваши поганые рожи мне незнакомы. Итак, прежде чем вам придется объяснять Уиллу Гаррисону, почему вы двое, вооруженные автоматическим оружием, были вынуждены прервать операцию «изъятия» и изрешетить безоружного человека, – он приправил ложь фамилией, которую оперативники должны были знать, – что, как все согласятся, является субоптимальным исходом операции, позвольте задать вам один вопрос. Какова максимальная дальность полета девятимиллиметровой пули?
– Мы не твои ученики, черт побери, – проворчал широкоплечий негр.
– Такие плюшки с высокой начальной скоростью, что у вас в магазинах, способны пролететь больше двух миль. Свыше десяти тысяч футов. Даже если вы переставите переводчик огня на короткие очереди по три выстрела, полагаю, не надо вам объяснять, что третья пуля все равно уйдет в пустоту, через отверстие, пробитое первыми двумя. Итак, давайте присмотримся внимательнее к тому, как пройдет ее траектория. – Повернувшись к оперативникам спиной, Белнэп раздвинул стеклянную дверь, ведущую на узкий балкон.
– Послушай, Денни, – обратился к напарнику откормленный кукурузой азиат, – кажется, я знаю, что напишу в отчете об операции. Объект был устранен вследствие своего невыносимого занудства.
Белнэп не обращал на него внимания.
– Как вы, наверное, уже заметили, мы находимся в густонаселенном застроенном массиве. – Он указал на сверкающее сталью и стеклом административное здание напротив, однако его внимание было приковано к большому открытому бассейну прямо внизу. От соседней оживленной улицы бассейн скрывали густые заросли рододендронов.
Усмехнувшись, негр присел на колено. Его пистолет-пулемет по-прежнему был направлен Белнэпу в грудь, но теперь дуло оказалось чуть задранным вверх.
– Изменить траекторию можно без особого труда, ты не согласен? Так что кончай пороть чушь.
– Тебе следовало бы присмотреться повнимательнее, – невозмутимо продолжал Белнэп. – Следовало бы проделать все то, что делаю я. – Выйдя на балкон, он прикинул расстояние от стены гостиницы до бассейна.
– Этот козел считает, что командует парадом, – издал мерзкий смешок второй оперативник.
– Я просто пытаюсь обучить вас, молокососов, уму-разуму, – сказал Белнэп. – Потому что, Денни, даже если ты будешь стрелять из положения крестьянина, пропалывающего рис, тебе в идеале понадобится, чтобы цель находилась выше. – Словно демонстрируя свои слова, Белнэп снова повернулся к оперативникам спиной и взобрался на стальной парапет высотой четыре фута – вероятно, это определялось какими-то нормативами, исходя из безопасности детей. «А что насчет безопасности взрослых, спасающихся бегством?» Опасно балансируя на тонкой стальной балке, Белнэп прыгнул вперед, вкладывая в это движение всю силу сжатых в пружины ног, – вперед, в пустоту.
Он услышал частый треск выстрелов, подобный разом ожившей бензопиле: автоматический огонь опустошал магазины со скоростью восемьсот выстрелов в минуту, то есть все тридцать патронов были расстреляны чуть больше чем за две секунды. «Раз ты это слышишь, в тебя не попали». Оперативники не смогли предугадать его поступок, и эта заминка позволила Белнэпу выиграть критические мгновения.
Он услышал частый треск выстрелов, подобный разом ожившей бензопиле: автоматический огонь опустошал магазины со скоростью восемьсот выстрелов в минуту, то есть все тридцать патронов были расстреляны чуть больше чем за две секунды. «Раз ты это слышишь, в тебя не попали». Оперативники не смогли предугадать его поступок, и эта заминка позволила Белнэпу выиграть критические мгновения.
Белнэп стремительно несся вниз – однако в свободном падении он чувствовал себя неподвижно; казалось, это земля неслась навстречу, становясь все больше и больше, все ближе и ближе. Вероятно, у него было около трех секунд на то, чтобы принять правильное положение, вытянуть свое тело в острое лезвие, готовое вспороть поверхностное натяжение воды. С такой высоты головой вниз не ныряют. У Белнэпа не было времени, чтобы бросить взгляд вниз: если он просчитался и ударится о бетон, любые его действия бесполезны. Нужно было исходить из предположения, что он упадет именно туда, куда нацелился, – в самую глубокую часть бассейна. Для тела, падающего с высоты двадцати ярдов, вода станет не мягкой и податливой средой: она будет твердой и упругой, и чем большей окажется площадь соприкосновения – чем большей поверхностью он встретится с водой, тем сильнее она его ударит. Еще во время обучения в центре подготовки ОКО Белнэп усвоил основную формулу: форма тела, помноженная на плотность воды, помноженная на квадрат скорости. У него в памяти всплыли слова профессионального ныряльщика: «Это похоже на то, как будто тебе по пяткам бьют двухдюймовой доской». В момент соприкосновения с водой он будет двигаться со скоростью почти сорок миль в час. «Падать совсем несложно, – говорил тот ныряльщик. – Самое сложное – это остановиться».
Со скоростью своего падения Белнэп ничего не мог поделать; не мог он повлиять и на то, что вода больше чем в восемьсот раз плотнее воздуха. Ему оставалось лишь максимально уменьшить площадь соприкосновения – свести ноги вместе, вытянуть носки, поднять руки над головой, прямо, сложив ладони. Белнэп мельком увидел машины на шоссе; хотя они двигались со скоростью не меньше сорока миль в час, ему казалось, что они едва тащатся, застыли на месте. В самое последнее мгновение перед входом в воду он сделал глубокий вдох, наполняя легкие, и приготовился к тому, к чему нельзя было приготовиться.
Ударная волна пробежала по всему его телу, содрогнула весь скелет, позвоночник, все суставы и связки.
Белнэпу казалось, этого не произойдет никогда, однако, парадоксально, это наступило раньше, чем он предполагал. Он сделал все возможное, однако ощутил себя совершенно неподготовленным. После первого шока соприкосновения появились и другие ощущения: чувство прохлады, разливающееся по всему телу, и то, как вода, нанеся первый удар, теперь обхватила его нежной подушкой, словно искупая свою вину, смягчая ему путь ко дну. Затем прохлада сменилась теплом, неуютным теплом, после чего ощущение температуры потонуло в нарастающем удушье. В голове забил тревожный набат: только не делай вдох! Белнэп ощутил под собой твердую поверхность – дно бассейна. Он погрузился еще глубже, полностью сгибая колени, а затем устремился вверх, к поверхности, до которой было четырнадцать футов. И только когда Белнэп смог свободно махнуть рукой перед лицом, убеждаясь в том, что уже вынырнул, он позволил себе вдохнуть свежий воздух. Времени нет! Взобравшись на бортик бассейна, Белнэп перекатился через бетонный парапет.
Он не стал терять секунды на то, чтобы посмотреть вверх на балкон, с которого спрыгнул. Оперативники были вооружены для ближнего боя. Они не были снайперами, их пистолеты-пулеметы не были предназначены для стрельбы по удаленным целям, а рядом с бассейном находилось слишком много случайных людей, что полностью исключало огонь очередями.
С большим трудом Белнэп поднялся на ноги. Вся нижняя часть его тела ныла одним сплошным синяком. Мышцы превратились в безвольное желе, и, не успев выпрямиться, он снова рухнул на землю. Нет! Он не сдастся. По всему телу разлился адреналин, натягивая мышечные волокна, словно закручивая колки на скрипке. Белнэп побежал – он не знал наверняка, смог бы он пойти, но побежать он смог. Он отыскал небольшую брешь в живой изгороди из рододендронов. Промокшая насквозь одежда добавляла по меньшей мере десять фунтов лишнего груза, который ему приходилось нести на себе, и – он осознал это только тогда, когда шагнул прямо под колеса резко метнувшейся в сторону, совершенно беззвучной для него машины, – он оглох: очевидно, вода заполнила слуховые каналы. Ноги его онемели; он не чувствовал под собой асфальт. Место тактильных ощущений заняла боль, впивающаяся в пятки сотнями игл, и волны обжигающего жара.
Однако его не схватили. Пока что не схватили. Он еще не «изъят». Его противники потерпели неудачу.
Белнэп рванул через оживленное шоссе, проверяя пределы двух– и трехсекундных интервалов между машинами, – если бы он споткнулся, задержался на одно лишнее мгновение, ему пришлось бы встретиться с бампером приближающегося грузовика, – затем пересек соседнюю улицу.
Через квартал Белнэп добежал до ряда одноэтажных коттеджей с отдельными гаражами; большинство стояли с темными окнами и закрытыми ставнями, дожидаясь возвращения хозяев с работы. Нырнув в один из гаражей через незапертую дверь, Белнэп вытянулся за стопкой покрышек. Когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел контуры различных садовых машин – бензонасоса для сбора опавшей листвы, мотокультиватора, бороны с зубцами, перепачканными налипшей землей. Свидетельства энтузиазма, накатывающегося порывами. Эти дорогие игрушки, скорее всего, были куплены после долгих изысканий, после консультаций с продавцами и соседями, использованы пару раз, а затем оставлены пылиться. Белнэп вдохнул знакомые запахи гниющей резины покрышек и машинного масла и постарался устроиться поудобнее. Здесь он сможет оставаться до тех пор, пока не высохнет его одежда.
Преследователи понимают, что он теперь может быть где угодно; группе «изъятия» нет смысла ждать его в гостинице, особенно после того, как автоматная очередь привлекла ненужное внимание. Оперативники рассеются по всему городу в поисках ускользнувшего объекта. Белнэпу нужно лишь затаиться в течение ближайших шести часов, в обществе боли, донимавшей его яростными волнами. Однако он ничего не сломал, ничего не порвал. Время залечит ссадины. Прокручивая в памяти случившееся, Белнэп приходил к выводу, что физические мучения уступят место единственному равному им по силе чувству – ярости.
Глава 16
Лос-Анджелес– Прошу прощения, сэр, – сказал широкоплечий верзила в черном костюме, стоящий за ограждением из обтянутых бархатом цепей перед ультрамодным ночным клубом на бульваре Сансет неподалеку от Ларраби-стрит. Он сочетал обязанности швейцара и вышибалы. – Сегодня вечером в клубе частная вечеринка.
Клуб «Кобра-рум» являлся заведением для самых избранных, и обязанности верзилы заключались в том, чтобы таким оно и оставалось. Завсегдатаями клуба были люди знаменитые и очень богатые. Присутствие случайных людей, зевак и выскочек, быстро создало бы в нем неуютную атмосферу. Бóльшую часть вечера устрашающего вида швейцар повторял с вежливой твердостью вариации на стандартную тему: заведение частное, вход закрыт. Чести быть допущенными удостаивались лишь те, кто проходил критерий его придирчивого взгляда: этих редких счастливчиков швейцар проводил сквозь толпу неудавшихся соискателей, и они были исключением.
– Прошу прощения, мисс, – сказал он. – Сегодня в клубе частное мероприятие. Я не могу вас впустить. – И тотчас же: – Прошу прощения, сэр. Частная вечеринка. Посторонним вход закрыт.
– Но меня ждет друг, – тщетно взывали претенденты на вход, как будто эта мольба уже не повторялась десятки раз за один лишь сегодняшний вечер.
Отрывистое покачивание головой.
– Прошу прощения, сэр.
Крашеная блондинка в коротком платье с глубоким декольте и туфлях от Джимми Чу на головокружительных шпильках сунула руку в крошечную черную сумочку, собираясь задобрить швейцара чаевыми.
– Благодарю вас, мэм, нет, – предупредил ее тот. Несомненно, волосы блондинка выкрасила самостоятельно; дорогой салон обеспечил бы более естественный результат. – Прошу вас отойти в сторону.
Человек, называвший себя мистером Джонсом, с полчаса наблюдал за входом в «Кобра-рум» сквозь тонированное стекло лимузина, стоящего на противоположной стороне за квартал от клуба. Мистер Смит, его напарник, уже подготовил почву? Мистер Джонс сверился с часами. На нем были черные вельветовые брюки-«дудочки» в мелкий рубчик, полосатая хлопчатобумажная рубашка от Гельмута Ланга, шелковая куртка на молнии и черные лакированные штиблеты. Одного этого костюма – типичного повседневного, при этом баснословно дорогого наряда лос-анджелесского прожигателя жизни, – для пропуска в клуб было недостаточно, однако очко в пользу кандидата он принесет. Мистер Джонс попросил водителя остановиться прямо перед входом в «Кобра-рум». Скрыв глаза солнцезащитными очками от «Оклиз», он вышел из лимузина и небрежной походкой направился к двери.