– В тебе говорит обида…
– Да, обида. Но не потому, что я не стал главным редактором. Я был редактором в 26 лет и имел все перспективы для роста в этом плане, но ушел на вольные хлеба, о чем нимало не жалею. Обидно за журнал, властитель дум не одного поколения. Обидно за Дементьева, который отдал журналу двадцать лет жизни и невероятные душевные силы, а первой же акцией нового главного редактора Липатова стало то, что он снял из первого же подписанного им номера статью Дементьева, где тот прощался с читателями…
Есть еще один для меня убийственный момент во всем произошедшем. Я никогда об этом не говорил, но теперь скажу: именно Липатов был все эти годы лютым противником моих публикаций в «Юности». Все началось еще с тех времен, когда он работал обозревателем в «Комсомольской правде». Тогда, в начале 1985 года, разгорелись споры вокруг «ЧП районного масштаба», повесть «не пускали», было трудно, и «Юность» хотела заручиться поддержкой «Комсомолки» после того, как отрывок из повести уже напечатал «Московский комсомолец» и получил за это. «Комсомолка» обещала поддержку, а вместо этого появилась разгромная статья Липатова «Человек со стороны».
– Жаль, очень жаль «Юность». Жаль, что у нас теперь нет такого издания, которое бы владело умами, как «Юность», как «Литературка» 70-х…
– А такое издание сейчас и невозможно. В обществе произошла невероятная дифференциация, и люди расползлись по своим норам. При всей трафаретности фразы о небывалом единении советского общества в ней был глубокий смысл. То ли от общей беды, то ли от жесткого идеологического контроля в обществе все же было некое единство взглядов и были издания, которые эти взгляды притягивали. Теперь все распалось, расслоилось, раздробилось, и взгляды тоже.
– Это плохо?
– Это данность. Идея, которая на сегодняшний день может сплотить общество, только выковывается – это, безусловно, идея государственно-патриотическая, но не в ее экстремальных формах, конечно. Жить в стране и не быть ее патриотом – нелепо. Другой вопрос, сумеет ли она сформироваться, не будет ли изуродована.
– Что будет – неизвестно. Но сейчас я знаю одно: этот переходный период негативно сказывается на интеллектуальном потенциале нации, потому что с экранов, из газет, из книг нам суют жвачку, но не мысль. Посмотри на книжные лавки, на репертуар кино и видеосалонов, подержи в руках газеты и журналы – тебе не страшно?
– То, что происходит, это, конечно, трагедия. Помнишь по истории, как после революции литература переживала «кафейный» период, когда не было бумаги и разрушены издательства, писатели и поэты читали свои произведения в кафе. Нечто подобное происходит и сейчас, когда при огромном количестве выпускаемой литературы собственно русские писатели оказались эмигрантами в своем Отечестве.
– Поэт и власть – это проблема не одного века и не одного общества, какой бы совершенной формации оно ни было. Но что же случилось у нас?
– Национальная литература лишена государственной поддержки. Писатели мечтают печататься за границей, чтобы прожить. Вот что произошло, на мой взгляд. Литература вообще, а русская в особенности, часто несла дестабилизирующий фактор в общество, не всегда разумно пользуясь своим положением властительницы общественного сознания. Новые власти великолепно воспользовались этим. Они решили так: литература свою дестабилизирующую функцию выполнила, помогла нам пробиться к власти – и хватит. Это чистейшее большевистское качество, так уже было: большевики блестяще использовали тягу русской литературы к свободе и общечеловеческим ценностям, а после революции засунули ее строить каналы. Сейчас происходит повторение того же, и это огромная ошибка нынешних властителей, потому что литература все равно не умрет, но станет оппозицией к режиму.
– Мне кажется, что наши новые политики вообще плохо понимают, что происходит и что они сами творят. Но, с другой стороны, мы же сами их выбирали…
– Власть плюнула на писателей, как, в общем-то, плюнула на всех остальных. В нашем обществе произошло чудовищное коловращение. Долгие годы коммунисты отучали народ от самостоятельности, опекали его в плохом и хорошем смысле. Причем делали это методично и продуманно, истребляя самых лучших и смелых. В результате вырос народ с «детским» восприятием жизни. И этот инфантильный народ, с которым никогда не советовались и все за него решали, взяли и бросили в океан рыночной экономики – плыви кто сможет. А кроме того, наш «детский» народ выбрал в руководители черт-те кого, мы же никогда этого не умели делать! Но новая власть ведь не с неба свалилась, она жила в нашей жизни вместе с нами и благополучно переняла у коммунистического руководства абсолютно все приемчики, только в еще более уродливой, извращенной форме. Нас уже пытались загнать железной рукой к социалистическому счастью. А сейчас точно такой же железной рукой нас загоняют в капитализм. Я называю идеологию новой власти необольшевизмом.
– Ты против реформ, которые они пытаются осуществить?
– Никто против реформ не возражает, но ведь надо понимать, какой ценой они осуществляются. Если народ на пространстве осуществления этих реформ исчезнет, то, извини, на хрена такие реформы? Любое правительство, радеющее об обществе, видя это тотальное обнищание, тут же должно забить во все колокола и искать путь выхода из этой ситуации. А у нас вылезает очередная голова и удивляется: «Вы недовольны? Я не понимаю». Конечно, он не понимает, потому что вместе с психологией большевизма он унаследовал и все привилегии коммунистической номенклатуры, прилично их приумножив.
– Меня эта безнравственность больше всего и поражает. Политика, конечно, грязная вещь, но не до такого же оголтелого цинизма! Они ведь пришли к власти на волне социальной справедливости, и сами эту идею втоптали в грязь.
– Ты меня знаешь давно: я всегда выступал с критикой и комсомола, и партии, и армии. Тогда это были мощные организации. Но я прекратил всякие разговоры на эту тему, когда они оказались повержены. Во-первых, это не по-русски – бить лежачего, а во-вторых, все, кто пользовался этой системой, не имеют морального права обливать грязью ту идею, которой служили. Мы же на каждом шагу видим и слышим потоки грязи и клеветы в адрес нашего же прошлого. Завтра эти перевертыши сдадут и нынешнюю власть.
– Но у нас же всегда так было: никто ни за что не отвечал. И за собственные слова в том числе.
– Я человек некровожадный. Но я глубоко убежден, что политики, виновные в обнищании или в любых других бедах нашей страны, должны быть примерно и жестко наказаны. А то ведь они совершенно открыто делятся с нами своими планами: ну, не получится руководить – уеду в иностранный университет лекции читать. Нет, ребята, если уж влезли в эту опасную игру – политику, будьте любезны ответить за каждый свой указ.
– Что же делать? Судить их? Тогда кого бы ты посадил на скамью подсудимых первым?
– Конечно, судить. Открыто, по закону, за нанесенный стране ущерб. И первыми судить президентов. Развал в стране начался с того, что они перепутали партийно-номенклатурные игры с реальным управлением страной. Это сходило с рук, когда страна держалась на КГБ, политбюро и армии, но когда мощные стержни были выдернуты и страна повисла как тряпичная кукла, заниматься этим – преступление. И они не должны уйти как ни в чем не бывало. Тогда следующее поколение политиков будет иметь перед глазами поучительный пример.
У Шекли, кажется, есть роман, где герой прилетает на другую планету и ему тут же предлагают стать ее президентом. Он соглашается, а потом узнает, что среди жителей этой планеты не нашлось желающих играть эту роль. Дело в том, что после назначения президентом ему в ухо вешается атомная серьга с дистанционным управлением, а кнопка находится в столице на открытом месте, и каждый, кто недоволен политикой президента, может нажать эту кнопку. Так вот, политики должны всегда помнить, что в ухе у них – серьга, а иначе мы будем иметь то, что имеем.
– Но все же должен быть какой-то выход! Ты мог бы спрогнозировать, что будет?
– В любом случае, независимо, удержится нынешняя власть или нет, скачком или постепенно, но национально-государственное мышление выдавит тех, кто пришел к власти из корыстных побуждений. Только жаркий патриот и умный государственник сможет привести общество к стабильности – другого пути нет. Я всегда писал и сейчас пишу о том, что мне не нравится в нашей стране, но я никогда не писал, что мне не нравится сама страна. А сейчас в литературе, и особенно в журналистике, появилась масса деятелей, которым не нравится именно страна. Да, у нас страшная история. Ужасный XX век обрушил на наши головы неисчислимые страдания, но это наша страна и наша история. Если бы в Америке появились журналисты, которым не нравится Америка, их бы быстро попросили сначала думать, а потом писать, что, кстати, и произошло после вьетнамской войны с группой резко настроенных репортеров.
В сущности, в журналистике происходит то же, что и во всей стране. Многие талантливые журналисты заговорили наконец во весь голос, но рядом выросла новая генерация газетных плейбоев, которым развязность и необязательность заменили умение думать и писать. На меня чудовищное впечатление произвела передача, куда пригласили членов ГКЧП и, надо понимать, цвет нынешней журналистики. Так никто ж никого не слушал, все старались погромче выкрикнуть свой вопрос, и не только погромче, но и поразвязней, покруче. Конечно, сейчас серьезные журналисты оказались в невыигрышной ситуации: им нужно время, чтобы обдумать, а эти уже выкрикнули.
– Давай поговорим о тебе. Когда-то запрет на твои повести помог тебе стать известным писателем. Сейчас запретов нет – и что?
– Я продолжаю писать о том, что мне не нравится. Я вообще уважаю тех, кто остается верен себе, и сам стараюсь быть таким. После нескольких выступлений в эфире и в печати меня отлучили от телевидения.
– Об этом подробнее, пожалуйста. Вряд ли это известные факты из жизни нашего очень демократичного телевидения.
– В прошлом году меня пригласили в «Пресс-клуб», когда там обсуждались межнациональные отношения. Был сюжет об Алкснисе. Я сказал, что хотя он и не герой моего романа, но его слова о том, что будет происходить с русскими в Прибалтике, оказались точным прогнозом. Это вырезали. Потом показали сюжет – разговор Дудаева с Гамсахурдиа. Я взял слово и обратил внимание на то, что эти руководители двух крайне националистических республик общаются на русском языке. Все, что я говорил, вырезали, а мне потом звонило пол-Москвы и удивлялось, что это я молчал, может быть, с голосом что случилось? В общем, с телевидением мои отношения закончились. Очень жестокий моральный кризис я пережил, когда страна начала разваливаться. Я почти физически ощущал этот распад, и все, чем я занимаюсь, казалось мне мелочью по сравнению с этим глобальным разрушением. Потом начались скачки цен, закрылись два фильма по моим сценариям, в двух академических театрах тормознули постановки моих пьес. В общем, год из моей литературной жизни был вычеркнут. Но потихонечку я начал выкарабкиваться. Я подумал о том, что нечестно было бы не зафиксировать происходящий вокруг абсурд. Время пройдет, и только через литературу потомки узнают об этих политиках-монстрах, перевертышах, смешных, нелепых людях, возомнивших себя вождями. Нужен был литературный ход. И я его нашел, копаясь однажды у себя в огороде. Вдруг произойдет военный переворот и к власти придет, например, капитан ядерной подводной лодки. Куда он денет нынешних «злодеятелей»? Он изолирует их в садово-огородном хозяйстве. Они будут там жить и вспоминать, как жили. Так появилась повесть «Демгородок», где соединены антиутопия, любовная история, детектив – этакий гибрид жанров.
– Как ты думаешь, какая ее ждет судьба?
– Думаю, что эта повесть не вызовет особой радости ни у правых, ни у левых, но у читателей – надеюсь…
Беседовала Ольга БЕЛАН«Собеседник», № 12,1993 г.фПрийти в себя
На следующий день к Демгородку подъехали две зарешеченные машины под охраной взвода спецназгвардейцев из дивизии «Россомон». Из машины вылезли оба-два экс-президента с супругами. Бывшие лидеры старательно, лишь бы не встретиться взглядами, озирались по сторонам, точно рассматривая одним им видимые фрески. После обоюдного рукоприкладства, случившегося во время очной ставки и показанного по приказу Избавителя Отечества всей стране по телевизору, они прекратили между собой всякое сообщение. И только жены чуть заметно кивнули друг другу… С лязгом отворились огромные бронированные ворота, и первые изолянты ступили на свежеположенный, мягкий еще асфальт. Их следы можно и сегодня увидеть возле третьего КПП.
«Демгородок»
– Юрий, мы давно с тобой знаем друг друга, не первый раз беседуем. И я заметила, что твои прогнозы – политические и социальные – обычно сбываются… Может, ты ясновидящий?
– Это вряд ли. Я даже не экстрасенс, хотя, по-моему, уже полстраны объявили себя экстрасенсами. Просто я стараюсь видеть и понимать, а не принимать на веру то, что нам пытаются вдолбить в головы вруны с интеллигентной хрипотцой в голосе. И еще я очень доверяю физиогномике. Лицо – зеркало души. Мой близкий друг года три назад просто зациклился на одном видном политике: «Ты послушай, как он правильно говорит! Ты только послушай!» А я ему отвечал: «Ты лучше посмотри на его физиономию. У него же лицо мелкого снабженческого жулика, окончившего университет марксизма-ленинизма». В общем, мы поссорились. Недавно звонит: «Ты был прав! Как пелена с глаз спала…» Для того чтобы она не спадала, ее просто не нужно на себя вешать…
– Хорошо. А какие сегодня у тебя прогнозы? Как ты оцениваешь ситуацию в стране?
– То, что происходит сейчас в России, можно определить есенинской строчкой: «Еще закон не отвердел». Отсюда все наши беды. Но парадокс заключается в том, что закон и не может отвердеть, потому что тогда по нему придется отвечать. Кому-то – за непродуманные экономические акции, приведшие к пауперизации и даже «папуасизации» большей части населения. Кому-то – за поспешные политические решения, обернувшиеся удручающими территориальными потерями. А кому-то – за то, что даже не перепутали государственный карман с собственным, как говаривали при социализме, а попросту приватизировали этот самый карман…
Чтоб стало совсем ясно, проведу прозрачную аналогию. Часто изумляются, как это большевики все-таки победили – столько ведь врагов было! А победили они во многом потому, что знали: если придется отвечать за содеянное – Брестский мир, убийство царской семьи, красный террор и т. д., – то головы не сносить. И они легли костьми, но добились: не они отвечали перед страной, а страна – перед ними. Собственно, это и было реальным политическим содержанием метафоры «диктатура пролетариата». Ситуации очень схожи. Да и вообще, мы снова являем миру свой особый путь: у нас тот, кто страну в хаос ввергает, сам же потом, строго покрикивая, порядок наводит. У нас, как правило, Альенде и Пиночет – одно и то же лицо…
– А как ты относишься к нынешней политической борьбе, к методам, которыми она ведется?
– Она напоминает мне дуэль на автогенах в пороховом погребе… Кажется, Черчилль в свое время сравнил политическую борьбу в СССР со схваткой бульдогов под ковром. Теперь они выскочили на ковер, сокрушили весь хозяйский хрусталь, мебель, пару стен повалили, того гляди – крыша рухнет. Конечно же просто необходимо ввести мораторий на действия, наносящие ущерб державе. Но, разумеется, и оппозиция должна в своей критике властей соблюдать деликатность. Нельзя же, в самом деле, походя бросаться такими обвинениями, как «агенты влияния» или «американские шпионы». Такие вещи доказывать нужно! Не доказал – судят тебя за клевету. Доказал – судят агента за влияние.
И еще одна историческая аналогия. Совсем недавно все удивлялись, как это Сталину удалось убедить народ, что вчерашние соратники Ленина – вражьи шпионы?! Теперь многое стало понятнее: вряд ли люди, еще помнившие «проклятый царизм», воспринимали словосочетание «соратники Ленина» в качестве безусловной похвалы. А вот слова «враги, шпионы, вредители» давали хоть какое-то внятное объяснение бесконечным измывательствам над страной. Нынешним политическим активистам надо бы призадуматься даже не над тем, что «непримиримые» все чаще стали обвинять их в шпионстве, а над тем, что нищающий обыватель все охотнее и охотнее подхватывает это обвинение. Впрочем, словосочетание «противник реформ» – это тоже всего лишь привал на пути к словосочетанию «враг народа»…
– Где же выход?
– А выход, по-моему, в том, чтобы к управлению страной пришли люди, для которых экономическая реформа – это реформа, а не палка, которой отбиваются от политических соперников. Второй конец палки, и гораздо больнее, всегда ударяет по народу.
– А разве есть такие люди? Что-то не видно!
– Поразительно, но средства массовой информации умеют заморочить голову даже самим работникам средств массовой информации. Помнишь, у Марии Мироновой была замечательная юмореска? Дама служила радиодиктором в ГУМе и, объявляя: «В четвертой секции поступили в продажу импортные сорочки…», бросала микрофон и тут же сама бежала за этими сорочками. Кстати, Гурнов, Флярковский, Цветов, Ростов и другие, работающие ныне не в самых слаборазвитых странах, чем-то напоминают мне этот персонаж Мироновой.
А если говорить о мифе про отсутствие новых политиков, то лично мне это очень напоминает уловки опостылевшей жены, которая долдонит мужу, что все остальные женщины страхолюдины. Авось поверит и не разведется… И если в телерепортажах не выбирать специальные ракурсы, при коих даже сократовский лоб выглядит неандертальским, и если не выхватывать из выступлений звуки, напоминающие бурчанье в животе, то даже совершенно неискушенные люди очень скоро увидят этих новых политиков.