— Спасибо вам.
— За что спасибо?.. — едва различимо спросил пересохшими губами Кратов.
— Вы хотя бы дали этой поганой бестиа по ее поганой роже, — со мстительным наслаждением промолвила Озма.
Интерлюдия. Земля
— И сразу застегнись, — сказал Сидящий Бык, набрасывая ему на плечи просторную мохнатую шубу с капюшоном. — Тридцать пять ниже нуля — это не шутка для монголоида.
— Я русский, — проворчал Кратов, но подчинился.
Ему казалось, что высеченные космически холодным ветром слезы замерзают на щеках, сопровождая хрустом его слова.
Сам же человек-2 был одет в легкомысленную кожаную курточку с меховым воротником, поношенные джинсы и вязаную шапочку с помпоном. На сей раз он обзавелся обычным европейским лицом с немного стертыми, незапоминающимися чертами. Глядя на него, уже не возникало ощущения, будто стоишь перед зеркалом.
— Как ты думаешь, он захочет со мной разговаривать? — спросил Кратов.
— Он очень любознательный человек, — уклончиво ответил Сидящий Бык.
— Чем же я могу быть для него интересен?
— Хотя бы тем, что ты — один из немногих ныне живущих, кто испытал на себе его прибор. Испытал и…
— И что?
— И не захотел еще.
— Это было нетрудно, — сказал Кратов. — Мне не понравилось быть машиной.
— Были такие, кому понравилось.
— И что же с ними стало?
— Почти все они умерли неестественной смертью. Еще полсотни шагов спустя Сидящий Бык вне всякой связи с предыдущим сказал:
— Тебе привет от Бубба.
— Бубб передает мне привет? — изумившись, переспросил Кратов.
— Буквально, разумеется, нет, — поправился человек-2. — Но он вспоминал о тебе часто и с большим пиететом. Поскольку моя специализация — ксенология, то какое-то время местом моей работы был Церус I с его урсиноидами. Как представляется, в конце концов Бубб проникся ко мне доверием. Он даже посвятил мне прелестный стишок:
Лишь тебя увижу —
Взять хочу здоровый дрын,
С силой врезать меж рогов.
Только не достать мне дрын,
И подняться лень…
— Как ты думаешь, он понял, что ты — это не я?
— В каком смысле? — сдержанно удивился Сидящий Бык. Потом кивнул: — А, ты имеешь в виду — понял ли он, что я не человек…
— Значит, ты работал с урсиноидами уже не под моей личиной?
— Ну, разумеется. Ординарному ксенологу маскироваться под мэтра некорректно.
— Это я — то мэтр?!
— А то кто же? — фыркнул Сидящий Бык. — Я работал в одном из своих стандартных обличий. Примерно в таком, как сейчас.
— Стало быть, у тебя несколько лиц. Отчего же ты — Сидящий Бык, а не Янус?
— Янус был всего лишь двулик. Здесь я его превосхожу.
— Ты помнишь хотя бы то лицо, которое увидел в зеркале сразу после рождения?
— Естественно. Я увидел то же лицо, что ты видишь сейчас. Для меня оно стало чем-то вроде белого фрака, надеваемого по особо торжественным случаям. Например, по случаю встречи старинного друга.
— Такая честь! — ввернул Кратов.
— В повседневной жизни я ношу другое лицо. Скажем так: более соответствующее стереотипам человеческого восприятия, возникающим при звуках моего имени.
— Смуглая кожа, мощные скулы, — сказал Кратов. — Крупный нос, понятное дело — орлиный. Жесткие черные пряди до плеч. Иногда увязанные в косичку.
— Как видно, ты имел дело с индейцами, — пробурчал Сидящий Бык.
— Среди моих друзей есть и подлинные индейцы.
— Я отличаюсь от подлинных тем, что не увязываю волосы в косичку, а заплетаю. И не в одну, а в несколько. Все, как на старинных картинках. — Похоже, человек-2 снова шутил. Но полной уверенности в том не было. — Возвращаясь же к Буббу… Нет, он ничего не заподозрил. Его звериное чутье здесь спасовало. Если он и впрямь хотел огреть меня дрыном, то лишь затем, чтобы я не вязался к нему с глупыми вопросами в минуты размышлений о вечности.
— Браво! — сказал Кратов. — Наконец-то у Бубба появилось время для медитации!
— Урсиноиды довольно неплохо живут. После того, как по Церусу прокатился огненный вал по имени «Кратов», они стали господствующим видом на всей. Хаффии. — Не видя реакции, Сидящий Бык счел необходимым пояснить: — Хаф-фия — это такой континент.
— В честь— первооткрывателей с Хаффы, — задумчиво поддакнул Кратов.
— Вот именно… Бубб не выделял меня среди прочих ксенологов. Его доверительный диапазон применительно к людской расе оказался шире, чем это бывает у самих людей. Те выделяют нас быстро и практически безошибочно.
— Ну, среди людей тоже встречаются странные экземпляры, — хохотнул Кратов. — К примеру, доктор Артур Клер-монт, начальник миссии на планете Пирош-Ас, принципиально удаляет всякую растительность с головы и лица, никогда не улыбается и строит фразы в соответствии с правилами «демосфенова канона».
— Что такое «демосфенов канон»?
— Не знаю. По-моему, он сам это и выдумал. Удручающая картина…
— Этот ваш доктор Клермонт — просто выпендрюжник, — заявил Сидящий Бык.
— Где ты подцепил это слово?! — ахнул Кратов.
— У тебя, разумеется, — спокойно ответил человек-2. — При первой встрече ты произвел на меня убийственное впечатление… хотя и извинился. В ходе второй встречи ты на моих глазах выпил почти ведро «Карлсберга» и существенно обогатил мой запас русских идиом.
— На то был повод, — Кратов смущенно засмеялся.
— В отличие от человека, который выпендривается, то есть — эпатирует окружающих своим нарочитым, неестественным поведением, мы изначально и ненатужно ведем себя иначе. Мы другие, поэтому для нас то, что вы называете емким словом «выпендреж», вполне органично.
— Да, я заметил: курточка, штанишки — все по погоде… Почему мы идем пешком?
— Потому что здесь нельзя летать. А точнее — снижаться до десяти километров; следовательно, гравитры, с их нормальным пятикилометровым потолком, отпадают. Сразу за стоянкой начинается запретная зона. Есть, конечно, оленьи упряжки, но…
— Олени простудились? — сочувственно предположил Кратов.
— Просто я решил, что тебе захочется прогуляться по снежку.
— Ну, разумеется…
— Видишь эти корпуса? Это лаборатории ментального программирования. Не те цеха и поточные линии, которые ты можешь увидеть на любой ферме по производству биотехнов. Здесь ведутся уникальные разработки. Здесь делают человеческий мозг. Двенадцать лет назад здесь построили мой мозг.
— Тебе двенадцать лет?! — поразился Кратов.
— А ты полагал, что я окажусь твоим ровесником? — пожал плечами Сидящий Бык. — По вашим меркам я подросток-несмышленыш. Но я никогда не был ни младенцем, ни подростком. Я помню себя практически с момента рождения. — Он коротко улыбнулся. — Да и рождения как такового не было.
— Могу я задать совершенно бестактный вопрос?
— А у тебя получится?
— Забавно, — сказал Кратов. — Недавно в том же самом сомневался один чрезвычайно развитый подросток лет четырнадцати. Дело было на детском острове под названием Ферма. Там разводят животных…
— Знаю, — кивнул Сидящий Бык. — Ну, и какой же бестактный вопрос ты хотел задать чрезвычайно крупному подростку лет двенадцати?
— Как долго ты рассчитываешь прожить?
— Это не бестактный вопрос, — заметил Сидящий Бык. — Скорее риторический. Мы не умираем. В нашей функциональной программе смерть не предусмотрена. Речь идет, разумеется, о биологической смерти.
— Но это тело не сделано из вечных материалов! К тому же, ты не слишком бережно с ним обращаешься…
— Должно быть, я не слишком корректно выразился. В этих корпусах создали не мой мозг, а мою личность. А уж потом подыскали ей временный носитель в виде мозга и временное тело. Моя личность бессмертна. Если мозг и тело выйдут из строя, их можно будет заменить.
— Заменить… понятно.
— Не печалься, — сказал Сидящий Бык. — Твоя личность тоже бессмертна. Личность как информационное наполнение мозговых клеток. Просто для тебя еще не создана технология замены мозга и тела. Но над этим работают. Это главная задача. Собственно, мы появились лишь как побочный продукт при решении главной задачи.
— Надеюсь, у тебя нет на этот счет комплексов?
— У меня вообще нет комплексов.
Они стояли перед белой двухстворчатой дверью без ручек и надписей. Сидящий Бык стянул с руки перчатку, подышал на ладонь и прижал к промороженному металлу. Створки бесшумно разошлись, оттуда выкатился клуб плотного пара, который показался Кратову горячим.
— Мы пришли, — сказал человек-2. — Отнесись к нему с уважением. Что бы ты ни думал о его рациогене — сейчас он работает над твоим бессмертием.
— Рациоген тоже был побочным продуктом? — не удержался от шпильки Кратов.
— Мы пришли, — сказал человек-2. — Отнесись к нему с уважением. Что бы ты ни думал о его рациогене — сейчас он работает над твоим бессмертием.
— Рациоген тоже был побочным продуктом? — не удержался от шпильки Кратов.
— Полагаю, да, — без тени смущения ответил Сидящий Бык. — Кому нужен всемогущий разум, который умрет?
* * *— Антропоид, кавказская раса, мужской пол, гипертрофированная мускулатура… Не думаю, что вы мне интересны, — сварливо сказал Морлок.
— Вы удивитесь, но это взаимно, — поклонился Кратов.
— За каким же чертом вы явились?!
— Если наш разговор пойдет в том же ключе — то считайте, что лишь затем, чтобы вы это знали.
Морлок нахмурился и с полминуты старательно жевал губами, что-то для себя решая. Потом сказал:
— У меня для вас десять минут. Считайте это данью любезности. Не выпроваживать же человека, который тащился через весь мир, сам не зная зачем!.. Надеюсь, вам достанет рассудка использовать их с пользой:.
Доктор Теренс Морлок стоял вполоборота, глядя куда-то мимо всего и всех, утолкав руки в карманы крахмально-белого комбинезона. Его пушистая, как у цыпленка, нежно-розовая макушка находилась примерно на уровне кратовского плеча. Кабы не брюзгливые интонации да пренебрежительное выражение лица, он бы вполне мог сойти за Сайта-Клауса. Тем более что лютовавший за стенами лаборатории мороз к тому располагал. Однако рождественских подарков явно не ожидалось.
— Тогда сразу к делу, — сказал Кратов. — Я хочу найти и вернуть рациоген.
Седые брови совершили сложное волнообразное движение, а складки в уголках рта сделались еще горше.
— Рациоген, — наконец промолвил Морлок. Он внезапно развернулся на пятках и двинулся куда-то вглубь лаборатории, между тонкостенных резервуаров в форме шаров из зеркального металла с хрустальными иллюминаторами. Кратову ничего не оставалось, как следовать за ним. — Хм… Который именно?
— Тот, что в свое время не попал на базу «Антарес».
— Я не знаю ни про какую базу «Антарес», — отчеканил Морлок.
Сидевшая возле приборов крупная, коротко стриженая Девушка молча встала — ее лицо с обыкновенными, слегка стертыми чертами ничего не выражало, только взгляд больших серых глаз зацепил Кратова вскользь, — и быстро ушла. Морлок рассеянно посмотрел ей вслед, как будто проводил глазами пляшущую на свету пылинку.
— Возможно, — сказал Кратов. — Возможно, и не знаете. Это тот рациоген, который в 125 году был отправлен со Старой Базы, но по назначению доставлен не был.
Морлок снова хмыкнул.
— Дело давнее, — сказал Кратов. — Никто уже не потащит вас на правеж в комиссию Академии Человека. Никто не отлучит от любимого дела. Все давно закончилось и почти забыто. А я — всего лишь частное лицо кавказской расы…
— Я слишком стар, чтобы бояться этих курьезных комиссий. Когда-то они посчитали, будто мы в чем-то виновны. Они наивно полагали, что нас можно убедить. Как можно в чем-то переубедить человека с убеждениями?! Разумеется, мы не приняли их доводов. Тогда они просто закрыли тему… Прошло столько лет, а я все еще уверен в своей правоте.
«На Пазура он похож, вот на кого! — неожиданно понял Кратов. — Кто бы мог подумать!.. Должно быть, отбор в ряды „Уязвленных“, как обозначал их Дитрих Гросс, шел по признакам кислой физиономии и общей ядовитости речей!»
— Вы думаете, мне нужен этот рациоген? — продолжая Морлок. — Эта древняя, морально устаревшая конструкция с архаичными, вероятно — наполовину распавшимися нейронными— связями и программами? Этот биоэлектронный монстр?! Мы никогда не называли его «рациоген» — этот термин придумали в Академии Человека. Мы называли его просто Прибор… Если бы у меня были силы, были живы Тун Лу и Строппиана, была бы жива наша школа… какой бы Прибор мы сейчас могли отковать! Галактика бы содрогнулась! Я не имею в виду, что представляемое вами химерическое сообщество вдруг затряслось бы в ужасе — мне нет до него никакого дела. Пошатнулись бы основы мироздания. Потому что впервые интеллектуальная мощь стала бы материальной силой. Впервые и на наших глазах возникли бы новые объективные законы природы, с которыми пришлось бы считаться прежним законам.
— Я не собираюсь предлагать вам этот рациоген.
— Тогда чего же вы от меня ждете?
— Я лишь хочу знать, способен ли он выполнить ту работу, для которой я намерен вытащить его из небытия.
— Прибор, юноша, способен выполнить любую работу, — высокомерно произнес Морлок. — Если ему потребуется материальное взаимодействие с окружающей средой — он подыщет себе эффекторы. Как вариант, это могут быть антропоиды кавказской расы… Полагаю, вы не пожелаете солить в нем капусту или понудить его решать транспортные задачи — что с позиций заключенного в нем потенциала одно и то же?
— Три человека, находясь в том самом рейсе, против своей воли стали носителями «длинного сообщения». Четвертым был навигатор Пазур, ваш единомышленник — если вам о чем-то говорит это имя.
— Не говорит.
— Он умер несколько лет назад, и та часть «длинного сообщения», что досталась ему, навеки утрачена. Так что речь идет лишь о троих, чье мозговое вещество перегружено чуждой и недоступной для обработки и анализа информацией. Очевидно, сообщение распределилось неравномерно. Что выразилось для его носителей в последствиях разной тяжести, от психического расстройства до почти полного отсутствия неприятных отклонений.
— Вещие сны? — отрывисто спросил Морлок. — Материализация образов из подсознания? Проскопия?
— Да, да…
— Вы — один из троих?
— Тот, кому досталось меньше всех.
— Так вы — тот самый молодой человек, которому выпало счастье общаться с Прибором. С моим Прибором…
Кратов едва удержался, чтобы не добавить: «И не только с вашим».
— Разве вам не нравится предвидеть ход событий? — с иронией полюбопытствовал Морлок.
— Иногда это меня забавляет! — оскалился Кратов.
— Должно быть, в тот момент вы были счастливы. Вы испытали реальное всемогущество, почти божественную власть над самим собой и окружающим миром. Не так ли?
— Я всего лишь ощущал себя машиной…
— Неправда, это не могло быть так!
— …и как машина я был счастлив.
— Но потом связь разорвалась, и ваш человеческий менталитет продиктовал вам негативные оценки пережитых ощущений.
— Да, мне не полюбилось быть машиной.
— Медиатор… тот, кто подключил вас к Прибору, допустил ошибку. Впрочем, скорее всего, он был недостачно компетентен. Монстр… Ему не следовало разрывать эту связь. Вы могли бы навсегда сохранить свою интеллектуальную мощь. Медиатор запустил не ту программу.
— Программу запускал я, а он лишь отдавал распоряжения.
— Там была сенсорная панель. Центральный сенсор, красный с белой точкой, инициация связи «Прибор-мозг». Вам следовало бы перед этим набрать код главной программы, ввести ключевое слово…
— Прошу вас, доктор Морлок!
— Вы все еще боитесь соблазнов, юноша, — захихикал тот. — И правильно боитесь. Потому что однажды вам может показаться, что лишь Прибор способен помочь в безвыходной ситуации. Хорошо, я промолчу. Это ключевое слово знали только двое! Тун Лу уже умер. А я — буду молчать. Хотя — я уже употреблял это слово в нашей беседе по меньшей мере дважды.
— Не дождетесь, я не стану лихорадочно просеивать все сказанное сквозь сито, чтобы выловить вашу наживку…
«Да нет, — прибавил Кратов мысленно, — конечно же, стану!»
— Ладно, что вы хотите от Прибора? — спросил Морлок. — Чтобы он разгрузил ваши бедные мозги от «длинного сообщения»? Он на это способен. Что бы ни внушали вам господа из Академии Человека, ничто не справится с ментальным программированием лучше Прибора. В конце концов, то, что до неконтролируемой дефекации перепугало этих фарисействующих чистоплюев, — искусственная инициация нейронных программ или, пользуясь общепринятой малограмотной терминологией, «наведенная разумность» — лишь одна из его функций. Признаю — любопытная, но не доминирующая, вскрывшаяся спонтанно, как побочный продукт… — Казалось, Морлок оправдывался перед кем-то, кто, наверное, о нем и думать позабыл и, быть может, давно исчез. Как видно, он и сам поймал себя на этом, потому что остановился па полуслове, часто заморгал и зачем-то вытер рот рукавом комбинезона. После короткой паузы он продолжал вещать, вкладывая в каждое слово огромный заряд сарказма: — Для Прибора кора больших полушарий — всего лишь расчерченный лист бумаги — даже не слишком просторный! — в каждой клеточке которого можно что-то написать, что-то стереть, а что-то и прибрать к рукам… Методика прежняя: вы подключаетесь к Прибору и лично сканируете собственный мозг в поисках латентной информации. Можете просто избавиться от нее. Можете выгрузить в память Прибора, преобразовать к любому из традиционных способов хранения данных — для тех, что возникли за четыре последних десятилетия, потребуется конвертирование, — и подвергнуть анализу. Вы можете все, что только придет вам в голову. Вы снова почувствуете себя всесильным…