Я успокоил его и отключился. Если даже патентовед Синклера думает, что речь идет о межзвездном двигателе… может, так оно и есть.
– Непохоже, чтобы он пытался его украсть, – заметил Вальпредо.
– Нет. И если б даже он заполучил эту штуку, он не мог объявить ее своим достижением. Если убил он, то не из-за этого.
Мы мчались быстро, со скоростью полицейской машины. Управление стояло, конечно, на автоматике, но при необходимости сразу же могло быть переключено на ручное. Вальпредо разговаривал, не глядя в мою сторону, сосредоточившись на окружающем.
– Понимаете, вы и детектив-инспектор ищете не одно и то же.
– Знаю. Я ищу гипотетического убийцу. Хулио ищет гипотетического гостя. Возможно, нелегко будет доказать, что такового не было. Но если Портер и девушка говорят правду, то Хулио, возможно, окажется в состоянии доказать, что посетитель не был убийцей.
– Тогда остается девушка, – заметил он.
– А на чьей вы стороне?
– Ни на чьей. Я просто задаю интересующие меня вопросы, – он искоса глянул на меня. – Но вы абсолютно уверены, что девушка этого не делала.
– Да.
– Почему?
– Не знаю. Может быть потому, что мне она не кажется достаточно сообразительной. Это было непростое убийство.
– Она племянница Синклера. Она не может быть полной дурой.
– Наследственность работает по-всякому. Может, я обманываюсь. Может, дело в ее руке. Она потеряла руку. У нее уже достаточно причин для беспокойства.
С помощью телефона в машине я порылся в базе данных компьютера АРМ.
ПОЛИНА УРТИЕЛЬ. Урожденная Поль Уртиель. Ученая степень по физике плазмы, Калифорнийский Университет в Эрвине. Смена пола и законная перемена имени в 2111 г. Шесть лет спустя выдвигалась на Нобелевскую премию за исследования эффекта подавления зарядов в дезинтеграторе Тринтов . Рост: 5 футов 9 дюймов. Вес: 135 фунтов. Замужем за Лоуренсом Мухаммедом Эксом с 2117 г. Сохранила свою девичью (так сказать) фамилию. Проживают раздельно.
БЕРНАТ ПЕТЕРФИ. Ученая степень по субатомной физике и родственным вопросам, Массачусетский Технологический Институт. Диабетик. Рост: 5 футов 8 дюймов. Вес: 145 фунтов. Заявка на освобождение от запретов Закона о Деторождении отклонена в 2119 г. Женился в 2118 г., развелся в 2122 г. Живет один.
ЛОУРЕНС МУХАММЕД ЭКС. Высшее образование в области физики. Член коллегии юристов. Рост: 6 футов 1 дюйм. Вес: 190 фунтов. Искусственная левая рука. Вице-президент Комитета за отмену трансплантации.
– Удивительно, как в этом деле все прибавляются человеческие руки, – заметил Вальпредо.
– Ага…
Включая еще одного сотрудника АРМ, который, по правде говоря, затесался случайно.
– Экс имеет магистерскую степень по физике. Возможно, ему удалось бы убедить людей, что генератор придумал он. Или, возможно, он думал, что сможет.
– Он не пытался заморочить нам голову.
– А вдруг он испортил установку вчера ночью? Может, он не хотел, чтобы генератор был безвозвратно потерян для человечества?
– А как он выбрался наружу?
Я не ответил.
Экс жил в заостренной башне почти в милю высотой. Когда-то, до того как началось строительство аркологий , “Игла Линдстеттера”, должно быть, являлась самым крупным сооружением в мире. Мы высадились на площадке, расположенной примерно на одной трети общей высоты, потом спустились на десять этажей.
Когда Экс открыл нам дверь, он уже был одет – в ярко-желтые брюки и сетчатую рубашку. Его кожа была очень темной, волосы выглядели пушистым черным одуванчиком с седыми прядями. По изображению на экране я не смог отличить, какая рука у него ненастоящая. Не мог сделать это и сейчас. Он пригласил нас войти, уселся и стал ждать вопросов.
Где он был прошлой ночью? Есть ли у него алиби? Нам это очень бы помогло.
– Сожалею, но ничего такого. Я всю ночь разбирал одно весьма каверзное дело. Подробности вас вряд ли заинтересуют.
Я заявил, что меня они очень интересуют. Он стал рассказывать.
– В сущности, оно относится к Эдварду Синклеру – внучатному племяннику Рэя. Он иммигрант в Поясе, и он разработал проект, который применим и на Земле. Поворотное устройство для химического ракетного двигателя. Вся сложность в том, что оно не столь уж отличается от существующих моделей, оно просто лучше. Его патент Пояса вполне хорош, но законы ООН несколько иные. Вы не поверите, какая тут юридическая путаница.
– И что, дело будет проиграно?
– Нет, но ситуация может усложниться, если фирма под названием “Файрсторм” решит выступить против. Я хочу быть к этому готовым. В крайнем случае мне, возможно, даже придется вызвать этого парня на Землю. Но мне бы этого очень не хотелось. У него проблемы с сердцем.
Использовал ли он телефон, связывался ли, например, с компьютерами, во время ночной работы?
Экс тут же просветлел.
– О, конечно. Всю ночь. Ну вот, у меня есть алиби.
Не было смысла говорить ему, что такие звонки можно было сделать откуда угодно. Вальпредо спросил:
– А имеете ли вы представление, где прошлой ночью была ваша жена?
– Нет, мы не живем вместе. Она проживает тремястами этажами выше. У нас открытый брак… возможно, слишком открытый, – добавил он задумчиво.
Было похоже на то, что прошлой ночью Рэймонд Синклер ждал гостя. Есть ли у Экса какие-либо идеи?
– Он был знаком с парой женщин, – сказал Экс. – Можете расспросить их. Берте Холл около восьмидесяти, она ровесница Рэя. Она проигрывает ему в интеллекте, но так же помешана на здоровом образе жизни, как и он. Они ходили в походы, играли в теннис, может, и спали вместе, а может, и нет. Я могу дать вам ее адрес. Потом, есть еще какая-то Мюриэль. Несколько лет назад он втюрился в нее. Ей сейчас лет тридцать. Не знаю, как долго они встречались.
А какие еще были знакомые женщины у Синклера?
Экс пожал плечами.
А с кем он общался по работе?
– О, господи, с бесконечным числом людей. Вы представляете вообще, как Рэй работал? – Экс не стал дожидаться нашего ответа. – В основном он использовал компьютерное моделирование. Любой эксперимент в области, которой он занимался, стоил бы миллионы, а то и больше. Но он очень здорово умел строить компьютерные аналоги экспериментов, которые говорили ему все, что он хотел узнать. Взять хотя бы… Вы наверняка слышали о молекулярной цепи Синклера.
Да уж. В Поясе мы использовали ее для буксировки: ничто не было столь легким и столь прочным. Эта нить была почти невидимо тонкой, но резала сталь.
– С реактивами он стал работать, только когда почти все закончил. Он рассказал мне, что четыре года занимался конструированием молекул в компьютере. Самой сложной проблемой были концы молекулярной цепочки. Наконец, он сообразил, что цепь начнет распадаться с концов в тот самый момент, как закончится ее синтез. Получив, наконец, желаемый результат, он подрядил промышленную химическую лабораторию, чтобы они ее изготовили. Вот к чему я веду, – продолжал Экс. – Когда он понимал, чего добивается, то нанимал других людей, чтобы сделать конкретную вещь. И эти люди должны были разбираться в том, что они делают. Он был знаком с лучшими физиками, химиками и специалистами по теории поля на всей Земле и в Поясе.
Как Полина? Как Бернат Петерфи?
– Да, Полина как-то сделала для него одну работу. Не думаю, чтобы она опять за это взялась. Она не хотела оставлять всю славу ему. Она предпочитает работать для себя, и я ее не обвиняю.
А кто еще, по его мнению, мог пожелать убить Рэймонда Синклера?
Экс пожал плечами.
– По-моему, это ваша задача. Рэй никогда не любил с кем-либо делиться. Может, кто-то из тех, с кем он работал, затаил на него обиду. А может, кто-то пытался похитить этот его последний проект. Скажу вам, я не очень представляю, что он пытался сделать, но если б это получилось, то представляло бы фантастическую ценность, и не только в денежном смысле.
Вальпредо что-то промычал, намекая, что он заканчивает с вопросами. Я поинтересовался:
– Вы не будете возражать, если я задам вопрос личного характера?
– Говорите.
– О вашей руке. Как вы ее потеряли?
– Я таким родился. Не из-за плохой наследственности, просто неудачная беременность и роды. Я появился с одной рукой и куриной косточкой вместо другой. К тому времени, когда я стал достаточно взрослым для трансплантации, я понял, что не желаю этого делать. Хотите, я прочитаю вам стандартную речь?
– Нет, благодарю. Но мне интересно, насколько хороша ваша искусственная рука. Сам я хожу с трансплантатом.
Экс внимательно изучил меня, видимо, в поисках признаков моральной деградации.
– Полагаю, вы из тех людей, которые продолжают голосовать за все новые и новые применения смертной казни за самые обычные проступки?
– Нет, я…
– В конце концов, если в банках органов кончатся преступники, вы окажетесь в затруднении. Вам придется жить со своими ошибками.
– Вовсе нет. Я один из тех, кому удалось заблокировать второй закон о замороженных и спасти эту группу людей от отправки в банки органов. И я зарабатываю себе на жизнь охотой на органлеггеров. Но у меня нет искусственной руки. Возможно, причина в моей щепетильности.
– Вовсе нет. Я один из тех, кому удалось заблокировать второй закон о замороженных и спасти эту группу людей от отправки в банки органов. И я зарабатываю себе на жизнь охотой на органлеггеров. Но у меня нет искусственной руки. Возможно, причина в моей щепетильности.
– Вы брезгуете быть на какую-то часть механизмом? Я слышал о таком, – сказал Экс. – Но вы можете быть брезгливым и в обратном смысле. Все, что во мне – мое, а не части мертвеца. Я признаю, что чувство осязания не точно такое же, но почти столь же хорошее. И вот, взгляните…
Он положил руку мне на плечо и сжал.
Мои кости словно сдвинулись. Я не вскрикнул, но сдержаться было нелегко.
– И это не вся моя сила, – заметил он. – И она весь день со мной. Эта рука не устает.
Он отпустил меня.
Я поинтересовался, не позволит ли он мне осмотреть его руки. Он не возражал. Но Экс не знал о моей иллюзорной руке.
Я прозондировал хитроумные пластмассы в поддельной руке Экса, кости и мышечную структуру настоящей. Главным образом меня интересовала вторая.
Когда мы вернулись к машине, Вальпредо спросил у меня:
– Ну и как?
– С его настоящей рукой все в порядке, – сказал я. – Шрамов нет.
Вальпредо кивнул.
Но пузырь ускоренного времени не повредит пластику и батареям, подумал я. А если он намеревался спустить пятидесятифунтовый генератор на два этажа вниз на нейлоновой нити, у его искусственной руки хватило бы силы.
Петерфи мы позвонили из машины. Он был дома. Это был человек небольшого роста, смугловатый, с невыразительным лицом, прямыми, иссиня-черными волосами, уже отступающими со лба. Его глаза мигали и щурились, словно свет был слишком ярким, и у него был какой-то помятый вид, будто он спал в одежде. Не потревожили ли мы его послеобеденный сон?
Конечно, он будет рад помочь полиции в расследовании убийства.
Многоквартирный дом Петерфи представлял собой брус стекла и бетона, воздвигнутый на утесе Санта-Моники. Его квартира выходила окнами на море.
– Дороговато, зато вид того заслуживает, – сказал он, усаживая нас в кресла в гостиной.
Занавеси защищали комнату от послеполуденного солнца. Петерфи успел переодеться. Я заметил бугорок под левым рукавом, где к кости руки крепилась капсула с инсулином и автоматический дозатор.
– Итак, что я могу для вас сделать? Вы вроде бы не упоминали, кто убит.
Вальпредо сообщил ему.
Он был потрясен.
– Бог ты мой. Рэй Синклер. Но как теперь это отразится на… – он осекся.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Вальпредо.
– Мы работали вместе над одним делом. Нечто… революционное.
– Межзвездный двигатель?
Он был ошарашен. После некоторой внутренней борьбы он произнес:
– Да. Это вообще-то держалось в секрете…
Мы признались, что видели машину в действии. Разве поле, сжимающее время, может служить межзвездным двигателем?
– Дело обстоит не совсем так, – сказал Петерфи.
Он опять боролся с собой. Наконец, он продолжил:
– На свете всегда были оптимисты, полагавшие, что если даже масса и инерция в человеческом опыте всегда связаны между собой, это не обязательно должно быть универсальным законом . Рэю и мне удалось создать условия для снижения инерции. Понимаете ли…
– Безынерциальный привод!
Петерфи энергично закивал.
– В сущности, да. А машина цела? Иначе…
Я заверил его, что да.
– И хорошо. Я хотел сказать, что если она уничтожена, я мог бы ее восстановить. Работу по ее изготовлению в основном вел я. Рэй предпочитал работать умом, а не руками.
Посещал ли Петерфи Синклера прошлым вечером?
– Нет. Я пообедал в ресторане на берегу, потом пришел домой и смотрел голограммную стену. А на какое время мне нужно алиби? – спросил он шутливо.
Вальпредо сказал ему. Шутливый вид перешел в нервную гримасу. Нет, он покинул “Кольчугу” около девяти, и после этого не мог доказать, что находился дома.
Представляет ли он, кто мог хотеть смерти Рэймонда Синклера?
Петерфи явно не хотел обвинить кого-либо напрямую. Естественно, мы должны были это понять. Это мог быть кто-то, с кем он работал в прошлом, или кто-то, кого он оскорбил. Рэй считал большинство представителей человечества полными дураками. А может, нам стоило расследовать дело о снятии запрета для брата Рэя.
– Для Эдварда Синклера? – спросил Вальпредо. – Что это за история?
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы ее услышали от кого-либо другого. Может, вы знаете, что Эдвард Синклер был лишен права иметь детей ввиду наследственного порока сердца. У его внука он тоже есть. Вот и задавались вопросом, сам ли Эдвард сделал ту работу, которая позволила ему получить разрешение.
– Но ведь это было сорок-пятьдесят лет тому назад. Как это могло сейчас вылиться в убийство?
Петерфи терпеливо разъяснял:
– Эдвард получил разрешение иметь ребенка за заслуги, согласно Законам о деторождении. Сейчас у него уже два внука. А вдруг это дело решат пересмотреть? Тогда его внуки лишатся права иметь детей. Они станут незаконнорожденными. Они могут даже лишиться права наследования.
Вальпредо кивал.
– Да, да. Хорошо, мы все это проверим.
Я заметил:
– Вы и сами не так давно подавали прошение о снятии запрета. Полагаю, что ваш… э…
– Да, у меня диабет. Это вовсе не влияет на мою жизнь. Знаете ли вы, как долго для борьбы с диабетом используется инсулин? Почти двести лет! Ну и что, если я диабетик? Или ими будут мои дети?
Он гневно уставился на нас, требуя ответа, но не получил его.
– Но Закон о Деторождении запрещает мне иметь детей. А знаете ли вы, что я потерял жену из-за того, что мне отказали в снятии запрета? А ведь я имею заслуги. Моя работа о плазменных потоках в солнечной фотосфере… Хотя ладно, что ж я буду читать вам лекцию, что ли? Но моя работа позволяет предсказывать картину протонных бурь вблизи любой звезды класса G. Каждый колониальный мир чем-то обязан моей работе!
Мне подумалось, что это преувеличение. Протонные бури в основном влияют на горные разработки среди астероидов…
– А почему вы не переехали жить в Пояс? – спросил я. – Они вознаградили бы вас по достоинству. И там нет Закона о Деторождении.
– Вне Земли я заболеваю. Дело в биоритмах; к диабету это не имеет отношения. От нарушений биоритмов страдает половина человечества.
Мне стало его жаль.
– Вы все еще можете получить разрешение. За работы по безынерциальному приводу. Не вернет ли это вам жену?
– Не знаю… Сомневаюсь. Два года миновало. В любом случае, никогда не угадаешь, куда склонится Коллегия. В тот раз я тоже полагал, что получу разрешение.
– Вы не будете против того, чтобы я осмотрел ваши руки?
Он уставился на меня.
– Что-что?
– Я хотел бы осмотреть ваши руки.
– Очень странная просьба. Зачем?
– Весьма вероятно, что убийца Синклера вчера повредил себе руку. Я хотел бы напомнить вам, что действую от имени полиции ООН. Если вы пострадали от косвенных эффектов возможного межзвездного двигателя, который мог бы использоваться для колонизации планет, то скрываете улики в деле… – я остановился, потому что Петерфи встал и начал стягивать рубашку.
Вид у него был невеселый, но он хорошо держался. Руки его на вид были в полном порядке. Я провел ладонями по обеим рукам, согнул суставы, ощупал костяшки. А воображаемыми пальцами провел по костям под плотью.
В трех дюймах ниже плечевого сустава кость выглядела узловатой. Я прощупал мышцы и сухожилия…
– Ваша правая рука трансплантирована, – сказал я. – Это произошло, должно быть, месяцев шесть назад.
Он раздраженно мотнул головой.
– Знаете ли, такие же шрамы появились бы от того, что мне пришили мою же собственную руку.
– Так вот что произошло?
Гнев сделал его речь более четкой.
– Да. Я проводил один эксперимент. Произошел взрыв. Руку почти оторвало. Я наложил жгут и забрался в автодок до того, как потерял сознание.
– Можете ли вы это доказать?
– Сомневаюсь. Я никому не рассказывал об этом происшествии, а записей автодок не ведет. В любом случае, полагаю, что это вы должны что-то доказывать.
– Угу.
Петерфи натянул рубашку обратно.
– С этим вопросом все? Я глубоко сожалею о смерти Рэя Синклера, но не вижу ее взаимосвязи с моей собственной глупостью шестимесячной давности.
Я тоже не видел. Мы ушли.
И снова в машину. Было семнадцать двадцать; на пути к местожительству Полины Уртиель мы успели бы подзакусить.
– Думаю, это был трансплантат, – сказал я Вальпредо. – И он не хотел в этом признаться. Должно быть, он обращался к органлеггеру.
– Почему бы он так поступил? Получить из общественных банков органов руку не так уж сложно.
Я обмозговал это.
– Вы правы. Но при нормальной пересадке останется запись. Что ж, это могло произойти и так, как он рассказал.
– Н-да.
– А как вам такая идея? Он проводил какой-то неразрешенный эксперимент. Что-то, могущее нанести вред городу. Или даже какие-то опыты с излучением. Он получил радиационный ожог руки. Если б он обратился в общественные банки органов, его бы арестовали.