– Тоже подходит. А мы могли бы это доказать?
– Не знаю. Хотелось бы. Он мог бы нам сообщить, как найти тех, с кем он имел дело. Немного покопаемся. Может, сможем выяснить, чем он занимался шесть месяцев назад.
Полина Уртиель открыла дверь в ту же секунду, как мы позвонили.
– Привет! Я сама только что вошла. Хотите что-нибудь выпить?
Мы отказались. Она провела нас в небольшую квартирку, где немалая часть мебели складывалась и уходила в потолок. В настоящий момент имелись диван и кофейный столик; прочее существовало в виде контуров на потолке. От вида за пейзажным окном кружилась голова. Уртиель жила у верхушки Иглы Линдстеттера, на триста этажей выше мужа.
Она была высокой и изящной. Черты ее лица для мужчины выглядели бы женственными. Для женщины же оно несло след мужественности. Высокая грудь – то ли из плоти, то ли из пластика – в любом случае была пересажена хирургически.
Закончив смешивать для себя изрядную порцию коктейля, Уртиель присоеди-нилась к нам на диване. Начались вопросы.
Представляет ли она, кто мог хотеть смерти Рэймонда Синклера?
– Не очень. А как он умер?
– Кто-то проломил ему череп кочергой, – пояснил Вальпредо.
Раз он решил не упоминать генератор, я тоже не буду.
– Как оригинально, – ее контральто приобрело едкий тон. – И, полагаю, его собственной кочергой. С его собственного каминного набора. Вам надо поискать приверженца традиций.
Она пристально разглядывала нас поверх края своего стакана. Веки ее больших глаз украшала полупостоянная татуировка в виде пары вьющихся флагов ООН.
– Но от этого будет мало толку, не так ли? Поищите, кто работал с ним над его последним проектом, что бы это собой ни представляло.
Это звучало так же, как слова Петерфи, подумал я. А Вальпредо спросил:
– А у него обязательно должен был быть соавтор?
– Вначале он обычно работает один. Но где-то по ходу дела он привлекает людей, чтобы разобраться, как сделать аппаратуру и изготовить ее. Он никогда не делал что-то вещественное сам. Все представляло собой лишь нечто в компьютерной памяти. Для воплощения этого был нужен кто-то еще. И он никогда не делил авторства.
Выходит, его гипотетический соавтор мог обнаружить, сколь мало будет оценена его работа, и тогда… Но Уртиель покачала головой.
– Я имею в виду какого-нибудь психа, а не реально обманутого человека. Синклер никогда не предлагал дележа в любой своей затее. Все происходящее он делал сразу же чертовски ясным. Когда я подготовила для него модель “Огнеподавителя”, я знала, на что иду. Все это было его. Он использовал мое умение, а не мои мозги. Я же всегда хотела сделать что-то оригинальное, что-то свое.
Имеет ли она представление, чему был посвящен последний проект Синклера?
– Мой муж будет знать. Ларри Экс, живет в этом же здании. Он все делал какие-то загадочные намеки, а когда я попросила рассказать подробнее, он изобразил этакую улыбку… – неожиданно она и сама усмехнулась. – Нетрудно сообразить, что я заинтересовалась. Но он не говорил больше.
Пора мне было брать инициативу, иначе некоторые вопросы так и останутся незаданными.
– Я сотрудник АРМ. Я собираюсь сообщить вам секретную информацию, – сказал я.
И изложил ей то, что мы знали о синклеровском генераторе. Вальпредо, кажется, смотрел на меня с неодобрением. А может, и нет.
– Нам известно, что поле может за несколько секунд повредить руку человека. И мы хотим выяснить, – продолжал я, – не бродит ли сейчас убийца с полуразрушенной кистью или рукой – или даже ногой…
Она встала и опустила до пояса верхнюю часть своего облегающего костюма.
Она выглядела очень похожей на нормальную женщину. Если б я не знал – да и какая разница? В нынешние времена операции по изменению пола делаются изощренно и безупречно. Ну и к дьяволу, я нахожусь при исполнении. Вальпредо с равнодушным видом ждал, пока я закончу.
Я обследовал обе ее руки – глазами и тремя своими руками. Не было ничего, даже синяка.
– Ноги тоже?
– Раз вы можете на них стоять, то нет, – ответил я.
И еще один вопрос. Может ли внутри поля работать искусственная рука?
– Ларри? Вы имеете в виду Ларри? Да вы вообще спятили.
– Считайте это гипотетическим вопросом.
Она пожала плечами.
– Ваши соображения будут не хуже моих. По безынерциальному полю специалистов пока нет.
– Один-то был, – напомнил я ей. – Сейчас он мертв.
– Все, что мне известно, я узнала, смотря представление о Сером Линзмене на голографической стене, когда была ребенком, – она вдруг улыбнулась. – Старая космическая опера…
Вальпредо стал смеяться.
– И вы тоже? Я любил смотреть эту передачу прямо в классе, на карманном телефоне. Как-то директор меня застукал…
– Да, да. А потом мы выросли. Жаль. Эти безынерциальные корабли… Я уверена, что настоящий безынерциальный корабль будет вести себя по-другому. От эффекта сжатия времени, вероятно, избавиться невозможно.
Она сделала хороший глоток своего напитка, отставила его и добавила:
– Мой ответ: и да, и нет. Он мог бы просунуть руку в поле, но, понимаете ли, в чем дело? Нервные импульсы, запускающие моторы в руке Ларри, двигались бы в поле слишком медленно.
– Наверное, так.
– Но, если б Ларри, скажем, что-нибудь зажал в кулаке и ввел бы это в поле, кулак, вероятно, остался бы сжатым. И он мог бы заехать Рэю по… Нет, не смог бы. Кочерга двигалась бы не быстрее горного ледника. Рэй бы просто уклонился.
Я подумал, что Ларри не смог бы также вытащить кочергу из поля. Он не мог бы захватить ее пальцами. Но он мог попытаться, и рука его при этом осталась бы целой.
А знает ли Уртиель что-нибудь об обстоятельствах, при которых Эдвард Синклер получил свое разрешение на детей?
– О, это старая история, – сказала она. – Разумеется, я о ней слышала. Как она может иметь отношение к убийству Рэя?
– Не имею представления, – признался я. – Просто шарю наугад.
– Что ж, более подробно вы сможете узнать, вероятно, из архивов ООН. Эдвард Синклер сделал какие-то математические расчеты полей, захватывающих межзвездный водород в грузовых прямоточных звездолетах. Он мигом получил разрешение. Это самый надежный способ: сделать что-то важное в области, имеющей хоть какое-то отношение к межзвездным колониям. Население уменьшается, как только вы убираете с Земли хоть одного человека.
– И что же было не так в этой истории?
– Ничего доказуемого. Закон о Деторождении тогда только вступил в силу. Настоящей проверки не проводилось Но Эдвард Синклер всегда был чистым математиком и занимался теорией чисел, а не практическими приложениями. Я видела расчеты Эдварда, и они более походили на то, что мог бы сделать Рэй. А Рэй не нуждался в разрешении. Он никогда не хотел иметь детей.
– И вы думаете…
– Мне наплевать на то, кто из них в самом деле переконструировал звездолеты. Чтобы так обвести вокруг пальца Коллегию по Деторождению, нужно иметь мозги, – она глотком допила свой коктейль и положила стакан. – А размножение мозгов – это всегда правильно. И это не вызов Коллегии по Деторождению. Вред наносят люди, которые прячутся, когда приходит время, рожают своих младенцев, потом вопят на всю вселенную, когда Коллегии приходится их стерилизовать. Если их станет слишком много, у нас более не будет Закона о Деторождении. А уж тогда… – ей не было нужды продолжать.
А знал ли Синклер, что Полина Уртиель когда-то была Полем Уртиелем?
Она уставилась на меня.
– Какого дьявола это имеет отношение вообще к чему-либо?
Я лелеял идею, что Синклер мог шантажировать Уртиель этой информацией. Не за деньги, но за отказ от авторства в каком-либо открытии, сделанном ими вместе.
– Просто ищу наудачу, – сказал я.
– Да… ну ладно. Не представляю, знал ли Рэй или нет. Он никогда не поднимал эту тему, но и никогда не пытался за мной ухаживать. И до того как нанять меня, он должен был собрать обо мне информацию. И, кстати, послушайте: Ларри этого не знает. Я оценю вашу щепетильность.
– Хорошо.
– Понимаете, у него есть дети от первой жены. Поэтому я не лишила его возможности отцовства… Может, он женился на мне потому, что я обладаю в каком-то смысле… ммм… мужской интуицией. Может быть. Но он этого не знает и не хотел бы знать. Не представляю, расхохотался бы он, узнав, или убил бы меня.
Я попросил Вальпредо высадить меня в штаб-квартире АРМ.
“Меня по-настоящему беспокоит эта странная машина, Джил”. Еще бы, Хулио. Полиция Лос-Анджелеса не готовилась к тому, чтобы иметь дело с плодом фантазии безумного ученого, включенным на полный ход прямо на месте преступления.
Ясно, что Дженис на роль убийцы не годилась. По крайней мере для такого убийства. Но Дрю Портер был как раз человек подходящего типа. Он мог разработать идеальное преступление с участием синклеровского генератора – просто в качестве интеллектуального упражнения. Он мог направлять Дженис по ходу дела; или даже сам был на месте и ушел через лифт до того, как она его выключила. Как раз это он и забыл ей сказать: не надо было выключать лифт.
Ясно, что Дженис на роль убийцы не годилась. По крайней мере для такого убийства. Но Дрю Портер был как раз человек подходящего типа. Он мог разработать идеальное преступление с участием синклеровского генератора – просто в качестве интеллектуального упражнения. Он мог направлять Дженис по ходу дела; или даже сам был на месте и ушел через лифт до того, как она его выключила. Как раз это он и забыл ей сказать: не надо было выключать лифт.
Или же: он обрисовал ей это идеальное преступление как простую головоломку, даже не предполагая, насколько глубоко она в нем увязнет.
Или же: один из них убил дядю Дженис под влиянием какого-то порыва. Неизвестно, что Синклер мог сказать такого, чего один из них не снес. Но машина стояла прямо в гостиной, и Дрю обнял Дженис своей ручищей и сказал: “Погоди, пока ничего не делай, давай как следует обдумаем…”
Взять любое из этих предположений за истинную версию – и для прокурора доказать ее будет адски трудно. Сможет ли прокурор продемонстрировать, что убийца, кем бы он ни был, не был в состоянии покинуть место преступления без помощи Дженис Синклер, и, следовательно… А как насчет этой светящейся штуки, этой машины времени, построенной убитым? А не она ли помогла убийце покинуть запертую комнату? Откуда судье знать ее возможности?
А кто их знает?
Бера?
Машина работала. Ступив в лабораторию, я уловил слабое фиолетовое сияние и какое-то мельтешение рядом… и вдруг все отключилось, и около машины внезапно оказался Джексон Бера – улыбающийся, безмолвно ждущий чего-то.
Я не хотел разочаровать его. И спросил:
– Ну что? Это действительно межзвездный двигатель?
– Да!
Внутри меня разлилось тепло.
– Отлично! – произнес я.
– Это низкоинерционное поле, – сказал Бера. – Предметы внутри лишаются большей части своей инерции… но не массы, а только сопротивления движению. Отношение примерно пятьсот к одному. Грань тонка как лезвие. Мы решили, что тут действует квантовая механика.
– Угу. Влияет ли поле на время непосредственно?
– Нет. Оно… в общем, я бы этого не утверждал. Кто, к дьяволу, знает, что такое время в действительности? Поле влияет на химические и ядерные реакции, высвобождение всех видов энергии… но не воздействует на скорость света. Знаешь, непросто было измерить скорость света в триста семьдесят миль в секунду обычными инструментами.
Черт возьми. Я в душе надеялся, что это сверхсветовой двигатель.
– А выяснил ли ты, что создает это голубое свечение?
Бера расхохотался.
– Смотри!
Он приспособил дистанционный выключатель, чтобы управлять машиной на расстоянии. Приведя ее в действие, он зажег спичку и бросил ее в сторону голубого сияния. Пересекая невидимый барьер, спичка на какой-то миг вспыхнула фиолетово-голубым пламенем. Я даже зажмурился. Это смахивало на фотовспышку.
– Ну да, – сообразил я. – Установка греется.
– Вот именно. Голубое свечение – это просто инфракрасное излучение, которое загоняется в видимый диапазон при попадании в нормальное время.
Бера мог бы мне этого и не пояснять. Я раздраженно сменил тему.
– Но ты говорил, что это все-таки межзвездный двигатель.
– Да. У него есть недостатки, – сказал Бера. – Мы не можем просто окружить полем весь звездолет. Экипажу будет казаться, что они снизили скорость света. Ну и что? Транспортный звездолет все равно не развивает околосветовой скорости. Они несколько сократят время в пути, но зато им придется жить в пятьсот раз быстрее.
– А если окружить полем только резервуары с горючим?
Бера кивнул.
– Да, вероятно, так и надо будет сделать. Двигатель и систему жизнеобеспечения оставить снаружи. Тогда можно будет захватить с собой чертову уйму топлива… Ну, это не наша епархия. Звездолеты будет конструировать кто-то другой, – произнес он несколько задумчиво.
– А размышлял ли ты над тем, как эту штуку приспособить для грабежа банков? Или для шпионажа?
– Если шайка в состоянии позволить себе построить такое, им нет нужды грабить банки. – Он задумался. – Я терпеть не могу объявлять столь значительные вещи секретом ООН. Но, думаю, ты прав. Среднее правительство может позволить себе целый гараж таких штуковин.
– И объединить таким образом Джеймса Бонда и Флеша .
Он постучал по пластиковой раме.
– Хочешь попробовать?
– Конечно, – произнес я.
Сердце ухнуло куда-то в пятки и послало сигнал мозгу. Что ты делаешь? Ты всех нас угробишь! Тебе с самого начала не следовало поручать вести дела…
Я шагнул к генератору, подождал, пока Бера выбежал из сферы действия, и потянул выключатель.
Все сделалось темно-красным. Бера превратился в статую.
Ну вот, я тут. Стрелка на стенных часах прекратила движение. Я сделал два шага вперед и постучал костяшками пальцев. Как же, постучишь: словно по вязкому цементу. Невидимая стена была липкой.
Я попробовал на минуту-другую облокотиться на нее. Вышло неплохо, – пока я не попытался отстраниться. Тут я понял, что сделал какую-то глупость. Переходный слой затянул меня. Чтобы вырваться, я потратил еще около минуты, после чего полетел навзничь: я приобрел слишком большую скорость, ориентированную внутрь, и она вошла в поле вместе со мной.
Мне тут повезло. Обопрись я на край поля подольше, я потерял бы равновесие. Я бы все глубже и глубже погружался в переходную зону, не имея возможности окликнуть Беру и приобретая все большую и большую скорость вне поля.
Поднявшись на ноги, я попробовал кое-что более безопасное. Я достал свою ручку и бросил ее. Она падала нормально: тридцать два фута в секунду за секунду по времени внутри поля. Это позволило исключить одну из теорий насчет того, как убийца планировал свой уход.
Я выключил машину.
– Я хотел бы кое-что попробовать, – сказал я Бере. – Можешь ли ты подвесить машину в воздухе, например за трос, прицепленный к раме?
– Что это пришло тебе на ум?
– Я хочу попытаться встать на дно поля.
Бера поглядел с сомнением.
На то, чтобы все подготовить, у нас ушло двадцать минут. Бера не собирался рисковать. Он приподнял генератор футов на пять. Поскольку центром поля вроде бы являлся странный кусок серебра, его низ, таким образом, отстоял от пола всего на фут. Мы задвинули в сферу действия стремянку, я встал на нее и включил генератор.
И шагнул с лестницы.
Движение вниз по краю поля смахивало на шаги по все более и более липкой конфете-ириске. Встав на низ поля, я как раз мог дотянуться до выключателя.
Мои ботинки прилипли накрепко. Я мог вытащить из них ноги, но встать все равно было некуда. Спустя минуту застряли и мои ноги. Я мог бы вытащить одну, но другая увязла бы еще сильнее. Я погрузился еще глубже, и подошвы потеряли всякую чувствительность. Это страшило, хотя я знал, что ничего ужасного со мной не произойдет. Мои ноги не отомрут: у них не хватит на это времени.
Но переходная зона достигала уже моих лодыжек, и я начал беспокоиться, какую же скорость они приобретают снаружи. Я надавил тумблер. Свет ярко вспыхнул, и мои ноги ударились о пол.
– Ну? – спросил Бера. – Что-нибудь выяснил?
– Ага. Настоящее испытание я не хочу проводить, а то еще разобью машину.
– Что за настоящее испытание?
– Сбросить ее с сорокового этажа при включенном поле. Не бойся, я этого не собираюсь делать.
– Конечно. И не сделаешь.
– Понимаешь, этот эффект сжатия времени будет работать не только для звездолета. Например, прибыв на колонизируемую планету, можно будет вывести скот из замороженных яйцеклеток всего за несколько минут.
– М-м… Да…
Счастливая улыбка сверкнула белизной… взгляд, устремленный в бесконечность… Бера любил обсуждать идеи.
– Представь себе такую штуку, смонтированную на грузовике: скажем, на Джинксе . Можно будет исследовать прибрежные области, не беспокоясь о нападении брандашмыгов . Они недостаточно быстро двигаются. Можно будет проехать по любой другой планете и застать всю экологию на месте. Никто от тебя не сбежит. Хищники в прыжке, птицы в полете, ухаживающие пары.
– Или целые группы.
– Я… я думаю, что этот обычай характерен только для человека, – он искоса глянул на меня. – Ты же не стал бы шпионить за людьми? Или мне не стоило спрашивать?
– Это замедление в пятьсот раз – оно постоянно?
Он вернулся в настоящее.
– Мы не знаем. Наша теория не справляется с описанием этой техники. Хотелось бы заполучить заметки Синклера.
– Ты вроде бы должен был отправить туда программиста?
– Он уже вернулся, – произнес Бера со злостью. – Клейтон Вольф. Он говорит, что все записи в компьютере Синклера были уже стерты. Не знаю, верить ли ему или нет. Синклер ведь был скрытный ублюдок, не так ли?
– Угу. Один ложный ход со стороны Клея, и компьютер мог бы все стереть. Но ведь он утверждает иное?
– Он говорит, что компьютер был пуст, как новорожденный мозг. Джил, возможно ли это? Мог ли убийца Синклера стереть память?