— Знаю, — удивленно поднял брови Дуб.
— И в этот момент я увидел впереди нечто, — не обращая внимания на его реплику, продолжал бывший священник, — порой мне кажется — я умер тогда, на последнем холме, и все, что случилось потом — только посмертие. Казалось бы, после конца света, нетрудно поверить в любое чудо, но когда сталкиваешься с ним один на один, лицом к лицу… я тёр усталые глаза кулаками, но оно не исчезало. Оно оставалось там, где стояло, у оплавленного, как пластилин в жару, остова автобусной остановки в сотне метров впереди. Я долго лежал, тяжело дыша, сжимая рукой грудь — сердце пронзила такая боль, будто в него вогнали ржавый железнодорожный костыль — и пялился на чудо, ожидая, что наваждение развеется, растворится в пыльной дымке, и тогда я смогу, наконец, упасть лицом в песок и заснуть вечным сном.
Вместо этого я встал, и шатаясь побрел вперед.
— Что? Что там было?! — с почти детским нетерпением воскликнул Дуб.
Гай, слышавший эту историю уже сотню раз, подремывал, завороженно глядя из-под опущенных ресниц на тлеющие угли. «Как Вик собирается завтра штурмовать Содом?», мелькнуло у него вдруг.
— Дерево, — со значением произнес Вик, — Невысокое — навроде сирени или большого тернового куста. Оно горело, не сгорая.
— Как то, что встретил Моисей?
— Точно. Оно было… прекрасно. Черт, я не мастак на словесные красивости. Такой свет от него шел… словно луч закатного солнца, или… пламя в камине. Как-нибудь так. Ласковый огонь — я сразу почувствовал; но в то же время… да, точно такой огонь сжег мир за несколько дней до того. В общем, подошел я ближе. И почему-то не слишком удивился, когда услышал голос.
— Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая.
— Слышу тебя, о Господи! — закричал я, в ужасе падая на землю, и сдирая с ног туфли.
— Слушай внимательно, жрец. Се, орудия дарую тебе. Будь перстом моей руки, зеницей моего ока. Заверши начатое.
Оглядевшись, я увидел рядом Мясорубку, винтовку и набитый рюкзак. Я мог поклясться — еще мгновение назад на этом месте ничего не было.
Бог говорил долго. Обещал дать мне помощников — и спустя несколько дней я встретил Гая. Обещал никогда не оставлять меня в моих делах. Он сказал:
— Забудь страх, не думай о боли. Что бы ни случилось, вера твоя спасет тебя.
— Но, Господи, если люди откажутся повиноваться мне?
— Ты знаешь, что делать тогда.
И я взял, что Он дал мне и отправился дальше по дороге.
— Подожди, ты сказал — помощников? — спросил Лоллипоп, — но я вижу только одного.
— Значит, пока не время. Встречу еще. Кто сказал, что все кончится быстро? Для Бога и две тысячи лет немного, а для нас почти вечность.
Вик вздохнул, бросил в костер остатки дров. Пламя ярко вспыхнуло, ночь словно отступила на несколько метров. Лоллипоп морщился, безуспешно пытаясь укрыть веточками лицо от жара, но молчал. Гай вдруг представил безысходную, растянутую на долгие годы охоту за остатками человечества, и вздрогнул.
— Нет, Вик, — тихо сказал он, — воды и консервов надолго не хватит. Еще год-два и все кончится.
— Если они не начнут жрать друг друга, — Вик прищурился на огонь, пальцем выбил из пачку сигарету.
— Ну что ты…
— Не веришь, что такое возможно? После всего, что видел?
Гай замолчал. Вик был прав.
В полном безветрии, в самом сердце мертвой пустыни было так тихо, что треск прогорающих досок в костре казался оглушительно громким, словно щелчки петард.
— Что собираетесь делать дальше, друзья? — не выдержал молчания Дуб.
— Завтра пойдем в Содом, — ровным голосом сказал Вик, — но сначала…
Он выдохнул в ночь тонюсенькую струйку дыма.
Лоллипоп, уже догадавшийся, в ужасе закрыл глаза ладошками-листьями.
— Да, ты правильно понял, брат Дуб.
— Не надо… прошу вас… пожалуйста…
— Надо. Это для твоего же блага, дурень.
Сон слетел с Гая. Неужели Вик и в самом деле задумал отправить уродца в Мясорубку?
— Он же не человек, — сказал Гай.
— Такой же человек, как я и ты, — резко ответил Вик, вставая.
— У вас ничего не получится, — нервно засмеялся Дуб, — не получится, не получится! Вы же не станете выкапывать меня из земли? Да и чем? У вас ничего нет! Ха-ха! Ха-ха!
Вик подошел к Мясорубке, задумчиво потрогал ее блестящую боковину.
— Гай, помоги-ка. Не такая уж она и тяжелая.
Гай послушно подошел, взялся за Мясорубку с другой стороны.
— Подождите! — закричал Дуб. — Постойте!
— Ну что еще? — Вик, не разгибая спины, поглядел на говорящее дерево из-под кустистых бровей.
— Я ведь совершено уникальный вид! Возможно — единственный в мире! И вы убьете меня? Убьете — меня?
— Ты ничего не понял, — вздохнул Вик, — эта штука не убивает. Ты просто отправишься на свое место: если грешник — в ад, если добрый человек — в рай.
— Просто?! Ты говоришь — просто?! Проще убить!
— Что ты заладил — убьете, убить! — разозлился Вик, — сказано: не бойся. Или ты не веришь в Бога?
— Может быть, как раз я верю! А ты — веришь ли ты? — мутные слезы градинами катились из глаз Дуба. Вик выпрямился, с размаху ударил кулаком по ладони:
— Слушай, дерево, не зли меня. Я говорил с Ним, мне ли не верить?!
— А откуда ты знаешь, что говорил именно…
Вик не дал Дубу закончить мысль. С непостижимой быстротой он вскинул винтовку и трижды выстрелил Лоллипопу в лоб. Тот замер с искаженным лицом, лишь слезинки, словно смола, сочились из глаз.
— Сукин сын, — прошипел Вик, — ну что с ними делать, а? Все, все они такие. Кого не поскреби: мразь. Что за мир, что за мир… Ты готов, брат? Давай… на раз-два-три…
Гай потрясенно молчал. Они дружно дернули Мясорубку вверх, и та легко соскочила с платформы.
— Опускай!
Несмотря на три парализующих удара, Дуб не до конца потерял способность двигаться. Когда багровая пасть Мясорубки нависла над ним, ветви его дрогнули, словно пытаясь оттолкнуть неизбежное, зашелестели, затрещали, ломаясь под тяжестью металлической машины. Мясорубка взревела, завращалась с бешеной скоростью. Дуб до самых корней скрылся в ее пасти. Вик и Гай, не удержавшись на ногах, полетели в стороны.
— Берегись!
Гай увернулся — пылающий сук пролетел в каких-то сантиметрах от лица. Никогда еще Мясорубка не сталкивалась с такой трудной задачей: корни Лоллипопа трещали, натужно скрипели, но не поддавались. Пыль взвилась тяжелым едким облаком, песчаное цунами накрыло костерок; ночную тьму озаряло только багровое мерцание Мясорубки.
— Что делать, Вик? — кашляя, крикнул Гай.
Вик наощупь нашел его руку, ухватился, потянул в сторону. Гаю казалось, что руки его друга трясутся. И еще казалось — откуда-то из непредставимого далека слышен безумный, леденящий душу вопль Лоллипопа.
Внезапно все стихло. Пошатываясь, друзья приблизились к тому месту, где пять минут назад стоял Дуб.
— Берись, — скомандовал Вик.
Дуб все еще был там. Когда Вик и Гай подняли с земли тяжеленный кругляш Мясорубки, черное кряжистое тело с лохмотьями ветвей выскользнуло из него, как из шляпы гигантского фокусника. Все-таки корни оказались сильней. Вик чиркнул спичкой о ноготь.
— Боже, — Гай не выдержал, отвернулся.
— Маловерный ты, дружище, — укоризненно прохрипел Вик, — маловерный.
Всю ночь Гай ворочался на одеяле, сражаясь с холодом. Сон не шел. Вик размеренно храпел рядом, как ни в чем ни бывало. Наконец ночное небо стало синеть: где-то далеко за жирной пеленой облаков, смешанных с тонкой пепельной взвесью, двигалось над горизонтом солнце. В болезненной полудреме Гаю вспомнился его личный Апокалипсис. Гай не был в подземке, когда это случилось. Он летел в самолете над Атлантическим океаном, и любовался в иллюминатор потрясающим закатом. Внезапно густо-серый облачный кисель далеко внизу налился яростным багряно-желтым светом, замерцал; всеми клеточками своего тела услышал Гай тяжелый удар, будто взрывная волна прокатилась сквозь стонущее мироздание, и вскоре мерцанье погасло. Спустя три часа (все это время пассажиры верили, что началась ядерная война) их фисташково-белый «Боинг» с зеленым логотипом Deutsche BA взметая тучи пепла прокатился по асфальтовым грядкам, оставшимся от взлетно-посадочной полосы Кельнского аэропорта, чудом не завалился на бок, и застыл у искореженного огнем терминала — неуместно яркий, нарядный и одинокий на черном фоне, словно новенькая игрушка на пожарище.
Много дней бродил Гай по руинам маленьких городков западной Германии, прежде чем встретил рыжебородого кряжистого мужчину с ружьем. Тот подстерег его на ступенях разрушенного кинотеатра, утром морозного июльского дня, когда хлопья пепла, похожего на черный снег, тихо падали с бурого неба, а ветер, запутавшийся в частоколе обгорелых печных труб, завывал голосами погибших. Гай нашел в подвале супермаркета «Dills» несколько альбомов мягкой желтой бумаги и, вооружившись кусочком угля, покрывал их портретами своих родных — матери, брата, жены, он боялся, он предчувствовал, что скоро забудет их. Гай так глубоко погрузился в мир грез, что не услышал шагов за спиной.
— Рисуешь? — дружелюбно спросил хриплый голос.
Гай, не оборачиваясь, кивнул. Его рука с угольком в пальцах замерла над неоконченным овалом лица возлюбленной, так и оставшимся неоконченным навсегда, потому что в следующий миг над ухом щелкнул затвор. Гай кубарем покатился со ступенек, и ловко поднырнул под разрушенной лестницей; он летел вниз по мертвой улице, и уже верил, что спасся, но бородач крикнул демона, и тот в два прыжка догнал художника и приволок обратно.
— Не бойся, парень, это не больнее пчелиного укуса, — ухмыльнулся Вик будущему другу, поднимая ружье.
Но Мясорубка, замершая неподалеку, оставалась темной и неподвижной, а у ног изумленного художника словно из воздуха соткались длинноствольный парализатор, похожий на винтовку, и джинсовый рюкзак, в котором через несколько минут перепуганный Гай нащупал флягу с вечным запасом красного вина и пакет со свежими теплыми лепешками.
— Надо же, — хмыкнул Вик и опустил ружье, — ну посмотрим, какой из тебя помощник.
— Такой хлеб ели древние израильтяне, — жуя лепешки, поведал Вик, когда они отмечали знакомство, — хороший хлеб. В нем небесная манна. Я уж не говорю витаминах.
— Плохо, что ты не умеешь стрелять, — хмурился он позже, отхлебывая вина, — впрочем, меткость для тебя не главное. Главное — во всем слушать меня.
Гай не перечил. Потрясенный случившимся в последнее время, он верил каждому слову старшего товарища. Возможно, одиночество, голод, и страх смерти сделали его мягким и податливым, готовым к подчинению. Кажется, раньше он был другим… Но прошел месяц, а может год с момента их встречи (Гай давно потерял счет времени), и вот сегодня вечером слова Вика впервые не показались ему стопроцентной истиной. Что там пытался сказать Лоллипоп перед смертью?
— А откуда ты знаешь, что говорил именно…
…с Богом, закончил за него Гай. Вик очень не хотел, чтобы Дуб договорил эту фразу. Почему? Какая разница, что там несет болтливое дерево? Гай все равно верил Вику. И не только потому, что старику подвластны чудеса вроде Мясорубки и самонаполняющихся фляг. Вик ему нравился, временами даже восхищал, пусть и говорил порой неподвластные пониманию вещи вроде «отрежь свой член». Но история с Дубом Лоллипопом оставила в душе неприятный осадок. Гай чувствовал себя так, будто сделал гадость.
Начинало светать. Гай тихо приподнялся на своем ложе, бросил взгляд на неподвижного товарища. В предрассветных сумерках тот казался памятником невозмутимости. Гай бесшумно выскользнул из-под одеяла, по-кошачьи прокрался мимо Вика вниз по склону холма. Вик, проснувшийся в тот самый момент, когда Гай сел на одеяле, незаметно следил за ним сквозь прицелы прищуренных век.
Гай проплыл в мертвом, темно-синем воздухе к засыпанному кострищу, с жалостью и страхом посмотрел на окоченевшее в последнем крике лицо Лоллипопа.
— Прости, — сказал он одними губами, но в могильной тишине его слова разнеслись далеко, — мне жаль, что так получилось. Понимаешь, мы не могли поступить по-другому.
«Почему?» — казалось, спрашивали черные ямы глазниц.
— Мы Мстители Господа. Это доля, которую не выбирают. Так уж получилось, что мир слишком прогневал Его. Наверное, просто взбесил, раз Он решил наказать всех.
«Почему?» — спрашивал огромный перекошенный рот, похожий на смятый знак бесконечности.
— Не знаю. Спроси у Вика, он умный. Только он говорит — каждый из нас слишком грешен. Грех и в делах, и в помыслах… На небо дорога лишь тем, кого выбрал сам Господь. Избранным счастливчикам.
Гай вздохнул.
«Почему?»
— Не знаю, — повторил Гай.
Внезапно ему показалось, что Дуб шевельнулся. Гай непроизвольно попятился, поглядел по сторонам. Холодный влажный палец ужаса пополз вдоль позвоночника.
«Бог не жалует трусов» — всплыло откуда-то из глубины.
Он вытянул руку и быстро отломал длинную ветку от тела Лоллипопа. В сумерках ему мерещилась кровь, словно смола увлажнившая место разлома.
— Извини, — зачем-то сказал Гай, и отошел за холм. Здесь он выкопал руками ямку, обломанным концом воткнул в нее ветку и осторожно, стараясь не шуметь, помочился на дело рук своих. Песок с тихим шипением впитывал влагу.
— Расти большой, — прошептал Гай веточке, смутно чернеющей в полумраке.
И тут же почувствовал спиной взгляд.
Это не Вик.
Некто — или нечто — холодно и отрешенно наблюдал за ним все это время.
Гос-по-ди…
Мгновенно высохла гортань. Позвать Вика на помощь?
С тоскливым отчаянием Гай вспомнил о парализаторе, лежащем около его одеяла и о тяжелом блестящем «Магнуме».357 в кармане рюкзака. Как он мог отойти от лагеря без оружия? Холодная капля пота скатилась по лбу, хрустальной слезинкой повисла на реснице.
Гай медленно повернулся и замер.
На холме в сотне метров от него с тихим шорохом вращался на месте маленький — едва ли ростом с человека — смерч. Тонкий слой пыли и мельчайших песчинок закручивался воронкой, похожей на гриб-лисичку. Гай следил за ним, боясь вздохнуть. Вот смерч покачнулся, наклонился вперед, выпрямился… словно подавал Гаю какой-то знак. Потом также неторопливо, с достоинством удалился на север, за край холма.
— Где ты был? — спросил Вик, когда Гай вернулся.
— По нужде, — почти честно ответил Гай.
Вик поцокал языком, но ничего не сказал. Через минуту оба крепко спали.
— Входим в город и стреляем во все, что движется, — спокойно сказал Вик, закуривая на ходу.
— И это твой план? Дружище, там нас ждут сотни вооруженных людей!
— Господи, ты слышишь это? — Вик поднял глаза к небу, — Гай говорит, что нам с тобой надо быть осторожнее.
Перед атакой Вик всегда становился неправдоподобно хладнокровным и уверенным в себе — словно фронтовой хирург, которому выпало удалять больной зуб — и Гай свыкся с этим. Однако сейчас предстояло вырвать целую челюсть, и непонятное спокойствие друга нервировало.
— Брат, не будь таким беспечным. Это не шайка педофилов, а целый город, пусть и маленький. Ты у нас командир, и не мне тебе указывать, но пообещай хотя бы, что демон пойдет впереди.
Вик остановился, словно налетел на стену, удивленно посмотрел на Гая:
— Это само собой разумеется.
Гай, немного успокоенный (и еще больше сбитый с толку) кивнул, и они двинулись дальше. Через черное поле к холмам тянулось какое-то подобие дороги: вездесущая пепельная каша и песок здесь явно были недавно перемешаны колесами и множеством ног; даже частые ветры не смогли полностью скрыть их следы. Утро выдалось промозглым и мрачным сверх меры; Гай отказался от завтрака и без конца проверял оружие. Вик снисходительно наблюдал за ним, но не подначивал как обычно.
— Знаешь что, Гай? Мы сотрем Содом с лица земли. Спалим до тла. Разнесем по кирпичику. Но потом — не уйдем отсюда, нет. Мы сядем на руинах, и будем встречать каждый караван, что по привычке туда припрется.
Он — небывалое дело — рассмеялся в голос.
— Наконец-то мы нашли его, брат. Наконец-то!
Содом открылся внезапно, с вершины первого же холма. Такой неуместный здесь, он колебался в отдалении, словно утренний мираж. Отсюда город напоминал что-то среднее между огромным цыганским табором и лагерем древнеримских легионеров. Две длинные улицы, окруженные не домами, а крытыми повозками и палатками, сбегали с холмов к центральной площади. С двух сторон площадь обрамляли одноэтажные металлические бараки. Издалека Содом походил на густой плесневый нарост на дне гигантской, очень неровной песчаной чаши. Там и сям тянулись к небу жидкие дымки костров и друзья вновь ощутили запах гари. На протянутых над дорогой веревках сохло белье. Мирную картину нарушал только вид обгорелых трупов, развешанных на столбах — трое на площади и десяток вдоль дороги, ведущей к городу.
А в самом центре Содома возвышалась сколоченная из самых невероятных деревяшек башня с пулеметным гнездом на макушке.
— Сколько дерева истрачено зря, — присвистнул Вик.
— Там часовой, — предупредил Гай.
Вик сощурился. Отсюда, издалека, пулеметчик на вершине башни казался маленьким сказочным гномиком. Он расслабленно развалился в кресле, глядя куда-то в сторону поверх пары длинных, похожих на зенитные стволов.
— Может, пусть Бамбула с ним разбирается? — предложил Гай.
— Перебудит всю эту лохань с дерьмом. Не надо. Я сам его сниму.
— Уверен?
— Подойдем-ка поближе.
Дорога скатилась вниз, и Содом исчез из поля зрения, скрытый холмами. Зато за первым же поворотом у обочины притулилась крошечная хибарка, составленная из грязных, слепленных скотчем картонных коробок. Над ней на привязанной к столбу веревке покачивался голый, раздувшийся, обезображенный пытками труп женщины.
Вик кивнул Гаю и тот одним пинком развалил нелепое картонное сооружение. Он ожидал увидеть под ним спящего, оглушенного внезапным вторжением человека, и невольно отпрянул, когда из-под развалин с рыком вывалился косматый оборванный гоблин.