— Гибель «хозяев» здесь грозит обернуться крахом для всей шайки, — предсказал я развитие событий, — ведь на Марсе работает филиал «хозяев». На самом деле шайка — это гидра, ведущая темные делишки на дюжине планет с гаком… Поэтому они бегут с Марса. Поэтому они судорожно пытаются скрыть свои следы. Делают это в спешке, непродуманно, непоследовательно, зачастую наступая самим себе на ноги.
Матросы притихли, внимая каждому моему слову. — Почти всю тяжелую технику они переправили обратно… Не знаю, куда именно. Прочь отсюда. Транспортировка техники требовала уйму энергии, поэтому «хозяева» сделали это сразу, в первые дни исхода. С Марса убрали машины, убрали заводы по преобразованию климата, почв, рельефа… А то, что сначала следовало бы сровнять с землей грандиозную ирригационную систему, это просочилось сквозь пальцы. Когда «хозяева» опомнились, на планете оставались считанные единицы техники. И вот поэтому, друзья, они осмелились на отчаянный шаг. Решили призвать с обитаемых планет миллионы рабов и их руками подчистить следы преступления. Миллионы рабов трудятся сейчас с лопатами в руках. Каждый день гибнут тысячи, и каждый день на Марс призывают десятки тысяч.
— Выходит, мы — рабочие муравьи. — Купелин почесал горб на переносице. — Они, выходит, великие боги, и дела у них — не плюнуть и растереть, а мы — всего-навсего насекомые?
— Но сколько жизней потребуется, чтоб сровнять хотя бы один канал? — спросил Северский. — Они ведь — что судоходные реки…
А вот это — в точку.
— Человеческой жизни бы не хватило, — ответил я, — это верно подмечено. А вот на других планетах обитают создания более… гм… продуктивные. Дело в том, что «хозяева» «тянут» рабов наугад. В других обстоятельствах они ни за что бы не осмелились связываться с людьми. Спросите почему? — Я приложил указательный палец к виску. — Просто у нас вот здесь работает немного быстрее, чем у них. У нас есть технологии и знания, при помощи которых мы можем оказать «хозяевам» достойное сопротивление. Они разделили нас на малочисленные группы, они опустили до скотского состояния, и все же мы сейчас на свободе, а там, — я ткнул пальцем вверх, — дымятся обломки летуна и дергает щупальцами простреленный цилиндр.
Сказать, что мой рассказ произвел на моряков впечатление — значит ничего не сказать. Под сводами тоннеля зазвучали оживленные голоса. Меня дергали за рукава, меня забрасывали вопросами. В глазах матросов читался и восторг, и недоверие; в общем, глядели они на меня, будто я стал, прости Господи, их пророком. Я же неожиданно понял, что эта роль мне в тягость. Какой из меня пророк? Вздумалось мне, помнится, стать лидером в старом лагере, и ничего путного из того не вышло. Гавриле на горбу всех пришлось вытаскивать.
Чумазый ясырь, захваченный в лагере каннибалов, — три молодые женщины, пожелавшие отправиться с нами в путь, — сидели, будто мышки. Молча грызли сухарики и слушали, слушали, слушали… Я заметил, что Галина… что эта чертовка приосанилась, что выпятила грудь чуть сильнее, чем следовало бы в ее положении. Никак уже присмотрела себе матросика усатого.
— Ваше благородие! — обратился ко мне тот самый усатый матрос-минер Тульский. — Полагаете, победим мы «хозяев»?
— Победим! — ответил за меня Северский. — И не смей сомневаться, каналья! Победим как миленькие!
— Если с голоду не опухнем, — проворчал Гаврила.
— Ну, вообще-то речь шла о том, что мы можем оказать сопротивление, — улыбнулся я. — Хотя… чем черт не шутит? Ох, простите, отец Савватий! «Хозяев» на планете мало: не больше пяти сотен «шуб» и «червелицых», несколько тысяч «стариков» и цилиндров. Полноценной боевой техники у них нет, и времени «подтянуть» на Марс что-либо смертоносное тоже не хватит: вот-вот нагрянут конкуренты.
— Доберемся до «Кречета», — подхватил Северский с известной всем горячностью. — Пушки ждут не дождутся, когда из них постреляют. Господа, предлагаю: возвращаем себе «Кречет» и превращаем его в полевую крепость. Вспомните: сегодня мы сбили летуна ружейной пулей, а на броненосце — «максимы», «гочкисы», тяжелая артиллерия. Если «хозяева» не выведут против нас иную боевую технику, их карта бита. А наземные войска — «старики», цилиндры или «червелицые»… да пусть они осмелятся подойти на дальность выстрела пушек Кане!..
— Останутся рожки да ножки, — пробормотал гальванер Лаптев.
— Итак, вы предлагаете запереться на «Кречете» и стоять, таким образом, до прибытия пресловутых конкурентов… — задумчиво проговорил Купелин, — отбивая любые атаки…
— Ну конечно, Владислав! — всплеснул руками Северский. — Другого выхода я не вижу! Другого выхода просто нет!
— Хорошо, — изрек штурман. — С этим более или менее ясно. Что мы можем ожидать от конкурентов? Павел, вам это известно? Миллионы рабов останутся на планете… Не сотрут ли их новые «хозяева» с лика Марса, точно пыль с комода? Зачем эта обуза конкурентам? Зачем лишние души на планете, которую они станут перекраивать вдоль и поперек по вкусу очередного заказчика?
Купелин был прав. Конкуренты совсем необязательно станут благодетельствовать врагам «хозяев». Формула «враг моего врага — мой друг» не есть аксиома для космических сообществ.
— Быть может, — продолжил Купелин, — конкуренты начнут работы на планете с того, что заменят воздух угарным газом.
Я развел руками.
— Ребята, вот что… Может всякое случиться. Чего ждать от конкурентов, я не знаю. Владислав Григорьевич прав: хочешь мира, готовься к войне. Нужно надеяться на лучшее, но…
Северский вскочил на ноги. Заметался туда и сюда.
— Не терплю нерешительности и пустословия! Вы ведете себя словно штабные тихоходы. Доведите меня до «Кречета», и стальная крепость оживет! Этот корабль, да будет вам известно, — самое совершенное оружие, построенное человеческими руками. Пусть выродки с других планет не надеются, что им удастся взять нас, не поломав зубов!
Мы с Купелиным переглянулись.
Северский не видал того, что довелось увидеть мне. Вмиг я вспомнил все. Вспомнил матросов возле разбитой «камбалы». Их тела были вплавлены в песок… в песок, ставший стеклом. Мы так и не узнали, какое оружие их сразило. Я вспомнил, как четко и слаженно движется полчище цилиндров, как дрожит горячий воздух над железными внутренностями. Вспомнил, что в сегментных щупальцах скрываются светящиеся нити, которые режут железо, точно ножницы бумагу.
Северский стал участником нескольких стычек, в которых нам чудом удалось одержать победу. Теперь ему подавай настоящую войну!
— Тоннели не предоставят нам постоянное укрытие, — сказал Купелин. — Скоро нужно будет подниматься на поверхность. А там — пустошь. Воды нет, пищи нет, в небе — летуны. До «Кречета» путь-дорога далека.
— Выдвигаемся немедленно, — предложил Северский. — Пока хватает сил для рывка!
Я усмехнулся.
— Сколько раз я слыхал подобное…
— Чего-чего? — переспросил Северский с фальшивым гневом в голосе. — Опять вздумали спорить, господин Пилюля?
— Выдвигаемся, — поддержал я. — По дороге к «Кречету» успеем вволю поспорить.
— Выдвигаемся, братцы! — объявил Гаврила матросам. Затем прочистил горло, харкнул себе под ноги и прорычал: — Чего расселись-то, селедки малосольные? Или слух отнялся? Вперед, варяги!
Северский подпер бока. Поглядел сверху вниз на растерявшихся девиц:
— Ну-ка, барышни! Подъем! Как доберемся до корабля, я вам — так и быть! — на фортепьяно побренчу. Кадрильку какую-нибудь или вальс. А пока вы обязаны выполнять приказы Гаврилы Аристарховича, будто простые матросы. Вам все ясно, канальи? Тогда чего сидите сиднем?!
Мы двинулись вперед по узкому тоннелю под каналом, под звон срывающихся со свода капель. Мы шли долго и, по-моему, наугад. Сворачивали на частых развилках совершенно случайным образом. И повсюду нас сопровождало мягкое свечение, льющееся со стен. Временами мне даже казалось, что ведут нас через подземный лабиринт эти самые неведомые строители тоннелей — древние властители Марса, оставившие о себе в качестве напоминания живые письмена и изображения людей со звериными головами.
12
На следующий день мы покинули подземелье. Поднялись по узким, не приспособленным для человеческих ног ступеням на поверхность Марса. Купелин что-то подсчитал, беззвучно шевеля губами, и потом заявил, что мы находимся в двадцати милях к северо-востоку от лагеря людоедов.
Было тепло — словно в погожий день бабьего лета. Маленькое красное солнце висело в зените. Вокруг нас шумели ветвями деревья. Высокие деревья негустого леса, протянувшегося вдоль северного берега канала.
Мы стояли, очарованные местом.
— Это никакая не пустошь… — обронил Северский. — Что-то вы, следопыты, перемудрили.
Ветер сдувал с крон листву бронзового цвета; листья медленно падали на землю, вращаясь в воздухе: сотни маленьких, изящных спиралек. Между ветвей, покрытых блестящей корой, порхали крошечные существа, как две капли воды похожие на земных колибри. Птички (или насекомые?) переговаривались друг с другом, издавая отрывистые трели. Шелестела вода — рядом, скорее всего, пробегал ручей или даже речушка.
Ветер сдувал с крон листву бронзового цвета; листья медленно падали на землю, вращаясь в воздухе: сотни маленьких, изящных спиралек. Между ветвей, покрытых блестящей корой, порхали крошечные существа, как две капли воды похожие на земных колибри. Птички (или насекомые?) переговаривались друг с другом, издавая отрывистые трели. Шелестела вода — рядом, скорее всего, пробегал ручей или даже речушка.
Оазис!
Я почувствовал на глазах влагу.
Здесь было так мирно, так спокойно. Казалось, все ужасы, которые нам довелось пережить, случились в другом мире, за десять тысяч световых лет от этого сказочного места. Казалось, мы проснулись, и кошмарный сон, во власти которого находились целый месяц, наконец-то закончился. А грядущая война страшна не сильнее, чем далекая гроза за горизонтом.
— Не терять бдительности, моряки! — приказал Купелин тихим голосом. — Кто знает, что водится в здешних лесах… Едва ли пушистые кролики.
Мы растянулись цепью и двинулись через заросли кустарника пьяной ягоды на шум воды. За облепленными белесыми лишайниками валунами действительно оказалась речушка…
Часть третья
ВЫМПЕЛ НАД ПУСТЫНЕЙ
1
Я лежал на вершине холма, упираясь локтями в подстилку из охряного мха, и рассматривал в бинокль наш броненосец. «Кречет» ждал возвращения команды: над стальной крепостью, заброшенной злой волей «хозяев» в пойму давно пересохшей марсианской реки, трепетали обрывки флагов. Скалистые берега подпирали корабль с обеих сторон, поэтому он стоял ровно и даже можно сказать — гордо приосанившись.
До «Кречета» — рукой подать. Добрались, братцы мои! Добрались, дорогие!
Рядом посапывал отец Савватий. Солнышко нагрело ему спину, и священник не преминул задремать. Горе-разведчик… И чего, спрашивается, его понесло с нами? Гаврила лежал на боку и терпеливо ждал, когда я передам бинокль. Северский напротив — грыз ногти, точно школяр; он постоянно ерзал и ругался шепотом. Как так можно? Право, слов у меня не находилось. Боевой офицер, а выдержки — ни на грош…
Впрочем, мы давно уж не те, что раньше. Марс, этот злобный божок из седой древности,расплавил нас в своем горне и отлил заново. Отлил такими, какими хотел видеть. Кого-то он надломил, а кого-то закалил. Кого-то сделал благороднее и самоотверженнее, а кого-то — случилось и такое — подлее и низменнее.
Мы изменились. Все до одного.
«Кречет», надо сказать, звал нас. Манил, как манит путника долгожданный оазис. Хотелось наплевать на осторожность, встать в полный рост, а затем броситься сломя голову к крепости, сулящей безопасность и… Господи! Нас ждут полные трюмы провизии! И воды должно быть вдоволь! И табака, и лекарств, и оружия! А Северский тут еще подзуживает, аки змий-искуситель:
— Ха! Развалились! Тюлени на лежбище! Что на той горке битый час торчали, что на этой. Да никто не охраняет корабль! «Дельфин» охранялся? Нет? Так чего ради «хозяева» станут расставлять посты вокруг «Кречета»? Чтобы сцапать нас? Как бы не так, господа! Много о себе мните! Если бы они собирались это сделать — наслали бы летунов… Да-да, тогда бы и наслали, когда мы тащились через пустошь неделю кряду…
Северский отчасти был прав. «Хозяева» не напоминали о себе приблизительно две недели. Мы беспрепятственно пересекли лесистые взгорья, свободно одолели около двух сотен верст по открытой местности.
Меня до сих пор бросает в дрожь, когда я думаю о том, какими мы были уязвимыми на пути через гладкую, как застеленный скатертью стол, равнину. Скорее всего, «хозяевам» оказалось просто не до нас. Спрашивается: какого черта тратить время и силы на кучку бунтарей, которым, как ни крути, суждено сдохнуть на чужбине? Убедившись, что мы удаляемся от канала и что сбивать с пути истинного других рабов не собираемся, «хозяева» махнули на нас рукой… точнее, лапой.
Жалкие бестии! Они озабочены предстоящим прибытием конкурентов, они катастрофически не успевают замести следы!
— Давайте сделаем так, — не унимался Северский, — я осторожно проберусь к «Кречету», а вы смотрите в оба глаза и прикрывайте меня. Если за камнями что-то и прячется — цилиндр или какая другая сволочь, она, держу пари, себя непременно выдаст. Чего терять зря время? Ну, я пошел…
— Куда?! — зашипел я. — Лежать! — Тьфу ты, каналья! Павел… — открыл было рот Северский.
— Георгий, мы ведь договорились в лагере, что отрядом командую я. Вам разрешили присоединиться к разведчикам только с условием четкого соблюдения субординации! — пришлось напомнить «горячей голове». — Вы дали слово, что станете вести себя тише воды и ниже травы, Георгий!
Северский скривился, точно хватил стакан уксуса.
— Теперь я не сомневаюсь, господин Пилюля, что вы выбрали не ту профессию. Если ваша тяга командовать оловянными солдатиками столь сильна, нужно было поступать в юнкерское училище… а не резать в прозекторских мертвякам уши.
— Вопрос не в том, кого к чему тянет. Вопрос в том, что кто-то опять норовит перетянуть одеяло на себя, — возразил я Северскому. — К тому же я отнюдь не господин Пилюля. Я скорее — господин Ланцет. И сохрани вас Бог, Георгий, познакомиться с этой моей ипостасью.
Северский захихикал. Гаденько так, тоненько… Я не выдержал и выругался. Гаврила, оценив мою тираду, одобрительно покачал косматой головой. А Северский поморщился и обхватил впалый живот руками. Уж не знаю, действительно ли у него случился колик (что может быть, учитывая, чем нам приходилось питаться) или же офицер продолжал валять дурака.
— Двинули тогда обратно, — предложил он наконец самым серьезным тоном. — Вернемся в лагерь. Галина наверняка лягушек нажарила. Поедим на сон грядущий, желудки утешим. До корабля мы доползли, а большего никто не требовал — в этом вы абсолютно правы.
Я молча передал боцману бинокль. Гаврила принялся изучать вылизанное водой скалистое русло, лысые горбы островков, их ступенчатые склоны. Вот так по двести раз мы перепроверяли каждый валун, каждую рытвину, прежде чем двинуться дальше. Мне бы не хотелось привести пятьдесят восемь человек в ловушку тогда, когда все полагают, что путешествие подошло к концу.
А русло марсианской реки — это критский лабиринт. Сам черт ногу сломит! Скалы торчат частоколом; протоки пересекаются с затоками, они ветвятся, точно молнии. И еще здесь случаются туманы. Дважды я был свидетелем того, как на рассвете русло наполняется белесой мглой, и местность преображается. В клубящейся мути растворяются очертания островков и скал, туман поглощает солнечный свет, глушит любые звуки. Словно не туман это вовсе, а призрак протекавших когда-то по руслу потоков.
Поэтому мы назвали мертвую реку Стиксом. Стикс… убежище для пришельцев из пустошей Ржавого мира.
— Господа, я возвращаюсь в лагерь! — объявил наконец Северский. — Вы — как хотите. Сидите в засаде хоть до конца времен, а мне все равно. Пас! Умываю руки!
Я воспринял это известие едва ли не с облегчением. — Идите, Георгий, с Богом! Помогите Галинке кашеварить. И передайте, пожалуй, Купелину, что мы вернемся после заката.
Северский деловито покивал, сполз к подножию холма и исчез за ближайшей грудой камней.
— Похоже, тишина кругом, — прошептал Гаврила, не отрываясь от окуляров бинокля. — Но вот какая мыслишка, доктор, меня грызет… Как мы управимся с вооружением корабля? Ведь нас раз-два и обчелся. Ну, две-три пушки оживим, ну, автоматика, тудыть-растудыть, ну, элеваторы, нории… Специалистов у нас мало, а ежели после первого боя человек двадцать поляжет, то мы и вовсе окажемся против «хозяев» с винтовками, пулеметами и «гочкисами».
Мы с офицерами говорили об этом накануне. Из беседы я узнал некоторые новые для себя факты. Оказывается, на подаче снарядов и пороха для артиллерии главного калибра в трюме обычно работают сорок человек. А в самой башне задействованы двадцать пять моряков да еще офицер — башенный командир. Хороша арифметика! Произведя нехитрые подсчеты, я понял, что встретить врага огнем со всех стволов мы не сможем ни физически, ни химически.
Тем не менее глупо было отказываться от затеи отвоевать корабль. Ведь «Кречет» — это довольно крупный осколок Земли, упавший на Марс.
— Раньше мы о винтовках мечтать не смели, — ответил я, лениво почесываясь. — Но если Кириллу посчастливится и за северной пустошью он наткнется на лагерь людей, я лично напою его шампанским из офицерских запасов. Сотня-другая бойцов нам бы крепко не помешала.
— Я вот что думаю, — снова пробурчал Гаврила, — здорово было бы отыскать всех наших и забрать их на «Кречет». А то… как короли собираемся жрать тушенку с кукурузной кашей и спать на матрацах, когда другие морячки неизвестно где: ютятся у костра и сходят с ума от голодухи и тоски.
Я едва не брякнул, что до той ночи Гаврила не шибко церемонился с этими самыми «морячками», а нынче печется о них, точно курица-наседка. К счастью, вовремя прикусил язык. Ляпнуть такое было бы по меньшей мере бесчестно по отношению к человеку, не раз спасавшему мою шкуру, к человеку, которого сегодня не без причин считаю своим другом.