— Угу, Николай. Именно так. Почти.
Спускаться по скалам оказалось довольно трудно, Николай Федорыч пару раз даже чуть не сорвался, и Нгоно едва успевал подхватить его за шиворот.
Зато там, внизу, в уютной небольшой бухточке, поджидая, уже покачивался на волнах надежный рыбацкий челн.
— Ишь ты, не обманул старче… Эй-эй! — Саша помахал руками сидевшим на веслах подросткам. — Как лодочка-то, не течет?
— Ты и есть Александр, уважаемый?
— Вас прислал старик Антоний?
— Да. Мы сейчас… причалить.
А вот эти подростки — смуглые худые мальчишки лет по пятнадцати — говорили по-латыни плохо, куда хуже, чем старик или тот ушлый парень.
— Что там был такое за грохотать? — дождавшись, когда все трое путников уселись, спросил один из лодочников. — Мы даже здесь слышать.
— Ограда у старосты вашего обвалилась, — усмехнувшись, пояснил Александр. — Видать, старая уже была.
— А-а-а… ограда… — Мальчишки весело переглянулись — тоже не очень-то уважали старосту. И, взявшись за весла, сноровисто погнали челнок в открытое море.
— Стойте, стойте! — С удовольствием посматривая на аккуратно уложенные на дне лодки мачту и парус, Саша пристально следил за курсом. — Нам сейчас совсем не туда. Налево, налево поворачивайте!
— Но, господин… Монастырь — там!
— Ой, парни… знаете что? Давно хотел спросить — какой сейчас на дворе год?
— Что? — Юные гребцы явно не поняли вопроса.
Александр передернул плечами:
— Вы вообще христиане или как? В Иисуса Христа веруете?
— Веруем в Господа. А Иисус — лишь его Сын.
— Ну хотя бы так. Так вот скажите-ка, сколько лет прошло со дня рождения Иисуса?
— Ой… — Парни задумались, переглянулись.
— Сын Божий давно родился… Может, лет двести тому… — внес предложение один.
— Сам ты двести! — возразил другой. — Отец Геронтий говорил — лет четыре сотни прошло, если не пять!
М-да… Саша только хмыкнул — для подобной богословской беседы нужно было выбирать куда более образованных людей.
— А вон и наши рыбаки! — Повернув голову, один из гребцов кивнул на несколько парусов, маячивших по правому борту. — Возвращаются с уловом. Нам пора поворачивать!
— Не нужно так спешить, парни. Вы хорошо плаваете?
— О господин! Как рыбы!
— Вот и славно — до берега, значит, доберетесь.
— Саня!
Весников все прислушивался к непонятной для него беседе, поскольку никаких иностранных языков не знал, как и большинство советских граждан. Нет, когда-то в школе что-то такое проходили… да все больше мимо.
— Саня, ты о чем это с ними гутаришь?
— Об Иисусе Христе, Николай.
— Во дает! — Вальдшнеп присвистнул. — Больше уж совсем поговорить не о чем.
— Спрашивал, когда Иисус родился. Сказали, лет четыреста — пятьсот назад.
— Ну, когда родился, тогда и родился, — отмахнулся Весников. — Где ваш «Метеор»-то?
— А никакого «Метеора» не будет, Коля, — захохотал молодой человек. — Мы вот тут думаем: как бы у парней эту лодку купить? У тебя ничего такого не завалялось в карманах?
В карманах у Весникова завалялась аж почти тысяча евриков, но тракторист был не настолько глуп, чтобы говорить о таких деньгах вслух! Ага, еврики, как же… Хотя, Саня, конечно, отдаст — уж в этом смысле он человек надежный.
— Думаю, евро сто наскребу, — натужно ухмыльнулся Вальдшнеп. — Для такой развалюхи и то много. Ты бы, Саня, с ними сторговался на пятьдесят. Две тыщи рублей — хорошие деньги. Для этих-то негров…
— Они не негры, Николай. Берберы… или кабилы… впрочем, черт их… Думаю, вряд ли их прельстят ассигнации. У тебя мелочи нет?
— Не, мелочи нет. Только наша, российская. Пятаки вроде бы завалялись, десятки… ну, эти, новые-то, блестящие.
— Давай-давай, Николай, не жадись, вываливай все!
Александр предложил парням за лодку пять больших серебрях — пятачков с российским орликом, поникшим двумя своими главами, и четыре десятки — новенькие, сверкающие в закатном солнце почти как золотые!
— Это хорошие деньги, парни! Берите! Иначе мы вас просто выкинем. Мы вовсе никакие не паломники, а разбойники. И очень-очень злые!
— Мы понимать. — Парни попробовали монеты на зуб и довольно улыбнулись — видать, цена их вполне устроила. Более чем! Спрятав денежки за щеки, они разделись и… только их и видели! Нырнули, а вынырнули уже так далеко, что едва и увидишь. И ловко заработали руками.
— Хорошо плывут, — одобрительно кивнул Нгоно. — Красиво.
А Весников все никак не мог успокоиться — хохотал, восхищенно поглядывая на Сашу:
— Ну, Санек! Ну ты и ушлый! За шестьдесят пять рубликов — лодку купил! Шестьдесят пять рублей — я видел. Это ж… две бутылки пива. Теперь понимаю — мы точно к дикарям попали! Саня, а ну как у них еще что-то можно вот так же купить?
За далеким мысом тихо садилось солнце, окрашивая волны сияющим расплавленным золотом. Розовые перистые облака таяли в голубом, быстро подергивающемся ночной синью небе, с серебряной половинкой луны в окружении таких же серебряных звезд.
— Эх, луна-то… луна, — возведя очи, ностальгически вздыхал Вальдшнеп. — Как тогда, раньше… еще при советской-то власти. Вот тогда была луна! Не как сейчас — чертовы эти астероиды.
— Ну, наконец-то понял, — тихонько засмеялся Саша.
Не дожидаясь темноты, они высадились на берег и даже сумели запалить костерок — кроме выдолбленной из тыквы фляжки с водою в лодке нашлось огниво и несколько рыбин, которые сейчас, как опытный рыбак, Весников насаживал на веточки в ожидании прогоревших углей. Ухмылялся:
— Жаль, соли нет.
— Ты еще скажи — водки.
— Да и водочка бы тоже не помешала. А знаешь, Саня, какой бражкой меня потчевали здешние цыгане? Смачная бражка… умм. Весьма!
Дождавшись углей, напекли рыбы, поужинали, спать же улеглись в лодке — мало ли что? Как знать, кто здесь по ночным берегам бродит, хищный зверь или, хуже того, недобрый человек.
Весников храпел уже, под мерное качание волн начинал дремать и Саша, лишь Нгоно обещался не спать — караулить.
Саша махнул рукой:
— Давай. Только ты меня перед рассветом разбуди, ладно? Сменю, чуток подремлешь.
— Уж лучше я завтра в лодке посплю.
— Ну, как знаешь.
Молодой человек заснул сразу же, едва только устроился поудобней на дне челнока, пахнувшего свежей смолой и рыбой. Спал спокойно, не видя никаких снов, точнее, как и все психически здоровые люди, их не запоминая.
А проснулся от шепота:
— Корабль, Саша!
— Где корабль? Какой?
— А вон, сам посмотри!
Нгоно показал рукою на море, где на фоне алеющего неба неслышно скользили черные паруса какого-то судна.
— Две мачты, — словно завороженный, прошептал Александр. — Бом-кливера… Фор-брамсель, фор-марсель, фок… крюйсель… Вот это да!
— А по мне, так корабль как корабль, что в нем такого?
— Что такого, спрашиваешь? — Саша в волнении сел на банку. — Вот ты, конечно же, разницу между кражей и ограблением представляешь?
— Ну конечно — детский вопрос. — Нгоно даже немного обиделся. — Кража — тайное хищение чужого имущества, грабеж — открытое, что тут понимать-то?
— Ну вот и я в парусах разбираюсь примерно так же, как ты — в грабежах и кражах. Вот эти все брамсели, марсели, фоки… Это бригантина, Нгоно! Шхуна-бриг… или брамсельная шхуна, отсюда не очень видно… Для пятого века это почти то же самое, что, скажем, подводная лодка или тот же катер на подводных крыльях!
— Бригантина? Ты хочешь сказать — это современный корабль?
— Может, и не современный, но явно не из этого времени! И оттого очень он мне не нравится. Очень!
— Ну да. — Инспектор вдруг посмотрел куда-то влево и вздрогнул. — Парусник, говоришь, не нравится… А что ты насчет этого скажешь? Вон, гляди, вываливает из-за мыса… Тут уж и я, хоть и не специалист…
Саша глядел во все глаза, недоверчиво моргая. Бригантина уже скрылась, растаяла у горизонта, а на смену ей явился… настоящий бронированный крейсер или скорее эсминец. Да-да, именно эсминец, эскадренный миноносец, по военно-морской классификации, длиной метров сто, быстроходный, с окрашенными шаровой краской надстройками, артиллерийскими батареями и всем прочим оборудованием, предназначенный для нанесения стремительных торпедных атак и охраны других кораблей в походе!
Из трубы вился небольшой дымок, уносимый едва появившимся ветром, а на корме трепетал в свете восходящего солнца звездно-полосатый американский флаг!
На носу белели буквы и цифры — «DE-173»… Очень даже знакомые, и как тут же выяснилось — не одному Саше.
— Это же «Элдридж»! — волнуясь, промолвил Нгоно. — Эсминец «Элдридж», тот самый американский корабль, с которого и началась вся эта свистопляска со временем! Профессор рассказывал…
— Ты прав, дружище, судя по номеру, это именно «Элдридж» и есть. Ох, смотри-ка!
Над всем кораблем вдруг вспыхнуло зеленое пламя; эсминец зашатался и исчез, словно его и не было, но кильватерная струя на воде еще виднелась. Потом так же резко исчезла и она, и лишь лучи восходящего солнца теперь играли на бирюзовых волнах.
— Что это было, Саша?
— Не знаю… Тут много чего происходит. — Молодой человек задумчиво покачал головой. — Скорее всего, этот корабль появился на какое-то короткое время, провалился из будущего и тут же исчез, вернулся обратно… Как, дай бог, вскоре вернемся и мы.
— А бригантина? Она-то вроде никуда не исчезла?
— Вот это меня и пугает, мой друг! Очень и очень пугает. А с другой стороны — может быть, эта бригантина и приведет нас к тому, что мы сейчас будем искать!
Глава 12
Осень 483 года
Вандальская Африка
Городок не велик и не мал…
Готов ко всему я,
бесстрашным я буду,—
бывало и хуже!
«Старшая Эдда»Город Тапс, расположенный неподалеку от славного Гадрумета, считался четвертым по величине, народонаселению и общей благоустроенности во всей бывшей Проконсульской Африке, от Гиппона до Триполитанского вала. Первое место, конечно, занимала Колония Юлия — Новый Карфаген, затем шел Гиппон, потом — Гадрумет, ну а за ним Тапс, в котором, как говорится, и труба пониже, и дым пожиже. Тем не менее в городе имелись и торговый порт, пусть не очень большой, и прямые, еще римские, улицы, естественно замощенные, и масса красивых зданий, в большинстве своем старых базилик, и полуразрушенный цирк, и водопровод даже! А в одной из таверн у самой гавани некий монах назвал Саше точную нынешнюю дату: четыреста восемьдесят третий год от Рождества Христова или шестой год царствования великого правителя Гуннериха. Не очень-то счастливого царствования, между прочим, судя по общей запущенности города и некоторой унылости жителей. Впрочем, скорее всего, это объяснялось удаленностью Тапса от столицы. Так ведь и Гадрумет не многим ближе.
Едва причалив, путники тут же и продали лодку за сотню мелких серебряных монет — византийских денариев. Понимали, конечно, что продешевили, да все равно челнок было не устеречь, а так хоть какие-то деньги. На них и сидели в таверне, заказав кувшинчик неразбавленного вина и тушенную в красном соусе рыбу с белым пшеничным хлебом местной выпечки. Хлеб, как и рыба, и вино, пришелся путешественникам по вкусу, особенно Весникову, который заказал еще и добавки, после чего собрал хлебушком оставшийся в миске соус и блаженно щурился, словно мартовский кот.
— Ох и хлеб у них! Давненько такого не едал. Вот, помнится, в ранешние-то времена, при Брежневе еще, в Турындине своя пекарня была — там такой же пекли, во рту таял. А сейчас, ясен пень, хлеб разве? Химия, почитай, одна.
— А вино тебе как? Понравилось? — усмехнулся Саша.
— И вино ничего себе. Красненькое!
— А ты город-то видел?
— Да видел. — Весников раздраженно отмахнулся. — Город как город — дыра дырой. Аэропорт-то тут хоть у них есть?
— А ты заметил, как люди одеты? — подмигнув Нгоно, вкрадчиво спросил Александр. — Какие стены крепостные, ворота, церкви кругом? И ни одного современного здания. Ни антенны, ни автомобиля, ни велосипеда даже!
— Ну так откуда у бедных негров антенны да велосипеды? — вполне, как ему казалось, резонно переспросил тракторист. — Они ж тут все бедные, голь-шмоль перекатная, ясен пень. А насчет церквей старых да ворот — так мне, Саня, ничего этого век не надобно, всяких музеев-шмудеев этих. Жил допрежь без них — проживу и дальше, и неплохо проживу, были бы деньги. А всякая старина да музеи — все пустое, баловство одно, ясен пень.
— Ну, ты это, — Саша спрятал смех, — мировую-то культуру почем зря не отрицай, деятель сельский! Вина еще кувшинчик закажем?
— Знаешь, Саня… а я бы, пожалуй, и парочку кувшинчиков заказал, — ничуть не обидевшись на «сельского деятеля», ухмыльнулся Вальдшнеп. — Больно уж винцо вкусное.
— Вкусное, — покачал головой молодой человек. — Нам сейчас не о вине, о ночлеге надобно думать.
— А чего о нем думать-то? Сейчас такси вызовем да в аэропорт поедем. Там и посидим, подождем.
— Коля-a! Понимаешь, здесь нет аэропорта, сколько тебе говорить?
— Ну, тогда авто…
— И автовокзала нет, и поездов тоже.
— Неужто такая глушь?
— Не то слово, Коля! Это прошлое, понимаешь? Сколько можно тебе объяснять?! Далекое-далекое прошлое — Средние века еще толком не начались. Еще ни Москвы нет, ни Новгорода, ни Киева, не говоря уже о Петербурге.
— Но… — Весников недоверчиво похлопал глазами. — Этого не может быть!
— А луна может быть? А Галактика может сжиматься? На свете, Николай, много чего может быть, чего мы не понимаем, не понимали и никогда не поймем.
— Да ладно, что я, глупый, что ли? — Умильно посматривая на только что принесенные расторопным служкой кувшинчики, Весников покладисто кивнул. — Прошлое так прошлое, черт с ним. Ты мне одно скажи, Саня, скоро мы отседова выберемся-то?
— Надеюсь, что скоро, — пожав плечами, хмуро отозвался молодой человек.
— Ну вот и славненько, — потер ладони Вальдшнеп. — Больше мне ничего и не надо. А прошлое тут или просто глушь — какая разница-то? Вон у нас на заболотьях, отплыви по протоке в любую сторону — и не скажешь, какой на дворе век! Да что я говорю-то — ты и сам не хуже моего знаешь, ясен пень!
Честно говоря, Саша не знал сейчас, что и думать. Впрочем, определенная логика в словах Весникова имелась. Действительно, какая, к черту, разница? Ладно, главное, чтобы не скулил да не сошел потихоньку с ума от всего увиденного.
— Однако пошли поищем ночлег. Эй, любезнейший! — Отсчитав подскочившему служке монеты, Александр заодно поинтересовался насчет подходящего постоялого двора — на меблированные комнаты в каком-нибудь доходном доме друзья, в силу финансовых причин, пока не замахивались.
— Постоялый двор? — Служка, смуглый сутулый малый с рыжиной, ненадолго задумался. — Вам какой? Чтобы было уютно или чтобы дешево?
— Чтобы не задавали лишних вопросов, — усмехнулся Саша. — Надеюсь, отыщется в вашем городишке такой?
На эту вроде бы невинную, не представляющую собой ничего необычного фразу служка среагировал в высшей степени странно: съежился и, затравленно обернувшись, зашептал в этаком дореволюционном стиле:
— Шутить изволите, господа? Смерти моей хотите?
Произнес он сии слова без всякого намека на юмор. Наоборот, парень явно очень испугался. Вот только интересно — чего? Подумаешь, спросили.
— Я бы на вашем месте сейчас же ушел, господа.
— А как же насчет постоялого двора?
— Спросите у кого другого.
Получив расчет, служка моментально скрылся.
— Что ты ему такого сказал, Саня? — подал голос Весников.
— А? Да… просто поинтересовался, где дешевле снять девочек. А он оказался «голубым».
— Понятно! Ишь как прочь бросился.
Все трое поднялись и быстро вышли на улицу, стараясь затеряться в портовой толпе, бредущей от причалов в город.
— Что-то не так? — спросил Нгоно, заметив некоторую растерянность приятеля.
— Все не так, — покачал головой Александр. — Абсолютно невинная фраза… и такая реакция. Словно кто-то всех здесь запугал, и довольно сильно. Ладно, походим посмотрим. Николай! Ну как тебе здешняя толпа?
— Цыгане сплошь. Одно слово — туземцы. Думаю, тут осторожнее надо быть, как бы наши денежки не вытащили, вижу, тут народец такой — запросто!
Толпа, лениво расползавшаяся вдоль исходящих от небольшой круглой площади улиц, вдруг пришла в какое-то непонятное движение, словно в дотоле спокойной стоячей водице возникло ни с того ни с сего какое-то течение, то ли камень огибающее, то ли топляк.
Причину, впрочем, друзья увидели сразу — дюжину воинов в черных плащах и надвинутых на самые глаза шлемах.
— Всем стоять! — Один, похоже, главный, гарцевал на вороном коне, этакий опереточный опричник. — Приготовили грамоты… у кого нет — по велению нашего светлейшего правителя Гуннериха, да продлит Господь его дни, на первый раз уплатит вергельд в три солида…
— А у кого солидов нету?
— Девять ударов палкой по пяткам. По три за каждый солид — это справедливо. Тем более вас всех предупреждали указом. Читали на площадях!
— Эй, господин, а мы не местные!
— Не местные должны записаться на таможне и тоже получить грамоту на право пребывания в городе!
— Ну ничего себе! — удивленно присвистнул молодой человек. — Понял, что здесь говорят, Нгоно?
— Вполне. Прав был профессор — полицейское государство, тотальный контроль.
— Ну, не такой уж тотальный… Взгляни-ка на тех парней!
Саша кивнул на компанию молодежи, юношей лет по пятнадцати — двадцати на вид, явно не склонных ни платить, ни подставлять пятки. Они-то сейчас и обеспечивали в толпе броуновское движение, а проще говоря — панику.