На этот раз Синтия не стала дожидаться, когда Рамон откроет для нее дверцу. Она вышла из машины и замерла, разглядывая дом. На фоне серого облачного неба он казался прозрачно-белым. Особняк выглядел очень элегантным, ухоженным, но…
Мне здесь не нравится, вдруг с удивлением поняла Синтия. Она даже поежилась от неприятного ощущения.
Вышедший из машины Рамон мрачно наблюдал за ее реакцией. От его внимания не ускользнуло, как Синтии повела плечами, словно ей вдруг стало холодно. Рамон знал, почему она поежилась. Интересно, а догадалась ли Синтия, в чем дело? Напряжение тисками сдавило его виски. Рамон выжидал, когда заговорит Синтия, чтобы понять, как вести себя дальше. Приезд в этот дом мог обернуться сущим кошмаром для нее, и на это действительно были причины. Он ожидал того же от их первой встречи в Гаррисберге, от упоминания о «Трампе», но все обошлось. Может быть, и на этот раз пронесет?
– Неужели мы жили здесь? – неуверенно спросила Синтия.
Рамон почувствовал невероятное облегчение, словно гора свалилась с его плеч. Кажется, обошлось.
– Да, – подтвердил он, удивляясь, как спокойно прозвучал его голос. Рамон направился к ступеням, поигрывая ключами от дома, и, не оборачиваясь, бросил: – Ты идешь?
Нет, мысленно ответила Синтия, не понимая, почему этот дом отталкивает ее. Неприятие было слишком сильным, чтобы игнорировать его, и она осталась стоять у машины. Когда Рамон повернул ключ в замке и распахнул дверь, у Синтии захватило дух, а в следующий момент она почувствовала плотный комок в горле. Рамон тоже замер, словно ожидая чего-то.
Тревожное молчание повисло в теплом влажном воздухе летнего вечера, сдавило Синтии грудь, мешая дышать. Она услышала глухой звон в ушах, в голове все начало окутываться туманом.
Нет, я не должна упасть в обморок! – взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому. Только не сейчас!
Словно поняв, что сейчас происходит с Синтией, Рамон резко повернулся и бросился к ней. Он показался ей в этот момент каким-то необыкновенно прекрасным, сильным, стройным. Синтия поверить не могла, что этот незаурядно красивый мужчина может испытывать нежные чувства к жалкой калеке, каковой она сейчас являлась.
– Скажи, почему ты женился на мне? – прошептала она, с трудом выговаривая слова.
Лицо Рамона окаменело.
– Почему вообще мужчины женятся на красивых девушках? – ровным голосом ответил он вопросом на вопрос.
Слово «красивая» Синтия предпочла пропустить мимо ушей, поскольку оно кардинально меняло акценты, делая внешнюю красоту более значимой, чем личностную, духовную.
И все же… что-то заставило ее опустить глаза. Синтия хмуро уставилась себе под ноги.
– Если бы мне пришлось прожить жизнь заново, я бы снова женился на тебе, не задумываясь. – Рамон смотрел на нее в упор, и Синтия подняла глаза, будто загипнотизированная его взглядом. – Если бы ты снова вздумала убежать от меня, я искал бы тебя до конца своих дней.
– Но, когда я это сделала, ты все же не искал меня? – хрипло выдавила Синтия, чувствуя, что поиск ответа на этот единственно главный вопрос сулит быть долгим и нелегким и что именно ради этого она находится сейчас здесь.
Рамон одной рукой ухватился за открытую дверцу, у которой стояла Синтия, другую положил на крышу машины и навис над Синтией. Она почувствовала себя так, словно оказалась в ловушке, и стала судорожно хватать ртом воздух, будто выброшенная из воды рыба. Испуганный взгляд молодой женщины метался от растянутых в дьявольской улыбке губ Рамона к поблескивающим как раскаленные угли глазам и обратно к хищно белеющим зубам.
– Запомни, дорогая, – медленно отчеканил Рамон, – это не я тебя потерял, это ты потеряла свою память.
Словно искра высеклась между ними. В мозгу Синтии стали вдруг зажигаться и гаснуть какие-то картины. Ослепительная вспышка – и на мгновение туманная завеса прошлого приоткрывалась, но, как только Синтия пыталась заглянуть туда, память вновь плотно закутывалась в свои непроницаемые покровы.
От бесплодных усилий сердце Синтии бешено билось, грудь судорожно вздымалась в отчаянной попытке перевести дух. Синтия открыла рот, пытаясь заговорить, но тут же смешалась под горящим взглядом Рамона, глаза которого сверлили ее, призывая признать его правоту.
И он действительно оказался прав! – в панике призналась себе Синтия. Как последняя трусиха я предпочла бежать и лишиться памяти, нежели лицом к лицу встретиться с тем, что меня страшило.
Только теперь, под тяжелым безжалостным взглядом Рамона, Синтия впервые призналась себе в этом. И ей захотелось во что бы то ни стало решить головоломку: из-за чего этот мужчина кажется ей самым дорогим другом и одновременно смертельным врагом.
– Ведь я люблю тебя? – услышала она свой слабый шепот.
Карие глаза Рамона потемнели, и темно-коричневая радужная оболочка почти слилась с черным зрачком.
– Да.
– И я сильно обидела тебя. Ты сам мне намекнул как-то.
Последняя фраза Рамону явно не понравилась – он беспокойно отвел взгляд, потом снова посмотрел Синтии в глаза.
– Было такое, – нехотя признал он. – Но ты ошибаешься, если решила, что я привез тебя сюда ради мести. Это не так, мне не за что тебе мстить, потому что я огорчал тебя намного чаще, чем ты меня.
Значит, наш брак вовсе не был безоблачным, в который раз поняла Синтия. Видимо, мы оба обладали горячим, изменчивым нравом, каждый стремился настоять на своем. Синтия снова посмотрела на дом. Странно, но он больше не пугал и не отталкивал ее. Синтия перевела взгляд на Рамона.
– Я не помню. Но очень хочу вспомнить.
Черты его лица неуловимо изменились – как показалось Синтии, они стали мягче, из них ушло напряжение. Рамон кивнул и убрал руку с дверцы машины.
– Хорошо. Значит, мы на верном пути. Как твое колено? Ты можешь идти сама?
Надо же, как он ловко перевел разговор, с неудовольствием отметила Синтия. Ни слова не говоря, она привычно начала разрабатывать больное колено, прежде чем наступить на эту ногу. Затем, словно по молчаливому уговору, Рамон подставил согнутую в локте руку, и Синтия оперлась на нее. Она вздрогнула, ощутив близость Рамона, но быстро справилась с собой и улыбкой дала понять, что готова идти к дому.
Как это хорошо звучит – мой дом, наш дом, умиленно подумала Синтия и с легкой озабоченностью спросила:
– Тебе не кажется, что он немного великоват для двоих?
– Он… – Рамон замялся, – долгое время принадлежит нашей семье.
Синтия остановилась и посмотрела на него. Но, поскольку длинные ресницы Рамона были опущены, она не смогла разглядеть выражение его глаз. Зато увидела, как в лукавой усмешке изогнулись губы. Синтия впилась ногтями в руку Рамона и судорожно перевела дыхание.
– К черту все, – процедил Рамон и подхватил ее на руки.
– Что ты делаешь?! – вскрикнула Синтия. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он прижал ее к себе. – Почему обращаешься со мной, как с инвалидом?! Я могу идти сама!
– Ты моя жена и я могу делать с тобой что захочу! – последовал грубоватый ответ.
Рамон понес ее к дому. Синтия понимала, что протестовать бесполезно, но все же – больше из желания проявить характер – огрызнулась:
– Неплохо бы сначала спросить у меня!
Взойдя по ступеням, он остановился перед дверью и поцеловал Синтию в губы с такой страстью, словно хотел, чтобы она вспыхнула как факел. Посмотрев на жену, Рамон понял, что достиг цели.
– Вот и хорошо! – удовлетворенно выдохнул он. – Ты можешь не помнить своего имени, но будешь знать отныне, кто ты для меня.
– Что с тобой? – испугалась Синтия. – Отчего ты злишься?
– Ты моя жена! – прохрипел Рамон, словно это снимало все вопросы. – Же-на, – повторил он по слогам, словно впечатывая слово в ее сознание.
Со стороны его можно было принять за молодожена, которому предстоит первая брачная ночь. Только Синтия не была ни невестой, ни невинной девушкой. И грозные интонации Рамона совершенно не пугали, а скорее даже веселили ее.
Рамон переступил порог, и дверь с шумом захлопнулась за ними. Синтия увидела стены, затянутые шелком пастельных тонов, написанные маслом полотна в элегантных багетах, стоящие, должно быть, целое состояние… Правда, Синтия не успела их как следует рассмотреть, как, впрочем, и другие детали интерьера, поскольку Рамон стремительно пронес ее через холл к лестнице.
– Рамон…
– Молчи! Не произноси мое имя, пока я не уложил тебя в постель, – решительно оборвал он.
– Почему? – с любопытством спросила Синтия.
– Потому что ты называешь меня по имени, только когда не отдаешь себе в этом отчета. Мне иногда кажется, что я обретаю физическую оболочку лишь в твоем воображении.
Действительно, подумала Синтия, он становится для меня реальным человеком из плоти и крови, лишь когда я прикасаюсь к нему. В остальное время он для меня как бы нереальная фигура.
Действительно, подумала Синтия, он становится для меня реальным человеком из плоти и крови, лишь когда я прикасаюсь к нему. В остальное время он для меня как бы нереальная фигура.
Рамон вошел в спальню и осторожно поставил Синтию на ноги.
– Извини, – прошептала она и поцеловала Рамона в щеку.
Она лишь хотела, чтобы этот поцелуй символизировал собой просьбу о прощении, но он получился совсем иным – глубоким, сладостным, вожделенным.
Однако на этом Синтия не успокоилась. Она лизнула щеку Рамона, будто хотела попробовать, каков он на вкус, потом еще раз, еще… Это было как наваждение. Синтия чувствовала нарастающее непреодолимое желание, которое грозило захлестнуть ее.
От ласкающих прикосновений ее языка Рамон сильно вздрагивал, словно через него пропускали ток высокого напряжения.
– Ты колдунья, – прохрипел он нежно и, посмотрев на Синтию долгим взглядом, прильнул к ее губам в страстном глубоком поцелуе, словно хотел проглотить ее целиком.
Синтия и не подумала оказать сопротивление. Обоих захватила грубая животная страсть. Рамон ухватился за нижний край ее блузки и потянул вверх. Синтия с готовностью подняла руки и глухо недовольно застонала, когда им пришлось ненадолго оторваться друг от друга, чтобы стянуть блузку через голову.
От своей рубашки Рамон избавился в считанные секунды. Нетерпеливые пальцы Синтии немедленно погрузились в волоски, которыми поросла мускулистая грудь Рамона. Синтию дурманило прикосновение к ним, она буквально теряла голову.
Дыхание Рамона стало прерывистым, его грудь учащенно вздымалась в такт бешеному биению сердца. Он самозабвенно ласкал Синтию, без остатка отдавшись жажде обладания ею. Неожиданно она отстранилась и шагнула назад. Рамон замер. Неужели он сделал что-то не так?
Но Синтия медленно завела руки за спину, и в следующее мгновение бюстгальтер упал к ее ногам. Она высоко вскинула голову и призывно посмотрела на Рамона.
– Значит, ты не забыла, как соблазнять меня?! Ты помнишь, как довести меня до безумия! – потрясенно воскликнул он.
Синтия приблизилась к нему и плавно провела рукой по его груди вниз. Когда ее пальцы провокационно замерли на плоском животе Рамона, она почувствовала, как напряглись его мускулы. Синтия загадочно и чарующе улыбнулась.
– Ты неземная, – прошептал Рамон и, крепко обхватив ее за талию, приподнял над полом.
– И ты, – эхом отозвалась Синтия. – Не пойму, ты настоящий или происходящее мне лишь кажется? – выдохнула она ему в лицо, словно дразня.
– Сейчас узнаешь.
Рамон подхватил Синтию и отнес на большую старинную кровать. Туфли Синтии со стуком упали на пол, и она начала шаловливо водить пальцем ноги по груди Рамона, пока он, стоя у края кровати, лихорадочно снимал с себя одежду.
Она даже не подозревает, что ведет себя совсем как прежняя Синтия, с внезапной грустью подумал Рамон. Скажи я ей это, то вместо ласк получу лишь упреки.
В Синтии был заложен инстинкт соблазнительницы, и она всегда вела себя в постели настолько раскованно, что Рамон терял голову от ее изобретательной страсти и не мог противиться ее ненасытным желаниям.
Наверное, Синтия не помнила, что ее муж тоже преуспел в искусстве любви и мог дать ей сто очков форы. Собственно, именно это постоянно подпитывало их брак, сохраняло чувства и ощущения свежими. Однако страсть имела и оборотную сторону: все новое обычно непредсказуемо, и эта непредсказуемость в итоге разрушила их отношения – Синтия и Рамон перестали доверять друг другу и ожидали измену и подвох на каждом шагу.
Недоверие привело к подозрениям, те в свою очередь – ко лжи. Когда Рамон познакомился с Синтией, у нее было целых три поклонника, и его сводила с ума мысль, что со всеми тремя она могла иметь близкие отношения. Ревность подстегнула его к решительным действиям по завоеванию исключительного внимания этой красивой и желанной женщины.
Через месяц после знакомства Рамон вел Синтию под венец, надеясь, что семейные узы усмирят ее дикие инстинкты. Но он не учел собственных инстинктов, которые до поры спокойно дремали в нем. Несмотря на то, что Синтия оказалась девственницей, Рамона поразила ее сексуальная ненасытность – она оказалась дьявольски страстной любовницей. И в Рамоне пробудилась безумная ревность. Только потеряв Синтию, он убедился, что за ее чувственной страстностью скрывалось ранимое сердце, которое жаждало его любви, но не могло поверить в нее.
Ревность убивает любовь. Она коварна и ведет к заблуждениям. Рамон удовлетворял сексуальные желания Синтии, скрывая свою любовь, то есть то, чего она желала получить от него больше всего на свете. И это окончательно погубило ее чувства, оставив лишь то, что он видел сейчас, – животное желание и… страх. Страх возрождения любви. Подсознательно Синтия предпочла потерять память, нежели пройти через любовные переживания. Синтию страшили истинные чувства.
И кто я после этого? – спрашивал себя Рамон, стоя обнаженным возле кровати, принимая ласки Синтии и готовясь удовлетворить ее желание.
– Рамон, что с тобой? – позвала Синтия, видя, что он замер в нерешительности.
– Ничего, – глухо произнес Рамон и, отвернувшись, отошел от кровати, чтобы не видеть ее разочарования.
Синтия не произнесла ни слова, и ее молчание кинжалом вонзилось в его сердце.
– Это может произойти, только когда мы с тобой будем на равных, – ровным тоном произнес Рамон.
– Как это – на равных? – прошептала Синтия.
Рамон надел брюки, застегнул «молнию» и, резко обернувшись к Синтии, обжёг ее гневным взглядом.
– На равных – это значит, что ты должна по-настоящему знать человека по имени Рамон, которому собираешься отдаться! – сердито рыкнул он.
Синтия села на кровати. Ее лицо стало белым как мел, она дрожала. Рамона охватило раскаяние, ведь он первым начал заигрывать с Синтией. Как мог он забыть, что дал себе слово не допускать близости, пока к Синтии не вернется память? Он прекрасно понимал, что стремление отвлечь внимание Синтии от неприятного разговора служит пустой отговоркой и никак не оправдывает проявленную им слабость.
– Я знаю человека по имени Рамон, – не скрывая презрения, процедила Синтия. – Он трусливая крыса.
– Крысы обычно бегут на кухню, чтобы порыться в отходах, – с сарказмом сказал Рамон. – Так что одевайся и следуй за мной.
Он еле успел увернуться – Синтия швырнула в него первое, что попалось под руку. Что поделаешь, не без иронии подумал Рамон, инстинкт штука непредсказуемая, а порой даже опасная…
12
Разумеется, Синтия никуда не пошла. Она сидела на краешке кровати, страдая от унижения и проклиная себя за несдержанность и легкомыслие. Только она сама во всем виновата – не надо было провоцировать Рамона. Вместо того чтобы оттолкнуть, она поцеловала его – и как! Она, взрослая опытная женщина, презрела все моральные принципы и вела себя как сексуально озабоченный подросток.
От глубокого отвращения к себе Синтия содрогнулась. Решительно встав с кровати, она принялась собирать свою разбросанную по комнате одежду, но вдруг замерла и окинула невидящим взглядом просторную спальню с изящной старинной мебелью. Недолго думая, Синтия швырнула на пол вещи, вернулась к кровати и нырнула под прохладные перкалевые простыни. Ее веки тут же закрылись, и она провалилась в сон, в котором ей являлись то танцующие нимфы, то криво ухмыляющиеся черти.
Синтия проспала довольно долго и проснулась с тяжелой головой, словно после разудалой попойки.
Вот и началась моя новая жизнь, с грустной улыбкой подумала она и, выбравшись из постели, пошла в ванную, где приняла душ. Приведя себя в порядок, Синтия отправилась в гардеробную, где долго перебирала вешалки с одеждой, пока не остановила выбор на изумрудном шелковом кимоно. Синтия надела кимоно и вернулась в спальню, на ходу завязывая широкий пояс. Она вдруг поймала себя на том, что почти не смотрит, куда идет, свободно передвигается по комнате, словно все здесь давно ей знакомо и привычно.
Наверное, Рамон уже уехал, подумала Синтия, ведь должен же он когда-то работать. Значит, весь дом в моем распоряжении, чтобы…
Послышался шорох. Синтия резко обернулась на звук и увидела Рамона, который стоял у окна, сунув руки в карманы. Он был в черных брюках и в белой рубашке. Его красивое лицо было хмурым и напряженным.
– Значит, ты нашла свои прежние вещи, – только и сказал он и вышел из комнаты, громыхнув дверью.
Синтии показалось, будто ее ударили молотом по голове, и она осела на пушистый кремовый ковер.
***
Она очнулась на незнакомой кровати. Скосив глаза, Синтия обнаружила, что одета в чье-то красивое шелковое зеленое кимоно. Она не успела удивиться этим обстоятельствам, как над ней склонился незнакомый симпатичный молодой человек. Он улыбался.
– Привет, – словно сквозь вату услышала Синтия. – Какие у вас красивые глаза. Я рад, что вы их наконец открыли.