Они с Чарли выскочили на крыльцо и увидели, как первая машина свернула на подъездную дорожку. Цыплята верещали и подпрыгивали. В амбаре снова замычала Большуха, зовя кого-нибудь подоить ее. Над холмистыми перелесками и коричневыми осенними полями, окружающими городок в северной части штата Нью-Йорк, стояло неяркое октябрьское солнце. Почти год они в бегах. Энди не без удивления почувствовал странное, смешанное с ужасом облегчение. Он где-то слышал, что в состоянии отчаяния даже заяц, пока его не разорвали, в последнюю минуту иногда огрызается на собак, повинуясь древнему инстинкту сопротивления.
Что бы ни случилось, хорошо, что они больше не бегут. Он стал рядом с Чарли, ее волосы сверкали в солнечном свете.
- Ой, папочка, - простонала она. - Я едва стою.
Он рукой обнял ее за плечи, сильно прижав к себе.
Первая машина остановилась перед двориком, из нее вышли двое.
x x x
- Нужно вывести его с крыльца, - сказал Энди. Он опустил Чарли на траву за палисадником. Одна сторона дома уже горела, языки пламени медленно двигались к крыльцу, подобно большим светлякам.
- Проваливайте, - сказала Норма резко. - Не трогайте его.
- Дом горит, - сказал Энди. - Я помогу.
- Проваливайте! Вы и так достаточно натворили!
- Перестань, Норма! - Ирв взглянул на нее. - Он ни в чем не виноват. Заткнись.
Она взглянула на него, словно собиралась еще что-то сказать, но поджала губы.
- Помогите встать, - сказал Ирв. - Ноги как ватные. Вроде я обмочился. Неудивительно. Один из этих сукиных сынов подстрелил меня. Не знаю какой. Дайте руку, Фрэнк.
- Я - Энди, - сказал тот, обхватив Ирва рукой. Ирв Медленно поднялся. - Я не сержусь на вашу хозяйку. Лучше бы вы проехали мимо нас сегодня утром.
- Если бы пришлось решать снова, я поступил бы так же, - сказал Ирв. Эти паразиты с оружием заявились на мою землю. Паразиты, сукины дети, штатные правительственные сутенеры и... оооуу-оох, боже!
- Ирв?! - закричала Норма.
- Молчи, женщина. Это я ударился. Давайте, Фрэнк, Энди или как там вас зовут. Становится жарко.
И действительно, жар усиливался. Едва Энди стащил Ирва по ступенькам во дворик, как порыв ветра метнул сноп искр на крыльцо. Чурбан для рубки превратился в обгорелый пень. От цыплят, подожженных Чарли, ничего не осталось, кроме обугленных костей и странного плотного пепла, перьев, что ли? Они не поджарились, их кремировали.
- Посадите меня у амбара, - задыхаясь, произнес Ирв. - Хочу поговорить с вами.
- Вам нужен врач, - сказал Энди.
- Найдется врач. Что с девочкой?
- В обмороке. - Он посадил Ирва на землю, прислонив его к амбарной двери. Ирв поднял глаза. Лицо его чуть ожило, губы постепенно розовели. Он вспотел. Позади полыхал большой белый фермерский дом, стоявший на Бейлингсроуд с 1868 года.
- Негоже, чтобы человеческое существо могло делать подобные вещи, сказал Ирв.
- Похоже, что так, - сказал Энди и перевел взгляд с Ирва на окаменевшее, неумолимое лицо Нормы Мэндерс. - Но ведь и негоже человеческим существам страдать церебральным параличом, дистрофией мускулов, лейкемией. А дети этим болеют.
- Она ничего не сказала, - кивнул Ирв на Норму. - Порядок. Не отрывая взгляда от Нормы, Энди сказал:
- Чарли не более чудовище, чем ребенок с аппаратом искусственного дыхания или из интерната для отсталых детей.
- Извините мою резкость, - ответила Норма и отвела взгляд от Энди. Мы вместе с ней кормили цыплят во дворе. Я видела, как она гладит корову. Но, мистер, мой дом горит, и люди мертвы.
- Мне очень жаль...
- Дом застрахован. Норма, - сказал Ирв, взяв ее за руку здоровой рукой.
- Но это не вернет посуду моей мамы, которая досталась ей еще от бабушки, - сказала Норма. - И мой секретер, картины - мы купили их в прошлом году в июле на художественной выставке в Скенектеди. - Слеза выкатилась из одного глаза - она смахнула ее рукавом. - А все, все письма, которые ты писал мне из армии...
- Ваша кнопка придет в себя? - спросил Ирв.
- Не знаю.
- Так слушайте. Вот что вы можете сделать, если хотите. За амбаром стоит старый джип "виллис"...
- Нет, Ирв, не лезь больше в это дело! Он повернулся, посмотрел на жену. Лицо его было серым, морщинистым, потным. Позади горел их дом. Треск лопающейся черепицы напоминал звук жарящихся в очаге рождественских каштанов.
- Явились на нашу землю без ордера, без официальной бумаги и хотели увезти их, - сказал он, - людей, которых я лично пригласил, как делается в любой цивилизованной стране с нормальными законами. Один из этих типов подстрелил меня, другой пытался застрелить Энди. Промахнулся не больше, чем на четверть дюйма. - Энди вспомнил первый оглушительный выстрел и щепку, отлетевшую от столба крыльца. Поежился. - Явились сюда и натворили дел. Как хочешь, чтобы я поступил, Норма? Сидел сиднем и передал их этим из секретной службы, если они посмеют снова сунуться сюда?
- Нет, - хрипло произнесла она. - Нет, наверно, нет.
- Вы не должны... - начал Энди.
- Должен, - отрезал Ирв. - А когда они вернутся... Они вернутся, Энди?
- О, да. Они вернутся. Вы, Ирв, купили акции активно действующего предприятия.
Ирв глухо засмеялся:
- Хорошо, порядок. Когда они появятся здесь, единственное, что мне известно, - вы взяли мой "виллис". Больше не знаю ничего. И счастливого пути.
- Спасибо, - сказал Энди.
- Поторопитесь, - сказал Ирв. - До города далеко, но там наверняка увидели дым. Приедут пожарные. Вы сказали мне, что направляетесь с кнопкой в Вермонт. Это-то хоть правда?
- Да, - сказал Энди. Слева раздался стон:
- Папочка... - Чарли уже сидела. Красные брючки и зеленая блузка испачкались. Лицо было белое, в глазах - страх и недоумение. - Папочка, что горит? Я чувствую, что-то горит. Это я натворила? Что там горит? Энди подошел, поднял ее.
- Все в порядке, - сказал он, подумав: зачем обманывать детей, так говоря, коль и они, и взрослые прекрасно знают, где правда. - Все хорошо. Как себя чувствуешь, малышок?
Через его плечо Чарли видела горящие машины, скрюченное тело в саду и дом Мэндерсов, над которым полыхал огонь.
Крыльцо тоже было в пламени. Ветер относил от них дым и жар, но запах бензина и горячей черепицы бил в нос.
- Что я наделала... - шепнула Чарли. Лицо ее начало подергиваться вот-вот опять заплачет.
- Кнопка! - строго сказал Ирв.
Она взглянула мимо него.
- Я, - простонала она.
- Опустите ее, я хочу поговорить с ней. Энди перенес Чарли к амбарной двери, на которую опирался Ирв, опустил ее на землю.
- Послушай, кнопка, - сказал Ирв, - Эти люди хотели убить твоего папулю. Ты знала это раньше меня, раньше отца, хотя, черт бы побрал меня, если я понимаю, как ты узнала. Правильно я говорю?
- Да, - сказала Чарли. В ее запавших глазах по-прежнему стояло страдание. - Но вы не понимаете... Я не могла... не могла сдержаться. Оно вырвалось из меня во все стороны. Я сожгла цыплят... чуть не сожгла папу. Страдающие глаза налились слезами - она беспомощно разрыдалась.
- С папой все в порядке, - сказал Ирв. Энди промолчал. Он вспомнил это внезапное ощущение - как бы внутри тепловой капсулы.
- Я никогда больше не стану так делать, - сказала она. - Никогда.
- Хорошо, - сказал Энди и положил руку ей на плечо. - Хорошо, Чарли.
- Никогда, - повторила она.
- Не говори так, кнопка, - сказал Ирв, поглядывая на нее. - Не ограничивай себя. Ты поступишь, как будет нужно. Сделаешь, как сумеешь. И это все, за что ты можешь ручаться. По-моему, одно из любимых занятий господа бога - заставлять действовать тех, кто говорит "никогда". Совершать поступки. Понимаешь меня?
- Нет, - прошептала Чарли.
- Потом поймешь, - сказал Ирв и посмотрел на Чарли с таким состраданием, что Энди охватил прилив тоски и страха.
Затем Ирв взглянул на жену:
- Норма, подай мне вон ту палку, у твоей ноги.
Норма подала палку, вложила ему в руку, опять сказала, чтобы не напрягался, отдохнул. Поэтому один лишь Энди слышал, как Чарли повторила "никогда", затаив дыхание, почти неслышно, словно тайную клятву.
x x x
- Смотрите, Энди, - сказал Ирв, проведя палкой прямую линию по пыли. Это - проселочная дорога, мы по ней приехали. Бейлингсоруд. Если вы проедете четверть мили к северу, справа будет лесная дорога. Обычный автомобиль по ней не пройдет, но "виллис" должен, если не дадите ему заглохнуть и будете умело жать на сцепление. В двух местах покажется, что дорога кончилась, но продолжайте двигаться - она появится снова. Ее нет на картах, понимаете? Ни на одной.
Энди кивнул, наблюдая, как палка прочерчивает лесную дорогу.
- Она уведет вас на двадцать миль к востоку, и если вы не застрянете и не собьетесь, то выедете на дорогу Сто пятьдесят около Хоуг корнере. Повернете налево - к северу - и примерно через милю по Сто пятьдесят пятой встретится другая лесная дорога. Она идет низиной, по болоту, нетвердая такая. "Виллис" должен проехать, а может, и нет. Я не ездил по ней лет пять. Она, как мне известно, ведет к Вермонту и, наверное, единственная не будет блокирована. Эта вторая дорога выведет вас на шоссе Двадцать два, к северу от Черри-плейн, к югу от границы с Вермонтом. К тому времени худшее будет позади - хотя, полагаю, они всюду сообщили вашу фамилию и показали фотографии по телевизору. Но мы желаем вам самого лучшего. Правда, Норма?
- Да, - сказала Норма, это прозвучало как вздох. Она посмотрела на Чарли. - Ты спасла жизнь своему папе, малышка. Запомни это.
- Правда? - спросила Чарли. Голос ее был так безжизнен, что Норма немного испугалась, но Чарли попыталась изобразить подобие улыбки, и Норма облегченно улыбнулась в ответ.
- Ключи в "виллисе" и... - Он нагнул голову, прислушиваясь. - Слышите?
Отдаленные звуки сирены, то низкие, то высокие, несомненно приближались.
- Это пожарные, - сказал Ирв. - Если едете, то поскорее.
- Давай, Чарли, - позвал Энди. Она подошла, глядя на него красными от слез глазами. Слабая улыбка исчезла, как неяркое солнце в тучах, но Энди обрадовался и тому, что она вообще появилась. Ее лицо было лицом человека, чудом оставшегося в живых, потрясенное, ошеломленное. В это мгновение Энди пожалел, что не обладает ее даром: он бы знал, против кого использовать его.
Он сказал:
- Спасибо вам, Ирв.
- Извините, - тихо промолвила Чарли. - За дом, за цыплят и... за все другое.
- Не твоя вина, кнопка, - сказал Ирв. - Они сами напросились. Береги папулю.
- Хорошо, - пообещала она.
Энди взял ее за руку и повел за амбар, где под легким навесом стоял "виллис".
Пожарные сирены звучали уже рядом, когда он завел его и проехал по лужайке к дороге. Дом превратился в пылающий ад. Чарли не могла смотреть на него. Последний раз Энди увидел Мэндерсонов в зеркальце заднего вида. Ирв прислонился к амбару, кусок белой юбки, которым была обмотана его раненая рука, покраснел, рядом с мужем стояла Норма. Здоровой рукой он обнял ее. Энди махнул - в ответ Ирв чуть приподнял раненую руку. Норма не пошевелилась, думая, вероятно, о материнской посуде, своем секретере, любовных письмах - о том, чего не оплачивают и никогда не оплатят страховые деньги.
x x x
Они нашли первую лесную дорогу именно там, где сказал Ирв Мэндерс. Энди переключил сцепление на все четыре колеса и свернул на нее.
- Держись, Чарли, - сказал он. - Поболтает.
Чарли держалась. Лицо ее было белым, бескровным. Энди нервничал, глядя на нее. Домик, думал он. Домик Грэнтера Макти на берегу Ташморского пруда, вернее озера. Если бы мы смогли добраться туда и отдохнуть. Она восстановит силы - потом подумаем, что делать дальше.
Подумаем завтра. Утро вечера мудренее.
"Виллис" с рычанием нырял по дороге, оказавшейся тропой для двухколесной повозки; посредине рос кустарник и даже низкорослые сосенки. Этот лес раскорчевывали лет десять назад, и Энди усомнился, ездил ли кто-нибудь тут с тех пор, кроме случайного охотника. Через шесть миль дорога действительно кончилась, Энди пришлось дважды останавливаться, чтобы сдвинуть упавшие деревья. После второго раза, чувствуя боль в голове и в сердце, разогнувшись, он увидел задумчиво смотревшую на него большую олениху. На секунду она задержалась, затем исчезла в глубине леса, вильнув белым хвостом. Энди взглянул на Чарли, увидел, как та изумленно смотрит вслед животному... и приободрился. Немного дальше снова появилась колея, и около трех часов дня они выехали к двухрядной дороге, с твердым покрытием, которая и была дорогой 152.
x x x
Расцарапанный, грязный, едва способный двигаться из-за поврежденной лодыжки Орвил Джеймисон сидел на обочине Бейлингсроуд в полумиле от фермы Мэндерсов и говорил в портативный радиотелефон. Его слова передавались на временный командный пункт в, фургоне, стоявшем на главной улице Гастингс Глена. Фургон был оборудован радио со встроенным шифрующим устройством и мощным передатчиком. Сообщение О'Джея было зашифровано, усилено и отправлено в Нью-Йорк, где его перехватила ретрансляционная станция, послав дальше в Лонгмонт, штат Вирджиния, а там Кэп сидел и слушал в Своем кабинете.
Лицо Кэпа не было таким просветленным и самодовольным, как утром, когда он ехал в офис на велосипеде. Сообщению О'Джея трудно было поверить: они знали, что девочка чем-то обладает, некоторой способностью, но этот рассказ о неожиданной бойне и разгроме был как молния среди ясного неба, по крайней мере для Кэпа. Четверо или шестеро его людей мертвы, другие в страхе убежали в лес, полдюжины машин пылает, дом сгорает дотла; ранен посторонний человек, который того гляди начнет рассказывать всем и каждому, что банда неофашистов без ордера на арест явилась к порогу его дома и пыталась захватить мужчину с девочкой, которых он пригласил на ленч.
После доклада О'Джея (хотя тот продолжал говорить, почти в истерике повторяя одно и то же) Кэп положил трубку, плотнее устроился в своем вращающемся кресле и попытался поразмыслить. Подумал, что ни одна тайная операция со времен Залива Свиней на Кубе не кончалась таким сокрушительным провалом - и это на американской земле.
В кабинете царил полумрак, солнце ушло на другую сторону здания, и появились густые тени, но света он не включал. Рэйчел Вызвала его по переговорному устройству, он резко сказал ей, что не Желает разговаривать ни с кем. Без всяких исключений. Он почувствовал себя старым.
В памяти возникли слова Уэнлесса: "Я говорю о разрушительном потенциале". Теперь это был не просто вопрос о потенциале. Но мы ее поймаем, думал он, тупо глядя в другой конец комнаты. Да, мы обязательно ее поймаем. Он вызвав Рэйчел.
- Свяжите меня с Орвилом Джеймисоном, как только он Сможет прилететь сюда, - сказал он. - И с генералом Брэкманом в Вашингтоне. Разговор чрезвычайной важности. В штате Нью-Йорк сложилась потенциально щекотливая ситуация. Срочно сообщите ему.
- Слушаюсь, сэр, - почтительно сказала Рэйчел.
- В девятнадцать ноль-ноль созовите всех шестерых заместителей директора. Также разговор чрезвычайной важности. Я хочу также поговорить с шефом полиции штата там, в Нью-Йорке. - Они участвовали в прочесывании, и Кэп хотел им это напомнить. Если Контору начнут обливать грязью, он позаботится, чтобы и полиция получила свою долю. Он намеревался, однако, подчеркнуть, что если они будут выступать единым фронтом, то все смогут выйти из этой ситуации в довольно приличном виде. Поколебавшись, он сказал:
- И когда позвонит Джон Рэйнберд, скажите, что мне нужно поговорить с ним. Для него есть новое задание.
- Да, сэр.
Кэп отпустил клавишу переговорного устройства, откинулся в кресле, разглядывая тени.
- Ничего непоправимого не случилось, - сказал он в сторону теней. Это был девиз его жизни - не напечатанный на свитке тонкого полотна, не вывешенный на стенке, не выгравированный на медной настольной дощечке, а запечатленный в его сердце как безусловная истина.
Ничего непоправимого. До сегодняшнего вечера, до сообщения О'Джея он этому верил. Именно эта философия проложила дорогу наверх сыну бедного пенсильванского шахтера. Он верил в нее и сейчас, хотя эта вера на мгновение заколебалась. Если говорить о Мэндерсе и его жене, то у них, вероятно, есть родственники, разбросанные от Новой Англии до Калифорнии, и каждый из них может стать потенциальным рычагом давления. Здесь, в Лонгмонте хватало сверхсекретных досье, чтобы любое слушанье в конгрессе, касающееся методов Конторы, было бы... ну, трудно услышать. Автомобили и даже агенты - всего лишь винтики, хотя пройдет немало времени, пока он привыкнет к мысли о смерти Стейновица. Кто заменит Эла? Этот ребенок вместе с папашей заплатит, пусть не за все, хотя бы за него. Кэп позаботится об этом.
Но девочка... Как обуздать девочку?
Есть разные способы. Разные методы.
Дело Макги все еще лежало на тележке. Он поднялся, подошел к ней и стал нервно листать папку. Интересно, думал он, где в эту минуту находится Джон Рэйнберд?
ВАШИНГТОН
В ту минуту, когда Кэп Холлистер мельком подумал о Джоне Рэйнберде, тот сидел в номере отеля "Мэйфлауэр", смотря телевиэионную игру под названием "Кто сообразительней". Сидел в кресле, голый, сдвинув ноги. Он ждал наступления темноты. Стемнеет, он будет ждать ночи. Наступит ночь, он будет ждать рассвета. Рассветет, почти замрет жизнь в отеле, он перестанет ждать, поднимется в номер 1217 и убьет доктора Уэнлесса. Затем опять спустится сюда, продумает, что рассказал Уэнлесс перед смертью, а когда взойдет солнце - он немного поспит.
Джон Рэйнберд был миролюбивым человеком. Он был в мире почти со всеми - с Кэпом, Конторой, Соединенными Штатами. В мире с богом, сатаной и вселенной. И если он до сих пор не был в мире с самим собой, то лишь оттого, что миссия его пока не окончилась... За его спиной много удачных дел - на нем немало почетных шрамов. Неважно, что люди отворачиваются от него со страхом и отвращением. Неважно, что он потерял глаз во Вьетнаме. Сколько ему платят - также неважно. Большую часть денег он тратил на ботинки. Он очень любил ботинки. (Его отца похоронили босым. Кто-то украл мокасины, приготовленные для похорон.)
Если не считать ботинок, Джон Рэйнберд интересовался двумя проблемами. Одна из них - смерть. Его собственная смерть, разумеется. Он готовился к ее неизбежности не менее двадцати лет. Иметь дело со смертью - единственное постоянно занятие, в котором он преуспел. Становясь старше, он интересовался смертью все больше и больше, подобно художнику, все более интересующемуся интенсивностью и уровнем света, писателю, занятому характерами и оттенками смысла, которые он познает на ощупь, словно слепой, Читающий по шрифту Брайля. Его больше всего интересовал уход... сам отлет души... уход из тела, из того, что люди считают жизнью, и переход в какое-то другое состояние. Что ты должен чувствовать, когда уходишь навсегда? Кажется ли это сном, от которого ты очнешься? Ждет ли там дьявол из христианской религии, готовый проткнуть твою вопящую душу вилами и потащить ее в ад, словно кусок мяса на вертеле? Ощущаешь ли ты радость? Знаешь ли ты, что уходишь? Что видят глаза умирающих?